скачать журнал

<- предыдущая страница следующая ->

СЕВЕРНОЕ МОЛОКО
Сергей МАКАРОВ

(Очерк второй)*
* Начало см. в № 4.
С весны на редкость цвела рябина, густо засела затем, завязалась горькая ягода, а по осени в палисадах и на задворках деревень, вдоль дорог и в полевых перелесках — всюду! — сочно и молодо пламенели холодные, но яркие ее костры. Небывало рябиновым выдался год. В народе говорили, что это к студеной зиме.
Точь-в-точь по примете и вышло...
Я не бывал в Холмогорах с октября. И теперь сразу же по приезде пошел навестить Раису Евгеньевну Жильцеву, прикинув по времени, когда она должна вернуться с обеденной дойки и чтобы наверняка застать ее дома. Жила она в казенной квартире на том конце Холмогор, где сравнительно на тесном пространстве размещается здешний госплемзавод — тут и фермы молочные ютятся, и контора, ДК, столовая, и разных мастей в один-два этажа жилые строения.
— Здравствуй, здравствуй,— ничуть не удивилась она моему приходу. Только что отобедав, убирала она со стола посуду, а муж, примостившись на табурете, наващивал варом дратву. Перед ним лежало сапожное шило, и черные валенки с протертыми задниками ждали починки. Дело свое нехитрое он творил привычно, не торопясь. Ему спешить было некуда. Работал он в пожарной команде — сутки продежурил, трое гуляй — и в отличие от жены мог действительно не торопиться. А у Раисы день расписан точно и строго. Утром, чуть свет, на ферму беги. Едва вернулась, едва по дому прибраться успела, уже и на обеденную дойку пора. А там на вечернюю. Так изо дня в день. Кряду сорок лет. Не всякая доярка такой стаж и характер имеет. И уж не всякая из них — Золотую Звезду, как Раиса Евгеньевна.
Сорок лет. Сорок весен. Сорок зим... Уже и дочь выросла — тоже дояркой трудится. Уже дважды бабушкой стала, на пенсию пора. Но как отважиться, чтобы работу бросить? Посмотреть со стороны, в печенках должна застрять у нее та работа. И все же иная, возможно, облегченная, жизнь, пенсионная ее почему-то пугает. По крайней мере думать о ней старается меньше. Только если уж припечет, когда всякие нелады на ферме...
— А что? — упрощая события, говорит она в таких случаях с откровенным вызовом.— Мне что? Мне уйти проще простого. Халат унесу домой — и нет меня на работе.
К сожалению, нелады, как хроническая болезнь. Вот мы встретились, не виделись три месяца, а разговоры все те же, осенние. Сено гнилое. Кормоцех не пущен. И силос подают коровам мерзлый. А ведь не рядовое — племенное у них хозяйство... Все это Раиса Евгеньевна выдает с ходу, на одном дыхании, не забывая шумнуть резким словцом в огород зоотехников и прочего начальства, которое «неизвестно о чем думает». Иначе чем ей объяснить, что госплемзавод, доивший по четыре тысячи килограммов на корову, съехал, как с горы, до 3700?
...Вспомнили мы и корову Цоху. Но при имени ее Раиса внезапно подобралась, и лицо сделалось чужим и строгим.
— Нет больше Цохи.
— Как это?
— А так,— сказала она с напускным безразличием.— Была и вся кончилась.
...Цоха жила в окружении легенд. В молодые годы признали ее малоценной коровой. На бойню готовили. И Раиса Евгеньевна оказалась единственным человеком, кто ее пожалел. Сохранив Цохе жизнь, стала она за ней ухаживать, поить-кормить да раздаивать, и Цоха дала такое молоко, что вышла в чемпионки среди холмогорской породы. В печатной истории холмогорок подобных знаменитостей наперечет. До войны рекордисткой была Малька. Позднее — Теплушка. Они давали в год свыше одиннадцати тысяч килограммов молока. И вот теперь еще Цоха. Славная троица эта определяет уровень и потенциал породы в целом.
Сама экстра-класса, Цоха и бычков племенных и телок принесла немало, добром ответила на добро, однако набежало пятнадцать лет — возраст, надо заметить, для животных весьма почтенный,— и настал неизбежный срок прощаться. Успели только пригласить напоследок самоучку-художника, он запечатлел ее безмятежной среди зеленой травы, над ней синее небо и два кудрявых загадочных облака, похожих на два неопознанных летающих объекта. Заглядывая художнику через плечо, доярки по крайней мере долго спорили, что именно мастер хотел изобразить. Портрет тем не менее получился на славу, его отнесли в контору на всеобщее обозрение, а самой Цохи среди зимы, накануне моего приезда, не стало.
— Жалко?— спросил я, уверенный, что хозяйка всплеснет руками, запричитает, дескать, как же, столько лет... Но реакция Раисы была совсем иной.
— Жалко отца с матерью на погост относить,— ответила она деревянным голосом, а лицо по-прежнему оставалось чужим, непроницаемым. Судьба коровы-любимицы, казалось, совсем ее не волнует.
Есть, есть такая категория людей, которые ради интересов дела готовы не жалеть себя, будут работать и день и ночь, не разгибаясь, не побоятся навлечь немилость и выступят с разгромной критикой в чей угодно адрес — упорства и веры в правоту не занимать,— но коснись нечаянно вещей деликатных, душевных, тут они, стыдясь проявлений нежности, держатся потаенно, замыкаясь, прячут истинное чувство где-то на донце души под ворохом нарочитой иногда грубости или напускной бравады. Люди такие могут показаться сухими и черствыми...
Но не верьте, не судите по внешности... Не любят такие люди выставлять напоказ то, что размену не подлежит или не терпит чужих прикосновений.
Раиса Евгеньевна тоже не пускала никого в свой потаенный мир. Оказалось даже, что в тот день, когда уводили Цоху со двора, она не нашла в себе силы дойти до фермы...
Плеяда рекордисток на Цохе не оборвалась. Ее дочь Гусеничная дает уже без малого десять тысяч килограммов в год. И, кстати, Гусеничную опять же раздаивала Раиса Евгеньевна. Легкая, видать, рука.
Коровы-олимпийки необходимы. Они задают тон, определяя «потолок» стада. И Архангельску можно гордиться, что на фермах области весь скот чистопородный, холмогорских кровей. Но вот какие рождаются иногда контрасты. В 1975 году на фуражную корову надоено было 2692 килограмма. Небогато. А спустя десять лет и вовсе надои съехали. В 1984 году надоено 2204 килограмма. Воистину как с горы...
Архангельск, Архангельск, наш светлый Север! Широка натура твоя. Необъятны просторы. Что случилось? Или слава и честь, исконно принадлежавшие тебе, вдруг не по плечу, не по росту стали? Разумеется, можно кивнуть, дескать, целый ряд областей Российского Нечерноземья и того меньше надаивают. Кивать не возбраняется. Хотя чего утешительного в длинном перечне отстающих?
Замечено, кто желает оправдать себя за неурожай на полях, тот ссылается обычно на погоду — дожди замочили или засуха припекла. Так продолжалось, пока с партийных трибун не заявлено было, что метеосводка не щит, чтобы прятаться, пора и с землей научиться работать. И погоду, кажется, оставили в покое. Зато в моду вошло объяснять, допустим, провалы с молоком изъянами пород скота. Нехороша, не ко двору вдруг стали ярославка, бестужевка, красная горбатовская, красная степная... Что называется, пересели с погоды на породы. И как не вспомнить опять Раису Евгеньевну, ее недоумение, растерянность и определенную беззащитность, когда слышала, как, вопреки бесспорным достоинствам, коров холмогорских тоже охаивали, уверяя, что потенциал их исчерпан до конца. Звучало это более чем нелепо.
Однако богат мир соблазнами. Есть на Кубе корова по кличке Белое Вымя — так вот, ее годовой «потолок» превышал 20 тысяч килограммов молока. Невероятно — суточный надой больше центнера. Белое Вымя является рекордисткой среди голштино-фризов, породы, выведенной в западном полушарии.
И очень большим оказался соблазн влить кровь этих американок нашим ярославкам да холмогоркам...
Племенное дело — это извечное улучшение кровей. И ничего дурного, предосудительного в желании облагородить тип скота быть не может. Особенно если делается это тонко, зоотехнически обоснованно. В противном случае, как от великого до смешного, так от соблазна до увлечения короткий шаг. И вот уже звучат тревожные сигналы. На грани уничтожения красная горбатовская порода, под угрозой полного исчезновения бестужевский скот. Нависла угроза, как пишут газетчики, даже над гордостью отечественной селекции — холмогоркой. Вести отовсюду поступают самые разные.
Архангельский облисполком тоже утвердил список хозяйств, где в приказном порядке перекрыли всех холмогорок. Что можно отметить в телятах новой формации? Как правило, они крупнее. И обладают завидным аппетитом. Ветеринаров, однако, настораживает, что отелы проходят тяжело, с непоправимыми часто последствиями для коров-рожениц.
Куда же все-таки дело движется?
Я специально побывал в Вельском совхозе-техникуме. Напомню, что именно в Вельске область открыла американкам ворота на Север. И здесь семь первых полукровок в сравнении с холмогорками дали прибавку в 800 литров. Теперь дойных помесей в стаде более двухсот. Прибавка, однако, сократилась в четыре раза.
— Практика показывает,— прокомментировал сей факт начальник областного племобъединения Василий Яковлевич Васькович,— что, чем больше становится помесных животных, тем меньше прибавка.
— В чем причина?
— Тем первым семи, пока их мало было, попадало в кормушку кое-что дополнительно к общему рациону. Понимаете? А с ростом помесного поголовья доппайка на всех не хватит. Из ничего ничего не бывает. Ларчик открывается просто. А накормить досыта, и холмогорка прибавит молоко. Три тысячи литров на корову область могла бы иметь. И, разумеется, больше.
Интересно, а что скажут в Вельске? Что ни толкуй, а Вельск все-таки первоисточник.
...Встретила меня Фаина Павловна Пятовская, совхозный селекционер. Нет, она не плачется — голштинами заниматься никто не заставлял — дело начато добровольно, и она видит в нем большие перспективы.
— Продуктивность помесных коров, безусловно, выше. И все наши симпатии на их стороне.
Фаина Павловна известна как грамотный специалист. По опыту работы с голштинами ей в Архангельске, пожалуй, нет равных. Мнение ее особенно ценно.
— А где гарантия от ошибок?— спросил я.
— О гарантиях не знаю,— продолжала она,— но я считаю, тут нельзя навязывать что-либо силой. Это, во-первых. А во-вторых...
Фаина Павловна задумалась и почти дословно повторила Васьковича. Да, ларчик прост. Больше молока — больше расход корма. А как же? Ведь происходит огромный вынос питательных веществ из организма, поэтому голштины и прожорливы необычайно. («Поедают даже осот и грызут кормушки».) И чем выше уровень кормления, тем выше в сравнении с холмогорками их удой. При низком уровне разница незаметна. А в экстремальных условиях холмогорка даже надежней.
— Наш главный вывод,— сказала Фаина Павловна,— голштинами есть смысл заниматься только там, где создана идеальная кормовая база. Иначе пустое дело. Лучше не связываться. С кормов и начинать бы надо.
Итак, корма, корма и корма. Иначе «пустое дело». Запомним это.
Из Вельска прямым путем попал я под Котлас. Говорят, в переводе на русский, Котлас — это яма. Здесь сливается река Вычегда с Малой Северной Двиной, и отсюда начинается Двина Северная. За рекой — от Котласа, можно сказать, рукой подать — находится Курцево, деревушка, известная тем, что более полувека, как создано здесь отделение Всесоюзного института прикладной ботаники. Позже отделение ВИРа реорганизовано было в государственную опытную станцию. Она призвана решать проблемы селекции и семеноводства зерновых культур и многолетних трав в условиях Севера.
...Когда цветут клевера, радостно в поле. Клевер — всем травам трава. Его посеешь раз, и года три не знай заботы с пахотой, коси, не ленись, корова с такого сенца крепче и на молоко щедрей, потому что в клевере много белка, протеина, а для коровы оно все равно что для человека мясная пища. Попробуйте-ка жить на одной капусте.
И еще удивительное свойство у клеверов — они как бы улавливают из воздуха частицы азота и скапливают их в корневой системе. Когда клеверище перепахивают, засевая хлебом — рожь ли, ячмень,— урожаи резко возрастают. Не надо и химкомбинатов, чтобы азотное удобрение производить. В природе немало мудрости. Пользуйся, обогащайся из бездонного кладезя.
Но однажды вышла осечка. Нашлись закоперщики — взялись доказывать, что все эти хваленые клевера надо выводить под корень, а заниматься кукурузой. Когда одумались, то с милой душой опять бы вернуться в клеверный рай, потому что без клеверов корове голодно, она мычит и молока давать не желает...
(Вместе с клеверами — по другим, правда, причинам — исчез в посевах Архангельска и горох. Пелюшка, по-здешнему. Тоже замечательный белковый корм.)
Сеять! Срочно сеять клевера! Но кинулись, а семян-то в амбарах — ни семечка. И теперь в хозяйственной жизни деревни нет большего дефицита, чем клеверное семя. Любыми путями стараются агрономы раздобыть, за ценой не стоят — только дай! — едут на юг и куда угодно. Да вот хлопоты все пустые — завозные сорта не выдерживают приполярного климата, гибнут. Позарез нужны сорта зимостойкие, собственной, северной, селекции, они надежней. И пошла тут молва, что живет под Котласом редкостный человек.
...Странно, в любой ситуации, когда кто-либо попадает в опалу, всегда находятся, к счастью, люди, готовые весь ум, здоровье и способности свои тратить в защиту «гадкого утенка», который, по их глубокому пониманию, терпит напраслину. Рассуждая отвлеченно, можно, разумеется, возразить, что ничего тут странного — если человек имеет убеждения, то не может поступать иначе, так, дескать, и быть должно. Но одно — рассуждать. Другое — жить достойно... У северных клеверов, почти повсеместно изжитых, оказался не шумный, однако верный поклонник. Это Николай Васильевич Третьяков из Курцева.
— Местные сорта мы сохранили,— сказал он тихо.— И кое-что успели добавить к ним.
Учился он в Тимирязевке, затем в аспирантуре при ВНИИ кормов имени В. Р. Вильямса под Москвой — защититься, правда, не успел — и двадцать пять лет трудится под Котласом, руководит отделом селекции. Кажется, давно ли по дальним районам собирал в поймах рек головки дикорастущего клевера? Сушил. Растирал пыжину. Семян было граммы. Высевал. Сравнивал. Переопылял. И долгие годы не терял надежды — знал, что великая нужда в клеверах объявится.
Сорт «красный котласский» — мать из прибалтов, отец из мезенских сборов — прошел конкурсные испытания и был районирован. Он отвечал самым строгим запросам — и массу зеленую наращивал, и семена давал, а главное, был зимостойким. За «котласским» сортом «северный» появился и «двинский». На подходе и более перспективные образцы... Как селекционер, Николай Васильевич своего достиг. И все же полной радости от победы нет. Сорта-то есть, а вот семена...
В посевах многолетних трав область имеет клеверных смесей — с преобладанием в них тимофеевки — около 40 процентов. С учетом, что для увеличения молочных надоев прежде всего кормовые белки потребны, сеять бы клеверов надо раза в два больше. Это в полевых условиях. Между тем и поймы рек без клевера чахнут. По Северной Двине, Печоре, Вычегде, Пинеге, Мезени, Ваге, Виледи набирается до 600 тысяч гектаров плодородных земель. Чуть ли не половина из них заболочена или под кустарником и лесом. Архангельск держит прицел на мелиорацию. Но в конце концов опять все упирается в семена трав. Обновленные площади залужения требуют. А чем залужать?
В областном управлении сельского хозяйства мне показывали письмо из Лешуконского района. Там хозяйства собственными силами «ремонтируют» луга и пастбища — кочки убирают, срезают кусты, дискуют. Одна беда — нечем засеменять.
— Дайте, дайте хоть пару мешков клеверных семян,— кричат с Лешуконья.— Хотя бы райграсу пришлите, чтобы дернина образовалась.
Что Лешуконье? Госплемзавод «Холмогорский», где, казалось бы, и по рангу положено лучше, чем кому, вести травное хозяйство, и тот с клеверами бедствует.
— Пытался я достать их на юге,— рассказывает тамошний агроном,— да в обмен потребовали вагон леса. У меня леса нет...
Вот и весь сказ.
Считается, что опытная станция в Курцеве должна производить элитные семена и передавать их на размножение в семеноводческие хозяйства, коих не менее тридцати по области, а те, в свою очередь, обеспечивают семенным материалом прочие совхозы и колхозы. Такова цепочка. Так что же не срабатывает? Где обрыв по линии? С этими вопросами обратился я к директору станции Александру Николаевичу Ткаченко. Человек он сравнительно молодой — чуть за тридцать, — кандидат наук и к делу неравнодушен.
Ответил Ткаченко не сразу, зато обстоятельно. Сначала — и, как я теперь понимаю, не без тайного умысла, дескать, посмотришь, может, и вопросов меньше останется,— он познакомил с хозяйством. И когда вернулись с обхода, казалось, побывали мы в деревянном веке. Да, были века каменные. Были бронзовые: А были, видимо, хотя историки их и не выделяют, века деревянные. От жилой избы до святого храма, от овина, где хлеб, обсушив, молотили, от мельницы-ветряка, который широкими махами ловил ветер и перемалывал тот хлеб, до бани курной над озерцом; ложку к обеду, ушат для засолки груздей, братину, стол, скамью, качку ребенку, ладью-гробовину, чтобы провожать в последний путь, соху и борону поле пахать — короче, все, что требовалось человеку в жизни, творил он из дерева...
Лет десять назад от Курцевской станции отпочковалась и обстроилась в Верхних Матигорах другая опытная станция, по луговодству и животноводству. Там каждый кирпич положен основательно. Лаборатории для ученых. Школа. Культурный центр. Я уж не говорю о жилье и внешнем благоустройстве. Все в Матигорах на уровне требований дня. Все для работы создано.
А Курцево — как деревянное прошлое. Начиная от входа в контору — чтобы лоб не разбить, убери голову в плечи — и кончая сортировальными сараями, сколоченными из горбыля, щелястыми сушилками, в которых в невыразимой тесноте грудятся вороха необработанных семян различных трав. Механизация тоже дедовская...
— Учитывая нашу глушь и условия для работы,— говорил Ткаченко,— ученые не задерживаются у нас. Чуть какая возможность появится, и они или в Ленинград перебираются, или в Вологду. А теперь еще один аспект...
Чтобы не быть голословным, он пригласил для беседы ведущих сотрудников. И все сошлись на одном — нет у них в Курцеве научно обоснованной системы земледелия. Я, было, подумал, что ослышался: станция научная, и вдруг научная система... отсутствует. Если бы ослышался! Каждый из собеседников счел необходимым отметить, что их мнение как работников станции никого в районе не интересует. Какое там «мнение», если все плановые цифры им сверху спущены? И прими как должное к исполнению, не возражай. Таков котласский стиль. Как результат, в структуре посевных площадей на станции зерновые составляют 60 процентов. То есть ячмень по ячменю высевать приходится, овес по овсу...
— А зерно по зерну сеять,— заметил Николай Васильевич Третьяков,— значит, ни молотить, ни веять. Так ведь?
Зерновой клин, раздутый до невероятия, теснит, разумеется, и остальные культуры — вместо расчетных 260 гектаров семянников трав станция имеет поэтому чуть более ста. Отсюда и многие беды с семенами.
Помимо работников станции, приходилось мне встречать в Котласе и многих других специалистов сельского хозяйства, и все в один голос повторяли, что мало у них самостоятельности, что методы руководства, давно осужденные, здесь еще живы и дают о себе знать.
— Планируем и живем по указке. Чистых паров не имеем. Сей вот это! Сей в такие-то сроки! Даже по зяби, и то план доводят. Наши земли в основном приречные. Реками мы богаты. И весной до четырех тысяч гектаров покрывается водой. А нам с осени — паши под весь яровой клин. Что толку? Перепашем, а в разлив гумусовый слой смывается, потом корка образуется на почве — повторно перепахивать надо. Людей дергаем. Убытки терпим. Но нет! Паши с осени. Дай цифру для отчета! Удовлетворенности нет. Понимаете? Все броски. Крайности...
Это не соль на раны и не предмет для интимного шепота. Если толкуем мы о новом экономическом мышлении, о творческих силах человека, которые единственные способны дать экономике и всей нашей жизни толчок, импульс для развития, то и говорить будем открыто. Ни машины, ни новые породы, ни семена трав, ни огромные денежные инъекции в деревню со стороны государства не станут плодоносить и не дадут эффекта, если человек у земли не станет хозяином. Это не абстракция — Хозяин на земле. И не пустые мечтания. Там, где агроном волен сам решать, что сеять, сколько, когда, там и результаты замечательные. Побывайте в колхозе «Россия» Вилегодского района. В совхозе «Важский» Вельского района. Тамошние агрономы и настойчивостью, и авторитетом своим добились права распоряжаться на земле. Хозяйства эти ныне в гору идут.
В свете этих проблем я невольно сравниваю Котлас и Вельск. Можно подумать, что между ними океан времени. Не сказать, что в Вельске никаких проблем — они, как и всюду, остры,— но там пробивается тот самый настрой, подъем духа, без которого не только новому, а и всякому экономическому мышлению не бывать. Нет пастбищ? Давайте вместе соображать, как выходить из положения. Клеверов мало? У вас есть свое, особое мнение, как проблему решать? Что ж, докажи свою точку зрения, мы всегда готовы разумное поддержать. Ставка на инициативу, знания, неравнодушие людей. На что же еще? Кажется, сам воздух иной, легче дышится в Вельске. А в Котласе...
Нет, не сразу, не сами по себе приходят к нам и претворяются в жизнь даже самые замечательные и правильные призывы...
— Но если хотим,— сказала Наталья Григорьевна Симдяшкина, заместитель директора станции по науке,— если хотим иметь мяса в достатке и молока, то позвольте нам определять и структуру посевных площадей, какую мы считаем подходящей. Без изменения ее нам ничего не поправить.
...Директор Ткаченко, слушая сотрудников, время от времени щелкал зажигалкой, похожей на тюбик губной помады, и, делая ладони шалашиком, прикрывал ее пламя, словно было зябко ему и хотелось согреться.
Архангельская область серьезно нацелилась на решение мясо-молочной проблемы. Внедряются новые кормовые культуры — рапс, борщевик Сосновского, расширяются и клеверные посевы. Окультуриваются пастбища. Ежегодно намечено перезалужать сенокосов по девять тысяч гектаров. Почти повсеместно строятся сенные сараи, чтобы, как встарь у крестьянина, сено под крышей хранилось, не замочило его и не гнило оно под открытым небом. Программа разработана с перспективой. И чем меньше будет старых ошибок, чем внимательней мы оглядимся вокруг, делая из них выводы, тем ближе станет успех.
Многие из северян не скрывают, что любят холмогорку, что верят в нее, а завозную американку знать не желают. Другие уступчивей... Да ведь не в личных пристрастиях ключ. Разговор по-крупному: как отладить дело, чтобы больше и масла в магазинах было, и чтобы всех прочих продуктов избыток появился.
Слишком малые сроки минули, чтобы судить... А дело всерьез затеялось. Иной раз напролом оно пробивалось. В погоне за скорым успехом не обошлось без накладок и легкомыслия. Облисполком, учитывая уроки первых лет, исключил, например, из списка хозяйств, подлежащих «голштинизации», несколько совхозов, где явно с этим поторопились. У кого-то, возможно, проявится еще и желание любой ценой отличиться. Но если откинуть накипь, обозначится дело благородное. Веками русский человек работал над холмогоркой — что приемлемо было вчера, сегодня требует поправки, совершенствования,— и работе этой не будет конца, процесс селекции нескончаем. Он только не терпит суеты.
И думается еще, что успех определится тем, насколько творческая атмосфера будет накапливаться. Я вспоминаю Раису Евгеньевну Жильцеву, Фаину Павловну Пятовскую, Николая Васильевича Третьякова, они преданы делу и готовы служить безгранично. И семена преданности, любви такой — в каждом. Но в поле прорастать могут и полезные злаки, и сорная трава. Человек способен или открыться, выложиться на работе, или сделать вид... В конце концов человек успех определяет.
А в заключение хочется повторить председателя областного агропромобъединения Валентина Федоровича Козлова. В его записках, изданных отдельной книгой, так сказано об Архангельской стороне:
«Даже по самым скромным подсчетам, количество культурной или частично окультуренной земли (естественно, при хозяйском ее использовании) может обеспечить в изобилии продуктами животноводства и огородничества несравненно большее число людей, чем проживает сегодня на территории нашей области».
Все по силам. Все может наша земля. При хозяйском ее использовании...
Архангельская область.


ПО ВАШИМ ПИСЬМАМ МЕРЫ ПРИНЯТЫ

ПРОВЕРКА ФАКТЫ ПОДТВЕРДИЛА
Группа доярок Мухортовской фермы совхоза «Красноволжец» Кинешемского района Ивановской области сообщила в редакцию о падеже скота, допущенном из-за нетребовательности к условиям его содержания руководства, отсутствия зоотехнического контроля.
По просьбе «Крестьянки» в совхоз выехали работники областной прокуратуры и областного управления сельского хозяйства. Факты подтвердились. Против виновных возбуждено уголовное дело. Приказом начальника Кинешемского райсельхозуправления директору совхоза «Красноволжец» П.Т. Кириллину объявлен строгий выговор, зоотехнику Т.Д. Вангиловой — выговор.
В ходе проверки совхозу предложено срочно реконструировать подъезд к ферме, отделению райсельхозтехники — отремонтировать навозоуборочный транспортер, совету РАПО — оказать совхозу необходимую помощь.

АДМИНИСТРАТОР «УКРОЩЕН»
Работники подсобного хозяйства павлоградского химзавода пожаловались на то, что директор завода Г.А. Булгаков, не вникая в дела и заботы животноводов, нередко устраивает им незаслуженные разносы.
Факты нетактичного поведения и нарушения КЗоТа со стороны директора подтвердила проверка, проведенная работниками Павлоградского городского комитета народного контроля. На заседании парткома химзавода Г. А. Булгакову указано на существенные упущения в работе, а также на необходимость принять действенные меры по устранению недостатков в организации подсобного хозяйства.

КРИТИКА ПОДЕЙСТВОВАЛА
Житель села Усть-Манчаж Артинского района Свердловской области А. А. Муллаянов обратил внимание журнала на трудные условия, в которые из-за бездорожья зачастую попадают его земляки. И хотелось бы им сдать излишки продукции, полученной в личном хозяйстве, да не получается. Плохо также с выгонами для скота.
Заведующий отделом Свердловского облисполкома С. В. Турновский сообщил, что сейчас дорога от райцентра к селу приведена в порядок, организовано автобусное сообщение. Исполком Артинского райсовета планирует в 1985 г. капитальный ремонт этого участка. Вопросы развития личных подсобных хозяйств, закупки молока, организации пастьбы в настоящее время решаются на сельских сходах.



ЗОЛОТОЙ РАПС

САМА ТРАВА НЕ ВЫРАСТЕТ

• Когда мы видим желтые купины на гороховом или свекловичном поле, возмущаемся: это же сурепка, злостный сорняк. А когда замечаем ухоженное поле, сплошь облитое тем же охряным цветом, хвалим хозяина, потому что это рапс, культурный родич сурепки, ценное продовольственное и кормовое сырье. Да, в первую очередь продовольственное: в семенах рапса 35—50 процентов масла!
К сожалению, эта замечательная культура у нас пока еще не в почете. Хотя в других странах за последние годы посевы ее возросли почти на сорок процентов. Рапс после сои и арахиса занимает сейчас третье место в мире по площадям среди масличных культур.
А между тем в начале века Россия сеяла рапс на 300 тысячах гектаров. Вытеснила его с наших полей другая масличная культура — подсолнечник, и теперь уже «постное» масло для нас — синоним подсолнечного. Но подсолнечник можно возделывать далеко не в каждой климатической зоне, рапс же гораздо менее прихотлив. Подсолнечник все труднее становится уберечь от болезней и вредителей, а рапсу все нипочем. Сейчас эта культура переживает как бы второе рождение. У селекционеров появились прекрасные сорта, высокоурожайные, устойчивые, а главное — с низким содержанием эруковой кислоты и глюкозинолатов (серосодержащих соединений, которые плохо влияют на здоровье животных). Это повысило продовольственные и кормовые достоинства рапса: его масло почти не уступает теперь оливковому, а шрот — подсолнечному жмыху. Не случайно в Продовольственной программе записано: «В целях увеличения ресурсов растительного масла освоить в одиннадцатой пятилетке возделывание рапса в западных областях Украины, в Белоруссии, республиках Прибалтики, а также в Центральном и Центрально-Черноземном районах РСФСР, в Поволжье, на Урале, в Сибири и Северном Казахстане, обеспечить валовой сбор семян рапса в 1985 году 0,5 млн. тонн и в 1990 году примерно 1,5 млн. тонн».
Не будем, однако, пугать хозяйку, не станем навязывать ей рапсовое масло взамен подсолнечного или сливочного. Время само скорректирует наши пищевые традиции и вкусы. Итак, если не производить масло для питания, что конкретно может нам дать рапс?
Помимо технического масла (а оно ценится дороже продовольственного — 3 рубля кг), из семян рапса получают ценнейший кормовой продукт — шрот, который содержит 35 процентов белка. Для сравнения: в соевом жмыхе белка 45 процентов, а в подсолнечном — только 25. Шрот повышает удой, стало быть, благодаря рапсу можно иметь больше того же любимого сливочного масла. К тому же рапс — прекрасный санитар поля, хороший предшественник для зерновых культур. Наконец, это культура-медонос, с гектара цветущих посевов пчелы возьмут не менее 50 килограммов меда.
Передо мной две комплексные программы с одинаковым названием «Рапс». Одну я привезла из Омска, где основательно работают с яровой культурой рапса, вторую — из поездки в Ивано-Франковск, где в основном занимаются рапсом озимым.
Омичи планируют в ближайшем будущем иметь под рапсом на маслосемена 150 тысяч га, а на осенний зеленый конвейер — 100 тысяч. Они рассчитывают при средней урожайности семян в 12 центнеров с га (отдельные хозяйства региона берут уже по 20 и больше) получать, помимо ценного растительного масла — вспомним, выход его до 50 процентов! — еще и 28,9 тысячи тонн переваримого протеина, стоимость которого в 30 раз меньше того, что используют обычно для приготовления комбикормов. Рапсовый шрот в количестве 100 тысяч тонн позволит омичам сбалансировать по белку около одного миллиона тонн зернофуража, то есть полностью решить в области эту ключевую для животноводства проблему.
Над реализацией программы «Рапс» работают несколько научных организаций, опытных и базовых хозяйств. Полным ходом идет совершенствование технологий возделывания культуры на те или иные цели, отработка методов использования жмыхов и зеленого корма из рапса для различных отраслей животноводства.
Украинский центр (рапсоведения, рапсоводства?) обосновался в Ивано-Франковске. Здесь недавно создана первая и пока единственная в стране научно-исследовательская станция крестоцветных культур. Возглавил ее кандидат сельскохозяйственных наук Василий Дмитриевич Гайдаш. Во многом его заслуга, что здешние хозяйства в прошлом году получили 3 тысячи тонн семян этой культуры — их хватит для посевов на 600 тысячах гектаров!
Почему так пришелся ко двору рапс именно здесь? На мой вопрос Василий Дмитриевич ответил так:
— Земли у нас мало, горы кругом, так что каждым клочком пашни надо дорожить. А рапс — очень экономичная культура во всех отношениях. Вот, например, в «дорапсовый» период мы занимали пожнивными 40 тысяч гектаров, засевали 2—2,5 центнера семян гороха или овса на гектар, а брали массы всего по 40—60 центнеров. Когда же вышли на пожнивные с озимым рапсом, то стали расходовать на гектар 8 килограммов семян, а зеленой массы весной берем по 150—200 центнеров. Отдельные же хозяйства, такие, как колхоз «Прапор комунизму», где председателем Герой Социалистического Труда Василий Михайлович Ткачук, снимают по 600 центнеров массы, да еще и запахивают 300—400 центнеров пожнивных остатков рапса в качестве сидерата, то есть зеленого удобрения.
В питомнике НИС крестоцветных культур испытывают 127 сортов рапса, сурепицы, перко. Уже выделено несколько номеров растений с ценными признаками — в перспективе это сорта местной экологии. На опытных делянках станции выверяют оптимальные сроки сева, дозы удобрений, нормы семян и другие параметры агротехники возделывания этих культур. Свое задание в комплексной программе «Рапс» есть и у медиков. Они изучают пищевые и лечебные свойства рапсового масла, должны установить предельно допустимые дозы эруковой кислоты.
Рекомендации НИС успешно внедряются в производство. Например, очень серьезно к рапсу относятся в колхозе имени 60-летия СССР Городенковского района. Это хозяйство, производящее на 100 га угодий более 1000 центнеров молока и 100 центнеров мяса, четвертую часть потребности кормового баланса в протеине берет за счет рапса. Рентабельность культуры в хозяйстве достигает 200 процентов.
Председатель колхоза Роман Иванович Равлюк верит в рапс безоговорочно.
— Сей рипак (то есть рапс) на свободном поле в любой весенне-летний месяц,— говорит он,— а потом думай, зеленкой его скормить, дождаться семян или запахать на сидерат. Между прочим, припахать 150—200 центнеров такой массы на гектаре все равно, что внести 20 тонн навоза. С таких площадей мы берем по 48—52 центнера пшеницы — это на 7 центнеров больше, чем по клеверищу. И еще хочу сказать о силосовании рапса. Пока наука спорит, годится ли он вообще на такие цели, мы ежегодно закладываем 1200 тонн раннего силоса из рапса, добавляя в него измельченную солому, монокальций-фосфат или обесфторенный фосфат. И коровы его с удовольствием поедают. С введением рапса в рацион стали они давать по 14 килограммов молока, и жирность отличная — 3,8 процента.
Послушаем еще одного председателя: Марию Алексеевну Скицко из колхоза «Радянська Конституция». Мария Алексеевна — человек известный. В недавнем прошлом была дояркой, прославилась своими пятитысячными надоями, за что и награждена Звездой Героя Социалистического Труда. Цену кормам она знает превосходно.
— Мы берем весной по 250—300 центнеров рапса на зеленку. Семенные посевы тоже родят неплохо — до 30 центнеров дают с гектара. И косим рапс, и возим, и кормим скот досыта, да еще и запахиваем примерно 100 центнеров на гектаре. В прошлом году был один участок, где рипак перестоял. Так мы его засилосовали и давали зимой скоту, не добавляя концентратов. Очень это нас выручило!
Следует, однако, сказать о проблемах, которые сами земледельцы решить не могут. Комплексная программа «Рапс» нуждается в серьезном техническом обеспечении. Нужны специальные травяные сеялки, жатки для рапса и других трав и даже специализированные, хорошо уплотненные комбайны для уборки семенников. Наконец, нужны цеха-маслобойни для переработки семян рапса на масло и шрот. Несколько таких установок уже смонтировано в Омской области. Но это — только начало.
К. ЗЫРЯНОВА
Ивано-Франковская область.

<- предыдущая страница следующая ->