<- предыдущая страница следующая ->

ПОЧЕМУ МОЛЧАТ ФИЛОСОФЫ?

На этот вопрос отвечают известные ученые обществоведы

Профессор Ю. ДАВЫДОВ
(Институт социологии АН СССР)

НЕЧЕГО ВЫЛОЖИТЬ, КРОМЕ ДОГМ
Отдельные философы сказали свое слово в перестройке. Но сделали они это не в качестве собственно философов, а в качестве публицистов, социологов и т. д.,— кем им пришлось стать в силу причин, как говорится, от них не зависевших. Отсюда и справедливость вопроса, и начало ответа на него. Философия «как дисциплина» (во всех расходящихся смыслах этого слова) была построена у нас так, что отозваться на идеи перестройки прежде всего смогли лишь те, кому так или иначе удалось нарушить ее дисциплину.
Но тогда возникает другой аспект того же вопроса. Догматически-принудительной «дисциплины» хватало во всех областях гуманитарного знания. Но почему именно в философии она укоренилась всего глубже и основательнее? Здесь мы затрагиваем проблему специфики философской дисциплины, а вернее, господствующего представления об этой специфике, до сих пор бытующего среди философов. Даже самые прогрессивные из них полагают, что всеобщность — универсальность — ее содержания заключается в «отвлеченности», «абстрактности»; потому-то она должна продуцировать свое содержание «из самой себя»,— в этом ее свобода и научная строгость.
Вот благодаря этому предрассудку, свидетельствующему о нашей историко-философской, мягко выражаясь, малограмотности, наше философское сознание оказалось благодатнейшим полем для укоренения в нем разнообразных догм. С ними было тем труднее справиться, чем более «отвлеченными» мыслителями считали себя философы, которые как раз в утверждении капризно-безбрежной абстрактности и усматривали свой «радикализм».
Первой реакцией философской общественности на перестройку оказалось углубление тенденций, сложившихся еще в годы застоя: отвлеченное от действительности — и в этой отвлеченности совершенно безответственное — рассуждательство; «рафинированный» догматизм, возгоняющий обветшалые формулы, не выдерживающие элементарной критики, на уровень «метафизических» постулатов; наконец, «игра втемную» — отождествление философской глубины с нарочитой темнотой, как правило, скрывающей либо банальность, либо полное отсутствие теоретического содержания.
Ясно, что когда нужно «выложить карты на стол», этого потребовали демократизация и гласность, философы оказались не в лучшем положении. Выяснилось, что им нечего «выложить», кроме глубоко запрятанных, загнанных в «философское подсознание» догм, которые уже обнаружили свою несостоятельность везде, где ученые получали возможность сопоставить их с действительностью.
Но подражание другим дисциплинам, явно обошедшим философию на крутом перестроечном повороте, способно обеспечить ей сегодня лишь публицистическую популярность, не более того. Философы наши должны вспомнить, что их наука тоже некогда имела дело с достоверными фактами. Однако это были факты, «сомасштабные» универсализму ее подхода к миру. Она должна вновь открыть их для себя, разглядев в потоке сегодняшней истории ее надысторические реалии. И тогда она сможет, наконец, сказать свое слово в перестройке.

Профессор В. МЕЖУЕВ
(Институт философии АН СССР)

КОГДА НУЖНА ФИЛОСОФИЯ
Бытует мнение, что писатели, публицисты, деятели искусств сегодня обогнали философов в постановке острых и злободневных проблем. Я же, честно говоря, не вижу особого превосходства нашей художественной и публицистической мысли над мыслью научной и философской. Возможно, писатели и журналисты и подымают сегодня актуальные вопросы, но кто их решает? Разве идеи хозрасчета, правового государства, демократизации общества родились только в сознании художников и журналистов? Я знаю многих экономистов и философов, которые отстаивали эти идеи задолго до перестройки. Другое дело, что научная мысль, если она конфронтирует с официальной идеологией, значительно труднее пробивалась у нас в печати и ей сложнее найти ту форму выражения, которая сделала бы ее достоянием массовой аудитории. Вместе с тем наша общественная мысль, включая и философию, в наибольшей степени пострадала от догматизма, испытала на себе большую зависимость от определенной системы идей и взглядов, не подлежащих долгое время никакому переосмыслению и перетолкованию. Но как не быть такой зависимости, если эта система официально поддерживалась и охранялась всеми доступными государству средствами?
Администрирование в области мысли — самый опасный и отвратительный вид администрирования. В материальном производстве мы расплачиваемся за него застоем сельского хозяйства и промышленности, в сфере сознания — застоем и окостенением творческой мысли. Конечно же, мысли трудно установить предел. Человек не властен над своими и тем более чужими мыслями, он не может запретить себе и другим мыслить. Но мысль можно лишить голоса, обречь на молчание, загнать в подполье, что часто и делалось с успехом. В итоге люди привыкли говорить не то, что думают, или вообще ничего не говорить.
За тезисом об отрыве слова от дела, теории от практики, сознания от бытия скрывается в действительности ситуация отсутствия вообще какой-либо работы мысли. Нельзя оторвать сознание от жизни, можно лишь умертвить сознание, заменив его системой слов с некоторым заданным значением.
В обществе, где ученому заранее предписана охранительная позиция по отношению к существующей системе, общественная наука вообще невозможна. Она возможна лишь там, где общество перестает быть объектом священного почитания и восхваления и становится предметом научного анализа, а значит, и научной критики. Научность теории и ее критичность по отношению к действительному миру — взаимосвязанные вещи. Потребность в общественной теории возникает лишь в состоянии недовольства людей собой и своей жизнью, их желания как-то изменить и улучшить ее. Если бы в жизни все было в порядке, теория была бы не нужна. Самодовольное сознание, со всем согласное и всем удовлетворенное, менее всего способно к изменению и развитию. Не потому ли идея «развитого социализма» могла родиться только в период застоя? Застой всегда мыслит себя в категориях наисовершеннейшего состояния. Духовным идеалом застоя является единомыслие, однообразие мнений и суждений. Для такой системы смерти подобно различие во взглядах, в оценках, свобода научного поиска и, следовательно, независимость научных выводов и обобщений. Вот почему, критикуя состояние нашей теоретической мысли, испытывая вполне оправданное недовольство ею, следует помнить, что она является таковою не просто в силу глупости, косности или злого умысла работающих в науке людей, но и в силу косности той общественной системы, которая, желая сохранить себя, лишает людей возможности свободно распоряжаться своим сознанием, если, конечно, они не хотят рисковать и жертвовать при этом своим благополучием.

Профессор А. ГУСЕЙНОВ
(Институт философии АН СССР)

ЧЕЙ ИДЕАЛ НАМ БЛИЖЕ?
Философия не стояла на месте и в период застоя, особенно успешно развивались те ее разделы, которые стояли дальше от политической идеологии (история философии, гносеология, логика, философские проблемы естествознания). Но между философией и обществом стоял чиновник: дутый академик, полуграмотный инструктор идеологического отдела, делающий карьеру декан или директор института, перепуганный редактор. Обстановка гласности приглушила, нейтрализовала это посредствующее звено, и серьезные специалисты, которые раньше были в тени, теперь оказались на виду, получили «прямую связь» с общественностью.
Гласность тем хороша, что она отнимает у специалистов повод ссылками на цензурные и иные внешние преграды прикрывать собственную бесплодность. По многим, даже сугубо философским вопросам (таким, например, как предмет философии, соотношение материализма и идеализма и др.) до недавнего времени существовали официальные догмы, признание которых считалось общеобязательным. Скажем, засомневаться в материализме Гераклита или признать в чем-то правоту Беркли считалось недопустимой ересью. Сейчас, кажется, положение изменилось. Философия раскрепостилась и во всем богатстве открылась для свободных поисков.
Еще не отброшены, внутренне не преодолены многие идеологические клише, сковывающие духовную жизнь, прежде всего философию. Например, так ли безусловно политическая партия обязательно должна исповедовать определенную философию, если понимать, конечно, философию не в расхожем бытовом смысле этого слова, а серьезно, строго. Опыт нашей страны свидетельствует, что включение философского мировоззрения в состав партийной идеологии ведет к упрощению, вульгаризации философии (вспомним хотя бы четыре сталинские черты диалектики) и является конкретной формой распространения административно-командной системы на духовную жизнь. Вообще возведение философии в ранг государственного мировоззрения является характерным признаком тоталитаризма. Если мы признаем, что философия есть высшее выражение человеческого духа, то это значит, что она самозаконодательна, и смешно думать, что какая-то общественная инстанция способна управлять ее развитием.
И это не наша специальная проблема, порожденная административной системой. Она имеет всеобщий характер, административная система лишь придала всему карикатурный вид. Еще античность задала две модели философа, два типа отношения философа и общества: софисты и Сократ, платные учителя мудрости и бескорыстный исследователь истины. Софисты были платными учителями не просто потому, что брали с учеников деньги, они были платными («продажными») по существу, ибо за деньги обещали научить чему угодно. Да и Сократ был бескорыстным не в том смысле, что он как человек ни в чем не нуждался, а в том, что оберегал истины от разъедающего воздействия корысти. Идеал Сократа нами, конечно, ставится выше, хотя на практике мы больше софисты.


РЕФЕРАТ НОМЕРА

КНИГА СТАРАЯ — ПРОБЛЕМЫ СЕГОДНЯШНИЕ
Ю. ФИЛИППОВ,
кандидат философских наук

В наши дни стиль политического поведения становится все более демократическим. И это — огромное завоевание последних лет.
Вместе с тем политическая демократия — это и серьезное испытание. Справедливо было замечено, что демократия — самая сложная форма организации общества, управления им. И сегодняшняя наша жизнь это подтверждает.
Долгое время мы, ссылаясь на противоположность мировых систем, не замечали (или делали вид, будто не замечаем), что многие из проблем, с которыми сталкивалось наше общество, уже давно были проанализированы зарубежной общественно-политической мыслью. Стоит ли по-прежнему оставаться в башне из слоновой кости? Или лучше обратиться к чужому опыту?
К числу крупных исследователей политической демократии принадлежит и Роберт Михельс (1876—1936 гг.), немецкий историк, экономист и социолог. Его основная работа «Социология политической партии в условиях демократии» (1911 г.) знакома у нас лишь ограниченному кругу специалистов. Между тем в нашей политической системе зарождается тот комплекс противоречий, без которого не обходится ни одна демократия.
Рассуждая, например, о многопартийности, мы довольно смутно представляем себе внутреннюю жизнь партий в условиях демократии. Массы, как и писал Р. Михельс, легко передоверяют свои полномочия лидерам, не обнаруживая интереса к общественным делам. Можно только прислушаться к этому предостережению.
Большие надежды связываются с парламентским механизмом. А знаем ли мы, как он функционирует в развитых демократиях и какие коллизии и издержки порождает?
Может ли старая книга Р. Михельса дать некоторые импульсы для диалога по актуальным для нашего общества проблемам демократического развития? Предлагаем читателю ознакомиться с ее оглавлением.


АНОНС

Роберт МИХЕЛЬС
Социология политической партии в условиях демократии
(Лейпциг, 1911 г.)

Гл. 1. Демократическая аристократия и аристократическая демократия. Основной теоретический признак демократии. Масса в качестве необходимой основы жизни любой партии. Демократия в качестве средства и цели у либералов.
Гл. 2. Этический орнамент социальной борьбы. Этика в качестве средства господства. Политическая партия как хранительница общего интереса. Социализм, помогающий всем, и его критика.

Часть I. ЭТИОЛОГИЯ ВОЖДИЗМА
А. Формально-административная причина
Гл. 1. Введение: Необходимость организации.
Гл. 2. Механическая и техническая невозможность непосредственного господства масс. Эволюция организации равных прав в организацию разных обязанностей. Необходимость в профессиональных вождях и ее последствия. Профессиональные вожди как отрицание демократического принципа.
Гл. 3. Современная демократическая партия как воинствующая партия; воинственность. Необходимость командных центров как следствие быстрого принятия решений. Приспособление практической демократии к требованиям стратегии.
Б. Психологические причины
Гл. 1. Обычное право на делегирование.
Гл. 2. Потребность массы в вождях. Недостаточное использование своих прав большинством членов партии.
Гл. 3. Благодарное отношение масс. Священный долг благодарности — одна из основ руководства массами.
Гл. 4. Потребность масс в почитании. Перенесение имени вождя на партию. Идолопоклонство масс.
Гл. 5. Аксессуарные качества вождя. Ораторский талант и демократия. Знания, фанатизм, убежденность и их воздействие на массы. Притягательная сила популярности, приобретенной вне политической сферы партии.
В. Интеллектуальные причины
Культурное превосходство профессиональных вождей и их незаменимость. Рост некомпетентности масс в результате вступления руководителей в законодательные органы. Авторитет партийного вождя в общественном мнении и его обратное влияние на партийные массы.

Часть II. ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР ГОСПОДСТВА ВОЖДЕЙ
Гл. 1. Стабильность руководства. Продолжительность полномочий избираемых руководителей. Тактическая необходимость преемственности в руководстве массами. Стабильность руководства — основа способности партии к союзам.
Гл. 2. Финансовая власть партии и вождей. Плутократия в партийной жизни. Рабочий как работодатель в партийной жизни. Принцип слабого вознаграждения чиновников аппарата как средство, предупреждающее формирование власти руководителей.
Гл. 3. Руководители и печать. Печать в качестве распространительницы славы руководителя. Гласность печати в качестве прямого и анонимность в качестве косвенного средства господства руководителей.
Гл. 4. Отношение вождей к массам на практике. Парламентарный характер демократической партии. Преобладание вождей высокого ранга на партийных съездах. Бессилие масс в отношении руководящего меньшинства.
Гл. 5. Бюрократизм. Централистская и децентралистская тенденция.
Гл. 6. Борьба вождей за власть. Опасности для вождей, идущие от масс. Различные виды борьбы вождей за власть в партии. Единство партии и поддержание дисциплины в качестве средства самообороны обладателей партии и жажда свободы вождей меньшинств.

Часть III. ОБРАТНОЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ВЛИЯНИЕ РУКОВОДСТВА МАССАМИ НА ВОЖДЕЙ
Гл. 1. Психологическая метаморфоза вождей. Преобладание в психологии вождей идеалистических моментов перед занятием руководящего поста. Стремление вождей удержаться на своих постах. Снижение уровня вождей в условиях повышения влияния партии на государственные дела.
Гл. 2. Бонапартистская идеология.
Гл. 3. Отождествление партии и личности. Самодержавность вождей, проистекающая из жажды власти.

Часть IV. СОЦИАЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ВОЖДЕЙ
Гл. 1. Введение: Саморазложение буржуазии в классовой борьбе. Вожди пролетарских движений. Роль в них бывших буржуа. О возможной самоэкспроприации буржуазии.
Гл. 2. Анализ вождей, вышедших из буржуазных слоев. Два главных типа социалистического интеллигента в момент его перехода. Человек науки. Человек сильных нравственных чувств. Роль иудейства в рабочем движении и его причины.
Гл. 3. Социальные изменения, вызываемые организацией. Эволюция рабочей партии в народную партию. Превращение работника физического труда в работника умственного труда в партии. Превращение партийного чиновника из пролетария в мелкого буржуа.
Гл. 4. Потребность в отличиях в рабочей среде. Мелкобуржуазная конечная цель отдельного рабочего. Противоречие между организованными и неорганизованными рабочими.
Гл. 5. Рабочие вожди пролетарского происхождения. Попытка замены интеллектуалов бывшими рабочими в партийной жизни. Роль пролетарского рабочего вождя в свете истории.
Гл. 6. Так называемый вопрос об интеллигентах и необходимость интеллектуального элемента в рабочих партиях. Тяга интеллигентов к радикализму. Причины враждебного отношения к интеллигенции внутри партии. Нравственная недопустимость неуважительного отношения к интеллигенции со стороны бывших рабочих.

Часть V. ПОПЫТКИ ПРЕВЕНТИВНОГО ОГРАНИЧЕНИЯ ВЛАСТИ ВОЖДЕЙ
Гл. 1. Референдум. Непригодность прямых народных решений в качестве превентивного средства против возникновения олигархии.
Гл. 2. Постулат отречения. Требование отказа вождя от буржуазного образа жизни.
Гл. 3. Предотвращение синдикализма. Антидемократическая нота синдикализма. Тайное господство вождей в условиях синдикализма.
Гл. 4. Предотвращение анархизма. Необычность вождя анархистов.

Часть VI. ВЫВОДЫ. ОЛИГАРХИЧЕСКИЕ ТЕНДЕНЦИИ ОРГАНИЗАЦИИ
Гл. 1. Консервативная база организации. Революционное происхождение социалистических партий. Стремление партийной организации к возможно большему числу членов. Эволюция партии из средства цели к самоцели.
Гл. 2. Демократия и железный закон олигархии. Социалистическое общество Маркса. Вероятность появления нового господствующего меньшинства после экспроприации экспроприаторов. Опасность развития партийной бюрократии как партии в партии.
Гл. 3. Заключение. Внутренняя невозможность демократии.
Просим читателей сообщить нам, с какими главами им хотелось бы познакомиться подробнее.


ЗЛОБА ДНЯ

КАК ПОНИМАТЬ АРЕНДУ?
•
ОБЯЗАТЕЛЬНО ЛИ БЫТЬ СОБСТВЕННИКОМ, ЧТОБЫ СТАТЬ ХОЗЯИНОМ

СКОРЕЕ «ДА», ЧЕМ «НЕТ»?

66% горожан, опрошенных социологами, высказались ЗА переход к аренде и создание фермерских хозяйств, НО лишь 4% селян заявили о желании взять землю.

СПОР НА МЕЖЕ

Как показывают результаты исследования, проведенного социологами ВЦИОМ, в «чистом виде» сторонников частной собственности не очень много. Впрочем, напрямую этот вопрос задавать было нельзя, наши суждения по данной проблеме излишне идеологизированы...1.
1 Исследование проведено Всесоюзным центром по изучению общественного мнения в октябре 1989 г. (авторы: В. Рутгайзер, Л. Хахулина, С. Шпилько, А. Гражданкин, В. Космарский). Всего опрошено 1146 человек в ряде городов РСФСР. Украины. Белоруссии, Грузии, Латвии, Молдавии, Узбекистана.
Выяснилось, что примерно для 1/4—1/3 населения вопрос о выборе форм собственности (в связи с избранием места работы) не является актуальным. Однако остальная часть населения проявила вполне определенную заинтересованность в выборе места занятости в зависимости от форм собственности: доля тех, кто так или иначе не приемлет частную собственность, все же весьма высока — 44%. В то же время число сторонников государственной собственности в «чистом виде» существенно ниже — 24%, а количество склоняющихся к выбору работы в кооперативах не так уж и велико — всего 12%. Зато относительно больше сторонников аренды. Причем большая часть из них — это те, кто хотел бы работать на предприятии, взятом в аренду трудовым коллективом. Это, между прочим, свидетельствует об исключительно высоком «имидже» такой новой формы хозяйствования, которая стала внедряться в нашу экономику всего лишь с 1 марта 1988 г., т. е. с момента перехода на нее первого в нашей промышленности арендного предприятия — Бутовского комбината строительных материалов.
Что же касается сторонников индивидуальной (семейной) аренды, то их относительно мало. По-видимому, люди не верят, что в сложившейся экономической системе есть место и такой, основанной на личном труде, деятельности. В то же время более половины населения (точнее — 66%) поддерживает возможное распространение таких форм хозяйствования, как аренда и фермерские хозяйства. Заметим, что данный опрос ВЦИОМ проводился среди городского населения 7 союзных республик. А вот что показал опрос сельского населения, проведенный З. И. Калугиной (Институт экономики и организации промышленного производства СО АН СССР). Только 56% крестьян в случае свободного выбора предпочли бы сохранить коллективные формы труда, 22% высказались за возможность трудиться индивидуально, хотя и в рамках колхоза или совхоза, 10% хотели бы работать в небольшом кооперативе, а 4% уже сейчас готовы заняться личным хозяйством. Вместе с тем свыше 70% работников сельского хозяйства, формально числящихся на подряде, не могли толком ответить социологам, на каком именно подряде — арендном, коллективном или каком-то еще... Зато 2/3 опрошенных горожан поддерживают идею о передаче государственной собственности в аренду. А почти 2/5 — ее трансформацию в акционерные предприятия, точнее, в такие предприятия, акции которых принадлежат самим рабочим.
Особая тема — вопрос об отношении к кооперации.
В апреле 1989 г. ВЦИОМ проводил исследование отношения городского населения к кооперации, его результаты вполне сопоставимы с данным исследованием. Согласно результатам апрельского опроса, доля тех, кто одобряет «новую кооперацию», была в 1,5 раза выше доли тех, кто относился к ней негативно. В начале октября 1989 г. ситуация изменилась, и весьма существенно: удельный вес отвергающих кооперацию оказался более чем в два раза выше доли тех, кто относится к ней с одобрением. Такое, можно сказать, коренное изменение отношения населения всего за полгода объясняется не только переменами в самостоятельных оценках населением кооперативов (большая часть его не пользовалась и не пользуется его услугами). Это изменение происходило в решающей мере под действием средств массовой информации. Летом — осенью 1989 г. кооперация оказалась под прицелом критического огня многих из них.

<- предыдущая страница следующая ->