<- предыдущая страница следующая ->

ВОЙНА БАНКОВ
При таком раскладе республиканские банки станут эмиссионными, а нынешний Госбанк Союза потеряет право выпускать в обращение какие-либо деньги. Однако у банков есть еще одна функция: аккумулировать и использовать денежные резервы, В рыночной экономике государство напрямую финансирует из бюджета лишь бесприбыльные дела — просвещение, оборону, частично медицину, выплату пенсий и т.п. Производители же товаров и услуг кормят себя сами и сверх того платят налоги в бюджеты. Но, допустим, вы хотите в одиночку или компанией создать собственное предприятие, а денег у вас нет. Придется брать в долг. Где? На сей случай давно изобретены коммерческие банки. Учредители их объединяют свои свободные деньги (образуют уставной капитал), затем привлекают вкладчиков, выплачивая им процент с каждого рубля, и ссужают денежки клиентам под больший процент. Разница между платой за вклады и платой за кредит — доход банка (маржа).
В сущности, вся рыночная экономика держится на коммерческом кредите. Финансирование товаропроизводителей из бюджета — редчайшее исключение. Вместе с тем даже в странах классического рынка государство управляет кредитами, а значит, и развитием экономики. Коммерческие банки обязаны там бесплатно сдать часть своего капитала на хранение в государственный резерв (в Америке он называется Федеральной резервной системой). Из этого резерва центральный банк дает свои платные кредиты, но никоим образом не предприятиям и не частным лицам — только коммерческим банкам. Намерено государство стимулировать в стране деловую активность — снижает плату за кредит из резерва, и тогда коммерческие банки имеют возможность одалживать деньги товаропроизводителям под меньший процент. Экономика перегрета, рубль (доллар, фунт, марка) начинает обесцениваться — плату за кредит из резерва поднимают. Впрочем, это лишь грубая схема, в действительности игра тоньше, но смысл резерва, полагаю, ясен.
Подобная двухуровневая система (резервная система — коммерческие банки) запроектирована в союзной программе перехода к рынку. Однако если реформы пойдут через республики, новинка будет нежизненной. На уровне нынешнего Союза достаточно иметь межреспубликанский банк для финансирования общих программ, а функции резервной системы переместятся в центральные банки республик. Вкупе с одноканальной системой налогов эта мера обеспечит суверенным республикам финансовую самостоятельность.
Союзное правительство костьми ложится, чтобы не допустить такого развития событий. Оно привыкло рассматривать банки как продолжение своего аппарата: распределяет кредиты, устанавливает за них плату, списывает долги. Тогда кредитные деньги мало чем отличаются от бюджетных, купли-продажи денег как не было, так и нет, а следовательно, и рыночные реформы остановлены. Не смирившись с этим. Россия объявила о создании независимого Центрального банка РСФСР с перспективой превращения его в собственную резервную систему. Центр не признал конкурента и правопреемника.
Началась натуральная банковская война. Даже письма в новое учреждение адресуются так: «Республиканскому банку РСФСР Госбанка СССР». Россияне возвращают нераспечатанными конверты с припиской: «Такого банка не знаем». Ситуация патовая — создание резервной системы в республике заблокировано, однако и сам центр никого не может соблазнить прелестями общей кассы. В ответ Россия национализирует все банки на своей территории с прицелом преобразовать их в коммерческие. Союзные структуры действуют по правилу «погибаю, но не сдаюсь». Первыми всполошились могучие монополисты вроде Промстройбанка, который концентрирует у себя 55 процентов кредитных ресурсов страны. Но самый сильный удар по коммерческому кредитованию нанес Президент своим Указом от 25 октября о сбербанках. Цель вроде бы благая: поднять плату за хранение денег в сберкассах и тем защитить наши сбережения от инфляции. А что на деле?
Кто бывал в развитых странах, тот, несомненно, заметил: там банки чуть не на каждой улице. Между ними жесткая конкуренция. Можно сказать, идет охота за денежками вкладчиков. Если я плачу за хранение денег мало, клиент отнесет их к соседу. А заплачу дорого — сумею ли продать деньги заемщикам с выгодой для себя? Да надо еще навести справки о заемщике — вдруг не вернет, прохиндей. Сколько же лет нам понадобится, чтобы создать подобную инфраструктуру? А нисколько, она у нас есть — разветвленная, четко действующая система сберегательных банков. Их довольно просто преобразовать в коммерческие банки. Естественно, каждый из них стал бы покупать и продавать деньги на свой риск и страх, кредитные и депозитные ставки зависели бы от спроса на деньги. Однако своим Указом Президент сам определил плату по вкладам, а Госбанк СССР в развитие Указа установил и единую плату за кредит. Денежный рынок кончился, не начавшись. Кстати, и наши с вами сбережения теперь худо защищены: лишь через много лет вкладчикам будут платить 9 процентов годовых, тогда как деньги обесцениваются на глазах. Коммерческие же банки вынуждены увеличивать плату по вкладам в меру инфляции. Иначе кто им доверит свои наличные — сдал дорогие деньги, а получил побольше, но дешевых, в итоге проиграл.
В довершение банковских лжереформ «в исключительных случаях» Президент может разрешать краткосрочные кредиты из Госбанка СССР для бюджетных нужд. Так не годится, при нынешних-то дефицитах бюджета исключение быстренько станет правилом, а Госбанк опять будет филиалом Министерства финансов. Если бюджет не стыкуется, пусть Минфин, союзный или республиканский, берет ссуды в коммерческих банках как обычный клиент по договорной плате.
Наконец, еще одна импровизация: центр вводит «льготные кредиты для стимулирования хозяйственной деятельности в интересах государства». Но коммерческие банки знать не знают каких-то клиентов с особыми правами — этот, видите ли, аграрий, тот намерен выпускать потребительские товары. Для банка все равны, у него одна цель — делать деньги. А желает государство поддерживать кого бы то ни было, пусть возмещает коммерческим банкам не сам кредит, а плату за него, частично или полностью.
Как видим, каждым пунктом своей финансовой политики центр препятствует формированию рынка денег, рынка капиталов. Трудно предположить, что с такой программой он выиграет у республик банковскую войну.

СУДЬБА ИДЕЙКИ-ПОДКИДЫША
Это было удручающее зрелище, хоть телевизор вырубай. Обычно подтянутого, ровного в обращении Сергея Станкевича было трудно узнать. Мешки под глазами, измотанный бессонницей, он уговаривал депутатов: не чинитесь, смирите гордыню, идите и сопровождайте каждую машину с продуктами — пусть при вас загрузят на базе и разгрузят в магазине, а не то все разворуют. Сергей Борисович, дорогой наш Сережа (по возрасту я, наверное, могу вас так назвать), да что же вы делаете с собою, с депутатами, со всеми нами? Если магазинная цена мяса два рубля, а на соседнем базаре оно стоит тридцатку, то никакая сила не остановит перекупщика. Неужто не ясно?
Нет, оказывается. В конце декабря Моссовет установил предельную цену мяса на рынках столицы — 15 рублей за кило. Где директора восприняли приказ всерьез, там продают с прилавка 15-рублевые кости, а мякоть — тайно. Нажмете еще — товар исчезнет. Все это уже было. Лет двадцать назад Госкомцен в порядке эксперимента вводил на ленинградских рынках предельные цены и получил пустые торговые ряды. От продолжения опыта тогда благоразумно отказались.
По новому закону о борьбе со спекуляцией перекупщикам грозит тюрьма до десяти лет с конфискацией имущества, за сокрытие товара от покупателей — до трех лет. Опять не новость. По ленинскому декрету 1918 года спекулянтов расстреливали на месте, а вслед за тем голод довел страну до случаев людоедства. Из глубины веков дошло до нас мудрое предостережение: в те времена и у тех народов, где существовали самые свирепые законы, совершались и самые бесчеловечные преступления, ибо дух жестокости, который водил рукою законодателя, направлял и руку разбойника и отцеубийцы.
Но что нам чужие мыслители и собственный опыт? Каждый новый правитель начинает словно бы с нуля. Перед ним огромная страна с древней историей, мучительными поисками и неудачами, а для него это всего лишь табула раза, чистые скрижали — забудьте, что было до меня, теперь я буду законы писать и всех осчастливлю, а кто не будет счастливым, того в бараний рог.
На отлов спекулянтов мобилизованы тайная полиция, МВД, создаются какие-то «временные подразделения» (надеюсь, пока без тактического ядерного оружия). Но Президент ставит вопрос шире: «Товары уходят на сторону. Надо повести с этим решительную борьбу, подключив к ней весь народ». Не совсем, правда, понятно, кто же станет производить товары, когда «весь народ» будет занят борьбой.
Делайте со мной что хотите, но я открою одну государственную тайну: товары исчезли не оттого, что внезапно испортилась человеческая порода,— просто правительство напечатало слишком много денег. И пока масса денег, умноженная на их оборот, не уравновесится с массой товаров, помноженных на их цену, вы можете ставить страну хоть на уши, а торговать будут из подсобок. Вот такой у меня могучий дар предвидения. А сверх того я наделен исключительными организаторскими способностями — берусь за один день обеспечить изобилие мяса в магазинах без подмоги экономистов в штатском. Не верите? Напрасно. Назначу цену по сто рублей за килограмм — пожалуйста, наслаждайтесь достатком. Вот чего не умею, так это определить в точности, в каком городе, в какой день и час цена станет равновесной, то есть чтобы товар не расхватали мгновенно и в то же время он не протух на прилавках. Это умеет только рынок. Так выпустите цены на свободу, и товары появятся. Как появились они в поверженной Германии, когда по плану Эрхарда там либерализовали цены, замороженные гитлеровским руководством в ноябре 1936 года. Как появились они в Польше в результате знаменитой шоковой терапии.
Да, не вся мудрость в свободных ценах. Нужны приватизация собственности, свобода предпринимательства, антимонопольные законы и многое другое. Я хочу лишь сказать, что либерализация цен должна предшествовать всем прочим мерам или хотя бы идти ноздря в ноздрю с ними. А не так, как рассудил центр: давайте сперва оздоровим финансы, стабилизируем экономику в целом и торговлю в частности, а после на досуге подумаем и о ценах. Еще в позапрошлом году академик Л. Абалкин брался таким способом за пятнадцать месяцев вывести экономику из кризиса. Не вывел. Не преуспеет в том и Президент с его почти ленинским девизом «Все на борьбу со спекулянтом!».
На экономическом совещании в ноябре 1989 года М. Горбачев упрекнул меня: «У Селюнина все проще. Он говорит, что рынок сам за месяц все поставит на место». Положим, таких глупостей я не говорил, а вот дальше будущий Президент возразил по существу: «Я знаю лишь одно, что за две недели такой «рынок» выведет весь народ на улицы и сметет любое правительство, как бы ни клялось оно в верности народу». Прошло время, и кто же был прав? Сегодня не какие-то там вшивые экстремисты, а заместитель председателя Госкомцен СССР А. Комин признает: «С реформой цен мы запоздали на три года». На те три года, когда мы начали, по любимому присловию М. Горбачева, подбрасывать ему идейки на сей счет. С негодованием отметая их, правительство все равно впало в паралич, но, раньше чем потерять бразды правления, успело напечатать новые груды пустых денег. Теперь отпускать цены труднее, потому что в согласии с классическим законом равновесия денежной и товарной массы рост цен будет много круче. А когда завершится пшиком крестовый поход на спекулянта, условия для либерализации цен будут еще тяжелее. Отвечать за свою некомпетентность центру так и так предстоит, а потому надо ли жить по правилу «день, да мой»?
Ведь в запасе и дня нету. Вопрос стоит ребром: что для страны, для правительства, для Президента опаснее — пустые магазины при формальной стабильности цен или насыщенная торговля при их росте? Табачные и голодные бунты ответ дали, а то ли еще будет...
Отлично сознаю, сколь невыгодна моя позиция — ратовать за меры, ведущие к дороговизне. Что ж, популярности не ищу, но одно знаю твердо: рост цен необязательно снижает уровень жизни — раньше надо посмотреть, в каком темпе прибывают денежные доходы и оправданы ли они. Это понимают немногие. Вот Б. Ельцин со своей командой сделал на удивление мало ошибок, и все в общем-то поправимые, однако с ценами уперся: рост их недопустим. Тогда дела не будет. Действительно, средняя зарплата по стране — около 210 рублей. Подсуетившись, я заработаю и триста, и пятьсот, только зачем, когда на них нечего купить? Лучше я буду бегать по очередям, авось что и отхвачу по дешевке. Но дешевизна-то мнимая. Государство недоплачивает усредненному работнику около 80 рублей ежемесячно и расходует эти деньги для поддержания низких цен на продукты. Изловчился купить товар по госцене — вот тебе за это премия из дотационного фонда. Убей меня Бог лопатой, но нельзя платить человеку за то, что он ест много мяса и пьет много молока. Кто работает, тот пусть получает за результаты труда. Тогда — вон он в витрине посверкивает, красненький «Жигуленок», хочу такой. Стоит 60-месячную среднюю зарплату? Все равно хочу, буду день и ночь работать. А экономике того и надо: отец богатства — труд.
Иначе будут разговоры в пользу бедных. Вы заметили, читатель, как партслуги народа сменили тон? Раньше оберегали подопечных от собственности (самим нужна), сегодня остерегают от рынка. Кто горше всех плачет об участи трудящихся? Кто грудью встал на защиту сирых и убогих? Они, родимые. Столько слез и соплей напустили в общество, что теперь и здравомыслящие лидеры не рискуют отстать в посулах. Вот и в программе «500 дней», принятой в России за основу реформ, раздел о социальной защите написан очень социалистической рукой. Всем гражданам немедленно обещан прожиточный минимум — свыше 105 рублей в ценах 1988 года. Он обеспечит удовлетворение физиологических потребностей, а сверх того всестороннее развитие личности, медицинское обслуживание, возможность содержать нетрудоспособных членов семьи. Предусмотрены обильные пособия по безработице в течение полутора лет (Америка побогаче нас, но там пособие платят полгода). Следом прокламировано право на труд, право на жилище, будто эти блага можно вытащить, как кролика из шляпы. Словом, обычный партийный треп, напоминающий соцобязательство Хрущева построить коммунизм к 1980 году.
Свежеиспеченный вице-президент с опозданием вспомнил о функциях профсоюзов, начальником которых он был, и на новом посту обещает воздать нам сторицей: всем и каждому будут, видите ли, индексированы доходы в меру роста цен. Мировой опыт доказал гибельность тотальной индексации. Есть страны, где она запрещена законом, ибо приносит лишь гиперинфляцию, всеобщую апатию, лень. Да, нам придется индексировать пенсии, стипендии, пособия. Не избежать оной меры в отношении государственных служащих — не пойдет, к примеру, учитель подрабатывать вечерами, ему надо тетрадки проверять. Однако занятые в производственной сфере могут и обязаны защищать себя сами, своим трудом. Разумеется, все ограничения зарплаты здесь надо снять, лишь бы деньги были действительно заработаны. В противном случае мы усилим спад производства. Сурово? Но зато рынок побуждает к труду. Не умеешь — научит, не хочешь — заставит. И сделает это успешнее, нежели изобретенный Лениным и повторенный в новой антикризисной программе «жесткий контроль за мерой труда и мерой потребления».
* * *
Такова, по моему разумению, единственно реалистичная программа выхода из экономического и политического кризиса. По всем ключевым пунктам она противостоит планам, предписанным центром. Меры, которые я предлагаю, многим покажутся пугающе необычными, чересчур крутыми, но ведь и ситуация неординарна. Время жмет на все железки, выбора просто нет. Надо делать — и все получится. Слишком оптимистично? Что ж, мы перестанем быть оптимистами только в гробу. Помирать же мы с вами не намерены, у нас совсем другие планы.


СЕМЕЙНЫЙ АЛЬБОМ

Ведет рубрику Владимир ПОТРЕСОВ

Так вот незаметно годы те стали историей. Недалекой, но историей...
Страшная все-таки штука — семейный альбом. Рабочая из Днепропетровска тетя Клара с дочерью-школьницей. 1953 год. Год смерти Сталина — вон он, из-за виска тети Клары выглядывает. В те времена любили из цветов разные красивые слова выкладывать на клумбах... А на следующем снимке — они же, только на дворе шестой год перестройки, ну и задник этой постановки, стало быть, соответствующий.
Автор фотографий сегодняшнего выпуска «Семейного альбома» — фотограф из Днепропетровска Марлен Матус. Он любитель, председатель городского фотоклуба «Днепр», выставлял свои работы в разных городах страны, учит кинофотоискусству ребятишек.
Коллекция фотографий М. Матуса из серии «Страницы старого альбома», которую мы публикуем, относится в основном к пятидесятым годам. Прошу вас, вглядитесь в глаза этих людей, недавно переживших одну из самых страшных войн, не знающих, что такое отдельная квартира и садовый участок, а теперь поднимите голову и посмотрите вокруг: где же мы насосались такой злобы? Почему мы сейчас не встречаем таких просветленных лиц?
Безжалостная, бесстрастная фотография: кажется, совсем недавно надели гимнастерку отца, чуть не достающую колен, с майорскими погонами, как-то затянули ремень, сверху — фуражку, и дядя-фотограф — тогда он казался дядей — щелкнул затвором. Так и остались: тонкая шейка в стойке-воротничке, серьезная улыбка, когда сказали: «Улыбнись!», лихо вскинутая к фуражке правая рука и левая, тревожно сжимающая подол,— не часто, видно, приходилось фотографироваться.
Конечно, сейчас многое из того, прежнего, выглядит наивно. Вот уличный фотограф с самодельным деревянным ящиком-аппаратом и его нехитрая «завлекательная» атрибутика, тележка на велосипедных колесах для реквизита, на ступенях — рамочка с образцами... А вот «военная» семья на фоне коленопреклоненного воина — казалось бы, классический снимок того времени, однако в правом углу — руки в карманы — парнишка в кепке рядом с гипсовой вазой, а это уже рассказ, пойманный автором снимка сюжет.
Возможно, упрекнут меня читатели за отсутствие вкуса, но, ей-Богу, нравится мне эта «Палатка» с резным подзором, связками бубликов в окне, с рядом бутылок с чередующимися этикетками. И компания хороша. Тот, лопоухий, справа, весь там, среди взрослых, но ему не наливают: мал еще. А этот, в шляпе, только что вышел из калитки, над которой «Держфото № 4», смотрит вроде бы осуждающе, но, по-моему, очень хочет присоединиться...
Приходится слышать: удачный снимок получился. Да нет же, фотографию делает мастер, будь он любитель или профессионал. Тогда она и живет, и рассказывает о времени, и доносит мельчайшие детали ушедших лет.

<- предыдущая страница следующая ->