каморка папыВлада
журнал Костёр 1988-05 текст-3
Меню сайта

Поиск

Статистика

Друзья

· RSS 29.03.2024, 11:27

скачать журнал

<- предыдущая страница следующая ->

НАШ ДОМ

В ГОРАХ ОСЕТИИ

РАССКАЗ О ЖИЛИЩЕ ГОРЦЕВ КАВКАЗА
Я направлялся в горное селение, которое было превращено в заповедник. Мы шли туда вместе с моим старым другом Гусовым, который родился в этом ауле. И было Гусову лет, наверное, столько, что он сам точно не помнил. Еще немного по горной тропе — и мы увидели...
ЭТО МОЯ САКЛЯ
— Видишь, сакля наша вырублена прямо в горах. Задняя стена сакли — скала, — говорил Гусов. — Строились только боковые стены и фасад. Поверх стен положены балки, которые поддерживаются столбами. На них клали толстые бревна. Потом — хворост и солома, потом — щебень и глина. И все это как следует утаптывали. Крыше полагалось быть плоской с небольшим наклоном, чтобы не задерживалась вода...
По тропе мы поднялись на крышу: ровная, хорошо утрамбованная площадка.
— Здесь мы молотили хлеб, сушили зерно, шерсть. Это место отдыха, веселья, детских игр и собраний мужчин нашего рода.
Потом мы спустились в саклю, вошли в хадзар.
— Вот, — сказал Гусов, —это жилая комната. Чтобы войти сюда, нужно сильно наклониться — такие низкие двери. Так у вошедшего невольно проявляется уважение к дому, к его хозяевам.
Полы в сакле были земляные, внутренние стены смазаны глиной. Окна — небольшие отверстия в стенах. В сакле было зябко. Я сказал об этом Гусову.
— В холодную погоду мы закрывали окна каменными плитами. Свет шел через дымарь над очагом. Тебе холодно потому, что не горит очаг. Видишь эту цепь, на которой висел котел над очагом? Если осетин скажет: «Клянусь очажной цепью!» — нет крепче клятвы! Вот что такое очаг в доме.
У очага стояла высокая резная скамейка, рядом — четыре лавки пониже. Дальше в глубине комнаты — деревянная кровать. Вдоль стены были полки с деревянными и глиняными мисками, чашками, ложками. Тут же на гвозде висели бурки, башлыки — верхняя одежда осетин.
Пока я рассматривал саклю, Гусов стоял у очага, держась рукой за очажную цепь. Мне даже показалось, что он разговаривал с ней. Длилось это недолго, заметив, что я смотрю на него, он продолжил объяснения:
— Этот стол на трех ногах —фынг, деревянное корыто — арынг, гогон — медный кувшин. Эта бочка сделана из ствола карагача. Она — ровесница моего прадеда. В этой бочке носили воду из родника. На спине.
— А куда ведет эта дверца в Задней стене? — спросил я.
— За ней кладовка. Там мы хранили запасы масла, сыра, копченого мяса, если, конечно, все это было... Ключ от кладовки всегда был у хозяйки.
Гусов подошел к резному стулу возле очага:
— Диван. Место старшего за столом. Мне приходилось тут сидеть. Старшему почет. И лучшие куски...
Я улыбнулся:
— Кто не знает кавказских застолий!
— Шумные пиры — обычай долин. Осетин очень сдержан в еде. Малейший намек на то, что ты голоден, считается высшим бесстыдством. Горцы говорят: «В гости иди сытым, домой возвращайся голодным». А теперь я поведу тебя туда, куда много раз водил своих гостей. Знаешь, как зовется эта комната?
КУНАЦКАЯ
Вход в кунацкую был снаружи.
— В каждом доме горца есть такая комната. — Гусов остановился возле двери в кунацкую. — Гость мог приехать сюда и войти во всякое время дня и ночи. Двери кунацкой никогда не запирались.
Мы вошли. В комнате стояла кровать, две скамейки, кувшин, Таз. Пол покрывала шкура оленя. В углу даже был веник.
— Гость для осетина — человек особенный. Все лучшее в доме откладывалось про запас на случай внезапного появления гостя. Его никогда не оставляли одного, чтобы он не скучал в доме. В присутствии гостя имели право сидеть только старшие. Когда гость говорил, что уезжает, его коня седлали и ставили головой к дому — это значило, что ему всегда рады и снова ждут здесь. В дорогу давали сопровождающего и еду.
Дверь кунацкой заскрипела. Я вздрогнул — мне показалось, что сейчас сюда войдет джигит в папахе и бурке.
— Это ветер, — сказал хозяин сакли. — Ты знаешь, сынок, если требовали обстоятельства — хозяин защищал гостя даже ценой собственной жизни. Идем. Куда? Не спрашивай, куда тебя ведет хозяин.
Аул остался за спиной. Впереди были горы. Я обернулся. Заходящее солнце замерло над горным селением, словно раздумывая — какую кунацкую выбрать для ночлега.
ТЫ ЗНАЕШЬ ИСТОРИЮ ОСЕТИН?
Об этом спросил меня Гусов.
— Когда-то один путник-невежда сказал про нас: «Глупые осетины. Забрались на скалы, когда на равнине жить лучше...» А ты как думаешь?
Зоркие глаза старика требовали прямого ответа.
— Не всегда люди сами выбирают свое жилье.
— Это так, — кивнул головой старик. — Наши предки — аланы — были могущественным племенем на Кавказе. Выносливые в походах, стойкие в битвах, аланские воины внушали страх врагам. Трусость считалась преступлением. Но с востока пришла огромная беда —монгольские орды. Не покорились предки. Каждый род бился до последнего мужчины. Так погибло аланское племя. Кому удалось спастись, не пожелали стать рабами на плодородных равнинах. Укрылись в горах. А какая в горах почва? Одни камни. На семью приходился такой клочок земли — положи на него быка, так прикроет весь без остатка, даже хвост не поместится. Пашни были на крутых склонах гор. Дожди смывали верхний плодородный слой, приносили на пашню камни. Пахарь не брился со дня вспашки до уборки урожая, чтобы поля были такими же густыми, как его борода.
Мы подошли к руинам.
— Ты знаешь, что это? — спросил Гусов.
Я не знал.
— Ганах, — сказал Гусов. И надолго замолчал.
ГАНАХ
Я оглядывал развалины какой-то древней башни. Было тихо.
— Башню рушит собственный камень, — покачал головой старый осетин. — Ганах дряхлеет, потому что в нем не живут люди. Он может стоять много лет... Попробуй заберись на такую башню! Видишь окно на самом верху? Сейчас оно заросло травой и кажется маленьким. Это и есть вход. Он только один. Поднимались в ганах с помощью веревочной лестницы. Потом поднимали и ее.
— Здесь была не только башня, — заметил я, оглядывая руины.
— Я же говорю, что это — ганах. Три этажа, понимаешь? В первом держали скот и зерно, во втором жила семья, третий — для обороны. Вон и бойницы... Располагали свои башни осетины так, чтобы не только самому спастись. Башни прикрывали тропы и перевалы, ведущие к селению. У каждого рода был свой ганах. Эта башня — моего рода. Теперь она не нужна. Тихо в горах...
И мы пошли обратно в цветущие долины, где теперь жили осетины из опустевшего горного селения, превращенного в музей-заповедник.
В. СОЛОВЬЕВ
Оформление О. Смелкова


КОГДА ОН ВЕРНЁТСЯ...

ВИКТОР ГОЛЯВКИН
РАССКАЗ
Рисунки К. Почтенной

Была война. Мы жили в далеком южном городе. Отец был на фронте. Мама работала на фабрике, и я иногда после школы навещал ее. У нас кончались занятия, на фабрике начинался перерыв. Я всегда спешил к перерыву.
В этот день я налетел на директора фабрики, он видел меня частенько, я хотел проскочить, но он вдруг спросил:
— Постой-ка, в школе ты хорошо учишься? — Хорошо. — Я всегда хорошо учился.
— А сколько тебе лет? — спросил он.
— Пятнадцать.
Это была неправда, потому что мне было двенадцать. Хотелось на фронт. И я врал. Всем. Всегда. Я знал, что и пятнадцать маловато... Но... врать — меру знать. Война-то идет...
— Почему бы тебе не работать у нас курьером? — спросил директор. — Если это, разумеется, не отразится на учебе? Ведь ты старший в семье?
— Почему бы мне не работать, говорите? — Я обрадовался. — Конечно, я самый старший и никогда не устаю!
— Поработаешь пару часиков, — сказал он, — учебе это не повредит, надеюсь.
— Я старший, — сказал я, — не повредит.
— Отлично, — сказал он, — разнесешь нашу почту, будет тебе жалованье, как положено.
— Да я только и мечтал о жалованье! Если вы меня возьмете на работу, — сказал я, — я буду работать не покладая рук.
— Не покладая ног, — сказал он.
— Когда начинать?
— С завтрашнего дня, — сказал директор. — Начинай работать с завтрашнего дня и не покладая ног.
Теперь мне некогда будет сбивать палкой тутовые ягоды с дерева; некогда будет заниматься пустяками, теперь мне все время будет некогда. Курьер — занятой человек, доверенное лицо, работает не покладая ног!
Он похлопал меня по плечу. От радости я бы тоже его похлопал, но неудобно курьеру хлопать по плечу директора.
На другой день я носился как сумасшедший со своей сумкой по разным учреждениям, просил расписаться, получал ответные письма и был горд. Я был счастлив. Помощник в семье!
— Посиди немножко, — сказала секретарь директора, — бумаги не готовы, подожди.
— Понимаете, мне трудно ждать. Я уже заведен и не могу остановиться, — сказал я ей доверительно. — Чтоб веселей было, понимаете, я завожу как бы вроде моторчик я мчусь по улице то на мотоцикле или на машине, а иногда на самолете — для разнообразия. И мне всегда весело и легко разносить вашу почту и даже интересно.
Она меня не поняла. Рассеянно спросила:
— Свой мотоцикл? Надо же!..
— Да нету у меня никакого мотоцикла, как вы не поймете, ради интереса завожу моторчик... и несусь.
— Какой моторчик?
— Никакой.
— Ах вот оно что, ловко придумано, — она глубоко вздохнула, — пожалуй, у меня так не получится...
— Ну что-нибудь другое получится, вы только понарошке для себя придумайте, и больше ничего.
— Нет, мне невозможно представить, — сказала она задумчиво, — что вот этот стол куда-нибудь мчится... трудно мне в это поверить... Однообразная работа утомляет...
— Наверняка вам тоже можно что-нибудь придумать, — сказал я, — сейчас я для вас что-нибудь придумаю... сейчас соображу.
Я прикусил язык и стал думать.
— А знаете что, — сказал я, — почему бы вам, например, не представить, что вы... нет, это вам не подойдет, так сразу у меня не выходит...
— Ну вот видишь.
— Но я непременно что-нибудь придумаю, вы только не спешите.
Она оторвалась от почты и стала на меня смотреть с ожиданием. С интересом.
— Но, по-моему, тут придумать ничего невозможно. А что, ты сказал, для меня не подойдет?
— Я подумал, может быть, вам... петь во время работы? В классе у одной девчонки есть тетрадка песен. Вы бы себе эти песни переписали...
— Нет, это мне действительно не подойдет.
— Просто я подумал, почему бы вам потихоньку не напевать разные песни, это вашей работе не помешает... Девчонка та, у которой тетрадка, все время в классе поет, только тихо, и это ей здорово вредит в учебе.
— Ну вот видишь, — сказала секретарь.
Вдруг мне в голову ударила неожиданная мысль:
— А что, если вам делать вид, будто вы влюблены в своего директора? В такого директора стоит влюбиться! Он такой молодой, да и вы... Он меня на работу устроил.
— Делать вид?
— А что вам стоит? Будто вы в него влюблены и только и ждете, когда он появится, понимаете? И вам станет ужасно интересно сидеть за своим столом. И ждать, когда он появится.
— А ты откуда знаешь?
— Когда эта девчонка с тетрадкой появляется, у меня как-то весело на душе становится, вот и все.
— А директор при чем?
— Я не знаю...
— А если я в него действительно влюблена? И как это тебе в голову пришло?
— Я просто о вас думал, вот и все. Мне хотелось, чтобы вам было интересно сидеть за вашим столом.
— Но он-то в меня не влюблен.
— Я не знал...
Она приложила палец к губам и сказала:
— Оно ведь так и есть. Я влюблена. Но никому об этом говорить не полагается. Никто не должен знать. Ловко тебе удалось вызвать меня на откровенность!
— Да я и не думал вас вызывать.
— Однако вызвал. Но тогда молчи. Так вот — от этого мне совсем не легче сидеть за этим столом...
Она влюблена в своего директора, а он ее не любит? Ведь он не женат! Я знаю. Все знают. Да что это такое! Как же так?! Такая красивая. Я бы в нее влюбился не раздумывая.
Я не знал, что сказать.
— Ну вот видишь, — сказала она.
— Не поверю, — сказал я. — Он помог нашей семье, устроил меня на работу...
— Если он устроил тебя на работу, это вовсе не значит, что он должен меня любить.
Я начал укладывать почту.
Она вдруг сказала:
— Принеси-ка мне все-таки ту тетрадку.
— Какую? — Я уже забыл.
— Ну той девчонки. Если она, конечно, согласится...
— Да она мне всё отдать готова. Да и потом учительница в конце концов все равно у нее отнимет. Ведь она ей в учебе вредит, я же объяснял.
И я помчался «своим транспортом» работать.
Через несколько дней я встретил директора, и на этот раз он не остановил меня.
Но я его остановил.
— В чем дело? Устаешь? Работой недоволен? — спросил он.
— Да нет, — сказал я.
— Ну?
— Нет, я доволен. Но не совсем...
Он, наверно, решил, что мне мало денег платят.
— Не стесняйся, говори. Никогда не стесняйся, если чем-нибудь недоволен.
— А вы не обидитесь?
— С какой стати я должен обижаться?
Тогда я смело сказал:
— Вы знаете Нину Павловну?
— Что за вопрос!
— Так вот, если вы ее хорошо знаете... — И тут я моргнул ему. Взял и моргнул нечаянно. И молчал. Пусть сам поймет. Вот и все.
Но он ничего не понял.
Я еще моргнул. Левым глазом я здорово моргаю. А правым не получается.
Он опять не понял.
— Ты все моргаешь, — говорит мне. — У тебя неплохо получается. А ну еще моргни! — Тут он обнял меня и говорит: — Я, брат, на фронт ухожу. Пришло мое время сражаться. Будет у вас новый директор. Кстати, женщина. Ну, давай руку, вот так. Прощай!
И он пошел. Больше я его не видел.
Идя к секретарю, я рассчитывал увидеть ее всю в слезах. По лицу я заметил, что слезы были, когда меня не было. Но сейчас лицо уже отключилось, стало каменное. И все.
Война шла много лет.


К 90-летию со дня рождения
Федерико Гарсиа Лорка

Достаточно прочитать любое стихотворение Гарсиа Лорки, чтобы понять: он — не просто человек, одаренный талантом писать стихи, он — сама поэзия. Его творчество — стихия, в которой соединились личность поэта и андалусский фольклор; сокровенные переживания и общечеловеческие проблемы. Это мир — изменчивый, трепетный, искренний и искрящийся. Это море — нежное, дерзкое, свободное.
Когда в Испании вспыхнул фашистский мятеж, поэту исполнилось только 38 лет. Он был молод, полон сил, планов, желания писать. Он любил жизнь и свой народ. Но 19 августа испанские фашисты, провозгласившие своим лозунгом «Смерть интеллигенции», расстреляли великого национального поэта.
Имя его стало символом борьбы против фашизма, символом борьбы за народную культуру Испании. Имя его — и его творчество — известно во всем мире.

АВГУСТ

Август.
Спелости сладкий запах
что ни день — все сильней и сильней,
словно косточка в абрикосе,
солнце — в жарком закатном огне.
Кукурузы спелый початок улыбается во весь рот.
Август,
Дети едят лепешки,
И луна желтой дыней плывет.

ОХОТНИК

В небо взгляд —
четыре голубки над рощей летят.
Четыре голубки в небе кружатся,
и тени от них на землю ложатся.
На землю взгляд —
четыре голубки мертвы лежат.

ЯЩЕРКИ ПЛАЧУТ И ПЛАЧУТ

Муж ящерки плачет и плачет.
И ящерка плачет и плачет.
В большие платки носовые
мокрые мордочки прячут.
Колечко свое обручальное
ящерки потеряли.
Ай-яй, укатилось колечко, —
отыщешь его едва ли.
О дивное небо дневное
в радужном многоцветье,
и жаркое круглое солнце
в ярко-желтом жилете, —
вы, небо и солнце, взгляните,
взгляните, увидите сами:
две ящерки плачут и плачут,
исходят от горя слезами.

МОРСКАЯ РАКОВИНА

Морскую раковину подарили мне.
Она лежала
на песчаном дне,
и в ней таится —
в самой глубине —
плесканье воли
и рыбок при луне.
Морскую раковину подарили мне.

ПЕЙЗАЖ

Вечер продрог не на шутку,
в сумерках синих плутая...
Дети стоят у окон,
к стеклам носы прижимая.
Им чудится: крона деревьев —
огромная птичья стая.
Вечер над тихой рекою
стелется белым туманом,
а отблеск заката на крышу
яблоком лег румяным.

Перевел с испанского В. АНДРЕЕВ
Рисунок В. Топкова


МОРСКАЯ ГАЗЕТА

Год издания — 32-Й
Оформление Л. Московского

МИНА НА ШЕСТЕ

Моря соединяют страны. Но моря же их и разделяют. Особенно во время войны. Так Черное море разделило в 1877 году Турцию с Россией. Началась русско-турецкая война.
Турки поработили многие славянские народы. Особенно плохо приходилось болгарам. Болгары и русские всегда считали друг друга братьями. Даже язык у них был схожим. И обычаи одинаковые. И религия была одна — болгары были христиане. А турки были мусульмане и христиан считали заклятыми врагами своей веры, султана и Турции. И называли их — неверными. Стон и плач стоял в болгарских селах и городах, где зверствовали турецкие солдаты-янычары.
И русские войска двинулись на Балканы — в освободительный поход.
Россия и Турция воевали не раз. Бывало, что русские побеждали турок, бывало — наоборот. Последняя война называлась — Крымской. Турции помогали англичане и французы. И турки победили. Русским пришлось затопить свои корабли. А когда был подписан мир, турки поставили условие, чтобы у России на Черном море не было сильного флота... Договор есть договор! Так что к 1877 году у турок на Черном море было двадцать два броненосца, а у русских — всего два. Да и те — тихоходные, для береговой обороны...
Русская армия была сильной, но как воевать на море?
Степан Осипович Макаров к тому времени был в чине лейтенанта. И его как раз перевели служить с Балтийского моря на Черное. И в самое время! Война началась...
Макаров сразу стал думать: как воевать с турецкими броненосцами? И вот что придумал. Он взял несколько небольших быстроходных катеров и велел приделать по бортам длинные шесты. Эти шесты можно было выдвигать вдоль бортов далеко вперед. А на конце каждого шеста укрепили мины...
Макаров так рассчитал: «Неприметные катера затаятся под самым берегом и будут ждать. Потом они заметят — идут турецкие броненосцы. Ближе, ближе... Совсем близко подойдут турки... А тут катера с минами на шестах самым быстрым ходом пойдут на них. Пока турки сообразят что к чему, матросы выдвинут шесты вперед и мины ударят в борт броненосца... А катер уцелеет. Взрывом его может только слегка повредить, отбросить волной. Но он уйдет к своим...»
Так задумал Макаров. И он все рассчитал. А чтобы можно было перебрасывать быстро и безопасно маленькие паровые катера по морю в разные концы, он решил их погрузить на большой пароход. Такой пароход можно было подыскать, и его нашли. Назывался пароход — «Великий князь Константин». Приспособили на нем все так, чтобы можно было незамедлительно спускать на воду катера или наоборот — поднимать их. А Макаров стал командиром «Великого князя Константина»...
Олег ОРЛОВ
Окончание следует

ОКЕАНСКИЙ ТЕЛЕГРАФ

СВЕРХСОВРЕМЕННЫЙ И САМЫЙ ВМЕСТИТЕЛЬНЫЙ
Для морских сообщений на Балтийском море в Финляндии строится судно-паром. Оно будет автоматизировано и снабжено самым современным навигационным оборудованием. Очень будет вместительным новое судно. Две тысячи двести пассажиров с комфортом поместятся в его каютах. А на грузовые палубы смогут въехать пятьсот двадцать автомашин. Скорость парома большее — почти сорок километров в час! Конструкторы предусмотрели приспособления, которые будут гасить волны, неминуемо поднимаемые всяким большим и быстро идущим судном. А это зачем же? Чтобы волны не разрушали берег, от которого поблизости будет проходить паром...
С. ЮРЬЕВ

Экономить так экономить!
На острове Кипр маяки освещает газ. Газ очень дешев, но все-таки и за него надо платить... А на Кипре много солнца и почти не бывает пасмурных дней. Конструкторы и решили: установить на маяках солнечные батареи. Солнечные батареи, конечно, дороги, да солнце — бесплатное... Так что уже через год новшество себя вполне окупит...
Ю. СТУДЕНЦОВ

Плавает... не как рыба в воде...
Часто говорят: «Плавает, как рыба...» Но всегда ли и всякая ли рыба умеет плавать? Оказывается, есть и такие, что плавать совсем не умеют... Однажды ученые снимали фильм под водой. В кадр попали рыбки, называемые морскими нетопырями. Неуклюжие рыбки ползали по дну на своих грудных и брюшных плавниках. Но вот что-то вспугнуло одного нетопыря... И те, кто просматривал потом фильм, невольно засмеялись: рыбка взметнулась над дном и стала нелепо трепыхать плавниками. А потом, кувыркнувшись, словно клоун на манеже, шлепнулась на песок. Вот вам и рыба в воде... Недаром ученые называют морского нетопыря еще и так — клоуновидный.

Их были миллионы...
Когда в пятнадцатом веке каравеллы Колумба впервые пересекали Атлантический океан, им в Карибском море встретились на пути бесчисленные стада морских черепах. Черепах было так много, что стада их порой преграждали путь кораблю... Но с тех пор прошло несколько столетий. Из черепах научились делать суп. Из панцирей — гребни. А яйца черепах, которые они откладывают в песок тропических островов, — стали дорогим деликатесом... Недавно научно-исследовательское судно бросило якорь в том самом месте, где Колумб увидел сотни тысяч плывущих черепах... Ученые долго высматривали в море этих удивительных животных. И в конце концов заметили... В зеленых волнах плыли... две черепахи. Их осторожно подняли на борт, пометили номерами и отпустили... Пусть будет ваш путь счастливым, черепахи!
Сейчас во многих странах запрещено ловить морских черепах и собирать на пляжах отложенные ими яйца...

Бывает или не бывает?
Принес художник в редакцию картинки. Редактор посмотрел и спрашивает. — А не напутали ли вы кое-что в этой картинке? — Нет, — говорит художник...
— Но так же не бывает! Чтобы пингвины жили под пальмами! Они только на льдинах живут!
— Не только, — спорит художник.
Ребята! Разрешите спор редактора с художником. Может ли такое быть, чтобы пингвины обитали в тропиках?


Домик Петра I

В мае 1703 года на Березовом острове в дельте реки Невы появились плотники. В роще на острове застучали топоры, и всего за три дня вырос на берегу Невы дом — русская изба на две светлицы. Строился дом для царя Петра I. И с этой вот небольшой бревенчатой избы начался славный город Петербург...
Для чего же понадобилось строить на пустынном, безлюдном острове царское жилье? Понять это нетрудно — нужно только вспомнить, что происходило тогда в России. А это было время великой Северной войны России со Швецией — войны, которая началась в 1700 году и продолжалась двадцать пять лет. Петр I начал эту войну затем, чтобы вернуть России выход к Балтийскому морю, — ведь устье Невы издавна принадлежало Российскому государству. Отсюда «идти морем до Рима и до Царя-города», как писал еще древнекиевский летописец. Но в конце шестнадцатого века Швеция захватила русское побережье Финского залива.
Итак, война началась в 1700 году, а к началу 1703 года уже вся Нева, от истоков до устья, была отвоевана у шведов, и Петр I решил построить крепость, которая раз и навсегда преградила бы завоевателям вход в Неву, а возле крепости — город.
Для строительства крепости был избран Заячий остров, расположенный там, где Нева распадается на Большую Неву, Малую Неву и Большую Невку. Остров был невелик, и крепость, получившая имя Петропавловской, по плану должна была занять его весь, целиком. А те, кто должен был ее строить, поселились рядом, на Березовом острове. И первым жилым домом нового российского города стал домик царя Петра.
Двести восемьдесят пять лет прошло с тех пор и, кроме Петропавловской крепости, почти ничего не осталось в городе от тех первых дней. А вот дом Петра I жив и поныне. Единственное деревянное строение, сохранившееся с самого начала восемнадцатого века...
Конечно, если бы этой простой избе пришлось выносить все тяготы местного климата — дожди, наводнения, туманы и сильные ветры, — вряд ли ей удалось бы прожить такую необыкновенно долгую жизнь. Но уже в восемнадцатом веке решено было соорудить вокруг дома специальный футляр, чтобы сохранить для истории эту небольшую постройку, с которой начался сказочно прекрасный город на берегах Невы. И сейчас домик прячется в просторном каменном шатре, надежно укрывающем его от бурь и непогоды. Теперь это — музей, который так и называется: «Домик Петра I». И все, кто приезжает в Ленинград, обязательно бывают в Петропавловской крепости и в этом маленьком, но таком интересном музее.
Так что же представляет собой этот уникальный исторический и архитектурный памятник — дом, которому двести восемьдесят пять лет? Как уже было упомянуто, построен Домик за невероятно короткий срок — всего за 3 дня. Солдаты, строившие его, были обыкновенными русскими плотниками и работали так, как привыкли, — ведь не одну избу пришлось им срубить в своих деревнях до того, как стали они солдатами армии Петра I. А потому и получилась у них обыкновенная русская изба-пятистенка, то есть изба на две горницы. Но, учитывая вкусы царя Петра, который очень любил голландскую архитектуру, избу покрыли высокой четырехскатной крышей на голландский манер. Правда, в Голландии дома покрывали глиняной черепицей, а в России черепицы тогда еще не было — вот плотники и сделали крышу из сосновых дощечек, гонтовую, — но так, чтобы она была похожа на черепичную.
И окна сделали в доме голландские — большие, со свинцовыми переплетами, в которых мелкими квадратами вставлено стекло (в русских избах в восемнадцатом веке окошки были крохотные, и затягивали их бычьими пузырями, потому что стекла стоили слишком дорого). Навесили на окна нарядные ставни на кованых фигурных петлях.
Правда, делая двери, плотники немного не рассчитали — забыли, каким высоким был Петр I. Дверь Домика имеет высоту «всего» 182 сантиметра, но ведь рост Петра был 2 метра 4 сантиметра! Так что царю всегда приходилось наклоняться, входя в дом.
Бревна, из которых построен Домик, были гладко оструганы и покрашены не просто, а расписаны «под кирпич». Издали Домик выглядел совсем как голландский кирпичный дом.
Жил здесь Петр I только летом, зимний дворец располагался на противоположном берегу Невы. Ну а поскольку сразу было известно, что строение — летнее, то в нем не поставили ни одной печи. Это дом-палатка.
Каков же Домик Петра I внутри?
В нем две большие комнаты, разделенные узкими сенями. Да еще от сеней отгорожено крохотное помещеньице, служившее царю спальней. А большие комнаты — это кабинет и столовая. В них очень своеобразная отделка. Оконные рамы и дверные косяки расписаны яркими цветами по черному фону. Такая роспись часто использовалась в русских домах, называется она — «московское травное письмо». Вот только в девятнадцатом веке при ремонте Домика ее закрасили. Но в 1970 году в Домике проводились реставрационные работы: стены Домика просвечивали рентгеном — и обнаружили цветы на дверях и окнах. Конечно, реставраторы их расчистили, смыли позднюю краску — и теперь видна та отделка, которая была при Петре I. А вот сами стены изнутри затянуты парусным холстом, так, как теперь оклеивают обоями, — это на Руси не было принято до петровских времен, такая отделка была в моде в Европе.
К сожалению, мало подлинных, принадлежавших Петру I предметов обстановки сохранилось до наших дней. Но все же они есть. Или, по крайней мере, стоят в Домике вещи, сделанные в начале XVIII века. И эти вещи позволяют много узнать о занятиях Петра I, великого преобразователя государства Российского. Например, стол, верхняя крышка которого (столешница) сделана в виде шахматной доски, напоминает нам о том, что Петр любил играть в шахматы. И, кстати, играл очень хорошо. А шкаф-бюро — огромный книжный шкаф с откидной доской, похожий на современные секретеры, — хранит в себе часть книг петровской библиотеки. Основная часть этой библиотеки находится в другом месте, в Пушкинском Доме, — потому что в маленьком Домике Петра I невозможно разместить библиотеку, содержащую более двух тысяч книг. Петр I был широко образованным человеком, знал несколько иностранных языков, был превосходным инженером, неплохо разбирался в математике и астрономии.
Но не только книжными знаниями владел Петр. На Руси не напрасно называли его «царь-плотник». Он своими руками строил корабли, выучившись корабельному делу в Голландии. Умел и дома строить. И на токарном станке работал, и чертил хорошо, и с кузнечным ремеслом был знаком...
Но, конечно, главным делом его жизни было стремление вывести Россию из векового сна, построить флот, создать новую промышленность, развивать торговлю со всеми государствами мира. И многое, очень многое из задуманного Петру удалось сделать. Россия вышла на передовые рубежи, стала одной из ведущих держав.
А на берегах Невы уже третье столетие стоит небольшой деревянный дом — памятник тех времен, когда вершились великие преобразования.
Т. САВЕЛЬЕВА
Оформление О. Николаева


РЕСПУБЛИКА ДЕТЕЙ

В биографии Александра Алексеевича Крестинского есть такой эпизод. Ленинград. Уже снята блокада. Только что кончилась война. Возобновились занятия в школах. В класс, где учился Саша, пришла новая учительница литературы. Спросила, что читали. Произнесла имена писателей, названия книг. В ответ молчание. И тогда она никому не стала ставить оценок, а на каждом уроке читала книги. «Идиота», «Братьев Карамазовых», «Холстомера». Произведения Достоевского, Толстого, Ибсена, Мериме... За окном шел дождь, потом снег. Зимой случилась беда — учительница, поскользнувшись, сломала руку. И восьмиклассники решили: будем по очереди провожать Лидию Александровну в школу и обратно. Многие из них до сих пор, через сорок с лишним лет, вспоминают те прогулки: по набережной Невы, через мост лейтенанта Шмидта, потом — на Мойку... Сколько нового было услышано, узнано, открыто во время этих прогулок.
Но вот что замечательно. Первая встреча Александра Крестинского с большой литературой совпала с душевной необходимостью помочь слабому, поддержать человека, попавшего в беду.
Он окончил школу, затем университет. Работал преподавателем, журналистом, был редактором пионерского отдела «Костра». А давняя каждодневная готовность прийти на помощь живет в нем по-прежнему. Вот почему он стал именно детским писателем. Ведь дети куда беззащитнее взрослых, им так часто необходима поддержка.
Сейчас вы прочтете стихи из самой новой книги Александра Крестинского. Пока она существует лишь в рукописи, на рабочем столе писателя. У нее даже названия еще нет. О чем эта книга? Пожалуй, она о нас с вами. О пронзительном ощущении хрупкости всего живого на Земле. О мире, который во что бы то ни стало нужно сохранить.
В мае писателю исполняется шестьдесят лет.
В дни юбилеев принято подводить итоги и говорить праздничные слова. Но давайте немножко нарушим эту традицию. Книги Александра Крестинского похожи на ребят, собравшихся в одном классе, — все они неповторимы, не похожи друг на друга. Говорить о них одинаковыми словами невозможно. И пусть в этом классе чаще появляются новички. Ну а добрые слова мы с вами обязательно скажем:
— Дорогой Александр Алексеевич! «Костер» и все-все ваши читатели от души поздравляют вас с днем рождения! Мы очень любим ваши стихи, рассказы, повести и хотим, чтобы вы об этом знали!

Александр КРЕСТИНСКИЙ

ПТАХА

Проснулась какая-то малая птаха.
Проснулась от голода?
Или от страха?
Наверно, на дереве что-то случилось,
А может, ей просто плохое приснилось?
А может, к ней капля росы прикоснулась,
И вздрогнула птаха, и сразу проснулась,
И заверещала так жалобно, тонко,
Голосом маленького ребенка.
Я тоже проснулся
За стенкой дощатой,
Молчали деревья
Над спящею хатой.
И было так поздно,
И было так рано...
Окно не светилось
Квадратом экрана.
Весь мир еще спал,
И в стране заэкранной
Еще не родился
Молочный, туманный
Рассвет. Лишь светлела на стуле рубаха.
И плакала птаха.
И плакала птаха.

РЕСПУБЛИКА ДЕТЕЙ

Приснилась мне Республика Детей
И враг ее — Отъявленный Злодей.
Он шел войной. Земля под ним дрожала.
За поясом — сто тридцать два кинжала.
А дети жили мирно и легко.
Орехи грызли, пили молоко,
Не заводили войска и разведки,
Здесь даже драки были крайне редки.
Они спокойно спали по ночам,
Не жаловались мамам и врачам,
Которые в далеких городишках
Грустили о девчонках и мальчишках.
В Республике был голубь-почтальон,
Летал не покладая крыльев он!
Носил открытки, письма и записки,
А иногда — тянучие ириски.
Меж тем Злодей, держа в зубах кинжал,
Уже во тьме по улицам бежал,
В кармане у него змея лежала
И в такт шагам высовывала жало...
А дети спали в домиках своих,
И ветер спал, он к вечеру затих,
И флаг республиканский с позолотой
Поник в ночи, охваченный дремотой.
Росой покрылся узенький флагшток...
Спал на флагштоке алый петушок,
Еще далеко было до побудки.
Спал пес Денис, нос высунув из будки.
Меж тем Злодей, держа в зубах кинжал,
Плечом широким дому угрожал,
И дрогнул дом, и грозно покачнулся...
Я крикнул: «Стой!» — и яростно проснулся.
Земля спала в кругу других планет,
Спал небосвод, убавив звездный свет.
Как после бега, раскалилось тело,
И мимо что-то мелкое летело.
И вдруг я понял, что это летит,
Такое неприглядное на вид:
Летели в ночь, собою не владея,
Бессильные молекулы Злодея!

СПИТ МАЛЬЧИК

Спит мальчик. Через час ему вставать.
Кончается свободы благодать.
На спящего глядеть неловко, странно.
Ему узка дошкольная кровать,
На цыпочках проходит в кухню мать,
Задумалась, не открывая крана.
Спит мальчик. Он раскинулся во сне.
Он там с Землей и небом наравне.
Он птичий вождь. Он волен, словно ветер.
В воде не тонет, не горит в огне.
В любой стране, на океанском дне —
Он бог и царь, он первый в целом свете.
Спит мальчик. Он поморщился чуть-чуть.
Неужто помешало что-нибудь?
О камешек споткнулся? Вот досада!
Тень по лицу... Откинь ее, забудь!
Весь этот час самим собою будь,
Не нарушай таинственного лада!
Спит мальчик. И несет его постель
Куда-нибудь за тридевять земель,
Прикинувшись ковром да самолетом...
А рядышком — невидимый досель —
Лежит на стуле новенький портфель.
Всего лишь час остался — ровным счетом.

<- предыдущая страница следующая ->


Copyright MyCorp © 2024
Конструктор сайтов - uCoz