<- предыдущая страница следующая ->

ЧУДОДЕЙСТВЕННЫЙ РЕЦЕПТ

ОТЧЕТ О КОМАНДИРОВКЕ НАШЕГО КОРРЕСПОНДЕНТА

«Уважаемая редакция, помогите!.. Несколько лет назад на центральной усадьбе колхоза заложили фундамент детского комбината на 50 мест, но радость наша оказалась тогда преждевременной. Если строительство будет и дальше идти такими темпами, то дети успеют к его окончанию сами стать родителями.
Женщины колхоза «Новая жизнь».

«...разработаны конкретные мероприятия по завершению строительства детского сада к 1 октября 1985 г. Необходимые строительные материалы и оборудование завезены...»
Зам. председателя Владимирского облисполкома О. М. Савватеева.

Пять лет назад в деревне Быкасово началось строительство детского комбината. Кое-как четыре года оно велось и в конце концов заглохло. Хотя вопрос о строительстве неоднократно ставился и на правлении колхоза, и на сессиях сельсовета, и перед руководством района. Но на самом объекте работы при этом не происходили никакие.
Колхозники стали писать в различные инстанции с просьбой о помощи. Подключились и редакция «Крестьянки», и, по ее ходатайству, Владимирский облисполком. Походили туда-сюда бумаги с исходящими номерами различных учреждений, и в результате редакция получила приведенный нами ответ О. М. Савватеевой. После этого корреспонденту было поручено убедиться на месте, сколь действенны «разработанные конкретные мероприятия» и действительно ли строительство может быть закончено к октябрю. Сразу должен сказать, что все сообщенные облисполкомом факты полностью подтвердились. Имеется лишь несколько уточнений.
Быкасово — это центральная усадьба колхоза «Новая жизнь» Гороховецкого района Владимирской области. Хозяйство имеет несколько молочнотоварных ферм. Кроме того, понемногу занимается картофелем и зерновыми. Производство нерентабельно, кругом одни долги и убытки. Производительность труда низкая, надои и урожай невысоки, остро стоят кадровые вопросы... И в этих условиях нужно отгрохать детский комбинат, по которому только строительно-монтажных работ почти на сто тысяч рублей, а общая сметная стоимость чуть не в полтора раза больше.
А так ли уж действительно нужно?
В деревне много молодежи, постоянно создаются новые семьи, на сегодняшний день здесь более шестидесяти детей дошкольного возраста. И десятки молодых матерей, то есть десятки молодых доярок, по полтора-два года не могут выйти на работу при всем желании. А если выходят, то вынуждены или оставлять малышей без присмотра, или брать с собой. Дорога, строительные объекты, территория ферм — все это поневоле превращается в игровую площадку.
Так что тут не просто нужен, а необходим детский сад. Почему же тогда столько лет тянется строительство? Подрядные организации района слишком слабы, и им даже не пытались навязать этот объект. Основной объем работ приходится на теплое время года, и, естественно, ни кадров, ни техники не хватает. Зимой земляные работы вести не получается, во всем районе нет ни единого роторного экскаватора. Была мысль летом готовить хотя бы фундаменты впрок — нельзя, финансовая дисциплина ничего впрок делать не позволяет. Значит, колхозу остается только хозспособ. А какие у колхоза возможности? Материалов нет, рабочих рук нет, транспорта и механизмов нет. Ничего нет. А строить надо. Вот соответственно всему этому отсутствию и строят. Годами. Потихоньку.
Выходит, объективные причины не позволяли возвести колхозу сооружение такого масштаба, как детский комбинат в Быкасове. И остается только сказать спасибо тем, кто, преодолев все трудности и мобилизовав все ресурсы, несмотря ни на что, справляется с поставленной задачей.
Только вот дело в том, что говорить спасибо некому и не за что. Всех-то усилий было — два письма. Из редакции в облисполком, а оттуда в райисполком. Ничего другого ровным счетом не произошло и не изменилось. Деньги? Так они и были уже давно отпущены. Материалы? Да не было там никакого особого дефицита, никаких лимитов пробивать не пришлось, всего этого в районе, может, не вдоволь, но детскому саду никто не отказывал. Транспорт? С ним и сейчас сложности. Плохо выделяют, не вовремя, но выкручиваются строители, не столь много и нужно здесь этого транспорта. Сами строители? И они не появились неожиданно, в результате чьего-то волевого решения. В этом же районе и работали, и подряд на этот объект взяли, кстати, почти сразу же, как он был им предложен. Гороховецкая ПМК, ведущая монтаж санитарно-технического оборудования? Не увеличились ее мощности и численный состав, как было там всего четыре сантехника, так и осталось. И уговорить хоть кого-то из них приехать поработать в Быкасово по-прежнему тяжело не по вредности этих людей, а потому, что действительно дел у них в районе невпроворот. Но все же и этот вопрос сдвинулся с мертвой точки, не такие уж там колоссальные объемы работ, вполне оказалось возможным протянуть несколько метров водопроводных и канализационных труб.
Так в чем же, в чем все-таки загадочный секрет? Где ускользающая от нашего внимания тайная сила, настолько изменившая положение? Почему почти за пять лет с трудом освоили едва ли треть капиталовложений, а потом вдруг за пять с небольшим месяцев умудрились справиться с остальными шестьюдесятью с лишним тысячами — и это при том, что работы оставались более дешевые и трудоемкие? Может быть, именно здесь найден чудодейственный рецепт, который можно прописать всем хозяйствам, оказавшимся в подобном положении, и в Быкасово должны потянуться за опытом делегации?
Нет, к сожалению, никакого секрета и тайной силы. Просто пять лет никто ничего не делал. Считалось, что невозможно, а потому и не пытались. А как только по указанию облисполкома хоть как-то стали строить, оказалось, что никаких непреодолимых преград не существует. И все замечательное открытие заключается в следующем: чтобы какое-то дело сделать, его нужно делать, а если ничего не делать, то ничего и не сделаешь.

Предложенным удивительным открытием мы советуем воспользоваться хозяйственным руководителям последующим адресам:
Горьковская область, Лысковский район, деревня Черная Маза, где два года не могут оборудовать уже построенный детский сад;
Новосибирская область, Северный район, село Биаза, где никак в детском саду не могут отремонтировать отопительную систему;
Кемеровская область, Ленинск-Кузнецкий район, село Шабаново, где достроить детский сад собираются уже десять лет;
Калининская область, Зубцовский район, село Кашенцево, где два года не сдают детский сад в эксплуатацию;
а также во множестве прочих мест, откуда в редакцию «Крестьянки» идут письма со словом «помогите».
А. САНИН


ВОТ ВАМ МОЯ РУКА

ОТКРЫТЫЙ УРОК ВАЛЕНТИНЫ СЕРЕБРЯКОВОЙ

Не вышло у них тогда с комсомольским десантом в животноводство. И агитация вроде была, и комсомольское собрание «Земля отцов — наша земля» провели. Но, оказалось, все произносили заученные общие слова, призывали кого-то, не себя. Никто не встал и не сказал, как ждали они, учителя: «Остаюсь работать в родном селе».
Никто.
«Твоя вина, твоя,— запоздало корила себя Валентина Ивановна.— Ты организатор внешкольной работы, и это твой брак. Пустила важнейшее дело на самотек...»
Не принято в Троицке оставаться в колхозе. Не принято, и все тут. Школа хорошая, сильная. Гордятся учителя, если троицкие ребята уверенно набирают баллы на вступительных экзаменах в вузах.
Когда приезжают новоявленные студенты на каникулы, в школе не знают, куда их посадить, какими словами обласкать. По инерции и Валентина Ивановна гордилась, что не срезаются ее питомцы ни на сочинениях, ни на русском устном.
Но ведь сегодня они нужнее здесь, дома. Без них не сделать колхозу — типичному середнячку — и маломальского шага вперед. Хронически не хватает доярок, механизаторов...
«Буду снова сколачивать группу выпускников,— решила Серебрякова.— Я отвечаю за воспитательную работу вне школы, я и должна сломать привычный настрой. Спасибо тем, кто не бросил тень на авторитет школы, поступив в вуз, но трижды спасибо мы скажем тем, кто останется дома, кто выберет нужную селу крестьянскую профессию. Учиться можно и заочно».
Валентина вспомнила, как два лета она сама возглавляла студенческий строительный отряд. Работали на овощах в Краснодарском крае. В ее родном Рузаевском районе строили перерабатывающий завод, в совхозе «Красное сельцо». Всего ничего от Палаевки, деревеньки, где прошло детство. Ее узнавали земляки, хвалили домашним. Мать на седьмом небе чувствовала себя от счастья, но помалкивала — гордилась в душе. Порой казалось Валентине Ивановне, что ничего дороже и памятнее этих жарких студенческих каникул у нее в жизни не было...
Она задумывалась: почему? Не потому ли, что они были самостоятельными, свободными не только от родительской, но и от преподавательской опеки. Получали зарплату, и это были первые деньги, которыми они могли распорядиться по собственному усмотрению.
«В школе же все идет по раз и навсегда установленному распорядку,— размышляла она.— Да, есть у них ученическая производственная бригада, есть лагерь труда и отдыха старшеклассников. И не скажешь, что они работают не всерьез. Но все это не приносит желанного эффекта. Надо создавать отряд по типу студенческого и идти с ним на ферму. Только так. Зовешь на ферму — вот и подай пример сама!»
Директор школы поначалу встретил ее идею скептически. За многие годы работы в Троицке он привык каждое утро видеть вереницу людей, что направляются к переезду, а там на автобусе, на попутках в райцентр, и тех выпускников, которые, не поступив учиться, из года в год стремились туда же, он не судил — в Ковылкине молодые руки нарасхват.
— Вот хоть «районку» посмотри! — сказал он Серебряковой в доказательство своего скепсиса.— В любом номере: требуются, требуются, требуются... Хлебокомбинату — электрики, водители, слесари. Деревообрабатывающему заводу — столяры, монтажники, плотники. А лесничество, гляди ты, не только приглашает на работу, но и жилье обещает! А что ты им можешь предложить? — В глазах Григория Алексеевича грустная усмешка.
Валентина Ивановна не принимает иронического тона:
— Для начала я им предложу то, чего они пока лишены,— самостоятельность. Они хотят дела. Собственного. Трудного. Сам знаешь, дорого не то, что поднесли на блюдечке. Дорого, что сам сделал.
— Романтик ты, Валентина. Нынешние ребята больше разумом живут.
— Уверяю, нет. Вспомни себя. Хотелось независимости, хотелось утвердиться в жизни. Это было главным.
— А-а,— махнул рукой директор,— все ты говоришь верно. Но, помяни мое слово, аттестаты получат — и поминай как звали.
— Посмотрим, посмотрим...
Скептицизм Григория Алексеевича уже не раздражал Валентину Ивановну. Первое время она горячилась, спорила, теперь — нет. Знала, директор первый будет ей изо всех сил помогать.
...Когда начинающей учительнице дали часы в 8-м и 9-м, директор зачастил на ее уроки. Валентина Ивановна и без того волнуется, как бы чего не забыть из методики, а тут еще директор сидит, смотрит. И тем не менее она поступала по-своему: пять—семь минут урока — любимым стихам. А потом ребята сами стали рыться в книгах, чтобы отыскать то, что совпадало с их восприятием мира.
— Ой, Валентина Ивановна! — удивлялась Таня Ежова.— Никогда не думала, что в таком малюсеньком стихотворении столько можно выразить!
Знала бы Таня, сколько сил тратила ее учительница, чтобы превратить уроки литературы в уроки нравственности!
Директору нравилось, когда учитель держит между собой и учениками дистанцию, а ей хотелось, чтобы они безгранично и безоглядно верили каждому ее слову, чтобы видели в ней друга, ближе которого, может, и не будет никогда.
Во внешкольных делах Серебрякова также шла от ребячьих интересов, от игры, от соревнования. В лагерь труда и отдыха старшеклассники Троицкой школы впервые просились, а не искали причин, чтобы можно было без особых извинений и медицинских справок отбояриться.
— А у тебя характер,— уважительно сказал директор на второй год ее работы в Троицке. Но окончательно они перешли на «ты», когда брат директора Иван, преподававший в той же школе труд и начальную военную подготовку, предложил ей руку и сердце...
Опорой Валентине Ивановне в ее начинании вместе с директором стали комсомольские вожаки Нина Черябина, секретарь, и Наташа Кадомкина, член комитета ВЛКСМ школы,— девочки волевые, самостоятельные.
У Нины родители получили квартиру в Ковылкине. Надо переезжать, а она: «Не поеду, буду кончать школу в Троицке». Заговорили об отряде, Нина первая: «Пишите меня. Если комсомольское собрание решит, остаюсь без разговоров».
Так же и Наташа. Пришла домой:
— Мама, я остаюсь с отрядом на ферме.
— А как же с институтом? Ты столько готовилась...
— Буду учиться заочно.
Мечта Валентины Ивановны об отряде становилась реальностью. Но «домашняя педагогика» отступила не сразу: то одна, то другая девчонка отводила при встрече глаза.
— Что такое, Валя?
— Отец не хочет, чтоб я на ферму шла...
— Почему?
— Говорит: «Зачем нужно было десятилетку кончать, чтобы коровяк месить?»
У Нины Ершовой и Люды Соболевой матери — телятницы, у Тони Семиковой — передовая доярка, а речи те же: «В город поезжайте учиться. Не глупее других. Не сдадите на стипендию — прокормим!»
— И что же вы?
Пожимают плечами.
Пошли с комсоргом по домам. Где чайку попьют, где о новостях поговорят. У Валентины Ивановны еще один довод в ходу: поработают девчонки год — и лучших отряд будет рекомендовать в вузы да еще и колхозную стипендию для них выхлопочет. К началу экзаменов в списках отряда «Искра» было пятнадцать фамилий. Избрали командира — Нину Черябину. Решили: после сдачи экзаменов едут на двухмесячные курсы по специальности — и на ферму. Но оказалось, праздновать победу рано. Групкомсорг Валя Рубцова, проникновеннее всех выступившая на собрании, вдруг заявила: «Я на ферму не пойду. У меня другие планы. Буду поступать в институт». Ряды «искровцев» дрогнули.
Вот тогда-то Валентина Ивановна решила бесповоротно: пусть из пятнадцати хоть пять, хоть три человека останутся, она пойдет с ними.
Вместе поехали в Краснослободск, в совхоз-техникум. Чтобы не показались долгими и пустыми вечера в чужом городке, бросила клич: «Создаем агитбригаду!» Девчонки выбирали стихи, песни для выступлений, сочиняли частушки, мучились над шутливым отрядным гимном...
Медленно, но верно рождался коллектив. Присоединились десять девчат — выпускниц соседней Ежовской школы.
И вот он, долгожданный день: ее «искорки» получили трудовые книжки.
Валентина Ивановна первый раз вздохнула облегченно и на радостях по-девчоночьи озорно подмигнула директору:
— Ну, Григорий Алексеевич, что теперь скажешь?
Того, впрочем, врасплох не застанешь:
— Одна ласточка весны не делает.
Он был прав, да она и сама прекрасно понимала это. И дело даже не в том, чтобы следующий выпуск пополнил отряд молодых животноводов. Ну, год-другой проработают ее девчонки на энтузиазме, а дальше? Надо менять сами условия работы — и тяжел труд для ее «искорок», и, что там говорить, малопривлекателен: сырость, навоз, тяжеленные бидоны.
Председатель колхоза затевал реконструкцию двух коровников, планировал механизацию, но дело шло медленно.
— Потерпите чуток,— говорил он Серебряковой, когда та просила ускорить дело, и Валентина Ивановна переносила упор на жизнь отряда. Обком комсомола выделил несколько туристических путевок — отряд решает, кого поощрить. Не ухожена территория фермы — и девчонки разбивают цветник, трут полы в бытовке. Профком выделил деньги на чайный сервиз — надо выбрать понаряднее. Строители сдали новый дом — и две квартиры правление передало под общежитие для ежовских девчат.
Отряд готовился принять пополнение — выпуск 1984 года, когда Серебрякову избрали в Верховный Совет СССР. Валентина Ивановна немного растерялась. Справится ли? И где взять время на исполнение депутатских обязанностей, когда и сейчас-то приходится разрываться на части... С директором они договорились так: ее уроки ставят третьими-четвертыми, чтобы на утренней дойке она могла быть на ферме, а от классного руководства придется отказаться.
На мужа смотрела виновато:
— Совсем ты у меня неухоженный. Похудел. Осунулся.
Иван Алексеевич смеялся:
— Не думаешь ли переквалифицироваться из-за своей затеи?
— Вот и ты говоришь «затея». Не затея это, а наш долг!
— Так уж и долг?
— Да, долг — горячилась она.— Учим их языку, литературе, а не учим поступкам. Учим формулам, а кто будет учить активности в жизни? Добру? Валя-то у меня прекрасные сочинения на патриотические темы писала, а на поступок оказалась неспособной. Личное оказалось дороже.
— И долго ты хочешь оставаться на ферме?
— Пока не знаю,— искренне сказала она.— Я была для них учителем-предметником, а теперь я с ними как бригадир и воспитатель. Не шуточки — теперь их сорок четыре!
...На первой сессии Верховного Совета СССР одиннадцатого созыва Валентина Ивановна познакомилась с председателем передового новосибирского колхоза «Большевик» Юрием Федоровичем Бугаковым. Спросила, как у них с молодежью. Не стареет село?
— А чего ему стареть? — удивился сибиряк.— Мы свою Верх-Ирменскую школу учебным цехом считаем. Половина выпускников ежегодно в колхозе остается.
— И в животноводстве?
— И в животноводстве. Только у нас с вакансиями туго.
Рассказал председатель, что они в «Большевике» не замахивались на большие и дорогостоящие комплексы, обошлись реконструкцией. Было три коровника, пристроили еще два, соединили их между собой галереями. В галереях — комнаты отдыха, медпункт, столовая, бытовки.
— Но не это главное,— усмехнулся Бугаков.— Мы ввели двухразовое доение. Утром начинаем не чуть свет, а в половине восьмого, вечером заканчиваем к девяти. Перешли на пятидневку. Чем наши женщины хуже горожанок? Приналегли на механизацию. Само собой, бригадный подряд, полный хозрасчет. Одним словом, на фермы конкурс...
Вернулась Серебрякова из Москвы, пошла в обком партии.
В Новосибирскую область, в колхоз «Большевик», они поехали втроем: Александр Николаевич Федаев, заместитель министра сельского хозяйства Мордовии. Мария Александровна Аверьянова, инструктор сельхозотдела обкома, и Валентина Ивановна.
Опыт «Большевика» было решено широко распространить по республике, закипела работа и на Троицкой ферме.
И ведь все нашлось: и оборудование для душевой, и шкафчики-раздевалки,— и ни у кого теперь не вызывает удивления, что ферма — одна из лучших в районе по культуре труда. А колхозные «технари» всерьез поговаривают, что не только раздачу грубых кормов можно механизировать, но и комбикорма доверить дозаторам.
Все стало так, как нужно.
Почему же теперь, а не раньше?
— Не было такого человека, как Валентина Ивановна,— искренне признается Николай Сергеевич Мотькин, новый председатель колхоза.— Привела она своих девчонок на ферму, и мы как-то вдруг пожалели их, что ли.
Пожалели... А впрочем, почему бы и нет? Почему бы всем, от кого зависят условия труда доярок, не задавать себе немудрящий вопрос: «А согласился бы я, чтобы в этих условиях работала моя жена? Моя дочь?»
А «искорки» между тем уже не одного жениха назад в Троицк переманили. Леша Бардин в городе техникум кончал. Приглянулась ему Валя Бибишева. Теперь в «Гиганте» свой молодой техник-строитель. Виктор Карамышев после армии на Ковылкинской автобазе работал. Тоня Синикова его домой перетянула, на колхозный «ЗИЛ-133» пересел.
А какую свадьбу закатила молодежь Володе Стенюшкину и Оле Цаплиной! Все село поздравляло молодых, а правление выделило им в новом доме двухкомнатную квартиру. Знай наших!
Пришла на ферму Вера Петровна, мать Тони Моисеевой, санитарка участковой больницы:
— Ой, да, оказывается, у вас тут славно!
Заглянула Мария Александровна Мухордова, продавец:
— И душевая, и бытовка есть? Так-то можно работать. Спасибо вам, Валентина Ивановна!
— Мне-то за что? Это им. дочерям вашим, спасибо. И колхоз выручили, и себя показали.
Девчонки стоят в стороне, не подходят. Будто их разговор и не касается. Зато на собраниях страсти кипят.
— Ну, командир,— спрашивает Валентина Ивановна Наташу Кадомкину,— кого нынче в университет посылаем? Кого в педагогический?
Та обводит взглядом девчат. Говорено — переговорено, а все равно будто новое решение принимает отряд:
— Нину Меркулову, Лену Мосину, Галю Гаевскую!
Галя Гаевская прикусывает губу, слезы стоят в глазах.
— Галя, ну на что это похоже?
— А я решила... не бросать вас.
— Как так?
— На заочный пойду.
Решение Гали радует сердце учителя. На глазах взрослеют ее девчонки. И кто знает, выбрали бы Тоня Моисеева, Наташа Кадомкина. Люда Соболева. Тоня Семикова «сельские» профессии экономистов и зоотехников, бухгалтеров и воспитателей, если бы не успехи «Искры»? Если бы не общественное внимание к ним, к их делам? У них в отряде уже четыре народных депутата. Наташа представляет районный Совет, а Тоня Моисеева, Нина Меркулова и Тоня Карамышева — сельский. Четверо вступили в партию. Ответственность возложила на них и права, и незнакомые прежде обязанности — вести за собой. Но Нина с Леной вправе поступить по-своему. Как бы не почувствовали они некий негласный нажим. Это ни к чему, и Валентина Ивановна словно спохватывается:
— Совсем забыла, девочки! Вузовки наши письмо прислали!
Нина Черябина с Олей Мухордовой — из первых «десантниц». Вот так же, всем отрядом, два года назад провожали их в институт, просили для них у правления колхозную стипендию.
— Читайте, Валентина Ивановна!
Серебрякова вынимает из сумочки письмо:
— «Здравствуйте, Валентина Ивановна! Здравствуйте, наши милые «искорки»! Как мы соскучились, не дождемся каникул, чтобы прибежать к вам, на ферму...»
Л. ХАНБЕКОВ
Колхоз «Гигант»,
Ковылкинский район, Мордовская АССР.
Фото В. ОПАЛИНА.

Операторы машинного доения Вера Авдеева и Лена Аношкина (справа) в летнем животноводческом лагере.

Сувениры «искоркам» с Московского фестиваля молодежи и студентов привезли Валентина Ивановна и комиссар отряда Тоня Моисеева.

Сколько солнца на родной земле...


Чисто женские проблемы!

Июль 1985 года. Столица Кении Найроби. В огромном зале, украшенном голубем мира в обрамлении символов жизни и равенства, состоялась торжественная церемония закрытия Всемирной конференции ООН, посвященной обзору и оценке Десятилетия женщины. Здесь же, в Найроби, одновременно с конференцией проходил «Форум-85», собравший около 15 тысяч представительниц общественности всех континентов. А вскоре после этих событий в московское небо взмыли флаги XII Всемирного фестиваля молодежи и студентов. Многоцветье фестивальных знамен украсило и одно из зданий Высшей комсомольской школы, где разместился Центр прав женской молодежи.
Он впервые работал на фестивале. И многие участники дискуссий в Кении приехали в Москву, чтобы поделиться своими впечатлениями и мыслями с делегатами XII Всемирного.
Перед отъездом в Найроби многие руководители и участницы неправительственных организаций из стран Запада, и в первую очередь американки, получили своеобразные «напутствия» от правительственных кругов. Суть их сводится к тому, что женщины должны ограничиваться рассмотрением «чисто женских проблем» — таких, как положение в семье, воспитание детей и так далее. Им старались внушить, что женщина и политика — вещи несовместимые, что участие женщин в борьбе за мир, за равноправие, национальную независимость и социальный прогресс — вообще дело несерьезное. Затушевать истинные причины этих увещеваний, однако, не удалось. Уж слишком они очевидны. О них говорили в Найроби. О них во весь голос говорили в Москве.
Жислен Абад представляла на фестивале коммунистическую молодежь Франции. Она заявила, что права женщин, в том числе и молодых, постоянно ущемляются предпринимателями. За счет неравной для мужчин и женщин оплаты за одинаковый труд дельцы кладут в карманы миллиарды франков. Или долларов. Или фунтов стерлингов. Конституция США даже и не гарантирует американкам равноправия с мужчинами. Женщины получают там 60 процентов от «мужской» зарплаты. На треть меньше, чем у мужчин, заработная плата женщин Великобритании, Ирландии, Греции. Люксембурга.
Айко Сакамото, член японской фестивальной делегации, сообщила, что в ее стране женщины заняты на самых низкооплачиваемых работах, трудятся в тяжелых производственных условиях. Причем работающим женщинам, по существу, отказано в праве выходить замуж и иметь детей, так как после этого чаще всего следует немедленное увольнение. После долгой борьбы наконец-то был принят закон о равноправии мужчин и женщин, который, однако, так и не дал реальных прав и не соответствует требованиям женских организаций Японии.
Практически все выступавшие справедливо связывали положение женщины с социально-экономической структурой общества.
Тяготы женщин нерасторжимы с такими проблемами, как труднодоступность жилья, образования для детей, постоянного медицинского обслуживания, обеспечения старости. Все это тоже объявляется официальной пропагандой «не женскими проблемами». Однако достаточно даже беглого взгляда, чтобы понять, так ли это.
Американский рабочий Питер Леки, приехавший на фестиваль, рассказал о бюджете своей семьи. Жена его до того времени, как потеряла работу, зарабатывала 560 долларов в месяц. Он по сей день — 2000 долларов. Из них 800 уходит на налоги, 700 — в погашение кредита за домик (столько же составляет квартплата в многоквартирном не новом доме на окраине Нью-Йорка). На электричество и отопление зимой уходит до 220—250 долларов ежемесячно. В течение прошлого года семьей Питера было затрачено 1400 долларов на медицинское обслуживание.
В целом по стране насчитывается 4 миллиона бездомных. В Италии 3 миллиона человек живут под угрозой выселения, в ФРГ примерно столько же людей ночуют в приютах для бедных, в хибарах и бараках, сколоченных из фанеры, кусков пластика, картона; в Англии не имеют крыши над головой 1250 тысяч семей. Положение усугубляется тем, что плата за жилье стремительно растет. С 1970 года она увеличилась в Англии впятеро, в США и Японии — вдвое, в Испании и Италии — в 3,6 раза, во Франции — в 2,7 раза. И это в развитых странах. Что касается других капиталистических государств, то там квартплата возросла в десятки раз. При этом жилищное строительство в странах капитала замораживается, как и другие социальные программы, из-за гонки вооружений.
Расходы на воспитание ребенка до окончания колледжа в США, например, составляют сейчас от 58 до 85 тысяч долларов... И все это «не женские» проблемы?
Во многих странах женщины продолжают страдать от агрессий колониализма, апартеида, реакционных режимов. Весь зал в напряжении замер, когда молодая иранская женщина рассказывала о сегодняшнем дне Ирана. Там само слово «женщина» означает угнетение и отсталость. Есть еще немало стран, в которых господствуют правители, считающие, что женщина — просто собственность мужчины. Она не имеет права без разрешения мужа ни работать, ни учиться. Муж может наказать жену и даже убить, защищая, так сказать, свою честь. Жена не имеет права на развод. В случае смерти мужа ей не доверяют воспитывать своих детей.
С гневом и болью говорили женщины о произволе, который чинит на Юге Африки расистский режим. Это был и страстный политический приговор, и рассказ о собственной судьбе.
Драматичные исповеди-призывы звали на борьбу. В них заключалась глубокая вера в силу антиимпериалистической солидарности. Борьба за равноправие, за мир и социальный прогресс дает свои плоды. Как в Найроби, так и в Москве было отмечено, что правительства многих государств подписали и ратифицировали Конвенцию ООН о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин. Повысилась роль женщин в политической и экономической жизни общества. Отмечались некоторые позитивные сдвиги в области образования, здравоохранения, социального обеспечения для женщин, достигнутые в результате их настойчивой борьбы за свои права.
Для многих гостей фестиваля Москва стала откровением, своего рода ориентиром в социальных устремлениях, а наша страна — государством воплощенных в жизнь идеалов. Навязанные буржуазной пропагандой стереотипы отпадали, как волглая штукатурка с потолка.
Елена Иванова, советский делегат фестиваля, первый секретарь Псковского обкома комсомола, говорила о том, что делается для женщин у них в области. Взять хотя бы сферу труда. Только за последние четыре года для 45,5 тысячи человек были улучшены производственные условия. На эти цели израсходовано 54 миллиона рублей. Елена вела речь о восстановительном центре и врачебно-инженерных бригадах, о специальных комиссиях по контролю за техникой безопасности, о многом другом. Все это порождало у наших гостей бесконечные вопросы, вызывало удивление и восхищение. Мы объясняли очевидные для нас вещи, говорили о правах, гарантированных нашей Конституцией, и, видя этот неподдельный интерес, невольно сами свежим взглядом вновь оценивали привычное.
Взять жилье. Оплачиваем мы лишь треть затрат на его содержание. Остальное — 6 рублей в год на каждый квадратный метр — составляет государственная дотация. За 10 дней строится столько квартир, сколько необходимо городу с населением в 200 тысяч человек.
Взять медицинское обслуживание. Только в сельских районах насчитывается 7 тысяч самостоятельных амбулаторий и поликлиник, 88 тысяч фельдшерско-акушерских пунктов, 7,2 тысячи женских консультаций; на селе работают 277 тысяч врачей, более миллиона среднего медицинского персонала. Все это бесплатно. Как и учеба наших детей. Ну, а за место в яслях или детском саду мы платим примерно шестую часть того, что выделяет на эти цели государство.
Все женщины, которые хотят и могут работать, работают, желающие учиться — учатся. На выплату пособий по уходу за ребенком только в 1983 году государством выделено 1058 миллионов рублей, на выплату единовременных пособий по случаю рождения — 224 миллиона (вспомним рассказ Айко Сакамото).
А пенсии? Не говоря уж о том, что при полном рабочем стаже они составляют у нас не менее 50 процентов заработка, отметим, что граница пенсионного возраста в СССР для женщин — одна из самых низких в мире. Например, в США, ФРГ, Швеции, Нидерландах это 62—65 лет, в Японии, Канаде, Испании — 65 лет, во Франции женщина может уйти на пенсию лишь в семьдесят...
Примеры такого рода можно перечислять до бесконечности. Но и того, что успели узнать в дни фестиваля наши гости, оказалось достаточным для объективного взгляда на наши достижения...
Мир, равноправие, социальный прогресс, антиимпериалистическая солидарность, как показала Москва, как было видно в Найроби,— это проблемы, которые касаются так или иначе всех женщин планеты, потому они и чисто женские проблемы!
М. ГОРДЕЕВА, старший референт Комитета советских женщин.


XXI НАМ ДОВЕРЕН ВЕК

Поколение... Сколько это лет? 20? 40? Иногда мы спорим об этом, как говорится, ради интереса. А давайте задумаемся вот о чем: ведь есть уже бабушки, родившиеся после войны. Сорок пятый — это счастливая точка отсчета. Для всех советских людей, для всего разумного и ценящего жизнь, что есть на нашей планете. Быть может, в каком-то смысле и для самой жизни.
В Год молодежи, нынешний год, молодые жители Земли продемонстрировали миру свою твердую приверженность идеалам дружбы, свою непреклонную решимость бороться со всем, что угрожает созидательной жизни народов. С особой яркостью это проявилось на XII Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве.
Фестиваль стал громадным событием не только политического значения. Он стал событием личной жизни для наших многочисленных гостей. Некоторые из них испытали настоящее потрясение, увидев воочию свершения советского народа, всем сердцем ощутив нашу жажду жить в мире. Ее бесспорность подчеркнуло решение СССР прекратить в одностороннем порядке любые ядерные взрывы, начиная с 6 августа - 40-й годовщины атомной бомбардировки Хиросимы...
Сегодня, как и прежде, молодежь страны находится на переднем крае борьбы, труда, созидания. Комсомол восьмидесятых - это БАМ и КамАЗ, это Уренгой и Нечерноземье, это тысячи новостроек и миллионы гектаров, дающих хлеб.
Нам есть что беречь. Есть что защищать. Есть что и есть кому. Не все у нас идет гладко. Не псе трудности мы одолели. Но одолеем. Наш оптимизм - это не только и не столько присущая юности жизнерадостность, он подкреплен всей окружающей нас сегодня жизнью. Мы стоим, чувствуя плечо дедов, бок о бок с отцами и, поднимаясь на цыпочки, уже заглядываем в третье тысячелетие. Нам доверен XXI век! Вступить в него под мирным небом, за мирной работой - в наших планах. Обеспечивать это уже сегодня - в наших силах!
И. ДЬЯКОВ

Чистое небо этого года - года молодости, года фестиваля...
Мы обсуждали проблемы современности...
Учились у мастеров мастерству...
Каждый японский школьник был в Хиросиме; сегодня ее пепел стучит в сердце планеты.
К началу третьего тысячелетия ей будет только тридцать лет.
Фото Сергея КУЗНЕЦОВА.

<- предыдущая страница следующая ->