<- предыдущая страница следующая ->

Таймыр — впервые
М. БЕРКОВИЧ, В. ШРЕДЕЛЬ, операторы кинохроники

Бесконечная равнина, покрытая талым снегом, и одинокий, затерянный на ней домик. Две больших, врытых в снег палатки и радиомачта — это база на м. Косистый.
Народу очень много. Крохотное помещение отнюдь не приспособлено к приему такого количества гостей. Они забили все уголки и проходы небольшого дома, разместились в коридоре на кроватях без матрацев, на матрацах без кроватей, на спальных мешках. В одной из комнат пищит «морзянка»: радист держит связь с самолетом, летящим на Косистый. На кухне шум: повар убеждает двух летчиков, которые хотят обязательно сами жарить убитых на охоте гусей, уйти и не мешать ему. Постепенно осваиваемся.
Начальник порта принимает нас сочувственно, соболезнующе:
— Товарищи, вам не повезло. Неделю назад отсюда ушел самолет на Усть-Таймыр. Тут у меня два механика семь месяцев дожидались этого случая. От нас обычно туда не летают. Вам лучше всего вернуться обратно, в Игарку. А там уже дождетесь первых гидросамолетов.
Мы в ужасе. После стольких мытарств попасть на Таймыр и... возвращаться обратно. Ни за что!
Проходит день, другой. Знакомимся с «постояльцами». Геолог, летящий на Оленекскую культбазу, расписывает прелести лесотундры. Еще немного — и мы, отчаявшись, махнем на юг (Оленек — километров на семьсот южнее Косистого), как вдруг среди ночи нас будит один из новых друзей:
— Ребята, часа через два Васильев вылетает в бухту Ломоносова. Это на побережье Карского моря, километрах в пятистах от Усть-Таймыра. Вам есть смысл перебраться туда. Передайте привет начальнику экспедиции Аршинову. Он человек хороший, и у него есть легкомоторные самолеты. Думаю, что он не откажет вас туда подкинуть.
Решено — летим в Ломоносово.
*
В течение нескольких часов самолет идет в мутной массе рваных облаков, рискуя обледенеть или, что еще хуже, повстречаться с никем еще не измеренными вершинами хребта Бырранга. Гирокомпас и время — вот единственные данные, по которым штурман может вывести машину на побережье. Соседство с магнитным полюсом делает здесь обыкновенный компас почти бесполезным.
Пилот, взяв курс на один из радиомаяков побережья, наудачу пробивает облака прямо над извилистой линией берега и бреющим полетом идет вдоль нее. Вспугнутые самолетом, тяжело шлепая ластами, ныряют в воду нерпы.
Но вот под нами несколько домиков. Глубокий вираж. Еще раз проходим над базой. Уже видно, как к песчаной косе бегут люди, обгоняемые собаками. Посадка. Вылезаем. Оглядываемся. Слева — океан, по-прежнему еще сильно покрытый льдами, справа, насколько хватает глаз, — тундра, тундра...
Первыми к самолету подбегают девушки:
— Здравствуйте, письма привезли?..
*
Нужно знать, что значит в Арктике появление нового человека, да еще с Большой земли, нужно знать всю теплоту полярного гостеприимства, чтобы представить себе, как нас встречали. Даже с цветами! Это был первый удар по нашим представлениям об Арктике.
Расспросам и рассказам не было конца. Нам пришлось много рассказывать о Москве, но радио опередило нас, и результаты последних футбольных матчей мы узнали от полярников. В этот первый вечер, сидя в просторной избе, построенной целиком из плавника, то есть из бревен, проделавших по воле капризных волн Ледовитого океана путь от дельты Енисея до этих пустынных берегов, мы слушали интереснейшие рассказы о природе, о работе и приключениях на Севере.
Узнав о нашем прибытии, с соседней базы прилетел на самолете начальник научной экспедиции Аршинов. Приехал по льду, огибая лунки и трещины, главный геолог Пронин. Все наперебой предлагают нашему вниманию объекты для съемок.
*
Покинув уютные спальные мешки, уходим в тундру с группой геолога Величко. Задача партии — составление геологической карты одного из неисследованных районов. Нелегко шагать по тундре, уже порядком раскисшей под лучами весеннего солнца. У каждого с собой запас продовольствия и инструменты. Наш режиссер мужественно воюет со штативом, стараясь изобрести удобное положение для переноски этого довольно тяжелого прибора.
Вокруг шныряют куропатки, поразительно равнодушные к появлению, очевидно, незнакомого им существа — человека. Ну как не остановиться для съемки!
Зеленый ковер мха изрезан витиеватыми извилистыми ходами, по которым быстро перебегают красивые пестрые зверьки. Это коренные обитатели Таймырской тундры — грызуны лемминги. Все хищники птичьего и звериного мира Севера лакомятся этим красивым зверьком.
Еще немного — и раздавили бы сидящую на яйцах самку кулика. Обеспокоенно попискивая, она все же не покидает гнезда, хотя киноаппарат почти уперся в нее объективом.
Труднее было снять «поморников» — хищных и непоседливых птиц, которые, взлетая, пикировали прямо на людей, буквально задевая огромными крыльями за наши шапки.
Сначала геологов развлекали наши съемки. Со стороны все это действительно выглядело смешно: например, съемки лемминга. Поймать его не трудно. Но юркий зверек никак не хочет оставаться в рамках кадра. Плохо. Зрители не успеют никак его разглядеть. Пробуем и так и этак — ничего не выходит. Наконец режиссер, зажав зверька в кулаке, танцует с ним вальс. Лемминг приходит в обморочное состояние — и теперь уже приходится прыгать вокруг него и приводить в чувство.
Геологи в этот день, вероятно, сделали меньше обычного. Но весь процесс их работы был снят на пленку.
Долго снимаем интересные обнажения пластов. Натыкаемся на забавную груду камней, своей четкой, правильной геометрической формой напоминающих огромные фолианты старинных книг. Все интересное фиксируем: геологи на карте, мы — на пленке. И расходимся. Партия уходит дальше, в глубь тундры; мы возвращаемся на базу.
*
Связываемся по радиотелефону с Усть-Таймыром. Пока к нему не добраться. Пять тысяч километров позади, но остающиеся триста пока непреодолимы. Океан спит в подтаявших, но все еще могучих льдах, а ледовые аэродромы уже непригодны для посадки самолетов... В непролазной грязи тундры даже вездеход проваливается по брюхо.
Два самолета связывают далеко разбросанные по тундре партии исследователей с базой. Пилоты Мальченко и Мокрушенко становятся ярыми энтузиастами съемок.
Однажды из рейса оба самолета возвратились полные необыкновенных пассажиров. Летчики привезли на базу для съемки около сотни леммингов, которых на побережье было еще очень мало.
В другой раз Мальченко, пересекая предгорья хребта Бырранга, присмотрел эффектные пейзажи. Получаем у начальника экспедиции разрешение на полет. Ворчливый, но добродушный механик авиазвена неохотно вынимает плексиглас из одного окна — так нам удобнее делать снимки. Сначала мы снимаем горы, но вот самолет внезапно скользит на крыло и, резко проваливаясь вниз, делает глубокий вираж. Мальченко, обернувшись, взволнованно показывает нам рукой на землю. Запрокинув украшенные ветвистыми рогами головы, от самолета убегает стадо диких оленей.
Оператор приходит в такое упоение, что вот-вот вывалится из окна. Режиссеру приходится держать его за ноги.
Вслед за первым стадом появляется другое. Сняли и его. Просим летчика подняться повыше, к горным вершинам. Ом соглашается, но без особого удовольствия. Из-за хребта выполз предательский туман, а когда самолет развернулся, то чудом избежал другой опасности, тоже обычной в этих широтах. Нисходящий воздушный поток подхватил нас, понес и выпустил почти у самой земли. Снять вершины гор не удалось. Зато на обратном пути Мальченко пролетел над птичьим базаром...
Возвращаемся на базу, полные впечатлений и с четырьмя кассетами снятой пленки.
*
Каждый прилетающий самолет неизменно встречает оператор. Снять несколько посадок нам было очень важно. В картине о путешествии таких кадров нужно много.
Однажды прилетел не совсем обычный самолет. Снаружи это был обыкновенный самолет, внутри же он был начинен различной аппаратурой и приборами специального назначения: прибыла экспедиция аэрофотосъемки. Старожилам пришлось потесниться и освободить один из домиков под лабораторию.
Скоро все было готово к съемкам. Нехватало только солнца. Мы, например, снимаем в Арктике в любую погоду — даже в дождь, снег, пургу. Для аэрофотосъемки же необходимо солнце и максимально безоблачное небо. Воздушная дымка, позволяющая наземным кинооператорам снимать эффектные кадры, здесь затрудняет или совсем портит съемку.
В первый же солнечный день была снята огромная часть территории белого пятна. Проявленные и отпечатанные снимки вскоре появились на огромном щите, вмонтированные в воздушную карту района. Много можно снять за один аэрофотосъемочный день! Этому немало способствует первоклассная отечественная техника и, в первую очередь, замечательный объектив лауреата Сталинской премии Русинова. Этот лучший в мире объектив для картографической съемки обладает очень широким углом зрения, большой резкостью изображения и с высоты 4—5 тысяч метров охватывает сразу огромные пространства. С его помощью белое пятно Таймыра вскоре покроется на карте СССР ясными и точными линиями рек, озер и горных хребтов.
Мы сняли работу и этой экспедиции. В будущий фильм войдет еще один эпизод борьбы за освоение белого пятна. Нелегкая эта работа!
*
Долгие дни ожидания съемочно-летной погоды заполняются хозяйственными арктическими делами. То полярники всем коллективом отправляются на берег за плавником, то дружно водружают на место радиомачту, поваленную пургой. Читают, охотятся, музицируют.
С появлением солнца отменяется и сон и отдых. Высоко в небе звенит мотор невидимого самолета. Идет съемка. На земле стрекочет электродвижок: печатаются проявленные пленки.
*
Одна база стала тесна для двух больших экспедиций. Экспедиция аэрофотосъемки осталась в бухте Ломоносова, а «старые» хозяева решили перебраться в соседний залив — бухту Восточную.
Мы покидаем Ломоносово последними, на вездеходе. До этого весь день снимали. Устали ужасно и, расположившись на мешках в крытой машине, крепко уснули. Проснулись оттого, что кончилась тряска и затих мотор. Оглядываемся — и ничего не можем понять: вездеход опять на Ломоносовской базе!..
Оказывается, проехав часа два по тундре, вездеход наткнулся на непреодолимое препятствие — вскрывшуюся, разлившуюся реку. Отправившись в путь, все были уверены в том, что река еще скована льдом. И вот пришлось вернуться обратно. Однако вездеход необходим в Восточной.
Начальник экспедиции С. И. Аршинов решается на риск: единственная возможность перебраться в Восточную сейчас — это пересечь залив (километров восемь-десять). Вездеход тяжело скользит с берега на ледяную равнину океана. И сразу же его гусеницы наполовину погружаются в воду. Лед уже основательно подтаял. Прощупывая шестом каждый шаг пути, впереди вездехода идет механик экспедиции В. Шубин. Самое опасное — не заметить под поверхностным слоем воды, в толще льда, лунки, которые продувают нерпы. Если вездеход попадет в такую дыру — катастрофа неминуема. А лунок множество, и часто приходится вместо прямого пути делать объезд в целый километр. Медленно, но верно продвигаемся к цели. Вот впереди, испуганно взмахнув ластами, нырнула со льда в воду огромная нерпа. Очень обидно, но на таком расстоянии снимать ее бесполезно.
Восемь километров мы одолевали 9 часов. Промокшие, голодные, замерзшие, но торжествующие, видим, наконец, вдалеке домики новой базы. Это Восточная.
*
В прошлую навигацию пароход выгрузил все необходимое для постройки новой базы. Сейчас мы попали уже в благоустроенный новенький поселок. В нем есть даже главная улица (других, правда, еще нет), по обе стороны которой расположены аккуратные стандартные домики.
На краю «города» стоит несколько маленьких кубических ящиков (2X2 метра) на полозьях. Это так называемые «балки». Вездеходы развозят их по полевым партиям; глубоко в тундре по целым месяцам живут в них ученые.
В один из солнечных дней нас вызывает к радиотелефону начальник экспедиции аэрофотосъемки И. В. Топорков.
— Товарищи, часа через два мы вылетаем к одной из соседних экспедиций. Летим туда дня на два — надо пополниться горючим. Если хотите, можем захватить с собой.
Еще бы не хотеть! Уже дня три бездельничаем. Все, что можно, в Восточной уже снято. А в Усть-Таймыр все еще не можем перебраться.
— Ну, так берите аппаратуру и ждите нас на косе.
Часа через три-четыре уже знакомый нам самолет, благополучно сев на песчаную косу и даже не заглушив моторы (нужны всего минуты, чтобы очутиться внутри), взмывает в воздух, увозя нас с собой.
*
Час полета вдоль берега океана — и под нами снова такие же игрушечные домики еще одной экспедиции. Топорков поражен — месяца два назад он прилетел сюда. Здесь тогда был только один, занесенный снегом барак. Садимся прямо на лед. Здесь, в заливе, он достаточно крепок, чтобы выдержать тяжелую, груженую машину. Самолет окружают полярники.
Мы немедля снимаем общие планы базы, работающих у катеров людей, установку радиомачты.
Неожиданно наше внимание привлекает странная группа людей, с гиканьем и свистом приближающаяся к самолету. Какой-то черный лоснящийся ком катится перед ними.
Оказывается, это живая и даже не пораненная нерпа. Полярникам давно хотелось поймать это пугливое животное. И они устроили длительную засаду, положив рядом с лункой большой фанерный лист, к которому был привязан тонкий стальной трос. Держась за его конец, полярники спрятались метрах в ста от лунки. Как только нерпа вылезла на лед, фанера закрыла лунку, и через 15 секунд охотники уже гнали ее в лагерь.
Лихорадочно снимаем работу и быт этой экспедиции. Отправляемся к одной из поисковых партий в тундру, на место, где обнаружены полезные ископаемые. Подрывники закладывают взрывчатку, поджигают фитиль, и мы, спрятавшись за камни и выставив из-за них только объектив аппарата, снимаем два огромных взрыва. Через несколько минут рабочие уже собирают в воронках полные ведра выброшенных взрывом образцов.
Сняв работу этой партии, возвращаемся на базу и немедленно отправляемся в другую сторону, на остров Наблюдения. В нашем распоряжении автомашина: грунт здесь значительно тверже, чем в Восточной, где путешествовать можно только на вездеходе.
Со скоростью 50—60 километров мчимся по замерзшему заливу. И, наконец, вдали, на маленьком каменистом островке видим сложенную из камней пирамиду — метра в 2,5 высотой.
Оставив машину на льду, карабкаемся на вершину острова, к пирамиде. На приделанной к камням медной дощечке читаем:
«Русская полярная экспедиция 1900—1901 годов. Яхта «Заря».
Пирамида — это знак, поставленный экспедицией Толя.
Путешествие яхты «Заря» — это не первая экспедиция к Таймыру. Более 200 лет назад отважные русские исследователи Лаптев, Стерлегов, Прончищев, Челюскин описали берега этого края. Были здесь русские путешественники и в 1843 году, а затем наступил почти столетний перерыв — до начала 30-х годов нашего века, когда советское государство поставило перед учеными задачу освоения этого края, сейчас близкую к завершению.
Вернувшись на базу, принимаем участие (снимая) в шахматном турнире. Приз победителю — меховой костюм, но не он вызывает азарт участников: гораздо важнее стать чемпионом Таймыра.
*
Наконец-то самолет собирается в Усть-Таймыр. В этот полет нас долго не хотели брать. Посадка предстояла на полуострове Короля Оскара. Там летчики приглядели с воздуха косу, весьма пригодную для посадки. До нас там совершали посадку только чайки да поморники. В таких случаях брать пассажиров не полагается. Но из Усть-Таймыра сходил туда катер и по радио обнадежил, что плавник убран и коса для посадки пригодна. Тут уж мы одержали верх.
Все готово к вылету. Получены метеосводки, настолько непривлекательные, что лучше бы их, по нашему мнению, и не получать. Самолет заправлен, команда и пассажиры дружно перекатывают к нему бочки с бензином и, перекачав его, возятся с ручной помпой. Занятие трудоемкое, но сопровождаемое шутками и всеобщим весельем. Наконец зарычали моторы. Взлет. Мы в воздухе.
Последний воздушный этап. Все как будто в порядке, но вот через самолет метнулся долговязый бортмеханик. Глянув на правый мотор, он рысцой пробежал в кабину экипажа — самолет развернулся и лег на обратный курс. Смотрим в окошко. Эге! Дело дрянь! Весь капот мотора и плоскость за ним покрыты темными полосами льющегося масла. Очевидно, лопнул маслопровод. К счастью, скоро показывается под нами другая коса, и мы садимся для ремонта.
Часа через два лоснящиеся от масла механики сообщают, что все в порядке. Снова в воздух.
Час полета, и мы садимся на косе полуострова Короля Оскара.
Вылезаем из машины. Тихо и пустынно. Проходит час, другой — четыре часа. Все разбрелись. Кто влез на склоны поглазеть вокруг, кто, взяв двустволку, пошел пострелять куропаток и гусей. Другие, разложив костер из плавника, развлекаются рассказами.
Наконец на горизонте показывается катер.
Плывем на мыс Остен-Сакен.
Мыс Остен-Сакен! Форпост озерной экспедиции. Шефа не застаем. Он уже недели две находится на мысе Челюскин — принял начальство еще над одной экспедицией. Нас разделяет не более 200 километров, но и такое расстояние временами в Арктике непреодолимо.
Получаем сообщение от начальника озерной экспедиции Кошкина. Он советует нам на первом же катере отплыть на озеро. Он нас догонит в пути.
В ожидании катера снимаем окрестности.
Здесь резко сказывается близость большой реки — море значительно раньше освободилось ото льда. И однажды после обильного завтрака (оленина, лососина, блины) мы отправляемся гулять по морю на байдарке. Вот уж не думали в Москве, что на 76° северной широты возможна такая прогулка! Правда, безветрие здесь — исключительный случай даже в это время года.
Рядом с домиком экспедиции расположились на летний сезон промышленники — рыбаки из Диксона и Архангельска. Рыба тут ловится в огромном количестве, и весь берег уставлен бочками с надписью: «Муксун», «Нельма», «Голец». К концу лета эти бочки, полные превосходной рыбы, будут погружены на пароходы.
Снимаем и лов рыбы и быт рыбаков.
Радист регулярно держит связь с катером, который уже разгрузился на озере и возвращается обратно. Живописно же он выглядит! Мачта и все борта тесно увешаны десятками большущих гусей, а палуба завалена рыбой. Это попутный «улов» во время рейса с озера порожняком. Через час горы ощипанных гусей коптятся... на паяльных лампах, а вечером мы участвуем в грандиозном «лукулловом» пиршестве.
Сейчас же после ужина все приступают к разборке дома — его тоже нужно перевезти на озеро. К утру от большого здания остается только маленькая каморка, в которой несколько человек будут ожидать здесь первых пароходов.
*
День выдался жаркий. Солнышко пригревает: все поснимали рубашки. Второй день идет погрузка каравана. Несколько кунгасов и понтонов грузятся для буксировки на озеро. Мы — тоже груз и ждем очереди. Для нас привилегия — нас поместили на катере. После долгих полетов мы так привыкли к ожесточенной борьбе за каждый килограмм багажа на самолете, что здесь просто наслаждаемся, наблюдая, как один за другим в кунгасы тащат ящики с оборудованием и приборами и как, наконец, на последний кунгас по мостикам величественно вползает десятитонный вездеход. На небольшой лодчонке, одолженной у рыбаков, переплываем на катер. Укладываем свое хозяйство — и снова на берег. Снимать, снимать!
Для будущей картины эти кадры сборов и хлопоты погрузки очень важны. Нельзя не показать, как замечательно вооружены наши советские экспедиции, сколько передовой техники и научного оборудования завезено для ученых.
Наконец караван снимается с якоря.
*
Вытекая из озера Таймыр, река Нижняя Таймыра пробегает 300 километров до своего впадения в Карское море. Течение реки весьма быстрое, местами, в узких каньонах, достигает 8 километров в час, а глубина колеблется от 1 до 30 метров. Фарватер реки совершенно не исследован. Неожиданные острова рассекают русло на многочисленные рукава, причудливые скалы сдавливают порой входной поток в узкие каменные коридоры, а мелей столько, что пройти здесь и не посадить катер на какую-нибудь из них кажется почти невозможным делом.
Местами берега голы, лишены растительности, а рядом целые скалы заросли ярчайшими цветами и мхами. Стараемся экономить пленку, но как удержаться?
Капитан ведет караван по самодельной карте, верней шпаргалке, нанесенной на кальку по данным прошлых рейсов, догадкам и даже по столетней давности заметкам первого русского исследователя центрального Таймыра — Миддендорфа. Собственно говоря, чутье и верный глаз помогают ему больше.
*
Сладко спится в спальном мешке, но внезапно невежливые толчки прерывают сон. Вскакиваем и, выхватив камеру-автомат, выскакиваем на палубу. Четыре оленя, долго бежавшие по берегу, пытаясь обогнать катер, наконец, решили перерезать ему дорогу и пустились вплавь через реку. Как военные корабли — точно в кильватере — быстро плыли они, возвышая над водой мощные рога.
Охотничья лихорадка била всех на катере, и пока оператор ожесточенно истреблял пленку, режиссер на коленях молил страстных охотников не стрелять. Но вот щелкнула, остановившись, камера, загремели выстрелы, и через час Леша-повар уже жарил чудесные оленьи отбивные.
Зеленые яры. Безлюдные места. Но вдруг за поворотом показывается длинный провод, протянутый через всю реку. На нем через определенные промежутки нанизаны гирлянды пустых консервных банок. Команда катера чертыхается: «Опять придется мачту спускать».
Оказывается, это первый форпост науки. Здесь гидролог Краснов со своей бригадой проводит гидрологические исследования. Сходим на берег. Из фанерного «балка» вылезает нам навстречу... патриарх с длинной бородой. С удивлением узнаем, что он моложе нас, но раньше начал отращивать бороду. Снимаем его работу. Снимать нелегко, а работать еще тяжелее.
Река тут быстра и своенравна. Порывы ветра от отлогих берегов подымают на ней солидные волны. Небольшая лодка гидрологов не без труда справляется с ними.
Пока команда, опустив тонкую мачту катера, прогоняет его под проволоку, Краснов рассказывает нам о своей работе. Оказывается, этот трос через реку они натягивали несколько раз — ветер срывал.
Один случай прославил Краснова на весь Таймыр. Караван, который должен был привести ему лодку и приборы для исследований, запаздывал. Человек темпераментный, Краснов связал плот из бочек от бензина и одну из них поставил посередине «на-попа». Захватив с собой продовольствие, он уселся в бочку и отчалил вниз по течению. Команда каравана, который встретил его через день, приветствовала дружным хохотом сухую бородатую фигуру Краснова, по пояс возвышавшуюся из бочки на плоту...
*
Мели не обозначены на карте. Хотя наш капитан по одному ему известным приметам и отличает их от фарватера, мы все же раза два основательно усаживаемся на банку. Начинается аврал. Шестов, к счастью, достаточно, и через несколько минут катер движется дальше.
Необычайно живописны берега Нижней Таймыры. Скалы и равнины... Узкие проходы и озера такой ширины, что мы несколько раз принимаем их за Таймырское озеро. Но это — то озеро Энгельгардта, то Черные яры.
Какие только формы не принимает камень на берегах! Силуэты, похожие на древние замки, островки, круглые, как торты, густо облепленные чайками, гагами и их птенцами. Косо спадающие в воду пласты слоистых пород и таинственные пещеры. К одной из них подходим, заранее приготовив камеру для съемки. В этой пещере останавливался Миддендорф. Она названа его именем.
*
На высоком склоне берега — пятно вечного снега. Около него — небольшая палатка, радиомачта и на треножнике какой-то аппарат. Неужели нас опередили? Уж очень похоже на кинокамеру.
Волнения наши напрасны. Это астрономический прибор. Здесь работает астроном Христолюбов. Тот, кто привык представлять себе астронома, сидящего перед окуляром огромного телескопа в кресле, окруженного теплой и комфортабельной обстановкой обсерватории, был бы очень удивлен, увидев Христолюбова в его «обсерватории».
Мы выпили с Христолюбовым чайку, сидя вокруг керогаза, заменившего костер. Радист продемонстрировал нам в палатке свою походную рацию, при помощи которой принимаются сигналы точного времени, необходимые для астронома. Развернули и мы свою трехногую аппаратуру, и через несколько минут на пленке уже была запечатлена работа астронома на Таймыре.
Все ближе и ближе озеро. Берега становятся выше, и временами в отдалении чернеют вершины далеких гор. Где-то здесь река рассекает хребет Бырранга. Ветер свежеет, и вскоре нам приходится искать защиты в небольшой бухте. По реке начали бродить изрядные волны, и тяжело груженный караван стал черпать воду. Стали на якорь. Внезапно механик вспоминает, что несколько месяцев назад он во время стоянки забыл свою курительную трубку на горе — как раз рядом. Рассказывает, что лазил на гору поглазеть на птенцов орла.
Берем камеру и, отдуваясь, карабкаемся вслед за механиком на высокий каменистый утес. Трубка оказывается на месте, и, пока владелец раскуривает ее, мы занимаемся орлятами.
Они тоже оказались на месте. Этого следовало ожидать, ибо шеи и ноги у этих смешных созданий были длинные, а крылья пока короткие. Они воинственно щелкали клювами, но мы их все-таки сняли. Орел с орлицей летали над нами с тревожными криками. Оператору пришлось лечь на спину и снять их на лету.
*
На одиннадцатый день пути караван обогнул мыс Поворотный, и перед нами раскинулась величественная картина самого большого полярного озера — Таймыр.

(Окончание следует)

Полуостров Таймыр. В центре полуострова — озеро Таймыр, величайшее в Арктике.
Последнего местного жителя мы видели в Амдерме — это колхозник ненец Яхтихин Степан.
База научной экспедиции в бухте Ломоносова.
Охотники.
В поисках пути для вездехода. Лед подтаял, и дорога опасна.
Пролив Фрама, остров Наблюдения. Знак, поставленный экспедицией Толя.
Медная доска, прибитая к знаку Толя.
Река Нижняя Таймыра.
В предгорьях хребта Бырранга. Оператор снимает орлиное гнездо.

<- предыдущая страница следующая ->