скачать журнал

<- предыдущая страница следующая ->

«ПОДРУЖКА»

«ДУША ПРОСНУЛАСЬ...»
ИСТОРИЯ ЛЮБВИ

Мы решили вместе писать историю любви, помните? И вот на стол легли первые ваши письма. В них, как мы просили, рассказы о счастливой любви. А рядом стопка писем о любви тяжелой, невзаимной. И, как ни странно, если вдруг все эти письма перемешать, то разложить опять по полочкам: вот это — счастье, это — горе — будет очень сложно. Даже в самой счастливой любви очень много грусти, а в самой несчастной — столько света и тепла...
Так чем же все-таки отличается счастливая любовь от несчастной? «Это же элементарно,— слышу ваши голоса,— у счастливой любви всегда есть замечательный хэппи-энд. Все хорошо, что хорошо кончается». Но тогда скажите, какая разница, как кончается любовь, если она кончается?
Письма читает Маша МУСИНА

«ВСЕ ТАК ПРОСТО...»
У моей подруги появился новый парень. С виду совершенно обыкновенный — роста среднего, фигура далеко не эталон, разговорчив в меру... Но улыбка и глаза! Вот с этой улыбки и начались мои мучения Она мне снилась по ночам, она преследовала меня в школе на уроках. Но разве я могла подать вид, что он мне нравится, ведь он был с моей подругой. Примерно полгода все мои мысли и мечты были связаны с ним. Потом я окончила школу, пошла работать...
Однажды нас свел случай. Он провожал меня домой. Я протянула ему руку для прощания, а он вдруг привлек меня к себе и поцеловал. Домой я вернулась уже часов в пять утра. Всю ночь мы просидели на лестнице и проговорили. Он рассказывал об армии, о друзьях — так, разговоры несерьезные, ничего особенного. А потом он уехал на каникулы домой, а я потеряла голову. Ведь девчонки — такой народ: им только повод дай, а уж мечты понесутся сами. Я мечтала о встрече, я ждала. Но он так и не пришел. Встретила я его случайно на вечере в училище. Он вел себя так, будто мы с ним еле знакомы. А под конец вообще пошел провожать другую. Как я дошла домой — не помню. Я проклинала тот день и час, когда впервые увидела его. Я дала себе слово больше его не замечать, стереть из памяти все, что было, и жить весело!
И вот снова суббота, и снова дискотека, и снова рядом он. Я танцевала со всеми подряд, смеялась, сияла и делала вид, что все в порядке. И тут: «Дамы приглашают кавалеров». И я, забыв об обещаниях самой себе, пошла и пригласила его.
С того дня мы были вместе и врозь одновременно. Встречались, гуляли, целовались. Но не говорили друг другу никаких слов о любви. И однажды он мне поведал историю своей любви. Оказывается, у него была девушка, но год назад она вышла замуж за другого. А он решил мстить. Вся женская гвардия вызывает у него чувство отмщения и ничего больше. Он теперь всячески заставляет себя любить, а потом просто бросает. Я поинтересовалась, почему он мне все это рассказывает. «Ты мне нравишься. Я могу с тобой обо всем поговорить. А в принципе все вы кошки, кто погладит, к тому и ластитесь».
С тех пор у меня стали появляться дикие мысли. Я хотела, чтобы с ним что-нибудь случилось, какое-нибудь ужасное несчастье, чтобы я помогала ему, ухаживала за ним, если он заболеет, чтобы он понял, что мне нужен только он. До сих пор жутко вспоминать те дни: время шло. и я понимала, что со мной рядом человек, который меня не любит. Наконец, я решила: все, пора «завязывать». И я сказала ему: «Не могу больше так, давай расстанемся. Я понимаю, что попала под волну мщения, и больше ничего не жду. Иди». А он повернулся, прижал мою голову к груди и прошептал: «Я люблю тебя, слышишь, я тебя люблю». А я сидела и плакала навзрыд.
Мы женаты уже два года, у нас пятимесячная дочурка. Мы счастливы! До сих пор я содрогаюсь при мысли, что могла бы его не встретить».
ЛЕНА

«ВСЕ БЫЛО...»
- Когда я его увидела в первый раз — это было как гром среди ясного неба, вот уж действительно любовь с первого взгляда. Подруги, заметив мое состояние, сразу выдали информацию: Сережа — король района, кумир девочек, которых меняет как перчатки. И действительно, девчонки на нем так и висли, просто прохода не давали.
Он сам подошел ко мне, пригласил на танец. Потом мы вместе шли домой. На следующий день он вопреки прогнозам моих подруг снова подошел ко мне. Мы стали встречаться каждый день. Я любила Сережу каждой клеточкой своей души, что бы я для него только не сделала! Мы дружили уже три месяца, но Сережа вел себя как джентльмен, не преступая границ дозволенного, но кто в это верил? Даже моя ближайшая подруга и та считала, что у нас уже «было все». Его друзья тоже были крайне удивлены его отношением ко мне. А относился он ко мне как к ангелу, как к чему-то чистому и хрупкому. Я знала, что какие-то признания и сладкие слова не в характере этого человека. Понимая его, я любила, не требуя от него высоких фраз, мне было достаточно видеть его взгляд, я все читала в нем.
Потом было лето, незабываемое и прекрасное лето любви. Родители мои не препятствовали нашим встречам, хотя к Сережке относились с некоторой опаской — все-таки ему уже было 19 лет, а я была 15-летней, немного наивной девочкой. Но маме я рассказывала всегда все, и она мне доверяла.
Осенью Сережке принесли повестку в армию. Два года разлуки. Он ушел, сказав мне: «Пиши». И я писала — два года, почти каждый день. И опять ни слова о любви в наших письмах.
Я познакомилась с прекрасным парнем, мы стали встречаться. В конце концов, подумала я, Сережка меня ни о чем не просил, я ничего не обещала, да и какие чувства у него ко мне — до сих пор неясно. Но встречи с ним я, конечно, очень ждала.
И вот он вернулся, и отношения наши были такие же, как будто мы расстались вчера... Но с тем парнем, с Сашей, как быть с ним? Я стала метаться между двух огней. К Сережке у меня было огромное, всепоглощающее чувство, как вихрь, он меня просто с ума сводил. К Саше были очень теплые, хотя, может, и не такие сильные чувства, не было бурной страсти, но это, может, и к лучшему? Если я и полюбила снова, то это была спокойная, разумная любовь. К тому же Саша любил меня и не скрывал этого. Мы договорились о свадьбе. А Сереже я все решила рассказать при встрече. И вот я не успела сказать о своих планах, как услышала то, что столько лет ждала. Но я уже не могла ничего изменить. Я вышла замуж за Сашу. Мы с ним живем уже шестой год, у нас две дочки, и наш брак можно считать счастливым.
Да, мой муж — прекрасный, надежный человек, и живем мы в любви и согласии, но как здорово, что в моей жизни есть Сережа. Благодаря ему я узнала любовь. Я стала лучше, стала по-другому смотреть на жизнь.
Л. Т.

«ВСЕ ВПЕРЕДИ...»
«Про любовь» мои ученики могут слушать бесконечно. Только тогда тишина в классе становится не вежливо-обязательной, а настоящей — живой, чуткой, неравнодушной, слышащей. И лишь в эти нечастые мгновения происходят встречи на «высшем уровне», в которых верительной грамотой одного поколения другому является старая как мир история «про любовь».
Осторожно, с ухмылочкой, с показной равнодушинкой наиболее смелые подбрасывают вопрос, давно витающий в классе, «как дух Лауры»:
— Неужели вы встречали нечто подобное в жизни: любовь до фоба, Ромео и Джульетта и прочая материализация выдумок со знаком «классика»?
Сорок пар глаз — цветник расцветает мгновенно, наливаясь любопытством, ожиданием.
— Встречала.
— Расскажите, может, и мы поверим. Они скептически улыбаются, но я-то
знаю, ждут — и как ждут! — вариации на тему: Он и Она — любовь до фоба. Одно лишь условие ставится раз и навсегда: Он и Она юны, красивы, только тогда они имеют право на любовь. И я начинаю рассказ.
— Ей — восемьдесят пять. Ему — восемьдесят.
Смех взрывает тишину. Хохочут от души, до изнеможения. Молодо, белозубо, беззлобно веселятся, чуть с парт не падают. Я жду, тоже улыбаюсь. Наконец, веселье идет на спад. Утихомирились. Все же интересно, что там может быть дальше.
Тогда я забываю о них, потому что меня уже нет с ними...
Я в своем семнадцатилетии, провинциалочка, студенточка, снимаю угол в одесской коммуналке, в доме, где подъезд, пропахший кошками и жареным луком, пышно называют парадным.
— Да, ей восемьдесят пять. Она маленькая, пухленькая, напоминает почему-то растрепанную ветку белой сирени. Вся в каких-то допотопных рюшах, кружевах, штопаных-перештопаных. О каждой вещи на ней или в комнате можно было услышать целую историю в духе Андерсена. Зонтики, шарфики, пальто, казалось, были зачислены в штат любимых вещей еще в начале века.
Обновлялись лишь шляпки. Нет, не новые покупались, а видоизменялись старые — вуальками, булавками, перьями. И появление новой-старой шляпки знаменовалось приходом весны, лета, осени...
Ее утро начиналось с созерцания себя в зеркале, чуть припудренном пылью, которая в рассветных лучах казалась розовой.
— Ах, Лелька, Лелька, на кого ты стала похожа! — светло и грустно несколько раз повторяла Она.
Потом чуть завороженный взгляд перемещался на портрет, где была изображена тоже Она, но в другой ипостаси: влажно мерцающие плечи, загадочно опущенные ресницы, о которых поэты говорят, что их взмах поведает историю тысячелетий.
Роскошные волосы собраны в прическу, как у дам чеховских времен. И сейчас «а-ля Чехов», только уменьшенная втрое, каждое утро тщательно сооружалась из седеньких, таких облегченных, похожих на осенние паутинки волосиков.
Она много писала писем. Сыновьям в Москву, внукам, родственникам, знакомым. Писала с удовольствием: клевала пером в чернильницу, с любовью выводила округлые буквы, старательно промокала написанное — священнодействовала. Слушала радио, была в курсе всех политических событий и версий, говоря об особенно воинственных президентах и деятелях, как о мальчишках, которых нужно отшлепать и поставить в угол.
Она любила вспоминать, и воспоминания ее были дальними: маменька, папенька, гимназисты, альбомчики... Иногда вечерами играла на рояле, все больше грустные вальсы и веселые польки.
О, этот рояль! Сколько раз Она отбивалась от любителей антиквариата, живописующих просторы комнаты, какими они станут без рояля. Рассказывая об очередной атаке искусителей, Она зябко поеживалась, роняла печально:
— Это все равно что увидеть, как выносят твой собственный фоб...
Он... Высокий старик, скорее даже пожилой, мужчина, со строгими усталыми глазами. Он немного курил, кашлял, мало говорил, редко смеялся (только с нею, как-то по-детски, беззаботно). В коммуналке все знали, что он давно одинок, живет на соседней улице.
Она встретила его сиянием глаз (выцветшие, они вдруг наполнялись синевой), всплескиванием маленьких белых ручек и неизменным восклицанием «Женечка», которое сразу напоминало о карамельках и детской.
Деловито пыхтел чайник, призывно, радостно позвякивали ложки, расцветала над столом лампа.
Летом Он приходил вечером раза два в неделю. А вот зимой, осенью — каждый день, утром, как на службу, к восьми, хоть часы проверяй.
Пришел «Женечка» утром, значит, начались холода, прощай тепло. Он долго топтался в прихожей, покашливая, расправляя зонтик, который напоминал большую черную птицу, забившуюся в угол.
Он, «Женечка», приносил дрова, колдовал на корточках у голландки. Пахло дымом и елками, как будто каждое утро начинался Новый год. Вспыхнувший огонь освещал лицо, становившееся детским, добрым, задумчивым. Постаревший мальчик перед вечным чудом огня...
И постепенно оживала комната, сбрасывали оцепенение вещи. Она — прежняя — смотрела с портрета, чуть подавшись к огню, отогревая свои мерцающие плечи. Она — настоящая — тоже отогревалась, тихонько смеялась, как будто ворковали голуби.
Потом Он и Она пили чай. На улице шел дождь или снег, холодной вуалью приникая к теплым окнам...
— Вот и все...
— Все? — чуть разочарованно за мной выдыхает класс, возвращая меня из прошлого.
— Что же здесь такого? А что тут про любовь?! — не унимаются.
И я повторяю:
— Ей — восемьдесят пять. Ему — восемьдесят. Каждый день, в гололед, в пургу, в метель, в буран, в проливные дожди, Он приходит в восемь часов утра, чтобы растопить печь в комнате, где живет Она. Приходит. Вот и все.
Они улыбаются чуть задумчиво, согласно заглядывая в себя, словно проверяя: «Дано. Требуется доказать».
Им понятнее про Ромео и Джульетту. Любовь до гроба они никак не связывают с любовью до старости.
— Красивее истории «про любовь» я не знаю...
Они не верят. Ромео в джинсах, Джульетты в школьных фартуках не хотят быть старыми. С ними старость не должна случиться.
Л. БЕЛОЗЕРОВА.

Фото Левона Арсенянца

<- предыдущая страница следующая ->