скачать журнал

<- предыдущая страница следующая ->

«АЗБУКА ЭКОНОМИКИ»

Галина ЯРОШ, кандидат юридических наук
ТАКАЯ НЕВИННАЯ «ЛИПА»?

«Я считаю, ответ должен быть один. Тот человек, который обманывает всех, внося коррективы в показатели, в отчеты, не достоин быть руководителем» (Т. Глухова, г. Усолье-Сибирское).
«Спорить с начальством? Ну, нет. Это, знаете, себе дороже... Наше дело маленькое...» (Л. Карпова, г. Вологда).
«Отчеты не исправляю. Объясняю начальнику, что не могу и не хочу изменять своим принципам» (О. Кононенко, г. Днепропетровск).
«Исправляю все в отчетах по указанию директора: против совести, скрепя сердце...» (Т. А. Г., г. Псков).
Вот такие разные письма пришли в ответ на опубликованную в № 7 «АЭ» ситуацию для размышления «Улучшать ли показатели?». Подавляющее большинство наших читателей отрицает возможность компромисса. Какой бы душевный дискомфорт от ссоры с начальством ни испытывал работник, последствия такого рода «улучшения показателей» вовсе не безобидны. Об этом — публикуемый ниже материал.
В том, что никакой альтернативы в решении этой ситуации нет, убеждает судебная практика.
В делах о приписках и других искажениях отчетности, о должностном подлоге, злоупотреблении служебным положением (именно так в Уголовном кодексе именуются действия, названные в письме Л. Щуриной «корректировкой плана») роли обычно распределяются четко: «злой гений» — начальник и «невинные агнцы» — подчиненные, слепо исполняющие его волю. В последних «ходят», как правило, женщины. Понятно, такая у них работа — вести учет, составлять отчеты. А возьмите бухгалтерию — там и вовсе женское царство!
Вот одно из таких дел.
...Нина Ивановна Якимова занималась учетом потребляемой электроэнергии на Архангельском лесопильно-деревообрабатывающем комбинате. Зашла она однажды к главному энергетику Герману Ильичу Рогушину со своей рабочей тетрадкой, куда заносила показания счетчиков. Начальник посмотрел расчеты и схватился за голову.
— Огромный перерасход! Откуда такие данные?
— Показания счетчиков.
— Но это значит: у нас никакой экономии, из соцсоревнования выбываем, премии летят. Нет, Нина Ивановна, мы не можем подводить коллектив. Давайте-ка доведем цифры до нормы, а в следующем месяце постараемся сэкономить.
Рогушин, надо сказать, был опытным руководителем. Член партбюро электроцеха, член районного комитета народного контроля. Награжден орденом «Знак Почета», медалью. Возражать такому авторитетному человеку, конечно, трудно. Да и заботится он вроде не о себе - о рабочих. И Якимова передана в «Энергонадзор» искаженные сведения, подогнав их под договорные. Иными словами, подала «липу».
Но исправить положение не удалось ни в следующем месяце, ни потом. Пришлось вновь и вновь вносить в абонентские карточки фиктивные показатели. А когда «набежало» большое расхождение между цифрами на счетчиках и в бумагах, она, по указанию того же Рогушина, сняла пломбы и перевела на счетчиках стрелки.
За экономию электроэнергии, за победу в соцсоревновании коллективу были начислены премии — в общей сложности более 15 тысяч рублей. В конце концов создалась чудовищная путаница в отчетности. Занижалось количество потребленной энергии, комбинат незаконно получал скидки с тарифа за поддержание заданного режима, не платил штрафные санкции за превышение лимита электропотребления. В результате «Энергонадзор» недополучил свыше 230 тысяч рублей.
Состоялся суд и приговорил Рогушина к восьми годам лишения свободы, Якимову — к трем. Она, конечно, доказывала, что всего лишь выполняла распоряжение начальника, не могла ослушаться...
Подчиненные порой думают, что раз начальник приказал, только он и отвечает. Не так. Взрослый человек должен задумываться, под чем ставит свою подпись.
Примерно так же оправдывались сотрудницы Северного отделения орловского областного объединения «Сельхозтехника». Главный бухгалтер А. Полякова, ее заместитель Л. Иванова и старший экономист А. Ларина подписывали акты и отчеты, составленные управляющим отделением Н. Музалевским. И выходило, что это молодое, маломощное предприятие выполняет грандиозные объемы работ. Наверно, во всей области не нашлось бы столько техники и механизмов, сколько отремонтировало (на бумаге!) отделение. Акты были фиктивными, объемы работ — завышенными. Потихоньку набралось приписок почти на 130 тысяч рублей, набежало десять с половиной тысяч премиальных.
На следствии Полякова оправдывала себя тем, что Музалевский передавал ей акты, требуя включить их в отчет о выполнении плана. Она так и поступала. Правда, иногда сомневалась, не завышен ли объем работ? Знала, например, что автокрана в отделении вовсе нет. А в актах указано, что он работал. Музалевский уверенно говорил: «Все правильно». И она соглашалась. Ведь он начальник, а она всего-навсего подчиненная...
Снова — слышите? — «наше дело маленькое». «Начальник велел...» А они, «агнцы», что же? Темные, забитые, неграмотные существа, не имеющие своей головы на плечах? Вот бы где проявиться их профессиональной компетентности, самостоятельности, социальной зрелости, твердому характеру!
Есть категории преступников, которые вызывают однозначную реакцию — возмущение, гнев, негодование. Это убийцы, насильники, расхитители народного добра, хулиганы. Есть и другие. Зачастую даже следователь, который ведет дело, уличает, доказывает вину, пишет обвинительное заключение, испытывает к ним двойственное чувство. С одной стороны, это правонарушители, нанесшие государству ущерб, порой существенный. А с другой... Натворили они это, как бы сказать помягче, ну, по глупости, что ли. Как иначе назвать смесь безответственности, непрофессионализма, наивности, юридической безграмотности?
Рогушин, например, внушал следователю: «Я подписывал скорректированные отчеты. Однако делал это не из корысти, а для того, чтобы у меня не было неприятностей с руководством. Премии же начислялись автоматически».
Он явно не знал законов.
Статья 152-1 Уголовного кодекса РСФСР — «Приписки и другие искажения отчетности о выполнении планов» — имеет санкцию до трех лет лишения свободы, а статья 175 — «Должностной подлог» — до двух лет. Но за липовое выполнение плана часто начисляются настоящие, полновесные премии. И тогда за названными выше статьями «автоматически» следует еще одна — 93-1 — «Хищение государственного или общественного имущества в особо крупных размерах». А за это уже может быть назначено лишение свободы на срок от восьми до пятнадцати лет с конфискацией имущества; возможна и смертная казнь. Не собираюсь никого запугивать. Просто полагаю, что, решаясь на «невинную корректировку» плана, человек должен знать, к чему она может привести.
Охотно соглашусь, что Рогушин и Якимова пошли на искажение государственной отчетности не ради денег. Тем более что каждому из них, по моим примерным подсчетам, премиальных доставалось около... 10 рублей в месяц. Как хотите, а я не поверю, что нормальный человек может потянуться за премиальной десяткой с риском угодить в тюрьму. Что же тогда? Корысть особого рода. Выгода, измеряемая не в рублях, а в незаслуженных похвалах, переходящих знаменах, благодарностях. Возможность пользоваться уважением, почетом, не трудясь в поте лица.
И еще — расчет на безнаказанность. Допускаю, что в повседневной текучке некогда об этом задумываться. «Корректировка» кажется чем-то вроде косметики. Немножко приукрасим себя — и все довольны: непосредственный начальник, руководство повыше, главк и т. д. А на деле что получается? Государство планирует получить продукцию, прибыль, а ему подсовывают бумажки, рапорты. Убыточное предприятие числится хорошо работающим, искажается государственная отчетность, вводятся в заблуждение вышестоящие организации, которые на основе ложных данных могут принять неправильное решение. Наконец, ни за что выплачивают большие суммы премий. Они зависят от численности коллектива. Чем он многочисленнее, тем больший ущерб наносится обществу. А чем больше ущерб, тем суровее кара. Пусть к рукам тех, кто путем приписок добился незаконного вознаграждения, мало что прилипло. Из государственного-то кармана денежки утекли. Возмещать их должны виновные. Таковы неотвратимые последствия.
Кое-кто надеется, что проделки с цифрами пройдут незамеченными, а если и заметят что-то неладное, не смогут уличить. Когда один из работников Архангельского комбината пытался урезонить Рогушина и сказал: «Пойду к прокурору»,— тот только усмехнулся: «Пустые слова. Ничего не докажут». Конечно, электроэнергию воровать — не то что, допустим, украсть что-то вещественное — кошелек, к примеру. Однако доказали.
Итак, на одной чаше весов уголовная ответственность, а на другой... Чем, собственно, рискует работник, отказавшийся выполнить незаконное распоряжение руководителя? В письме Л. Щуриной говорится об этом: одна «хочет спокойно доработать до пенсии»; другой «боится потерять премию»; третья вообще «предпочитает не возникать»; кто-то «боится прослыть Дон-Кихотом». Речь, в сущности, идет об опасности потерять психологический или материальный комфорт.
Некоторые не предполагают, что закон предусматривает за «липу» столь серьезную ответственность и, глядя на следователя чистыми глазами, говорят: «Я же не знала. Больше не буду». Поздно. Есть такое положение — презумпция знания законов, которая означает, что ссылки на незнание закона не освобождают от ответственности за его нарушение. Так что подобные отговорки не принимаются.
Но, допустим, не знали виновники о тяжких юридических последствиях правонарушений такого рода. А разве нравственное чутье не подсказывает, что здесь что-то не так? Недаром читательница в растерянности написала в редакцию: «Какую позицию занять?» Это потому, что право и мораль близки; юридические кодексы вобрали в себя и официально закрепили наиболее ценные нравственные заповеди. Приписки — это обман, только особого рода — обман государства.
Есть еще одна отговорка. Она тоже приводится в ситуации, но как бы вскользь: «В коллективе к такой практике привыкли». Все, мол, так делают — и ничего. Отвечу: до поры до времени. И пора эта все ближе. Достаточно вчитаться в партийные документы последних лет, нацеливающие на совершенствование хозяйственного механизма, повышение организованности, укрепление государственной трудовой и плановой дисциплины. Объявлена война очковтирателям. Больно много их расплодилось. Мешают нормальной экономической жизни.
В идеале такого преступления, как приписки, быть не должно. Грамотные и честные специалисты составляют точную документацию. Если вкралась ошибка, ее «вылавливают» ревизоры. Но эти звенья порой почему-то не срабатывают. Тогда за дело приходится браться юристам. Но для нас главное не в том, чтобы побольше возбудить уголовных дел, а в том, чтобы предотвратить преступление. Вот потому и пишу. Хочу предостеречь.
Представляю, как горько было возвращаться после суда в опустевшую квартиру мужу и сыну Нины Ивановны Якимовой. Но не могу отделаться и от такой мысли: прояви она принципиальность, это качество обернулось бы милосердием. Ведь и у Рогушина остались дома трое детей. Может, не будь Нина Ивановна столь сговорчива, она спасла бы от горя не только свою семью, но и семью начальника.
Было бы несправедливо и обидно, если бы их судьбы не послужили уроком и предостережением для других.
Вспоминаю беседу с одной женщиной — следователем, опытным, много повидавшим человеком. Рассказывая про дело о приписках в дорожном строительстве, она сказала с досадой и горечью: «Тех кубометров земли, которые были приписаны, хватило бы, чтобы построить дорогу от квартиры подследственного до тюрьмы». Мостить такой путь своими руками, согласитесь, не стоит.
Надеемся, выводы автора статьи «Такая невинная «липа»?» дадут повод для раздумий тем, кто еще относится к «улучшению» показателей легкомысленно, считая приписки делом безобидным. Спасибо всем, кто принял участие в обсуждении такого важного, на наш взгляд, вопроса.

ПРЕДЛАГАЕМ НОВУЮ СИТУАЦИЮ ДЛЯ РАЗМЫШЛЕНИЯ

ПОТЕРЯЛИ... ПЕРЕДОВИКА

«Опишу не свою ситуацию, а подруги. Она бригадир токарей. Раньше, когда работала на сдельщине, была одной из лучших, портрет ее не сходил с Доски почета. Создали у них в цехе бригаду, а ее бригадиром поставили. Отказывалась она сначала, ведь в заработке теряла больше двадцати рублей. Но уговорили. Стали работать бригадой. И вот она делится со мной иногда: «Понимаешь,— говорит,— все вроде нормально. Раньше спорили, ругались из-за выгодных и невыгодных работ, теперь дружно все, как говорится, «товарищ за товарища». И работаем не спеша, не то что при сдельщине,— каждый торопился заработать побольше, ведь только сам за себя работал. Но что-то во мне произошло, вроде как не на месте я. Бригадиром вместо меня, мне кажется, любой сможет быть. Ведь чем занимаюсь? Полсмены бегаю, улаживаю, выбиваю, достаю... У нас в бригаде нет передовиков, все стали одинаковыми...» Слушаю я эти речи и думаю: «Выходит, потеряли нынче в бригадах передовиков?»
Ситуация Л. МАКАРЦЕВОЙ.
г. Пенза.
Как всегда, ждем вашего разбора предложенной ситуации. Хотелось, чтобы читатели откликнулись, может, кого-то бригада «потеряла», а кого-то «нашла»?


АМЕРИКАНЕЦ РОДОМ ИЗ ЛЕНИНГРАДА

У него есть именная медаль. Такая, как получают с некоторых пор те, кто появился на свет в городе на Неве. На ней выгравированы простые, но ко многому обязывающие слова: «Родившемуся в Ленинграде».
В том, что первенец Аны Кошты и Джеральда Крамлэнда родился на советской земле, нет ни грана случайности. Молодые жители Калифорнии все спланировали задолго до радостного события. Взвесив «за» и «против», они решили: Александр начнет жизненный путь в СССР. Почему? Чтобы получить ответ на этот вопрос, я и рискнул оторвать молодую маму от приятных хлопот.
Но прежде всего о «виновнике», уютно устроившемся на руках у Аны.
— Три кило шестьсот, рост — пятьдесят сантиметров,— говорит она.— Мальчик на редкость здоровый, сильный и спокойный. Хнычет, только когда есть захочет. И на папу так похож, правда ведь? Глаза — ну точь-в-точь, как у Джеральда.
Джерри сперва пытается сохранить приличествующую случаю серьезность, но, не выдержав, улыбается до ушей. Может быть, еще и оттого, что принимать младенца пришлось новоиспеченному отцу? Роды были молниеносными, и Александр увидел свет прямо в гостиничном номере, на восьмом этаже «Прибалтийской». Интересуюсь самочувствием мамы.
— Никаких проблем,— отвечает она.— Нас с сыном фазу же поместили в родильный дом. Врачи считают, что с обязанностями акушера Джерри справился молодцом. Ведь их — пилотов гражданской авиации — специально этому обучают. В воздухе чего только не случается.
— Ему и раньше приходилось попадать в такие переделки?— интересуюсь я.
— До этого ни разу.
— Ну уж теперь-то, наверное, справишься.— Полуутверждение - полувопрос предназначается Джерри.
— Буду стараться,— кратко отвечает он.
Тут маленький Александр — «литл Саша», как на русский лад порой называет его Ана, напоминает нам о своем существовании: пришло время поесть.
Пока решаю побеседовать с отцом.
— Забот теперь прибавится, а, Джерри?
Тот успевает только утвердительно кивнуть:
Ана вновь включается в разговор.
— О, муж мне всегда прекрасно помогает в домашней работе. Все пылесосит, посуду моет, стирает — разумеется, в машине. Конечно, отныне хлопот станет больше и у Джерри. В особенности месяца через два с половиной — три. Когда я опять пойду работать.
— А Александра с кем оставите?— искренне удивляюсь я.
— Джерри может работать ночами, а днем будет с малышом. А я наоборот.— Заметив мое недоумение, Ана поясняет:— Иначе мы долго не протянем. Половину заработка Джерри съедают выплаты за жилье, питание недешево — на нас двоих уходило долларов двести в месяц, а с Александром будет, естественно, больше. Да еще ссуда...
— Какая, на покупку жилья?
— Нет, та, что мы брали для оплаты нашего путешествия. Заняли девять тысяч, отдавать надо будет двенадцать. Не на один год хватит проблем...
— Прямо грабеж!— в сердцах восклицаю я.
— И не говори,— охотно соглашаются Джерри и Ана.— С этими банками всегда так.
Тем временем Александр засыпает блаженным сном, и мы, усевшись у широкого — во всю стену — окна, переходим к главному.
— Ана, как же вы отважились на последнем месяце на такое нелегкое путешествие?
— Знаешь, нам было действительно нелегко,— говорит она,— Но не с точки зрения здоровья: здесь все было прекрасно. Я имею в виду психологический настрой. Узнав о нашем решении, некоторые — там, дома, в Калифорнии,— убеждали: тебя русские и через границу-то не пустят, увидев такой живот. А пустят, так заберут потом ребенка — и не видать тебе его во веки вечные. Вот ты смеешься, а чего еще ждать от тех, кто верит написанному в наших газетах? Там можно прочесть, что СССР — «враг номер один», президент объявляет вашу страну «средоточием зла»...
— Да, наш президент на эпитеты не скупится,— вставляет Джерри. — А что такое средоточие зла, испытал на своей шкуре, воюя во Вьетнаме. Хотя и пробыл там недолго, но войну ненавижу с тех пор до глубины души.
— Как мы теперь понимаем,— продолжает Ана, переглянувшись с мужем,— у нас дома не говорят об СССР почти ничего, кроме ерунды и неправды. Скажем, принято считать, что русские боятся иностранцев, даже ненавидят их. А вон, гляди, ящики.— Она указывает в угол, где громоздятся здоровенные картонные коробки.— Прочитали ваши люди о нас в «Комсомольской правде», подарков наслали, поздравлений, телеграмм, писем, рисунков детских. Не знаем, как увезем...
— Как вы пришли к мысли о поездке?— спрашиваю я.
— Первым толчком была информация о том, что в вашей стране разработана система обучения младенцев плаванию. Вот мы и решили учить сына плавать раньше, чем ходить. Ну, конечно, обсуждали и обговаривали все больше полугода. Вместе пришли к единодушному соглашению. И еще. Мы считаем, что наши народы должны лучше знать друг друга. А это поможет и Землю — общий дом человечества — сохранить, не так ли? Мы не могли, понимаешь, не могли остаться в стороне, не сделать хоть самой малости для общего блага. Вот и решили отправиться в такой далекий путь, не пугаться трудностей...
— И не раскаиваетесь?
— Какое там!— говорит Джерри. Оба в полном восторге. Результат превзошел все ожидания. В советских людях столько теплоты, добросердечия, искренности!
— А Ленинград,— добавляет Ана,— самый красивый город, который я видела в своей жизни. Ты извини, я понимаю, что москвичу...
— Чего уж там,— великодушно соглашаюсь я.— Дело вкуса.— И мы вместе весело смеемся.
— Еще хотели бы приехать в Советский Союз?
— Конечно, и не один раз!— Ана глядит на малыша.— Может быть, мой «литл Саша» станет послом мира среди детей наших стран?
И пока «посол» мирно посапывает, Ана берет ручку и пишет:
«Читателям «Работницы»: Спасибо за ваш интерес к Александру, Джерри и ко мне. Мы тоже очень интересуемся вами. Надеемся много раз побывать в СССР во имя любви и мира».
А. СТЕПАНОВ
Фото Н. МАТОРИНА

<- предыдущая страница следующая ->