<- предыдущая страница следующая ->

Поэзия

Инна КАБЫШ

***

Жизнь от первых шагов — ходьба.
Но однажды выведут ноги
на развилку, и две дороги
вдруг предстанут: жизнь и судьба.
Жизнь — то пень на ней, то колода,
и толчется толпа народа.
... А судьба — как спираль ДНК,
и уходит под облака.

***

...Чем глотать угарный дым газет,
лучше уж на улицу глазеть,
где афиши, очередь, ворона,
да читать про кесаря Нерона,
ибо мы, по сути, тот же Рим:
и у нас имперские пороки,
и у нас распятые пророки,
вот и мы однажды погорим.
Лучше уж предаться жизни частной
и вязать сородичам носки:
здесь иное качество тоски.
Мне не все равно, где быть несчастной.
Лучше уж слоняться в затрапезе и,
делая мужчине бутерброд,
понимать, что ЭТО — жанр поэзии,
что мужчина — он и есть народ.

О женщинах

1.
Я не о мальчиках, которые в каре,
и не о юных с понтом террористах,
которые — виток внутри ствола,
в коре,
не о путях-дорогах их тернистых.
Я не о том, кто разбудил кого,
и не о том, что все идет по кругу,
но, пользуясь методою Прево
рассматривать сквозь мальчика — подругу,
смотрю. Ей — не остановить коня
(дался же нам критерий этот конский!),
ей испугаться до смерти огня,
когда займется шаль: я о Волконской.
О, женщина пойдет другим путем —
не вширь, но вдоль — по личному почину,
когда между мужчиной и дитем
единогласно выберет мужчину.
Когда пойдет стоять в очередях,
не понимая, как зашла высоко...
Нет, я не о борцах, не о вождях —
о женщине, о направленье сока.
2.
...о женщине, чей выбор — шар земной
(так бабью суть идея искромсала!),
зем. шара председательше: «За мной!» —
кричащей не по долгу комиссара —
по совести: не ртом, а животом.
Какие ж сатанинские стихии
нужны, чтоб крест поставить на святом!
Поставили... А следствия такие:
в дым превратившиеся города,
на полуслове высохшие реки
и — переплавившаяся руда —
работницы, абортницы, калеки.


Дебют в „ЮНОСТИ"

Александр ЗОРИН

Окно
Св. Франциску

Природа — икона живая в невидимом храме,
патины лишенная приторной и старины.
В ковчежке оконном, в добротно сработанной раме
немая береза и мамины грядки видны.
Как спичка зажженная, белка метнется по срубу —
надергает пакли и желудь запрячет в пазы.
Пронизан лучами, под стать молчаливому дубу,
стоит над лачугами ангел Златые власы.
Когда заневестится утро и зашебаршится,
затенькает пеночка, вдумчивой ноте верна,
я тоже — из этой же стаи — встаю помолиться
пред вечностью, явленной здесь в крестовине окна.
Какого еще нам всесильного иконоборца
под занавес ждать — учредителя черной дыры!
Движеньем бровей демиурга, «высокого горца»,
народы и горы обрушивались в тартарары.
Живая икона трепещет от нашего шага.
Уж пепел отравленный ауру нимба разъел.
И нет, неспроста на заплаканных окнах ГУЛАГа,
сжимая пространство, железный намордник висел.

Приказ Ирода

Искать! Перетрясти подряд
все детские сады и ясли!
Натыкать гвозди вдоль оград,
умножить стражу во сто крат,—
и днем, чтоб фонари не гасли,—
скорбь детям заронить во взгляд
и в молоко кормилиц — яд!
Не мешкать! Школу прочесать
и улицу... На свист бросать
в любую подворотню
мою блатную сотню.
Навряд ли выберется Он,
сей Царь народов и времен,
из проволоки колючей
да из невидимых препон...
Следить на всякий случай.

<- предыдущая страница следующая ->