каморка папыВлада
журнал Иностранная литература 1964-09 текст-22
Меню сайта

Поиск

Статистика

Друзья

· RSS 24.04.2024, 06:23

скачать журнал

<- предыдущая страница следующая ->

СУАД МУХАММЕД ХЕДИР (Ирак)
Литературовед Суад Мухаммед Хедир изучает современную литературу Алжира, В алжирской литературе наших дней она видит много ярких и своеобразных явлений и свое выступление на семинаре посвящает боевой литературе этой страны.
Вначале С. М. Хедир дает краткий очерк исторического развития Алжира и его культуры. Подвергшись в первой трети прошлого века французской колонизации, Алжир, страна богатейших культурных традиций, встал на путь национально-освободительной борьбы. Колонизаторы стремились уничтожить арабские традиции, запрещали обучение на арабском языке — и, как противодействие этой расистской политике, расцветает народная арабская и кабильская поэзия, воспевающая национальное величие.
— Алжир имеет богатую современную литературу, стоящую на уровне других высокоразвитых литератур мира и представляющую собой часть культурной сокровищницы человечества,— продолжает оратор.— Это арабско-берберская литература на французском языке. Она расцветает благодаря национально-освободительному движению и плодотворным контактам с демократической культурой Франции. Ее вдохновляет борьба за независимость, ее воодушевляют социалистические идеи, она воспевает историю алжирской нации. Она извлекает полезные для себя уроки из французской истории и из опыта французской литературы. Алжирские литераторы восприняли благородные принципы французской революции.
Далее Суад Мухаммед Хедир говорит о развитии новых жанров в алжирской литературе — о романе и о драматургии. Романы М. Диба «Большой дом» и М. Маммери «Забытый холм» открывают эпоху романа в алжирской литературе на французском языке. Романы М. Диба, М. Маммери, М. Ферауна черпают свою силу в жизни страдающего и борющегося народа. Эта новая алжирская литература проникнута идеей национального единства, она отвечает надеждам и чаяниям алжирцев, она говорит их языком, живет их заботами. В период трагических потрясений алжирская поэзия выступает против колониализма. Она вдохновляется примером Поля Элюара. В ней — крик Мухаммеда Диба, волнующая скорбь Малека Хаддада, вера в будущее Анри Креа. Поэзия играет важнейшую роль и в драматургии Катеба Ясина. Алжирский театр создан участниками национально-освободительного движения. Катеба Ясина вдохновляла греческая трагедия, но его трагедия — это уже не безнадежная борьба против рока, Прометей Катеба Ясина нашел выход: борьба против колонизаторов, за свободу, жизнь, счастье народа!
Суад Мухаммед Хедир рассказывает также о некоторых других аспектах алжирской литературы, о теме освобождения женщины, о борьбе нового со старым в области формы.
В заключение своей речи С. М. Хедир говорит:
— В ходе борьбы за освобождение и независимость алжирская литература обогатилась благодаря влиянию передовых писателей Франции. В результате этого боевого сотрудничества двух культур в обеих странах развивается новая литература, имеющая новые идейные и художественные приметы. Связь этих литератур будет укрепляться и в будущем на основе совместной борьбы народов за мир и социализм.

М. ВАКСМАХЕР (СССР)
Переводчик и литературовед М. Ваксмахер говорит о большой популярности, которую завоевала у советского читателя современная поэзия стран Африки и Азии. Не отдельные литературные снобы, не любители «экзотики», а массовый читатель с интересом и доброжелательностью тянется к современной поэзии народов африканских, азиатских, латиноамериканских стран.
— Очень хорошо и темпераментно говорил сегодня о поэзии Ганы наш друг Джон Окай. Он рассказал, насколько чуждыми бывают для его соотечественников некоторые образы и понятия, заимствованные из других литератур. Например, образ снега — вещь ненужная и непонятная для жителей тропической Африки. Если расширительно отнестись к этой метафоре, можно сказать, что подобным «снегом» порой оказывается в поэзии надуманная и искусственная усложненность поэтической формы, нарочитое стремление иных поэтов изощренно передавать мысли и чувства, которые сами по себе, в их, так сказать, первоначальном естестве, были бы человечны и понятны. Я не раз обращался, например, к стихам поэта Феликса Чикая (Республика Конго со столицей Браззавиль). Стихи эти талантливы, это чувствуется по иным образам и строчкам, но переводить Феликса Чикаю я, при всем желании, не могу: все слова у него будто бы и понятны, но психологическая связь между ними запутана неимоверно. Это, пожалуй, тоже пример «снега».
Подлинное новаторство всегда связано с новизной мысли и чувства.
— За новаторством в области формы хочется слышать горячее биение сердца, а не холод снега. Пусть стихи и не просты, пусть они и требуют от читателя напряженной работы мысли и воображения, но они дойдут до людей, если в них звучит искреннее стремление поэта выразить мир. Так, не всегда доступны с первого чтения стихи алжирского поэта Жана Сенака, пишущего на французском языке (журнал «Иностранная литература» дважды печатал переводы его стихов); в них порой приходится мысленно восстанавливать пропущенные звенья логических и образных связей, в них поражает неожиданность лексики. Но они пропитаны кровью алжирской революции, духом народной борьбы, и понимаешь: подобная трудность — не искусственна, перед тобой напряженные поиски слова для выражения близких людям чувств.
М. Ваксмахер рассказывает о том, что он в своей практике поэта-переводчика порой сталкивается в зарубежной поэзии с явлениями иного рода: иногда стихи сводятся к простому повторению политических лозунгов.
— Понятно, что для поэтов, участвующих в борьбе своего народа, эти лозунги наполнены своим, пережитым, родным. Политические убеждения должны стать достоянием поэзии, но их надо выразить специфическим языком искусства, перелить в образную форму. И тогда художественное воздействие политической лирики неизмеримо возрастет.
М. Ваксмахер говорит о великолепных образцах подлинной гражданской лирики двадцатого века, о поэзии Маяковского, Арагона, Элюара. Рассказывая о своей работе над переводом стихов современных алжирских поэтов для антологии, которую он готовит совместно с М. Кудиновым, М. Ваксмахер выражает уверенность, что стихи Жана Сенака, Мурада Бурбуна, Катеба Ясина, Малека Хаддада и других поэтов Алжира, представленных в антологии, будут тепло встречены читателем. Приводя пример сенегальского поэта Давида Диопа, М. Ваксмахер говорит об органическом слиянии фольклорных традиций африканских народов с задачами современной политической поэзии, проникнутой духом свободы.
— И еще одного важного вопроса, стоящего перед нашим семинаром, коснулся сегодня в своем выступлении Джон Окай. На мой взгляд, он совершенно прав, утверждая, что и в стихах, написанных поэтом Африки на французском или английском языке, может и должно прозвучать национальное своеобразие данной африканской страны и ее культуры. Дело, вероятно, в каких-то очень тонких вещах, в психологическом рисунке, в интонациях и ритмах, связанных с народной традицией и органически включенных в строй другого языка. Хотелось бы на нашем семинаре,— говорит в заключение М. Ваксмахер,— не только рассуждать о поэзии, но и читать и слушать стихи. Однако, пожалуй, это отвлечет нас от обсуждения интересующих нас проблем. Уверен, друзья, что наш семинар принесет богатые плоды: советские читатели получат новые стихи, прочтут в переводе на русский язык новые книги прозаиков и поэтов стран Азии и Африки.

КЕДАР МАН ВЬЯТИТ (Непал)
— Я считаю для себя большой честью,— говорит писатель Кедар Ман Вьятит, генеральный секретарь непальской писательской организации «Непали Сахитья Санстхан»,— лично познакомиться со многими писателями Азии и Африки и разделить с ними тот опыт и те познания, которые мы приобретем в ходе семинара.
По мнению Кедар Ман Вьятита, темы, выдвинутые для обсуждения на семинаре, необычайно важны и актуальны. Семинар несомненно обогатит опыт писателей, расширит их кругозор. Далее представитель литераторов Непала дает краткий очерк истории своей родины и основных этапов развития ее культуры.
Поэтически описывает оратор красоту и пышность природы своей страны, раскинувшейся у подножия Гималаев, говорит об особенностях развития непальского языка, в котором слились санскритские и пракритские струи и который вобрал в себя частично лексику хинди, урду, фарси, китайского, тибетского, арабского, английского, португальского языков; он рассказывает, что в период векового правления незаконно захватившей власть династии Рана культура и литература страны переживали упадок, но даже в тех тяжких условиях патриотические силы в литературе делали важное дело пробуждения национального самосознания. В 1944 году народ во главе с королем начал борьбу против реакционного режима, и в 1950 году добился победы.
Оратор говорит, что с незапамятных времен в Непале существует равноправие женщин, непальское общество невосприимчиво к такой, по выражению Вьятита, «заразной болезни», как кастовая ненависть, как «неприкасаемость». История Непала не знает гражданских войн, каждый класс пользуется уважением как ячейка общества.
— Бунт против устаревших традиций создал новые поэтические формы. Поэзия стала освобождаться от уз классического стиха. Писатели рассказывали об угнетенных и обездоленных. Среди представителей этой школы наиболее известны Лакшми Прасад Девкота, Сиддхи Чаран, братья Прадхан, Вьятит. Двадцатилетие с 1944 по 1964 год — это новая эра непальской литературы. В 1944 году занялась заря этой эры. Революция 1950 года разогнала тучи. Ранним утром прозвучала песня, возвестившая новый день. Поэты и писатели вдохнули полной грудью воздух свободы.
К. М. Вьятит говорит о двух плодотворных тенденциях в литературе Непала — стремлении развивать национальные фольклорные традиции и тяге к освоению сокровищ современной культуры разных народов. Особое влияние, по словам оратора, оказали на культуру его родины произведения Толстого, Тургенева, Чехова, Горького.
В Непале была создана представительная организация «Непали Сахитья Санстхан», занимающаяся проблемами непальской литературы; общество выпускает ежеквартальный журнал «Химани», пользующийся популярностью в стране. В июне 1963 года в столице Непала состоялся международный писательский семинар; московский семинар, говорит Вьятит, во многом сходный по своим устремлениям с прошлогодним семинаром в Непале, представляет особый интерес для непальских литераторов.
Кедар Ман Вьятит рассказывает о некоторых аспектах непальской культуры, которая зиждется на хиндуистской и буддийской философиях; между этими двумя силами нет розни, здесь нашел свое выражение синтез арийской и монгольской культур.
В заключение оратор выдвигает ряд предложений, которые должны способствовать укреплению связей между писателями Азии и Африки. Он предлагает, в частности, организовать обмен библиографической информацией, поощрение изданий фольклорных памятников, выпуск двухмесячного журнала с публикацией работ афроазиатских писателей для взаимного ознакомления, создание в каждой стране национального комитета для связи с движением афро-азиатских писателей.

С. АЗИМОВ (СССР)
В начале своего выступления Сарвар Азимов, узбекский писатель и общественный деятель, председатель Советского комитета по связям с писателями стран Азии и Африки, сердечно приветствует участников семинара и выражает редакциям журналов «Иностранная литература» и «Вопросы литературы» благодарность за то, что они собрали такой представительный и деловой семинар.
— На обсуждение вынесены очень важные, на мой взгляд, проблемы. Интересные вопросы были подняты в выступлениях представителя Индии Сунити Кумара Чаттерджи, моего брата из Ганы Джона Окая, известного непальского поэта Кедар Ман Вьятита. Все выступления участников семинара проникнуты, мне кажется, единым духом солидарности, пониманием задач, которые ныне стоят перед деятелями литературы. Наш семинар является в какой-то степени предварительной встречей на пороге того большого разговора, который должен состояться на очередной конференции писателей стран Азии и Африки.
Сарвар Азимов рассказывает о росте рядов движения азиатских и африканских писателей, что свидетельствует об огромных изменениях в политической карте мира. Писатели двух континентов успешно завязывают новые творческие узы, объединяющие Японию и Алжир, Индию и Нигерию. И если в Дели в 1956 году было представлено 17 стран Азии, то в 1958 году в Ташкенте в конференции уже участвовали представители 42 литератур.
— Мы, советские писатели,— говорит оратор,— были участниками этого движения с первых его шагов, и мы гордимся этим. Один советский поэт сказал, что лунная ночь прекрасна, но было бы смешно пытаться оголить звездный небосвод, сливая все звезды в одну искусственную луну. Каждая культура неповторима в своем своеобразии. Мировая культура едина — так же, как едино человечество, и мы выступаем против любых попыток отделить литературу Азии и Африки от мирового литературного процесса.
Но к культурному наследию, к современной культуре,— продолжает Сарвар Азимов,— мы подходим избирательно, отвергая все то, что является апологией угнетения человека человеком или нации нацией.
Участникам движения писателей Африки и Азии предстоит еще многое сделать. Ряд стран еще страдает от культурной агрессии бывших и сегодняшних колонизаторов. Нам нужно взаимное общение, нужны журналы, издательства, нужна добрая воля участников нашего движения. И наш нынешний семинар имеет поэтому важное значение. Сарвар Азимов рассказывает о большой работе, которая ведется в СССР по изданию произведений африканской и азиатской литературы.
— Советская страна,— говорит оратор,— является крупнейшей европейской державой, но в то же время она — крупнейшая держава Азии. Однако в последнее время среди некоторой части писательского движения Азии и Африки раздаются голоса, утверждающие, что надо пересмотреть состав постоянного комитета движения, состав участников конференций, и эти сомнения относятся к Советскому Союзу, который якобы не является азиатской страной.
Сарвар Азимов выражает уверенность в том, что туманы, появившиеся на небосводе писательского движения, рассеются и что очередная конференция писателей стран Азии и Африки, к которой с таким энтузиазмом готовятся советские литераторы, будет единым фронтом выступать против империализма и колониализма, против упадочных тенденций в литературе — за человека, за литературу во имя прогресса. Участники нынешнего семинара также внесут свою лепту в это общее дело.

И. БРАГИНСКИЙ (СССР)
Советский ученый-востоковед И. Брагинский отмечает, что, по его мнению, замечательной чертой семинара является единодушие его участников в понимании неразрывной связи искусства и общественной жизни.
— Очень важно и существенно для современного состояния литератур Востока,— говорит он,— что этот вопрос поднимался здесь не как теорема, требующая доказательств, а как аксиома, как бесспорная истина, которая является исходным пунктом для всех писателей, для всех литературоведов — участников семинара. Действительно, литература современного Востока вторгается в жизнь еще более активно, чем в прошлые века, хотя, вопреки предвзятому мнению, которое насаждали некоторые западные ученые, восточная литература никогда не витала в небесах, а всегда была связана с жизнью, всегда пыталась воздействовать на нее. Ныне, в условиях освободившегося Востока, в условиях, когда народы Азии и Африки строят свою независимую государственность, это вмешательство в жизнь стало еще более активным и решительным.
И. Брагинский рассказывает о том широком размахе, который приняло в СССР изучение культуры и литературы стран Азии и Африки, в частности о работе Института народов Азии АН СССР. То новое, чем отмечена деятельность советских востоковедов, заключается в стремлении изучать литературы стран Азии и Африки в их связях и взаимодействии. В противоположность буржуазной западноевропейской ориенталистике, изучающей национальные культуры изолированно одна от другой, советская исследовательская мысль устанавливает закономерности, свойственные на определенных исторических этапах многим литературам и культурам, развивающимся в тесном общении между собой.
И. Брагинский говорит далее о гуманистическом единстве культурных устремлений самых разных стран Запада и Востока, об интернациональном характере культурных связей.
— Дело даже не только в связях между литературами,— продолжает он,— а в том, что все они развиваются по общим закономерностям, и сутью их содержания является человек, жизнь его, его переживания. Литература всегда и везде — человековедение.
Советский ученый дает краткий исторический очерк того понимания человека и его художественного воплощения, которое можно установить, исследуя развитие литератур в разные исторические эпохи. Говоря о современности, И. Брагинский подчеркивает, что социалистический гуманизм вобрал в себя все лучшее, чем характеризовались завоевания гуманистической мысли прошлых эпох,— и героизм Прометея, и идею человеколюбия, и образ человека-борца, и облик человека-строителя.
— Гармоническое сочетание личности с коллективом — вот чем характеризуется социалистический гуманизм.
И. Брагинский говорит о творчестве присутствующего на семинаре писателя из Объединенной Арабской Республики Юсуфа Идриса; в его произведениях, реалистических, боевых, человек изображается по-новому, в обстановке классовой, социальной борьбы.
И. Брагинский резко критикует творчество западных модернистов с их «антироманом», с их произведениями, аморфными, «без головы и хвоста».
— Очень радостно,— заключает свое выступление И. Брагинский,— что при всех различиях в мировоззрении, мы все здесь сходимся на Горьковской формулировке, говорящей о литературе как о человековедении. Я думаю, что наш семинар поможет нам совместно продумать, как лучше изучать литературу Азии и Африки в Советском Союзе, как нести наилучшим образом читательским массам идеи социалистического гуманизма.

ГАУСУ ДИАВАРА (Республика Мали)
Молодой поэт Гаусу Диавара говорит о том, что голос Африки звучал в мире поэзии еще в далекие времена. И теперь, после мрачной многолетней полосы колониального гнета, вновь стали слышны на земле голоса Африки.
— Ныне в Мали,— говорит Гаусу Диавара,— возможности издания литературы пока еще более чем скромны, но нас уже заботит вопрос — по какому пути пойдет наша литература.
Поэт рассказывает о богатейшем наследии фольклора на его родине, о многовековых традициях литературы Мали, связанных с мифологией, с легендами и сказками, которые бытуют в стране на пяти диалектах. И фольклор, отражающий жизнь страны, развивается и изменяется вместе с жизнью.
Диавара говорит о расцвете малийской культуры XIII—XIV веков, об университете в Томбукту, куда стекались студенты со всего африканского континента.
Но малийская литература имеет не только прошлое. Перед ней раскрывается и прекрасное будущее. Гаусу Диавара рассказывает о сегодняшнем дне молодой, уверенно развивающейся литературы. Он высоко оценивает талант ряда молодых романистов и драматургов — в частности, положительно отзывается о романе Сейду Бадиана «В грозу», где автор рисует образ смелой малийской девушки, идущей вопреки родовым предрассудкам навстречу своей любви, навстречу новой жизни.
Перейдя к характеристике малийской поэзии, Гаусу Диавара подчеркивает присущее ей своеобразие ритма. Стихи пишутся на французском языке, но их ритм не исчерпывается французской просодией, нет, это свободный ритм, в котором есть внутреннее единство.
— Мы, молодые писатели Мали,— говорит в заключение Гаусу Диавара,— вдохновляемся всем наследием мировой литературы от Софокла и Еврипида до Стендаля, Бальзака, Достоевского, Горького. Малийские писатели рассматривают прошлое как единое целое, на котором строится будущее. Мысли малийского писателя связаны с чаяниями всего человечества, он верит в победу света над тьмой, любви над ненавистью, правды над ложью, мира над войной.

БЕКИ СЕЙТАКОВ (СССР)
— Вот уже два дня я внимательно слушаю выступления представителей народов Азии и Африки на нашем семинаре,— говорит известный туркменский поэт и прозаик Беки Сейтаков,— и вспоминаю мою Туркмению, какой она была в начале двадцатых годов. Тогда моя родина была примерно в таком же положении, в каком находятся сейчас многие страны, только вчера освободившиеся от колониального ига. И вот теперь моя республика, которая расположена в самом сердце Азии, готовится к своему юбилею: прошло сорок лет с того времени, как Туркмения на правах союзной республики вошла в Союз Советских Социалистических Республик. Что же сделано у нас за эти четыре десятилетия? Что может свершить за такой короткий исторический срок свободный народ?
Беки Сейтаков рассказывает о культурной революции в Туркмении, о ликвидации неграмотности, которая досталась его землякам в наследие от царизма, он говорит о промышленном и сельскохозяйственном расцвете республики. В Туркмении есть 5 высших учебных заведений, в школах работают 20 тысяч учителей. Туркменская литература, которая до революции не знала других жанров, кроме поэзии, развивается сейчас в самых разнообразных жанрах. Оратор называет романы, рассказы, пьесы, поэмы, критические труды своих соотечественников, туркменских литераторов, рассказывает о работе Союза писателей республики, об издании на туркменском языке произведений русской советской и классической литературы. Эти культурные достижения, подчеркивает Б. Сейтаков,— результат ленинской национальной политики, результат братской дружбы советских народов.

Е. ГАЛЬПЕРИНА (СССР)
— Занимаясь африканскими литературами, мы, советские литературоведы, вынуждены непрестанно выходить за пределы литературы, сталкиваться с вопросами философии, истории, этнографии, искусства, фольклора. Однако советские специалисты этих областей работают, к сожалению, пока еще слишком разобщенно. А только содружество философов, историков, этнографов, литературоведов, лингвистов позволило бы во всей глубине ставить эти сложные и новые для нас вопросы. Я уверена, что их можно изучать только комплексно.
Говоря далее, о том, что в литературе и публицистике африканских стран происходит столкновение передовых и консервативных взглядов на культуру и на ее роль в национально-освободительной борьбе, Е. Гальперина отмечает революционное выступление покойного Франца Фанона на римском конгрессе 1959 года и работу алжирца Башира Хадж Али «Национальная культура и алжирская революция» (1963) с его тонкой и диалектичной постановкой вопроса. Проблему культурных традиций оратор связывает с вопросами африканской философии, истории, фольклора, противопоставляя наше стремление к историзму в их трактовке — метафизическому подходу исследователей типа Янгейнца Яна (ФРГ).
Так, консервативные идеологи подчеркивают вековую неизменность фольклора, противопоставляя его как истинно африканское искусство — современному роману. Они утверждают извечно неизменный религиозный стиль мышления африканца, утверждают, что Африка, выковывающая ныне свое историческое самосознание, имеет право на миф, и историю надо воссоздавать с точки зрения пользы, а не истины. Они утверждают религиозно-идеалистический характер африканского мышления, так называемую «философию жизненных сил», якобы типичную и для настоящего и для будущего Африки.
Опровергая эти метафизические построения, передовые писатели стремятся найти синтез фольклорных традиций и современного романа, высказывают мысль о возможности материалистического истолкования и преобразования древних форм африканского мышления.
Переходя к проблеме так называемого «негритюда», Е. Гальперина подчеркивает необходимость исторического подхода: в разных условиях, на разных этапах это понятие приобретало различный смысл. Бунтарская, антиколониалистская форма «негритюда» («Дневник возвращения на родную землю» Эме Сезэра, 1939 г. и др.) в свое время имела целью преодолеть комплекс неполноценности, навязанный колонизацией, восстановить в африканце поруганное достоинство. Это была болезненная реакция на страдания и унижения народов, накопившиеся за столетия рабства и колониализма.
— Но идея «негритюда», то есть «антирасистского расизма», была развита в работах ряда консервативных идеологов Африки и ряда исследователей-европейцев, которые писали об извечном строе «африканской души» и шире — «негритянской души». Такая трактовка в сущности противопоставляла африканские народы другим народам мира. И острие «негритюда» было здесь повернуто против интернационализма, против великой идеи братства народов всех рас и континентов.
Однако «негритюд», в котором сегодня уже многие видят этап, изживший себя, отходящий, критикуется одними слева, а другими справа. Слева он критиковался очень многими писателями (М. Бети, С. Усманом, Ф. Фаноном, в несколько ином плане — Э. Мпашлеле и другими). Но есть и критика справа. Критика «негритюда» справа ведется немецким этнографом и искусствоведом Ульрихом Бейером и англичанином Дж. Муром, но через «негритюд» удар в сущности направлен ими на нечто иное. Так, к представителям «негритюда» они относят Давида Диопа, блестящего, сильного, революционного поэта, интернационалиста в полном смысле этого слова. Кстати, сам же Мур счел возможным назвать его африканским Маяковским. Почему же такая поэзия считается ими принадлежащей прошлому этапу, поэзией устаревшей? Потому что она революционная, действенная, политическая в самом широком смысле этого слова. Они упорно стараются повернуть молодую нигерийскую поэзию от больших современных проблем на путь интимных переживаний. Стоит ли доказывать в этой аудитории, что великие революционные идеи могут быть лично глубоко пережиты поэтом и именно тогда рождается большая поэзия?
В чем же своеобразие культурного вклада Африки в мировую культуру? Большинство передовых писателей Африки видят его не в «негритюде», не в извечных свойствах «африканской души». Новая Африка, очевидно, хочет синтезировать и лучшие демократические стороны своего прошлого, и то прогрессивное, что рождается в африканской революции, и лучшие ценности мировой культуры. Характерны высказывания многих африканских писателей и публицистов о том, что древние, от общины идущие черты психологии, вольются в новые, современные формы коллективизма. Как это будет отражаться в литературе стран, не прошедших развращающего действия буржуазного индивидуализма,— это огромный вопрос. И мы будем внимательно следить за тем, как это будет происходить.
— Пословица суахили говорит: «Гостя надо ублажать два дня подряд, а потом дать ему в руки мотыгу». Мы просим вас также взять в руки мотыгу и помочь нам обрабатывать наше поле, помочь нам освоить этот трудный и сложный материал африканской идеологии, африканской культуры,— обращается к зарубежным участникам семинара Е. Гальперина.

ЛОДОЙН ТУДЭВ (МНР)
Приветствуя участников семинара, монгольский писатель Лодойн Тудэв высоко оценивает значение этого делового форума для укрепления международных культурных связей. Свое выступление Лодойн Тудэв посвящает литературе Монголии.
— Наша новая литература,— говорит он,— родилась больше сорока лет назад в огне народной революции. В перерывах между боями бойцы народной армии слагали и пели боевые песни. Эти песни и положили начало современной литературе Монголии. То, что сейчас переживает Африка, мы переживали 40 лет назад.
Л. Тудэв говорит о партийности монгольской литературы. Дело писателей неотделимо от того великого дела переустройства жизни на социалистических началах, которое вершит народ под руководством Монгольской народно-революционной партии. Писатель вспоминает о том, какой отсталой была его родина до революции: население было неграмотно, почти семь столетий религия проповедовала в народных массах покорность и смирение, насаждая пассивное отношение к жизни. В стране с таким тяжким наследием была осуществлена подлинная культурная революция.
— Было бы неверным сказать,— продолжает Л. Тудэв,— что новую культуру, новое искусство, литературу социалистического реализма мы строим, опираясь лишь на традиции устного народного творчества. Мы опирались и опираемся на передовую культуру всего человечества и особенно на великие традиции и на великое новаторство литературы и искусства страны победившего Октября.
Л. Тудэв говорит о том замечательном совете, который дал монгольской интеллигенции А. М. Горький. Отвечая на вопрос, каких принципов придерживаться при отборе и переводе произведений мировой классики, Горький писал, что, знакомя монгольский народ с духом Европы и современными нам желаниями ее масс, нам следует переводить именно те европейские книги, в которых наиболее ярко выражен принцип активности, напряжение мысли, стремящейся к деятельной свободе, а не к свободе бездействия.
— Помочь партии избавить народ от наследия феодализма, от инертности и невежества, вывести народ на путь активного, прогрессивного развития — в этом состояла задача новой монгольской литературы. Путь к ее решению был начертан великим Горьким,— говорит Л. Тудэв.
На конкретных примерах писатель показывает, какое благотворное влияние на развитие монгольской культуры оказала переводная литература. В МНР вышли на монгольском языке произведения Шекспира, Гете, Лопе де Вега, Гольдони, Дефо, Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Толстого, Горького, Шевченко, Стендаля, Мопассана, Войнич и многих других мастеров слова. Эта литература явилась подлинным университетом и для читательских масс, и для писателей Монголии. Сейчас в монгольской литературе представлены все современные литературные жанры. Произведения Нацагдоржа, Дамдинсурена, Сэнгээ, Лхамсурэна, Тэрбиша, Лодойдамбы, Дашдэндэва, Ойдова и других писателей вошли в фонд национальной литературы, растет талантливая писательская молодежь.
— Наиболее близка и дорога нам литература Страны Советов,— продолжает оратор.— В 30-е годы настольной книгой монгольского читателя стал роман Н. Островского «Как закалялась сталь», в годы объединения аратских хозяйств — «Поднятая целина» М. Шолохова. Сейчас все наиболее яркие представители советской литературы говорят с нашим читателем по-монгольски! Радует нас и тот факт, что с каждым годом все больше книг монгольских писателей выходит за рубежом в переводах.
Л. Тудэв призывает бережно растить и лелеять драгоценный золотой цветок — культуру социалистических стран.

Р. КИМ (СССР)
В начале своего выступления писатель Роман Ким говорит о литературе особого рода — о той огромной по своим тиражам печатной продукции, которая наводняет книжный рынок капиталистических стран и проникает в страны Азии и Африки, растлевая читательские души. Это литература преступлений, насилий, убийств, это черная «полицейская» литература, антихудожественное чтиво, проникнутое ненавистью к демократии и прогрессу.
— Я приношу извинения за то, что говорю о таких сочинителях, как Мики Спиллейн или Картер Браун, но я считаю, что о литературе, которую читают десятки миллионов людей, надо говорить. С ее существованием нельзя не считаться.
Р. Ким упоминает Иана Флеминга, по чьим книгам поставлены фильмы, внушающие зрителям нелепые понятия об образе жизни советских людей. Вся эта литература лжи и холодной войны организованно, систематически, широким потоком направляется во все части света, в том числе и в страны Азии и Африки. Как бороться с этим тлетворным импортом? Этот вопрос неизбежно встает перед писателями африканских и азиатских стран.
— Мне кажется,— продолжает оратор,— что в этом отношении поучителен японский пример. В Японии выходит в среднем около 300 произведений детективной литературы в год, причем неуклонно растет число отечественных, японских авторов. Японские писатели, работающие в этом жанре, изображают преступления, связанные с общественно-политическими мотивами и направленные против народа, против интересов общества, они рассказывают о тайной борьбе между гигантскими монополиями, в которой все средства считаются дозволенными. В жанре детективной литературы японские писатели раскрывают закулисные дела политиканов, темные махинации врагов мира. Недаром японская критика часто говорит, что некоторые из этих романов перерастают рамки обычной литературы подобного рода и становятся серьезными реалистическими произведениями, отражающими социально-политическую действительность сегодняшнего дня. Авторам социально-детективных романов, таким писателям как Мацумото, Кадзияма, Кунимицу, Сано и другим, следует, на мой взгляд, открыть дорогу и к читателям других стран. Мне очень хотелось бы,— говорит в заключение Р. Ким,— в недалеком будущем прочитать книги африканских авторов, разоблачающие колонизаторов, например романы о таинственных автомобильных катастрофах, очень частых в Родезии, когда гибнут один за другим деятели национально-освободительного движения. Мне хотелось бы прочитать книгу об обстоятельствах гибели ливанского нефтепромышленника Бустани — от этого дела явно пахнет англо-американскими нефтяными монополиями, прочитать об убийстве индийского дипломата Митры в Вене — по-видимому, это преступление связано с ввозом золота в Индию. Хотелось бы, чтобы появились книги о том, как провалились заговоры врагов Индонезии. Сколько есть интересных материалов, которые могут использовать писатели Африки и Азии!
Создание остросюжетной и политически боевой социально-детективной литературы окажется, по убеждению Романа Кима, хорошим способом борьбы против импорта литературной отравы в африканские и азиатские страны.


<- предыдущая страница следующая ->


Copyright MyCorp © 2024
Конструктор сайтов - uCoz