<- предыдущая страница следующая ->

В. ИВАШЕВА (СССР)
— Я хотела бы остановиться на одном, по моему мнению, весьма важном вопросе,— говорит литературовед, проф. В. Ивашева,— высказать некоторые соображения о реализме в африканских литературах.
В. Ивашева подчеркивает, что в наши дни, говоря о реализме, этой главной магистрали передового искусства во всем мире, просто немыслимо не учитывать богатого опыта литератур Азии и Африки.
— Ход истории властно потребовал от нас раздвинуть рамки наших наблюдений и представлений,— продолжает советский литературовед.— Разумеется, нельзя ставить знак равенства между понятием «современные литературы африканского континента» и реализмом в этих литературах. Так, поэзия в странах Африки далеко не везде пошла по пути реализма, более того, в ряде африканских стран поэзия подвержена значительному влиянию модернизма. Я буду говорить лишь о том, что меня больше всего интересует,— о реалистической струе в литературах тропической Африки. С самого своего зарождения молодые литературы Африки были литературами протеста. Прекрасно умея заглянуть в душу своих героев, писатели стремятся вписать переживания личности в общественную перспективу. Здесь нет места «малым темам» — термин, без которого не обойдешься, когда речь заходит о литературах современного капиталистического Запада.
В. Ивашева говорит о большом читательском интересе в нашей стране к произведениям африканской реалистической прозы. Они близки советскому человеку своей высокой гражданственностью, гуманизмом, чувством человеческого достоинства. Оратор считает, что советские издательства немало сделали для ознакомления русского читателя с литературой Африки, она перечисляет изданные в СССР книги П. Абрахамса, М. Бети, С. Усмана, Б. Дадье, К. Эквенси, Ч. Ачебе, Ф. Ойоно и других авторов.
— Нас живо интересуют проблемы формы африканской реалистической прозы,— продолжает проф. Ивашева.— Особенно актуален, на мой взгляд, вопрос воздействия фольклорных традиций на творческий почерк африканского писателя, на его юмор, на метод построения характера. Мне такое воздействие представляется несомненным; эти проблемы ждут своего изучения, и они наверняка будут исследованы критиками как африканскими, так и советскими.
Далее оратор выражает свое согласие с С. К. Чаттерджи в вопросе отношения стран Азии и Африки к культурному наследию человечества.
— Читая книги писателей Сенегала, Камеруна, Нигерии, Ганы, Сьерра-Леоне, Берега Слоновой Кости и других стран, мы видим, как смело и творчески используют эти авторы литературные достижения, накопленные в самых разных странах мира; они по праву черпают из культурной традиции своих народов и из лучших традиций мирового искусства. Именно на основе творческого освоения различных традиций и рождается, на наш взгляд, новаторство таких реалистов, как С. Усман, Дж. Коуп, М. Бети, Ф. Ойоно и многие другие.
В. Ивашева говорит о динамике развития африканской прозы, о том, что за последние годы африканские литературы освоили много новых жизненных пластов, стали ярче в эстетическом отношении, приблизились к современности. В этом плане переломным явился 1960 год — «год Африки».
В заключение В. Ивашева рассказывает о том, с каким увлечением студенты московского университета изучают африканские литературы, слушают специальные курсы, пишут научные работы (о прозе Ганы, о творчестве П. Абрахамса, о романах Сембена Усмана и т. д.). Немало представителей студенческой и аспирантской молодежи присутствует и на семинаре, все это — будущие специалисты по литературам Африки.

З. КЕДРИНА (СССР)
— Нам, советским литературоведам, чрезвычайно интересно слышать все, что говорится нашими друзьями из стран Азии и Африки. И может быть, это особенно интересно тем из нас, кто в конце двадцатых — в начале тридцатых годов наблюдал становление наших братских советских литератур в среднеазиатских республиках и в республиках Поволжья, где советская литература создавалась на почве фольклора. Профессор Чаттерджи поставил в своей речи основные вопросы литературных взаимосвязей и их значения для стран, освободившихся от колониальной зависимости. Джон Окай, как мне кажется, развил и уточнил эти положения, выдвинув проблему создания национальной ганской литературы, которая, восприняв наследие родного фольклора и европейской культуры, сохранила бы и свою африканскую и всемирную — в частности, европейскую — аудиторию. Литературу Ганы Дж. Окай хочет видеть литературой всеафриканского звучания, хотя Африка говорит на многих языках и диалектах. Такое же стремление существует и в Индии.
З. Кедрина считает, что в истории развития национальных литератур в СССР происходил тот же процесс.
— Единая многонациональная советская литература состоит для нас из многих национальных отрядов, каждый из которых является голосом дружбы, обращенным ко всем народам мира. А русский язык для наших национальных литератур в большей степени, чем английский или французский для многих стран Азии и Африки, служит связующим звеном со всесветной, мировой культурой.
З. Кедрина рассказывает об опыте наших «двуязычных» писателей, о творчестве киргизского писателя Чингиза Айтматова, пишущего по-русски и по-киргизски, казахского писателя Баурджана Момыш-Улы, который пишет по-казахски и по-русски, чукчи Рытхэу, пишущего по-русски, абхазца Георгия Гулиа, пишущего только по-русски. Культурное взаимодействие наших народов порождает интересное творчество русских писателей, живущих в национальных республиках и пишущих по-русски, причем их стиль воспринимает особенности того языка и той национальной культуры, в среде которых они живут и работают.
— Очевидно, национальная форма — это все же не только язык и стиль, а вся совокупность признаков, определяющих нацию и получающих свое выражение в литературе. Прежде всего — это психологический склад народа, его национальный характер. Но национальный характер, а с ним и национальная литературная форма подвижны, они развиваются, и развиваются они в наши дни в сторону интернационального сближения. Именно эта черта заставляет Джона Окая заботиться о всеафриканском характере ганской литературы и о завоевании всесветной аудитории для литературы Африки.
Национальный характер стирается, если оторвать его от народной традиции. Как же аккумулировать в своей культуре мировые влияния и в то же время не оторваться от национальных корней?
— Мне кажется,— говорит З. Кедрина,— что эта проблема вряд ли может быть решена, если художник стремится быть «над схваткой». Мне кажется — и это звучит во многих выступлениях,— что именно внутри социального конфликта, в процессе непосредственного участия в нем происходят наиболее четкая дифференциация традиций и наиболее успешное органическое усвоение всего, что необходимо живому организму национальной культуры, чтобы она росла и развивалась в направлении культуры единой, всемирной.
Для подтверждения своей мысли З. Кедрина обращается к творческому опыту таких деятелей культуры народов СССР, как казахский композитор Курмангазы Сагирбаев, как киргизский поэт и композитор Токтогул, как основоположник казахской письменной литературы, поэт и просветитель Абай, роман о котором принес мировую известность советскому писателю Мухтару Ауэзову. Эти художники участвовали в социальных битвах своего времени, впитывали в себя национальные народные традиции, осваивали художественный опыт русского демократического искусства.
— Мухтар Ауэзов учился реалистическому письму у родного фольклора, у Абая, у Тургенева, у Горького, у Джека Лондона,— говорит оратор.— Он отделял в своей национальной традиции живое от мертвого, и все жизнеспособное в своей казахской культуре он укреплял и вооружал русской и мировой классической традицией. В результате его произведения не только продвинули вперед казахскую литературу, но и оказывают полезное влияние на произведения русской и других советских литератур.
Оратор приводит слова М. Ауэзова: «Разве только эксцентрическими танцами или песенками, используемыми для джаза, ограничивалось духовное богатство негритянских народов? Конечно, нет!»
— Фольклорная традиция,— говорит в заключение З. Кедрина,— имеет великое значение для становления молодой литературы, но не потому, что в ней заложены якобы черты примитива, который так прельщает западных модернистов. Фольклор велик и важен своей жизненной активностью, высокой простотой, правдой народной жизни, мудростью народного гения, своим творческим здоровьем, помогающим строить, бороться и побеждать.

МУРАД БУРБУН (Алжир)
Алжирский писатель и общественный деятель Мурад Бурбун передает участникам семинара братский привет от Союза алжирских писателей и от всей интеллигенции Алжира.
— Говорить об алжирской культуре, об ее основных чертах, о пути, которым она идет в наши дни,— это значит говорить об истории самого Алжира, потому что культура алжирского народа тесно связана с его национально-освободительной борьбой.
Мурад Бурбун рассказывает о славной истории этой борьбы, которая началась в 1830 году, с первых же дней французской колониальной агрессии против его родины.
— В Алжире не проходило ни одного десятилетия без восстания против колонизаторов. Лучшие сыны народа погибали в огне этих боев, а через десять лет новое поколение поднимало факел восстания. 1830, 1835, 1845, 1871 — вот вехи крупнейших восстаний. И когда в Париже власть взяла Коммуна, в Алжире тоже была создана своя Коммуна. А затем — восстания 1917 года, и 1945 года, и, наконец, 1 ноября 1954 года — первый день нашей революции, приведшей нас к победе. Лгали те историки, которые рассматривали Алжир как покоренную землю. С 1830 года до дня освобождения алжирцы ежедневно проливали свою кровь за свободу, и я потому говорю сегодня об этом, что не могу найти лучшего способа охарактеризовать нашу культуру.
Уже в 1830 году в Константине безымянные певцы создают героические поэмы, посвященные национально-освободительной борьбе. Мурад Бурбун вспоминает имя Абдаль-Кадира, одного из вождей народной борьбы против захватчиков, национального поэта. В одной из своих поэм он говорил, что сабля — раба пера; этот выдающийся представитель алжирского народа, воюющего за свою независимость, был и выдающимся представителем культуры своей нации.
Колонизация принесла Алжиру не только жесточайшие бедствия и лишения, она нанесла удар по его богатейшей культуре. К 1830 году, указывает Мурад Бурбун, в Алжире было меньше неграмотных, чем во Франции: до прихода колонизаторов почти все население страны умело читать. К 1870 году лишь 5% алжирского населения было грамотным — таков результат «культурной миссии» империализма! Но хотя арабский язык был запрещен оккупантами, устная народная традиция сохранила сокровища национальной литературы. Переходя к проблеме фольклора, Мурад Бурбун говорит:
— Песни борьбы передавались из уст в уста, от восстания к восстанию, от обескровленного, разрушенного селения к селению живому, которое тоже поднималось на битву, проливая свою кровь. Свою культуру Алжир хранил, как зеницу ока.
Оратор считает, что Алжир дает живой образ постоянного развития фольклора, его непрестанной эволюции, тесно связанной с историческим развитием страны. Каждый этап освободительной борьбы наполняет произведения фольклора новым содержанием. В фольклоре живет представление о будущем, и содержание этого идеала также меняется по мере того, как люди делают историю, а история кует характеры людей. Все крупнейшие современные писатели Алжира воспитаны на традициях народной борьбы за освобождение, на традициях народного творчества.
— Итак, я думаю,— заявляет Мурад Бурбун,— что ко всем народам и странам применима следующая истина: именно к периодам подъема освободительного движения относится расцвет крупнейших писателей и поэтов, выступающих с требованием свободы народу. Здесь, в Советском Союзе, примером этому служит творчество Маяковского.
Характеризуя особенности современного этапа в строительстве алжирской культуры, Мурад Бурбун говорит:
— Алжирский гуманизм — это гуманизм боевой. Чтобы иметь честь и право провозглашать истину, которую воспримет народ, нужно быть участником событий, нужно быть связанным с народом. Большинство алжирских писателей, и среди них самые известные, участвовали в борьбе. Многие писатели, в том числе и непосредственные участники революции, писали и пишут порой не на своем родном языке, пишут по-французски. Но язык — это не чья-то частная собственность, язык принадлежит тем, кто на нем говорит и пишет.
— Я не вижу антагонизма между алжирской литературой на французском языке и алжирской литературой на арабском языке. Только наши враги могут утверждать, что эти литературы противостоят друг другу. Их питает одно и то же дерево, им дает силу одна страна, они охвачены общим стремлением идти навстречу другим странам, по-братски обмениваясь с ними опытом. Это единый ствол дерева с двумя ветвями, питающимися одними соками.
Говоря о французской литературе, Мурад Бурбун подчеркивает, что нельзя смешивать демократическую ее струю, творчество таких поэтов, как Арагон и Элюар, с реакционными течениями. Он резко выступает против «нового романа», «антиромана» и тому подобных проявлений модернизма.
— На писателях афро-азиатских стран лежит особая ответственность. Хотим мы этого или нет, но мы ответственны за то, что происходит в нашей стране, потому что мы хотим раскрыть душу народа, его сущность, его волю, его перспективы. — Мурад Бурбун приводит слова известного борца за свободу Африки Франца Фанона: «Когда речь идет о культуре, то есть о том, что несет свет тебе и твоему народу, нужно работать засучив рукава, чтобы поднять свой народ и вырасти самому».
Мурад Бурбун рассказывает о первых успехах в строительстве социалистической алжирской культуры, о создании национального театра. В театрах страны идут пьесы Шекспира, Кальдерона, Брехта, алжирских авторов.
— Нам не нужна культура снобов,— говорит Мурад Бурбун,— нам нужна настоящая культура, которая служит социальному прогрессу. Вместе с тем мы за тщательные и смелые поэтические поиски, ибо провозгласить «Да здравствует Африка!» — это еще не значит создать прекрасную поэму. Но мы за такие поиски формы, которые не вступают в противоречие с революционным содержанием. Мы хотим настоящей народной, массовой, демократической культуры. Я поддерживаю выступавшего до меня оратора, который предъявлял к поэзии высокие требования: политическое и социальное содержание должно быть органически связано с поэтическим образом. Ведь поэма — не листовка и не лозунг.
Мурад Бурбун подчеркивает национальное своеобразие культуры своего народа, который вносит свой вклад в сокровищницу народной культуры всего мира.
— Сознавая, что мы имеем собственные ценности и свои особенности, мы при этом — люди, воспитанные на глубоком интернационализме. Мы твердо верим в сближение народов и культур; если культура замыкается в себе, она обречена на гибель, культура должна обогащаться за счет современных революционных течений, идущих из других стран, и, в свою очередь, сама обогащать их. Пролетарская культура, как говорил Ленин,— должна овладеть всеми знаниями, выработанными человечеством.
Касаясь в этой связи некоторых национальных особенностей алжирской культуры, Мурад Бурбун рассказывает о живописи, о народном прикладном искусстве. В силу ряда историко-религиозных причин абстрактная живопись выражала, по убеждению оратора, характер алжирской культуры. Коран запрещал реалистически изображать живые существа, людей, и на предметах домашнего обихода в разных провинциях Алжира изображены символы, абстрактные знаки, которые являются отражением цивилизации. Абстрактные мотивы отражают в Алжире живую реальность, они не уводят от действительности, как это происходит с абстракционистами на. Западе.
В заключение Мурад Бурбун резко возражает против попыток некоторых западных деятелей рассматривать Африку как континент экзотики и примитивного фольклора.
— Порой на Западе Африку воспринимают как страну танцовщиков да торговцев пестрыми картинками. Мы никогда не примиримся с этими взглядами. Мы знакомимся с культурой других стран, но мы хотим, чтобы и нашу культуру знали в других странах. Мы считаем, что в африканском искусстве были и есть люди, которые создали на своем национальном материале произведения, способные увлечь другие народы. Все люди способны воспринимать достижения цивилизаций других стран и передавать другим странам достижения своей цивилизации во имя сближения народов и их культур.

ИНТОЙО (Индонезия)
Выразив благодарность за приглашение участвовать в этом представительном и важном семинаре, индонезийский литературовед проф. Интойо говорит о большом впечатлении, которое произвела на него выставка книг в фойе Центрального Дома литераторов, где проходит семинар. Среди нескольких сот выставленных книг есть и книги, переведенные в СССР с индонезийского языка на русский; кроме того, много произведений индонезийских писателей переведено на азербайджанский, казахский, узбекский и другие языки советских народов.
— Это воочию показывает,— продолжает оратор,— что культурное сотрудничество между Индонезией и Советским Союзом — не пустая болтовня. Мы можем вам сообщить, что и на индонезийский язык переведено много романов, повестей, рассказов советских писателей, много стихов, сказок, книг для детей. Надеюсь, что результатом семинара явится выход в свет еще большего числа переводов. Ибо, наряду с сотрудничеством в области политики и экономики, сотрудничество культурное — в данном случае литературное — является жизненно необходимым для укрепления дружбы и международных связей. Перевод литературных произведений нашей страны на языки народов СССР — это большой вклад в процесс распространения индонезийской культуры, за что наш народ выражает признательность советским народам.
Проф. Интойо говорит далее о том, что за время более чем трехсотлетнего голландского господства в Индонезии на голландский язык было переведено очень мало произведений индонезийской литературы, ибо колонизаторы не осмеливались распространять идеи народа, который хотя и находился под их властью политически и экономически, но духовно и морально всегда отвергал эту власть и боролся против нее.
— Голландцы,— говорит он,— как правило, переводили лишь незначительные поделки, в которых, конечно, не звучали антиколониальные настроения. К сожалению, такого рода книги еще и сейчас появляются порой в нашей литературе.
По мнению проф. Интойо, советским переводчикам стоит обратить внимание и на те произведения индонезийской литературы, которые написаны на региональных языках (например, на яванском и сунданском), а также подбирать для перевода народные индонезийские рассказы — произведения фольклорного склада, бытующие в народной среде.
— В этих рассказах,— говорит в заключение оратор,— сконцентрированы мысли и чувства, которыми живет наш народ. Узнав эти рассказы, советский читатель лучше поймет жизнь Индонезии. Это еще больше укрепит нашу дружбу.

Е. ЧЕЛЫШЕВ (СССР)
Советский ученый-индолог Е. Челышев выражает полное согласие со словами проф. Чаттерджи о взаимном влиянии литератур.
— Я бы хотел продолжить мысль нашего гостя и нашего большого друга и сказать о товарищеском взаимодействии ученых наших двух стран, результатом которого явился выход в свет такой, например, книги, как юбилейный том, посвященный Рабиндранату Тагору. Он был написан совместно индийскими и советскими учеными и издан в 1961 году.
Перейдя к проблеме традиции и новаторства в индийской литературе, Е. Челышев поддерживает мысль проф. Чаттерджи о том, что опора на классические традиции — необходимое условие плодотворного развития новой литературы Индии. Оратор полемизирует с противоположной точкой зрения, высказываемой некоторыми индийскими деятелями культуры; эта точка зрения сводится к отрицанию национального наследия, к зачеркиванию литературного опыта прошлых веков, как якобы полностью себя изжившего.
— Самое главное, что делает сейчас индийскую культурную традицию такой универсальной и жизненной,— это ее гуманистическая основа, ее обращение к человеку, ко всему тому, что может принести человеку пользу, возвысить его, устремить его в будущее. В разные исторические периоды, под влиянием социальных требований той или иной эпохи эта общая основа претерпевает, конечно, эволюцию, но гуманизм, как ядро культуры, остается.
Е. Челышев рассказывает о том, как иные западные литераторы и исследователи, в частности те из них, кто принимал участие в международном семинаре памяти Рабиндраната Тагора в Дели в 1961 году, пытаются извратить существо гуманизма Тагора, индийского гуманизма в целом. Они извращали характер миросозерцания Тагора, подменяя его светлую, жизнеутверждающую мощь экзистенциалистской проповедью абсурдности бытия.
— Гуманизм индийской культуры и литературы,— продолжает Е. Челышев,— не является, однако, чем-то неподвижным и застывшим. Творческий путь Тагора или Премчанда убеждает в том, что их гуманистические идеи менялись. Так, последние книги Премчанда, созданные в конце жизненного пути, такие как «Жертвенная корова» и «Нити счастья», написаны в защиту гуманизма активного, действенного. Один из его героев говорит: «Нужно раздать оружие беднякам, чтобы они сражались с эксплуататорами». Это было приятием горьковских гуманистических идей, сдвигом в мировоззрении Премчанда, освободившегося к концу жизни от воздействия идей ненасилия Ганди.
Оратор ставит далее вопрос о том, возможен ли в творчестве писателей стран Востока, только недавно освободившихся от колониального ига, социалистический реализм.
— Мне кажется,— говорит он,— что последнее произведение известного индийского писателя Яшпала, который, к сожалению, из-за болезни не смог приехать на наш семинар,— его дилогия «Ложная правда» является лучшим ответом на этот вопрос. Прочитав книгу, убеждаешься, что гуманистический дух национальной культуры стимулирует рост прогрессивных реалистических тенденций. В Индии наших дней создаются объективные предпосылки зарождения и развития социалистического гуманизма, проникнутого подлинной героикой.
Е. Челышев приводит ряд примеров, иллюстрирующих плодотворность взаимодействия советской и индийской литератур (образ Маяковского в книге стихов молодой индийской поэтессы; выход в Индии антологии русской классической и советской поэзии).
— Такое творческое содружество писателей и литературоведов наших стран может принести большую пользу,— говорит в заключение Е. Челышев.

ТАДЖ АС-СИР ХАСАН (Судан)
От имени суданского национального комитета по связям с писателями Азии и Африки участников семинара приветствует Тадж ас-Сир Хасан.
— В Африке ряд стран уже освободился от колониального гнета,— говорит оратор,— но еще имеются страны, которые продолжают испытывать империалистический гнет. К ним относится и Судан. Хотя наша родина получила в 1956 году официальную независимость, мы, суданцы, и в частности суданские писатели, считаем, что подлинной независимости Судан еще не добился.
Оратор говорит о том, что суданские литераторы лишены возможности широко печататься у себя на родине, и многие их произведения выходят в Каире, за что Тадж ас-Сир Хасан выражает признательность своим египетским коллегам. Суданская культура является частью всей культуры арабского мира, и все наследие арабской культуры — также достояние культуры Судана.
— Об арабской литературе в целом,— продолжает суданский писатель,— у меня есть свое собственное мнение. Я считаю, что эта литература лирична, лирический характер ей свойствен в гораздо большей мере, чем эпический. Одна из причин здесь, возможно, в том, что когда арабы впервые обратились к переводу древнегреческих памятников, они прежде всего переводили прикладные и научные труды, но не переводили, скажем, гомеровского эпоса. Поэтому греческая литература не оказала влияния на арабскую. С другой стороны, я убежден, что ряд крупнейших писателей Европы, таких как, например, Данте, в известной мере испытал влияние крупных арабских поэтов и философов своего времени.
Тадж ас-Сир Хасан говорит о том, что новые полноценные произведения создаются лишь при условии освоения национального культурного наследия. Он рассказывает о бурном развитии новых литературных жанров — рассказа и романа — в литературах Египта, Ливана, Ирака. Социалистические преобразования в ОАР, заявляет оратор, безусловно приведут к еще большему прогрессу в области литературы.
Суданский литератор рассказывает далее о новых формах империалистической духовной экспансии и пропаганды в арабских странах. Угроза империализма продолжает висеть над культурой этих стран.
— В прошлом империалисты засылали своих миссионеров. Во второй половине 20-го века в мире, решительно шагнувшем в сторону социализма, подобные методы себя не оправдывают. Империалисты пытаются изменить формы своей пропаганды. В ангольские джунгли, где сражаются партизаны, миссионеров не пошлешь. И империализм обратился к различным формам проникновения в область культуры.
Различные проявления сюрреализма Т. Хасан считает одной из форм империалистической экспансии в литературы арабских стран.
Оратор благодарит советских литературоведов за их большую работу и выражает пожелание, чтобы их труды шире переводились на английский и французский языки, что было бы большой идеологической поддержкой для арабских стран. Тадж ас-Сир Хасан считает, что советские читатели еще мало знакомы с суданской литературой, что в ней есть произведения, заслуживающие перевода на русский язык.
В заключение Тадж ас-Сир Хасан рассказывает об эпизоде, имевшем место в прошлом году на сессии Исполкома конференции писателей Азии и Африки. Когда на эту сессию приехал суданский делегат аль-Амин, уважаемый писатель и критик, он обнаружил, что место Судана занимает некто Хейр, который никак не может представлять суданских писателей в международных организациях: он давно живет вне пределов Судана, к тому же он не является писателем.
— Я хотел бы во всеуслышание заявить,— говорит оратор,— что суданские писатели осуждают подобную позицию Постоянного бюро и требуют предоставить Судану место, принадлежащее ему по праву. Еще раз благодарю за возможность участвовать в работе этого семинара. Надеюсь, что я напишу о нем, и читатели в Судане узнают об этом интересном и полезном мероприятии.

П. ПЕТРОВ (СССР)
Представитель издательства «Прогресс» П. Петров знакомит участников семинара с планами работы издательства по переводу и изданию афро-азиатских литератур.
— Только за последние три года,— говорит оратор,— мы дали советскому читателю 60 художественных произведений писателей Азии и Африки общим объемом 655 листов. Эти книги принадлежат перу 58 писателей из 12 африканских стран и 15 стран Азии. Конечно, сделано еще недостаточно.
Кроме «Прогресса», литературу этих стран выпускают также издательства «Художественная литература», «Наука», «Детская литература», «Молодая гвардия». П. Петров рассказывает о больших тиражах, какими издаются книги писателей этих двух континентов. Если до 1960 года средний тираж одного произведения восточной литературы составлял 21 тысячу экземпляров, то теперь эта цифра выросла до 55 тысяч. П. Петров приводит некоторые конкретные данные о тиражах: книги индийских писателей К. Чандара, Яшпала, Р. К. Нарайана выходят тиражом 150—180 тысяч, роман японской писательницы Яэко Ногами «Лабиринт» — 150 тысяч, роман писательницы из ОАР Латифы аз-Зайят «Открытая дверь» — 180 тысяч, роман южно-африканского писателя Ла Гума «Скитание в ночи» — 75 тысяч экземпляров.
Оратор говорит и о задачах, которые стоят перед издательством в деле отбора литературы для переводов.
— Если 10—12 лет назад,— заключает свое выступление П. Петров,— переводами литератур Азии и Африки занимались порой люди недостаточно квалифицированные в литературном отношении (а художественный перевод — это большое искусство, требующее таланта), то за последние два-три года в эту область переводческой работы пришла плеяда настоящих, квалифицированных переводчиков, как поэтов, так и прозаиков.

САИД НАФИСИ (Иран)
— Собрание прогрессивных писателей Востока,— говорит иранский ученый-филолог проф. Саид Нафиси,— не может не отметить с прискорбием, что среди нас нет двух боевых товарищей, недавно ушедших от нас. Я предлагаю почтить вставанием память этих выдающихся поэтов — Лахути и Хикмета.
Проф. Нафиси выражает согласие с выступлением Д. Комиссарова; действительно, упадочные тенденции встречают отпор у демократических культурных сил Ирана. Но некоторые иранские писатели все же идут на поводу у литературной моды, у снобизма.
Значительная часть выступления иранского литературоведа посвящена проблеме традиций и новаторства в литературе.
— Писатель должен жить своим временем, в рамках требований своей эпохи,— утверждает оратор,— но не должен порывать при этом с национальными корнями своей культуры. И здесь огромную роль играет фольклор. Фольклор — это душа народа; самые нежные струны народного сердца звучат в фольклоре. Это — те традиции, которые открывают наиболее перспективные пути к будущему. Цель литературы — связать воедино прошлое с будущим. Литература, не основанная на наследии прошлого, строится на песке.
Проф. Нафиси говорит о вреде подражания неудачным образцам западной литературы. Естественно, что широкий круг читателей не в состоянии переварить эту чуждую ему пищу. Читатель должен чувствовать себя в литературе как в привычной среде, как среди знакомого пейзажа.
Сайд Нафиси напоминает собравшимся, что музыка таких русских композиторов, как Чайковский, Мусоргский, Римский-Корсаков, пользуется в странах Востока гораздо большим успехом, чем музыка западноевропейская.
— Дело здесь в том,— заявляет оратор,— что эти мелодии представляют собой переходную ступень, необходимую в каждом долгом путешествии. Культура Востока должна избрать естественный путь: идти к Западу через Восточную Европу. Модернистская литература, эта асимметрия слов и мыслей, эти прогулки в чуждом мире, никогда не сможет удовлетворить иранского народного читателя, являющегося поэтом по самому складу своей души. Лучший путь — это путь, ведущий от Пушкина к Горькому. И в Иране есть уже ободряющие примеры успешного следования по этому пути.
Проф. Нафиси считает, что литература должна воспитывать активное и жизнерадостное отношение к бытию; когда человек грустен, говорит он, у него нет мужества вести борьбу. Выступая за героическое начало в литературе, оратор призывает к осторожности в обращении к трагическим темам и сюжетам, ибо, говорит он, не всякая трагедия героична, не всякая трагедия вливает в человека бодрость.
— Нет нужды доказывать,— продолжает он,— что каждый писатель непременно должен быть прогрессивным человеком. Глаза человека с самого рождения всегда устремлены вперед, в будущее. Как же вы хотите, чтобы в литературе он смотрел назад, был реакционным! Непрогрессивная литература не может создать высоких произведений.
С. Нафиси говорит о необходимости использовать современные средства распространения передовых идей, обращаться к народу через театр, кино, радио, телевидение.
В заключение оратор отмечает важное значение той большой работы, которую ведет Институт народов Азии Академии наук СССР, и благодарит советских ученых за их труд. Проф. Нафиси предлагает создать Международный союз писателей Африки и Азии.

<- предыдущая страница следующая ->