скачать журнал

<- предыдущая страница следующая ->

О том, как внедрялся бригадный подряд на ферме, рассказывает бригадир мастеров машинного доения Вера Шалина

ЕЩЕ НА СТУПЕНЬКУ ВЫШЕ

БРИГАДНЫЙ ПОДРЯД: КОЛЛЕКТИВ И ЛИЧНОСТЬ
После заседания правления, куда пригласили и нас, специалистов среднего звена, я решила заехать на ферму. Был поздний вечер, но уж очень хотелось рассказать бригаде об услышанном. Еще бы! По итогам 1983 года мы получили самые высокие надои и заняли первое место. К тому же, говорил председатель, бригада Шалиной первой среди животноводов перешла на коллективный подряд. И вообще много теплых слов говорилось о нас в тот день.
...Оказывается, меня в бригаде ждали, хотя успели почти все дела свои закончить. Обступили, засыпали вопросами, кто да что говорил. Растерялась даже. А Зина Клейменова предложила:
— Давайте лучше посидим немного вместе, чайку попьем, а Вера нам расскажет.
И получился у нас тогда вечер воспоминаний.
Слушали Екатерину Дмитриевну Погодину. Она старшая среди нас, всю жизнь проработала на Ферме в Мисайлове. Всякого повидала на своем веку, свидетелем была многих «шараханий» в животноводстве. Убедилась, что только практика покажет, действительно ли полезно то или иное нововведение. И вот она нам и говорит: «А что, девочки? Подряд-то хорошо помог нам. Победили мы...»
Победили... А далась нам победа ох как нелегко! Во-первых, бригада наша сравнительно молодая. Всего три года назад создали ее, и тогда Погодина и Лидия Алексеевна Лидванова, ветераны, несли в общем-то двойную нагрузку. Несколько доярок перешли к нам с соседней, Андреевской, фермы, но много оказалось и новичков, вообще не знавших, как и подойти к корове. Мария Пожидаева раньше птичницей работала, Зина Клейменова — механизатором... Пришлось Погодиной и Лидвановой и самим поспевать и учить новеньких.
Тогда как раз построили новый комплекс в деревне Остров на 1100 голов и старые фермы механизировали. А на базе нашей фермы, Мисайловской, был создан один из цехов комплекса, коровник, в котором мы получаем нетелей со стельностью 4—5 месяцев, готовим их к растелу и раздаиваем первые три месяца, после чего наши первотелки пополняют поголовье Островского комплекса.
В Острове сразу же внедрили поточно-цеховую систему. Группы коров сформировали по принципу физиологического состояния животных, ввели двухсменку. От нас, понятно, в большой степени зависело, каким станет племенное ядро, а значит, и надои.
Приезжали к нам московские ученые, внедрили опытную партию пневмомассажников. Немудреная штуковина этот пневмомассажник, на зато как облегчает работу! Небольшая металлическая коробка овальной формы надевается на вымя и подключается к вакуумной установке. Массаж идет за счет отжатия воздуха и ручному нисколько не уступает. А нетель быстро привыкает к этой установке и потом, после растела, спокойнее реагирует на доильный аппарат. В позапрошлом году мы раздоили более 200 первотелок и передали их на комплекс. При этом на нашей ферме почти на 200 килограммов увеличились среднегодовые надои от каждой коровы по сравнению с предыдущими годами. Женщины наши стали работать увереннее, без суеты и нервотрепки, бригада окрепла профессионально. А тут, в конце восемьдесят второго года это было, к нам приходит главный зоотехник колхоза Николай Иванович Безунов и предлагает: давайте, девчата, переходить на коллективный подряд. Ну мы, конечно, еще плохо представляли, что это да как, хотя слышали немало. О бригадном подряде и по телевизору говорят и в газетах пишут... Но чтобы у нас на ферме?
Нам менять порядок очень даже не хотелось. Зарабатывали мы неплохо, по 200 рублей в месяц и выше. Научились понимать друг друга с полуслова. Кто у нас больше сделал, тот больше и получил. Оплата сдельная и всех устраивала. А при подряде как? Уравниловка?
— Почему же уравниловка?— говорил Николай Иванович.— Совет бригады будет решать, чей вклад выше, кто потрудился лучше и больше. Коллективный подряд повысит материальную заинтересованность каждой доярки в общих результатах труда, а значит, повысится и продуктивность животных. ...Я уже не говорю о том, что легче будет найти подмену, если кто-то заболеет, легче будет чередовать работу с отдыхом,— втолковывал он нам.
Заставил нас главный зоотехник задуматься. Вечерами я изучала брошюру, в которой были напечатаны методические рекомендации по организации коллективного подряда в молочном животноводстве. Особенно интересовали меня те моменты, которые могли бы послужить доводами для доярок. Например, то положение, что максимальный размер доплаты за продукцию не ограничивается и доплата эта распределяется внутри коллектива по коэффициенту трудового участия... Или другое положение, из которого вытекает, что нормативный тарифный фонд заработной платы за месяц остается неизменным, даже если в это время работала не вся бригада, а только часть ее. В этом случае сумма экономии распределяется между доярками...
Я пишу обо всем этом, поскольку при внедрении коллективного подряда — и не только на ферме, а, пожалуй, и в полеводстве и в строительстве — нет ничего важнее, как добиться, чтобы люди поверили в эту форму организации труда, увидели, что она отвечает их интересам и идет на пользу делу.
Сейчас даже вспоминать странно, а ведь был и такой день, когда доярки заявили руководству хозяйства: «Будете настаивать на подряде — уйдем с фермы!» ...Но все же готовились мы исподволь к введению подряда. Сотрудники кафедры мясного и молочного скотоводства Тимирязевской академии вели хронометраж рабочего времени, рассчитывали операции по минутам. Мы занялись профессиональной учебой — вели занятия по дойке, кормлению, массажу вымени первотелок, по уходу за новорожденными телятами... И странное дело: внешне как будто бы ничего не изменилось в производственном процессе, а все-таки перемены мы ощутили. Если специалисты рассчитали, что на чистку кормушек и раздачу кормов надо затрачивать в среднем полтора часа, то все старались теперь придерживаться этого времени. Животных и помещение передавали по смене так, что комар носа не подточит, никаких претензий: ведь теперь заинтересованность была общая — в конечном результате.
Раньше бывало, чего греха таить, каждая доярка норовила для своих коров побольше да получше кормов получить. Едва ли не вырывали друг у друга эти корма... Один скотник на работу не выйдет — попробуй уговори другого за него поработать!.. А сейчас куда подевались мелкие обиды, все эти «я тебе, ты мне» и тому подобное... Заметно дружнее стали работать.
Теперь уже понятно, что к подряду коллектив должен привыкнуть. Очень важную роль играет при новой организации труда совет бригады. То, что может недосмотреть зоотехник или бригадир, обязан увидеть совет. Не приготовил, например, скотник Володя Ершов вовремя опилки на подстилку животным... Не сумели полностью раздать корма Валерий Бабашкин и Виктор Кулешов... Плохо следили за чистотой и мойкой молочной посуды доярки Татьяна Кулешова и Нина Волкова... За такие нарушения совет бригады без разговоров снимает баллы.
В конце каждого месяца подсчитывается сумма выплаты за фактически произведенную продукцию. Допустим, в мае мы надоили 1000 центнеров молока жирностью 3,6 процента и получили приплод — 40 телят. Расценки за одного теленка и за один центнер молока устанавливаются по договоренности с администрацией. К примеру, за молоко бригаде причитается 2012 рублей. За приплод — 240. Всего 2252 рубля. Вот эта сумма и распределяется между членами бригады с учетом отработанного времени, вклада каждого в общие результаты труда, то есть по коэффициенту трудового участия (КТУ). Отдельно начисляется доплата за совмещение работ. Скажем, механизатор-кормач совмещал свои обязанности с работой скотника, который был в отпуске. Значит, ему можно доплачивать в размере более 50 процентов тарифной ставки скотника. Помимо всего прочего, выплачиваются премии — за сохранение и превышение достигнутого уровня продуктивности коров, за получение и сохранение телят, за экономию производственных затрат, за рост производительности труда и другие показатели. Так что материально мы даже выиграли.
Год на подряде: много это или мало? Итоги подводить рановато, но уже появился опыт — убеждающий, позитивный, обнадеживающий. И все еще не покидает радостное ощущение победы. Все-таки надоить в среднем за год на 400 килограммов молока от каждой коровы больше, чем в предыдущем, 1982 году, вырастить и раздоить на сто голов первотелок больше — это что-нибудь да значит!
Поэтому в тот вечер за «победным чаем» мы с девочками из моей бригады, вспоминая перипетии всех наших двенадцати месяцев на подряде, старались определить, чья же конкретно заслуга в успехе. Спорили даже. И вдруг поняли, что выделить кого-то персонально нелегко. Может быть, лучше других поработали наши опытнейшие доярки, мастера первого и второго классов Е. Д. Погодина, Л. А. Лидванова, М. Ф. Бойких, Н. И. Внукова... Но разве хуже трудились члены совета бригады З. С. Клейменова и М. И. Пожидаева? Разве мало старания приложили В. А. Громова, М. А. Кашкова, Т. Н. Кулешова? А как много зависело от скотников! Таких профессионалов, как, например, Варвара Антоновна Горюшкина, которая всю жизнь посвятила ферме... Вот и получается, что каждый внес посильный вклад в общее дело, в борьбу за конечный результат, за главную нашу продукцию — молоко. И не в этом ли сила бригадного подряда: люди заботятся главным образом о том, чтобы свои обязанности выполнить хорошо и не подвести других. Так, по моему мнению, бригадный подряд помогает людям подняться на ступеньку выше и нравственно и профессионально.
Когда бригада заключает договор на подряд и начинает работать по этому методу, она невольно проходит несколько последовательных стадий. Сначала — у нас это длилось месяца полтора — идет привыкание. Затем, добившись первых хороших результатов, люди ощущают, что работа стабилизировалась. После этого — спустя, скажем, месяца четыре — наступает очень важный момент саморегуляции коллектива. Что это значит? Бригада, нацеленная на конечный результат, сама начинает искать наилучшие пути к достижению намеченного.
Работа с животными так или иначе распадается на отдельные операции. И в любой бригаде бывает, что одной доярке лучше удается массаж вымени и дойка, другой — уход за стельными животными и новорожденными телятами. Но постепенно профессиональное мастерство доярок как бы выравнивается. На этом уровне уже возможна взаимозаменяемость. Мы добились такого в бригаде, что каждый из семнадцати человек может выполнять в принципе любую работу, освоив все операции. Больше того, мы намеренно сократили бригаду на два человека. Производство от этого только выиграло.
...Центральная усадьба нашего колхоза носит название Молоково. Символично, не правда ли?
В нынешнем году мы вновь заключили договор на подряд...
Колхоз имени Горького, Ленинский район, Московская область.

Фото С. КУЗНЕЦОВА.
Вера Степановна Шалина: ее бригада первой в колхозе перешла на коллективный подряд.
Молоко первотелок... Дояркам оно особенно дорого досталось.


ЖЕНЩИНЫ НА ВОЙНЕ
ФОТОАЛЬБОМ «КРЕСТЬЯНКИ»

ОБРАТНЫЙ АДРЕС - ПАМЯТЬ

Почерк иногда неразборчив, некоторые фотографии до того выцвели, что только любовь да родная кровь и могут увидеть то, что некогда запечатлела любительская фотокамера. Это письма войны. Это фотографии войны. Это наше горе и слава.

Стихи с рефреном...
«Шестого ноября 1942 года под Сталинградом мы, танкисты, получили посылки от неизвестных нам советских людей. В одной из них были теплые вещи, кое-что из продуктов, а главное — стихотворение, написанное детским почерком.
Многие танкисты переписывали стихотворение, многие выучили его наизусть. А идя в бой, говорили: «Отомстим за Наташину маму!"
Мы закончили войну в сентябре сорок пятого в Порт-Артуре. Оставшиеся в живых танкисты нашего соединения почти ежегодно встречаются в День Победы. Искали Наташу, но не нашли пока. А нам так бы хотелось найти ее, ведь она стала будто родной.
Вот эти стихи, которые мы помним наизусть; они длинные — и про смерть мамы и как собирать посылку помогал Наташе и бабушке какой-то «дядя Носов», а рефреном там повторяются такие строки:
Я бойцам хорошим нашим
Шлю большой, большой привет.
А зовут меня Наташей,
У которой мамы нет.
С уважением! Бословяк И. З.,
ветеран бывшей 6-й гвардейской танковой дивизии, г. Клинцы, Брянская область.»

«Мне не было и двадцати»
«Летом 44-го мы наступали, совершали ежедневные марши по 50—60 километров. Уставали страшно. У нас был хороший доктор Меребишвили Шота, к нему подойдешь и скажешь: «Разрешите проехать на лафете?» Это мы так отдыхали: проедешь километра 2—3 на лафете пушки, потом сядешь на обочине и дожидаешься своих.
Так и в тот раз случилось. Сижу, жду, когда моя санрота до меня допылит, как вдруг чувствую какую-то тревогу. Прискакал верхом комполка Кузнецов и срочно завернул второй батальон с марша в сторону. Я, было, говорю, что я не ихняя, не из второго батальона, а Кузнецов мне: там санинструкторы тоже понадобятся, да еще как! Мы проехали на машинах километров 15 к реке Березине. Хороший был такой денек, свежий и солнечный. Со мной в «студебекере» ехали солдаты из пополнения: все молодые, в еще ни разу не стиранном обмундировании. Мне не было тогда двадцати, а им-то и того меньше.
Сначала от реки так хорошо, свежо пахло, но потом потянуло запахами боя. И вот увидели исковерканную подводу с ранеными и убитой, раздувшейся лошадью. Смотрю, от трупного запаха солдатики мои юные побледнели, многих стало рвать. У многих в глазах слезы. И хорошо, что слезы, не надо сразу много такого видеть: страшные позы убитых, сгоревшие, обугленные трупы танкистов. Нас, оказывается, бросили на помощь дивизии прорыва. Бой, видно, был перед переправой крупный, куда ни глянешь — не видно конца страшному зрелищу.
А на середине нового деревянного моста на нас налетела фашистская авиация. Поднялась стрельба, но немцы успели поджечь мост и обстрелять нас с бреющего полета. Первая наша машина загорелась и с солдатами полетела в реку. И под нашей машиной затрещал настил, и мы медленно пошли под уклон. Сидящий рядом со мной солдатик был ранен в предплечье, а другой — в голову. Я еле успела наскоро перевязать их. Тут взводный дал команду прыгать в воду. А мост высоко над водой! Лечу я этак «солдатиком», а сама думаю: какая же это будет глубина? На мне две санитарные сумки, набитые перевязочным материалом, да еще один раненый солдат вцепился мне в ремень, может, плавать не умел? Ну, думаю, не выплыть нам. Но, чувствую, вошли ноги во что-то мягкое и врезались мы чуть не по колени в ил, а воды было по грудь, не больше, а ведь самая середина реки — повезло-то как! Раненые вцепились в меня, и пошли мы к берегу гуськом, как утя с утятами, я ведь здорова-здоровешенька.
Пока я всех перевязала, начало смеркаться, а пока определила моих солдатиков в ближайший медпункт, то и вовсе стемнело, меня и не отпустили до утра, чтобы я не потерялась или не натолкнулась на случайно уцелевших фашистов. А рано утром пошла искать своих. Поднимавшийся от реки туман так окутал меня, что я ничего не видела. Будто в облаках шла. Слышу, ездовые переговариваются, по голосам — наши, нашего батальона. Только я к ним, а они глаза вытаращили, а один даже назад пятится. Тут и другие солдаты подошли и все на меня странно смотрят. И девочки мои прибежали, плачут, обнимают и кричат: «Ты к нам с облаков спустилась, да? С того света, да?» Ничего я не понимаю, не знаю, что прошел слух, будто я убита...
Оказывается, туман во всем виноват был. Тут и смех начался: ну, ты даешь, на облаках летать научилась. Один ездовой, который панику пустил, все говорил: ох, не к добру все это, ох, не к добру, а остальные: к добру, к добру! Мол, счастливая это примета, долго жить будет, коль по облакам шатается!
А ведь сбылась примета, ничего не скажешь.
Лилия Александровна Токарева, теперь Киселева.
г. Джамбул, ул. Макарова, 15».

Гвардии старшина 46-го гвардейского Таманского полка ночных бомбардировщиков Алевтина Александровна Казанцева. Снимок 1944 года.
Это их, Алю Казанцеву и ее подруг, едва оторвавшихся от парт, фашисты звали «ночными ведьмами». Последние годы Алевтина Александровна работает воспитателем в Шелеховском ГПТУ-20.

«В 1943 году после окончания десятилетки мы — это пятеро десятиклассниц вместе с молодой учительницей математики — ушли на фронт добровольно. Нас направили в зенитный артиллерийский полк, и мы сопровождали эшелоны к фронту.
День Победы встретила в Польше. На фронте стала членом партии.
Нелегко девушке на войне. Война — ведь это тяжелая мужская работа. Но как же не воевать, когда катится по стране такое горе?
После демобилизации вернулась домой. Отец погиб под Сталинградом, дома еще две сестренки. Работала, экстерном окончила учительский институт, и 30 лет проработала с детьми, и своих троих вырастила, они все получили высшее образование, а я сейчас работаю в библиотеке.
А на фотографии я в мае 1945-го.
Лохманова София Ивановна,
Ростовская область, станица Персиановка».

Жила-была девушка
Полковник Александр Петрович Коденец погиб смертью храбрых на подступах к Ворошиловграду. Тогда его 16-летняя дочь Лиза собралась на фронт.
Мелания Петровна Коденец, тетя Лизы:
— Лиза была единственной дочерью моего брата Александра. Росла она крепкой, смышленой, жизнерадостной. Помню, с каким вниманием слушала рассказы отца о героях гражданской войны. Любили они всей семьей петь. Рвалась на фронт с первых дней войны, но в военкомате отказывали. А уж как отца убили, она не просила, а требовала. Путь от Киева до Берлина мы прошли вместе.
Григорий Петрович Коденец, дядя Лизы:
— До войны я был колхозным шофером. Лиза всегда просила прокатить ее «с ветерком». Это у нее в крови было, ведь и отец ее тоже был механизатором, а в армии вырос до полковника и командовал танковой бригадой. Твердо решив после гибели отца бить врага на танке, в какой-то мере заменить его, Лиза добилась своего. С боями прошла на запад половину Украины. Польшу, участвовала в штурме Берлина.
Сергей Сергеевич Вещунов, полковник в отставке:
— Все наши доводы, что она почти дитя, что нужно подучиться военному делу,— это все она решительно отметала. Мы ей предлагали то или другое, она — нет и нет: мой отец был танкист, и я буду бить фашиста танком. А если и погибну, то, как папа, в танковом бою. Ее взяли на испытание боем. В этом же первом в ее жизни бою она проявила бесстрашие и отвагу. После боя роли поменялись: теперь уже экипаж танка просил командование оставить ее в качестве радиста-пулеметчика. Так Лиза в шестнадцать лет стала полноправным танкистом.
Федор Михайлович Клинов. полковник в отставке:
— Дочь полковника Коденца Лиза прибыла в нашу танковую бригаду в начале июня 1944 года. Ее зачислили в экипаж танка стрелком-радистом, и в ходе боевых действий она показала себя превосходным солдатом. Была она красива собой, общительная, любила петь и танцевать. В короткий срок стала любимицей части. Бой на улицах Берлина в день 1 мая 1945 года оказался для нее последним. Прямым попаданием вражеского снаряда танк был подбит, и весь экипаж погиб.
Вдова полковника и мать бойца хранит четыре письма.
Одно — от мужа, написанное за два дня до смерти.
«Здравствуйте, мои дорогие жена Ирина и дочурка Лизонька! Сегодня получил сразу два письма, сколько новостей в них, сколько радости! Сердце отогревается от ваших нежных слов, холодный металл становится теплее.
Спешу сообщить, что я, как прежде, жив, здоров и невредим. Рад, что и вы не падаете духом. Ира, ты пишешь, что Лизонька тайком изучает радиодело. А от кого прятаться с таким полезным делом? Скоро она будет совсем взрослой, и это ей может пригодиться.
У нас радостное событие — вступаем на землю родной Украины. Как бы фашист ни стервенел, песенка его спета. Очень скучаю, так хочется увидеть вас, крепко обнять, услышать ваши голоса, посмотреть в ваши ясные и чистые глаза. Но сейчас об этом можно только мечтать. А пока крепитесь, мои дорогие и любимые. Через несколько часов мы пойдем в бой.
Крепко обнимаю вас и целую.
Папа. 4 февраля 1943 г.».
И три письма от дочери Лизы.
«Милая, родненькая моя мамочка!
Я уже писала тебе, что встретили меня как родную. Тут еще много боевых друзей папы, все они называют меня доченькой или сестричкой. Все говорят о папе как о славном и храбром командире. Я этим очень горжусь, думаю, тебе тоже приятно слышать такое. Папа наш был настоящий герой, и я хочу быть похожей на него.
Обмундирование, которое мне выдали, все новое, мне очень идет. Вот только шинель нужно немного подогнать. А ремень мне ребята достали такой, как у папы был. Теперь можно и пофасонить. Одно мне не нравится: все жалеют меня, считают, что я «все-таки девчонка», и уговаривали, чтобы пристроилась писарем. Но я хотела только в танк и настояла на своем. Я должна отомстить за папу. Должна, понимаешь!
Милая моя мамочка! Знай, что я люблю тебя крепко-крепко, что дороже тебя у меня никого нет на свете. Вот разобьем фашистскую гадюку и снова будем вместе. Блинов напечем, в лес пойдем — как хорошо в лесу!
Крепко обнимаю и целую много-много раз. Твоя Лиза.
17 июня 1944 года».
Еще одно сохранившееся письмо — из Польши.
«Родная моя мамочка!
По строчкам твоего письма вижу, что ты плачешь. Не плачь, дорогая, не беспокойся обо мне. У меня все хорошо. Я уже обстрелянный боец. Я всегда думаю о тебе, родная, как-то даже во сне говорила с тобой. Читаю твои письма своим фронтовым друзьям. Вместе со мной они радуются за то, что у меня такая расчудесная мама.
Я воюю в танке радистом-пулеметчиком. Говорят, получается у меня здорово. Ребята в экипаже отличные. Мы одна семья, они меня любят, и я их тоже. Обо мне, мамочка, не тревожься, никакая вражья пуля меня не возьмет. Жди меня, дорогая мамочка. Твоя Лиза. 18 января 1945 года».
И последнее, написанное за два дня до гибели.
«Милая моя распрекрасная мамочка!
Ура, мамочка, мы в Берлине! Загнали фашистского гада в его берлогу. Берлин — город большой, но мрачный и страшный. Все вокруг грохочет, ухает, свистит. Дрожит земля, дым режет глаза, дышать нечем, полуразрушенные дома окутаны пламенем.
А на улице весна. На деревьях распустились молодые листья. Ребята умудряются даже цветы дарить мне. Как же их не любить!
Все мы чувствуем, что не сегодня-завтра фашистская гадина испустит дух. Дорогая, любимая моя мамочка! Сегодня так хочется видеть тебя, как никогда. В мире нет лучше мамы, чем ты у меня. Жди меня. Война скоро отгрохочет, и мы будем смотреть на чистое небо над головой. Обнимаю тебя и целую крепко-крепко. Твоя Лиза.
29 апреля 1945 г. Берлин».
В селе Хухра Ахтырского района Сумской области стоит теперь памятник отцу и дочери.
А. КОСЯК,
участник Великой Отечественной войны.

«На этой фотокарточке мы, девушки из 2-й роты отдельного 74-го батальона ВНОС. Мы еще служили, но уже пришла Победа, и мы поехали на батальонные соревнования. Был очень красивый праздник, когда мы впервые оставили оружие...
Нина Чалых, теперь Луценко Нина Михайловна, г. Новокубанск, Краснодарский край».

<- предыдущая страница следующая ->