<- предыдущая страница следующая ->

КНИГИ РОБЕРА МЕРЛЯ

Робер Мерль. Смерть — мое ремесло. Перевод с французского Горация Велле. Предисловие Степана Злобина. Редактор К. Северова. Москва, Издательство иностранной литературы, 1963, 253 стр.

Биография Мерля (он родился в 1908 году) характерна для того поколения французских писателей, которое пришло в литературу после второй мировой войны. Преподаватель английского языка и литературы, он в годы войны наблюдает своими глазами один из трагических военных эпизодов — разгром объединенных сил французской и английской армий в Дюнкерке, проводит несколько лет в лагере для военнопленных и в фашистском лагере смерти; после окончания войны, в числе многих свидетелей, присутствует на Нюрнбергском процессе.
Свой литературный путь Робер Мерль начал романом «Уик-энд на Южном берегу» (1949), изображающим два страшных дня, в течение которых был завершен разгром в Дюнкерке. Роман этот сразу привлек внимание своим безоговорочным осуждением войны и был награжден премией Гонкуров.
Трагическая сущность войны увидена в нем глазами интеллигента — гуманиста и пацифиста Жюльена Майя, на которого война неожиданно надвинулась как олицетворение страшного хаоса и абсурда, сводящего на нет все высокие человеческие дерзания и надежды. Человек, по мысли Майя, бессилен в этом кровавом кошмаре: он не может ни противодействовать преступлению, ни спасти любимую девушку, ни даже управлять своими собственными чувствами. Он превращается в затравленного зверя, обуреваемого страхом перед мощными средствами уничтожения, изобретенными современной войной, он ожесточается, убивает, насилует, наконец, бессмысленно погибает. Сама форма романа — его разорванная композиция, отрывистый, экспрессивный язык, которым говорят его персонажи,— усиливает впечатление потерянности и беспомощности человека, попавшего против своей воли в страшную военную мясорубку. «Беспросветный роман о солдате, который не знает, во имя чего он принесен в жертву»,— так охарактеризовал это произведение Андре Вюрмсер в 1953 году, когда появился на свет второй роман Мерля «Смерть — мое ремесло», отметивший собою знаменательную эволюцию во взглядах автора.
«Смерть — мое ремесло» — одно из самых выдающихся произведений послевоенной французской литературы.
Сам Мерль признавался впоследствии, что писал свой роман из нравственных и психологических побуждений и только благодаря неистово злобной реакции на него во Франции и особенно в Западной Германии понял его подлинное политическое значение. «Этот роман... оказал на меня, его автора, глубокое влияние,— заявил писатель.— Он был для меня первым шагом на пути осознания писательского долга».
Действительно, «Смерть — мое ремесло» — роман, в котором от слепого негодования Мерль перешел к осознанному обвинению конкретных носителей зла. Теперь объектом его наблюдения становится фашистский лагерь смерти, центральной темой — разоблачение фашистских палачей, олицетворяемых Рудольфом Лангом, прототипом которого шился Рудольф Гесс — комендант Освенцима. Изучая дневник Гесса, опубликованный во Франции уже после его осуждения и казни, Мерль решил проследить, как воспитывались подобные чудовища, способные на хладнокровную, сознательно рассчитанную организацию массового уничтожения людей.
«Смерть — мое ремесло» — это, с одной стороны, классический «роман воспитания», в котором история героя дается в тесной связи с главными политическими событиями нашего времени, на фоне тщательно прослеженной истории Германии — от кануна первой мировой войны до разгрома гитлеризма и Нюрнбергского процесса 1945 года.
В то же время роман «Смерть — мое ремесло», написанный от имени самого Ланга, явился своего рода психологическим исследованием фашистской системы воспитания, с ее игрой на низменных инстинктах, на слепых, иррациональных движениях души. В этом плане необычайно интересны и знаменательны сцены свиданий Рудольфа Ланга с Гиммлером, который вколачивает в него бесчеловечные принципы фашистской системы. Пройденная Лангом школа обесчеловечивания уподобляет его своеобразному автомату, который исправно регистрирует события и точно выполняет приказы, но лишен даже минимума критической мысли. В таком виде Рудольф Ланг полностью подготовлен к тому, чтобы стать идеальным исполнителем гитлеровского плана организованного уничтожения миллионов людей.
Самая сильная часть книги — Рудольф Ланг в действии на посту коменданта гитлеровского лагеря смерти. Здесь Мерль пользуется очень эффективным художественным приемом: не выходя за пределы сознания своего «героя», он раскрывает его страшную деятельность путем сухой констатации происходящего на свойственном этому «герою» бесстрастном языке цифр и технических расчетов. (Как добиться заданной цифры уничтожения определенного количества «единиц» в день? Как организовать наиболее быстрое удушение жертв в газовой камере? Как решить проблему уничтожения трупов? и т. д.) В какой-то момент в обесчеловеченном мозгу Ланга возникает идея создания единого индустриального агрегата смерти, включающего кроме основных камер для удушения зал для раздевания жертв, помещения для обслуживающих эсэсовских команд, комнаты для трофеев, для обработки трупов и для занятий «ученых» — национал-социалистов; все это должно завершаться гигантским крематорием. «Было что-то успокаивающее в самой мысли, что с того момента, как двери раздевалки захлопнутся за партией в две тысячи евреев, до момента, когда эти евреи будут превращены в пепел, вся операция будет происходить бесперебойно в одном и том же помещении»,— спокойно рассказывает Рудольф Ланг.
И когда, уже после поражения гитлеризма, Рудольф Ланг должен предстать перед судом и следователь пытается добиться от него признания в том, что он думал и чувствовал, посылая в смертоносную камеру ни в чем не повинных людей, Рудольф по-военному встает перед ним «во фронт» и отчеканивает, глядя прямо перед собой: «Какое имеет значение, что думаю лично я. Мой долг повиноваться». После окончания суда и объявления смертного приговора Рудольф Ланг первый раз в жизни пытается осмыслить свой путь. Но у него ничего не выходит. Тогда он встает и начинает ходить вдоль камеры, механически считая шаги. Этим последним штрихом писатель еще раз с ужасающей наглядностью обнажает превращение человека в уродливую машину, полностью освобожденную от таких естественных и необходимых свойств человеческого существа, как чувство и мысль.
Показывая таким образом формирование характера фашистского убийцы, Мерль видит, разумеется, не только прошлое и не только немецкий фашизм. «Освенцим не ставит германской проблемы... он ставит проблему человека... Мы должны стремиться к тому, чтобы бесконечное тупоумие ненависти не нашло случая снова водвориться в мире и опустошить его»,— говорит Мерль в «Материалах к роману «Смерть — мое ремесло».
Если в первом романе Мерля еще можно найти отголоски экзистенциалистской концепции «потерянного» человека, беспомощного перед абсурдными силами, то все дальнейшее его творчество говорит о поисках наиболее эффективных средств борьбы со злом, об укрепляющемся убеждении е том, что человек может и должен бороться, чтобы защитить себя и себе подобных.
В драме Робера Мерля «Сизиф и смерть» (1956), известной советскому читателю, и затем в ее более полном варианте — «Новый Сизиф» (1957) ясно видна полемика с экзистенциалистской философией абсурда. Мифический Сизиф, разгневавший богов своим непокорством и осужденный ими на вечную каторгу — на нескончаемый труд восхождения на вершину горы с камнем, который неминуемо скатится обратно,— является одним из излюбленных образов экзистенциалистских мэтров. В своем знаменитом «Мифе о Сизифе» (1942) Альбер Камю стремится призвать человечество к известному примирению с существующим, доказывая, что человеку нужно искать счастья внутри своей судьбы, не противоборствуя ей, а лишь осознавая ее абсурдность. В противоположность Камю Мерля интересует не Сизиф-каторжник, а Сизиф-богоборец. Он берет Сизифа в первый период его жизни, когда тот восстает против порядка, установленного богами: не желая умирать, он отнимает у Смерти ее главное орудие — золотую палочку, с помощью которой она отмечала конец человеческой жизни, и пытается тем самым сделать человека «столь же бессмертным, как боги». Сизиф Мерля — это свободный человек, стремящийся постигнуть смысл бытия и презирающий богов. Он утверждает беспокойство, дерзание, вечное стремление к совершенству жизни, свойственное человеческой натуре. Но этим не ограничивается в пьесе Мерля расхождение с экзистенциалистской трактовкой образа Сизифа. Мерль вводит в античный миф остросоциальное и политическое содержание. Боги одни не могут справиться с Сизифом, и тогда им на помощь приходят власть имущие: архонты Коринфа и их приспешники оказываются на стороне богов, а не Сизифа, принесшего им бессмертие. Ибо с исчезновением смерти исчезает и страх перед несправедливыми законами, установленными ради блага избранных. Коринфский плебс требует перераспределения земли, и архонты не знают, как справиться с ним; порядок, установленный архонтами, поддерживается солдатами, стражей и палачами. Но что такое палач, лишенный возможности угрожать людям смертью? Богоборец Сизиф становится борцом против угнетения, борцом против социальной несправедливости.
Однако тут проявляется и слабость Сизифа. Вместо того чтобы поставить добытое им оружие — палочку смерти — на службу угнетенному народу, которому он сочувствует,— он толкует о всеобщем примирении и об освобождении всех от страха смерти, но слишком поздно понимает, что смешивает воедино палачей с их жертвами. В результате он упускает нужный момент, теряет палочку, погибает сам и губит дело угнетенных, которые могли бы с помощью драгоценного оружия создать на земле подлинно справедливый порядок.
В романе «Остров» (1962), который недавно вышел в русском переводе, Робер Мерль тоже требует от своего героя не только высоких человеколюбивых идеалов, даже не только дерзновения и бунта, но и активного, действенного участия в борьбе угнетенных масс. В журнале «Иностранная литература» уже говорилось об этой книге *.
* См. рецензию в № 2 за 1963 год.
Герой ее горько осуждает свою собственную тактику «ненасилия», которая привела к роковым результатам. В трудной и мучительной эволюции героя — главная мысль романа.
Проблема героя, ищущего наиболее эффективных путей борьбы со злом, становится в наше время чрезвычайно характерной для писателей-реалистов Запада. Окидывая взглядом еще далеко не завершенный творческий путь Робера Мерля, мы можем констатировать, что все его такие разные по жанрам произведения (документальный роман о нашей современности, философская драма на античный сюжет, приключенческий роман, относящийся к событиям XVIII века) взывают к совести, ответственности, чувству долга перед современниками.
Е. ЕВНИНА

НОВАЯ ВЕСНА

Ян Козак. Марьяна Радвакова. Перевод с чешского И. Ивановой под редакцией Н. Аросевой, Москва, Гослитиздат, 1963. 159 стр.

Марьяна Радвакова, молодая крестьянка из горной деревни, где недавно организован кооператив, и Янко Турок, тракторист того же кооператива, полюбили друг друга. Но у Марьяны есть муж Михал и маленький сын Мишка. О перепетиях этой нелегкой любви, о переживаниях героев и написана повесть чехословацкого писателя Яна Козака «Марьяна Радвакова». Что же, спросит читатель, опять любовный треугольник? Но любовь всегда нова, и писатель сумел это показать. А за простым, казалось бы, сюжетом повести стоят острые проблемы современной чешской деревни.
Жизнь Марьяны, нелюбимой невестки-беднячки, взятой в богатый дом,— это длинная цепь унижений и обид.
Теперь любовь и обстоятельства жизни поставили Марьяну перед выбором — Михал или Янко.
И этот выбор не так прост. Марьяна должна выбирать как бы между двумя мирами. Михал Радваков одержим стремлением к наживе. «Мое» цепкими руками держит его и требует: гни спину, сгибай в непосильной адовой работе жену — будет у тебя свой дом, свой огород.
Ян Козак пишет: «Бесило его... что старики вступили в кооператив. Михал вырос с мыслью, что поле достанется ему, он был единственный сын. И всем своим существом Михал льнул к хозяйству. Вступление в кооператив лишило его всех надежд. Когда старики обманули его и Михалу ничего не оставалось, как тоже записаться в кооператив, он сделал это с ненавистью.
Ему казалось, что все в нем оборвалось, сердце металось в груди. Он ждал того часа, когда все рухнет, прислушивался к сплетням, ловил всякие слухи, радовался им. Но бездельничать он не мог, и тоску свою топил в надсадной работе. Когда они с Марьяной получили первую выплату, у них оказалось сразу столько денег, сколько он отродясь не видывал. Деньги согревали, жгли, деньги оттягивали ему руки. Глаза его горели недобрым огнем».
В этой длинной выдержке из повести — квинтэссенция характера Михала. Здесь, как говорится, ни прибавить, ни убавить.
Таков старый мир.
Когда Янко спрашивает Марьяну: «Почему ты так живешь?» — его вопрос сначала возбуждает в ее сердце только беспокойство. Но когда растет и крепнет любовь к Янко — приходит уверенность, что жить так, как она живет с Михалом, нельзя.
И она начинает понимать, что Михал — это прошлое, прошлое ее, Марьяны. прошлое деревни, прошлое родины.
Однако уйти от Михала — значит бросить вызов этому старому миру, который еще жив, еще борется. И сейчас в селе многие осудят Марьяну. Но стяжателей Радваковых уже не уважает и не боится никто. Их время кончилось! Те, кто доброжелательно отнесутся к ее уходу из семьи Радваковых, отнесутся так потому, что поймут и порадуются — злобная, гнетущая обстановка в доме стариков Радваковых не убила в Марьяне ни ее женской гордости, ни ее красоты. А любовь окрылила ее.
Решиться бросить вызов семье, в которой она в страхе, трепете и непосильном труде прожила десять лет, деревне, где ты вся на виду, как одинокая березка в поле, решиться на это — все равно что остановить на скаку коня или войти в горящую избу.
Марьяна бросает этот вызов.
С маленьким узелком в руке и с сынишкой, которого она ведет за ручонку, Марьяна спокойно, на виду у всего села, садится на трактор Янко и уезжает. Ее дорога — к большому счастью. Эта короткая сцена завершает повесть Яна Козака. И конец этот закономерен. Читатель с первых строк понимает, что автору мила героиня. Он нашел очень хорошие слова, чтобы запечатлеть на страницах повести ее красоту, силу духа, страстную веру в новое.
«Нежданно-негаданно,— пишет Козак о Марьяне,— в душу ее нагрянула новая весна, вся словно налитая сладким живительным соком. Мир, давно рухнувший в ее душе, поднимался обновленный, более просторный и богатый». Как расцветает душа, когда вдруг женщине «ни с того, ни с сего вздумалось сбегать в Церковную долину показать Мишке, как проклюнулась рожь»,— Марьяна, двадцать с лишком весен прожившая в деревне, раньше никакого внимания на это не обращала! А теперь, теперь она заметила совсем неожиданно для себя, что «воздух напоен не только ароматом влажной, просыпающейся земли, но и ромашки, и медвяным запахом цветущего луга», а волосы сына «пахнут солнцем».
Остается добавить, что маленькая повесть Яна Козака очень лирична, написана хорошим языком, с большим знанием деревенского быта и с большой любовью к сельской природе.
Чехословацкая критика, отозвавшаяся о повести, как об одной из лучших «из опубликованного до сих пор о сегодняшней Чехословакии», воздала должное писателю.
А. ГРУЗИНОВА

КНИГА ПРОДОЛЖАЕТ ЖИТЬ

Сенанкур. Оберман. Перевод с французского К. Хенкина под редакцией Б. Вайсмана и С. Рошаль. Предисловие С. Великовского. Москва, Издательство художественной литературы, 1963. 370 стр.

Роман французского писателя Этьена де Сенанкура «Оберман» — это скромная исповедь героя, как будто герметически замкнутая в его интимном мире и отгороженная от современной автору общественной и литературной борьбы.
Появление романа в 1804 году почти никем не было замечено, на русский язык роман переведен не был. Может возникнуть вопрос: что же может найти в этой затерявшейся книге современный советский читатель?
Прежде всего, герметичность книги скорее кажущаяся. Это хорошо поняли французские романтики, через три десятилетия «открывшие» роман, «как одну из самых правдивых книг века».
Подоплекой духовной драмы Обермана — одного из первых «блудных детей» буржуазии, действующего в условиях деспотического режима Наполеона,— является конфликт человека и подавляющей его общественной и государственной системы. Правда, конкретные общественные условия остаются в основном за рамками книги, но именно они определяют все происходящее в ней. Тем более, что письма Обермана, как мы узнаем из предисловия,— это «тщательно зашифрованный», «своеобразный ретроспективный дневник самого Сенанкура», оппозиционно настроенного по отношению к современному ему государству и его институтам (особенно по отношению к церкви). Эволюция героя, этапы которой запечатлены в его письмах к другу, и составляет психологический сюжет романа.
Понимая, что он не в силах изменить общество, Оберман хочет бежать от людей, ищет уединения и одиночества, путешествует по горной Швейцарии, восходя от «земной юдоли» на неприступные ледяные вершины, живет, как дикарь, в лесу Фонтенбло... Пройдя через отчаяние и мысли о самоубийстве, Оберман в конце концов приходит к примирению с буржуазным обществом и скорбному самоотречению.
В своей критике буржуазной цивилизации Оберман опирается на традиции просветителей, в частности на их теорию «естественного» человека. В философских рассуждениях героя содержится немало мыслей, не потерявших своего значения и до сих пор. Но в целом рационализм просветителей подорван у него утверждением субъективности восприятия, релятивизмом и некоторым недоверием к науке (там, например, где он обосновывает мистическое значение чисел). Но, хотя выводы Обермана часто противоречивы, он все же сохраняет веру в общественный прогресс и человеческий разум.
Как видим, роман Сенанкура — переходная книга, стоящая на перепутье французской литературы: от века Просвещения к романтизму. Переходны и жанр ее и стиль — философские моралистические рассуждения сочетаются в ней с живописными путевыми заметками и углубленным психологическим анализом. Ж. Санд считала «Обермана» одной из книг, открывающих «литературу человеческого сознания».
Таким образом, советский читатель знакомится с одним из значительных, несправедливо до этого забытых произведений, по праву занимающих свое место в истории французской литературы.
Н. ПОЛЯНСКИЙ

<- предыдущая страница следующая ->