каморка папыВлада
журнал Диалог 1990-01 текст-7
Меню сайта

Поиск

Статистика

Друзья

· RSS 29.03.2024, 08:41

скачать журнал

<- предыдущая страница следующая ->

КОМУ НУЖНЫ ЗАКОНЫ
А. ЧЕРНИЧЕНКО

«...Не возвращайтесь более путём сим»
(Второзаконие, 17, 16)

Если сказать, что ход экономических — и не только экономических — преобразований уперся в фундаментальные, основополагающие конструкции общественного устройства, это будет слишком теоретически, наукообразно, не всем, наверное, понятно. А попросту — скучно.
Предлагаю пойти другим путем. Знаю трех человек, трех мужиков в соку, самого тяглового возраста (младшему — тридцать один, старший готовится отпраздновать «полтинник»). Москвич, волжанин, сибиряк. Стройматериалами и ремонтом занимается один, бычков откармливает второй, третий делает хорошую газету. Все трое — кооператор, арендатор и редактор — «мобилизованы и призваны» перестройкой. И все трое сейчас — в кризисе. Дело буксует. Парламентские дебаты для этих трех занятых людей, вовсе не депутатов, не пустой звук, не абстракция. Закон о собственности, Закон о земле, Закон о печати нужны им, чтобы давать (точнее, законно и справедливо продавать нам) жилье, мясо, пищу духовную.
Радуюсь знакомству своему с каждым из трех. Перед каждым извиниться хочу, что в разговоре сегодняшнем использую его не как полнокровного Николая Васильевича, Владислава Андреевича или Валерия Михайловича, достойного документально-проблемного описания с психологическим драматизмом и чуть не детективным надрывом, а лишь как схематический ориентир для иллюстрации и доказательства. Но когда слышу или читаю горестные рассуждения о сегодняшнем отсутствии лидеров или полные сарказма недоумения — где, дескать, взять нам ныне собственных «капиталистов», то бишь энергичных, инициативных, жадных до дела и выгоды предпринимателей,— импортировать их, что ли, прикажете,— вспоминаю знакомцев своих и вину перед обществом чувствую, что мало про них рассказал.
Арендатор, о коем привелось уже писать в газете, от несправедливого закона, который «что дышло», в свои тридцать семь лет уже потерпел. В 1985 году, откликнувшись на призыв спасти колхозное поголовье от бескормицы, взялся по контракту откармливать у себя во дворе двадцать бычков и в 1986 году попал под уголовное следствие. Вина-то вся была лишь в том, что работал многократно лучше колхоза, доведшего телят до дистрофии. В том вина была, что ни падежа, ни отвесов во дворе своем не допустил, вкалывал как проклятый и по сдаче поголовья должен был получить слишком крупную, по мнению районного и колхозного начальства, сумму. Уменьшать ее хитро-бухгалтерскими способами, из педагогических соображений, чтобы окружающих не развращать, отказался, делиться негласно тоже не захотел. И через шесть месяцев совершенно надуманного, белыми нитками шитого следствия был посажен на три года «за хищение и мошенничество».
Случилось такое в перестройку, духу ее явно вопреки. Правда, через одиннадцать месяцев, с духом в соответствии, выпустили, дело пересмотрев и прекратив «за отсутствием состава преступления», печатно извинившись и выплатив компенсацию. Причиной пересмотра дела, говорят, было то, что тамошнее руководство посмотрело по телевизору документальный фильм «Архангельский мужик» о пользе аренды.
Другой бы на месте героя после негаданной реабилитации и близко к быкам не подошел, но о другом бы мы тут и не толковали. Наш герой, выйдя из зоны, вернулся в колхоз, где за время его отсидки сменились председатель и главный экономист. И, набрав себе бригаду из четырех человек, взял в аренду уже не двадцать, а двести шестьдесят пять бычков.
Этому герою повезло — руководство колхоза полностью на его стороне. Поэтому он не попал в то унизительное и страшное положение, о котором все чаще пишется и говорится сегодня,— когда разваленные, убыточные, спившиеся, морально и экономически агонизирующие колхозы и совхозы пытаются паразитировать на арендаторах, по-вурдалачьи используя их желание работать и зарабатывать для выполнения собственных планов и продления агонии, отсрочки банкротства. Ни с кормами, ни с расценками руководство колхоза, настроенное воистину прогрессивно, героя не обижает. Но сами они в колхозе новички, пришлые, как и бригада арендаторов, приехавших из райцентра. А колхоз — лежачий: восемь миллионов рублей долга, дотации чудовищные — чуть не рубль получает за литр молока, сам же пьет совсем другое: принудлечение от пьянства в местных трудовых биографиях не редкость.
Когда председатель и экономист, вдохновленные успехами арендаторов на откорме, решили присоединить к их аренде и молочную ферму, доярки забастовали. Работать по-арендаторски у них желания нет: «Да пропади пропадом все деньги, если за них так гробиться нужно». Целью забастовки было довести коров до мастита и погубления. Надеялись доярки на то, что материально ответственного за стадо бригадира арендаторов, героя нашего, вновь упекут в тюрьму. Восстановят тем самым в колхозе благостное и беспробудное статус-кво.
Доярок от аренды руководство колхоза освободило, расторгнув договор, но арендаторы, продолжающие работать по-прежнему интенсивно, окончательно уяснили для себя, как относится к ним окружающее большинство. Собственно, основания для иллюзий не имелось и до забастовки: за год аренды трижды хаживали на них пьяные с получки мужики с вилами — советовали убраться, не колоть глаза. Чем же они их колют? Тем, что показывают, как можно работать и зарабатывать на этой земле, под этим небом. Заработки их втрое-вчетверо выше колхозных. В этом можно убедиться по ведомостям. Интенсивность не измерить, но рабочий день абсолютно точно вдвое длиннее колхозного.
Арендаторы все молодые мужики с целым набором специальностей: в бригаде есть и токарь, и слесарь, и сварщик, и шофер, и крановщик. Родом все деревенские, поэтому топор и вилы держать в руках тоже умеют. Летний лагерь для бычков построили сами за два дня. Труд же на ферме у них совершенно не механизирован, тяжел и изнуряющ по-средневековому. Таким трудом дают они колхозу сегодня две трети его мясного плана. Председателю и экономисту на радость, прочим — на завистливый и злорадный интерес: скоро ли надорвутся и сбегут?
С их-то умением да энергией за год можно было из фермы сделать заводную игрушку. Пустить доходы — частично хотя бы — в то, что называется «развитием производства», а то и кредит взять в банке. (В том банке, который убыточный колхоз щедро кредитует уже одиннадцать пятилеток.) Год «напряга» на такую «индустриализацию» — и работать станет куда легче, а мяса и доходов — куда больше. Почему не хотят?
К концу недельного пребывания своего в колхозе этого вопроса мог я арендаторам и не задавать. Потому что нет у них ни малейшей уверенности в том, что завтра прогрессивных преда и экономиста не сменят, что колхозное собрание, после получки проведенное, большинством голосов не решит отнять у них ферму и аннулировать договор об аренде, что не пропадут все их труды. Ведь, кроме живого, поистине каторжного труда, ничего арендаторам в колхозе не принадлежит. Все на балансе закредитованного хозяйства, которое и распоряжается и помещениями, и поголовьем, и получаемым мясом.
«КОГДА каждый крестьянин будет уверен, что то, что принадлежит ему, не принадлежит другому, он будет улучшать это... Великий двигатель земледелия — свобода и собственность». Слова эти написаны в России второй половины XVIII столетия. Как и вот эти, другого автора: «...Все начинаемое для себя, все, что делаем без принуждения, делаем с прилежанием, рачением, хорошо. Напротив того, все то, на что несвободно подвизаемся, все то, что не для своей совершаем пользы, делаем оплошно, лениво, косо и криво. Таковых находим мы земледелателей в государстве нашем. Нива у них чуждая, плод оныя им не принадлежит. И для того обрабатывают ее лениво; и не радеют о том, не запустеет ли среди делания. Сравни сию ниву с данною надменным владельцем на тощее прокормление делателю (возвращаясь на секунду в век двадцатый, эту «данность» можно уподобить личному подсобному хозяйству, но сказанное далее вполне относится и к аренде и тем более — к фермерству.— А. Ч.). Не жалеет сей о трудах своих, ее ради предпринимаемых. Ничто не отвлекает его от делания. Жестокость времени он одолевает бодрственно; часы, на упокоение определенные, проводит в трудах; во дни, на веселие определенные, оного чуждается. Зане рачит о себе, работает для себя, делает про себя».
Казалось бы, авторы двух приведенных цитат — полные единомышленники, выражаясь по-сегодняшнему — люди одного лагеря. Но затейлива отечественная наша история, столь плохо нам известная: первый автор упек второго в Сибирь. Хоть и «Записки» Екатерины Второй (первая цитата), и «Путешествие...» Радищева (вторая) одинаково вдохновлялись идеями просветителей, человека анализировали глубоко и честно, написаны оказались на века.
Как не задуматься над взаимозависимостью цитат, источников и авторов! Молодая, образованная императрица, отняв власть у дурака-мужа, честно размышляла в своем «Наказе» об оптимальных путях государственного устроения. Но крамольное писание не прошло через цензуру Сената, просветительские идеи оказались похерены. Через десятилетие голь, не получившая ни свободы, ни собственности, родила Пугачева. Еще через полтора десятилетия, прочитав «Путешествие...», постаревшая авторша «Наказа» сказала про Радищева, что он «хуже Пугачева». Мечтать в истории — занятие бесплодное. Но не торпедируй тогдашний «аппарат» прогрессивных идей реформаторши — золотой век, глядишь, случился бы не у дворянства только, а у всей великой нации, превратив земледельцев в землеВЛАдельцев, избежала бы Россия той гражданской войны, и не писалась бы полувеком позже в Болдине «История Пугачева», не родился бы навеки гениальный, горький приговор: «Не приведи бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный...»
С первых дней довелось следить автору за становлением одного из новых наших кооперативов в небольшой подмосковной деревушке. Председателем его стал московский экономист, решивший на практике доказать осуществимость заветной своей идеи акционерного общества. Деревня обезлюдела, совхоз тамошний — планово-убыточный — как место работы никого не прельщал. Народ ездил работать в Москву и Мытищи, школа закрылась за ненадобностью, дома пустели и лишь на лето сдавались дачникам. Идея была: оповестив почтенную публику о зарождении нового кооператива, основать его уставной фонд из денег желающих дачников, деревенских жителей, решивших вступить в кооператив, и всех прочих, без ограничения, кто пожелает вложить сбережения в развитие нового выгодного дела и получать затем проценты на вложенный в него капитал. На деньги эти выкупить у совхоза пустующие дома (их было около двух десятков), отремонтировать, создать подсобное хозяйство и устроить под Москвой в совершенно райском, традиционно дачном месте нечто вроде кооперативного пансионата на собственных харчах и обслуживании — круглогодичного, абсолютно непривилегированного. В течение двух последовавших лет с горечью и бессилием автор этих строк наблюдал за усушкой и утруской этой здравой идеи. Сначала уперлось местное отделение банка: нету-де, товарищи дорогие, такого закона, чтобы неизвестно от кого деньги принимать на неизвестно чей счет, а потом еще и проценты выплачивать, да еще выше, чем в сберкассе... Затем совхоз злорадно сообщил, что продавать дома не может, да и не хочет. Совхозная собственность — государственная собственность, и становиться ей невесть чьею — подрыв устоев...
Кооператив демонстрировал поистине новую, перестроечную живучесть, перестраиваясь на ходу. Не выходит пансионата — пусть будет ремонтно-строительный. Плитку отделочную принялись делать из бой-стекла, отходы жести то же «Вторсырье» выделило — стали мастерить затейливые водостоки. Продавали через госторговлю, в хозмагах отрывали с руками. Но база, база производственная... Без слез не взглянешь. Убогий сарай за бывшей школой — бывшая помещичья конюшня.
Помню производственные собрания кооператива, эти митинги ежемесячные, стоившие моему знакомцу-председателю стольких нервных клеток. Экономист по профессии и духу, убеждал он деревенских мужиков, своих соратников: грех весь неплохой их доход пускать на зарплату. Грех сиюминутно набивать карман — о завтрашнем дне думать надо, откладывать в фонд развития, развивать базу, чтобы повышать качество и производительность. Андреич, вещали мужики в ответ: что разделим — то наше будет, а в банке держать, на завтра откладывать — дело ненадежное. Заберет банк-то. Да как это, как это заберет, взвивался, горячился мой знакомец, перестройка на дворе, государство кооперативы разрешило и поощряет, не враг оно гражданам своим, не экспроприатор!
Сто двадцать тысяч рублей эдакими вот митингами-уговорами удалось председателю скопить на банковском счету кооператива, мечтая о собственных станках в собственном новом цехе. Сегодня этот счет арестован районным отделением Агропромбанка, и уже полгода длится суд по иску одного из бывших членов кооператива. Ценным работником не был он в нем никогда, но был из местных хватких мужичков, вступившим в кооператив сразу и громче всех кричавшим на собраниях о необходимости полного раздела дохода без всяких там накоплений и крутого повышения цен на кооппродукцию: нечего церемониться, раз так хватают... Он и подал в суд на председателя, обвинив в своекорыстии, двурушничестве и пр. По деревенским слухам, в райсуде у него родня — надеются, видно, разделить сто двадцать тыщ по-свойски.
Конечно, кум или сват в суде — случай частный и нетипичный. Но, ей-богу, зубы вам автор не заговаривает и в сторону не уводит. Речь — о собственности как абсолютно необходимом фундаменте развития новых форм экономики — что фермерства, что кооперации. Ферма ли, кооператив ли — хозрасчетные предприятия, стимул развития которых — прибыль. Путей увеличения ее в природе только два, независимо от названия общественно-экономической формации или века. Либо увеличивать цену продукции, либо наращивать производство? Какой путь выгоднее для общества? Это оно должно решить само и затем уж по нему и направлять производителя.
Говорят, автомобиль создал Америку. Но ведь его, в свою очередь, создал гениальный инженер Генри Форд. Счастье Америки было в том, что к золотым рукам инженера Форда природа приделала не менее золотую голову Форда-экономиста. Создав свою первую вонючую и грохочущую «Жестяную Лиззи», Форд оказался перед вышеупомянутой дилеммой. Можно было «Лиззи» совершенствовать, удорожая, из жестяной фигурально превратить в золотую, сделаться монополистом престижнейшего товара для «самых», кои бы за ценой не постояли. Форд был мастеровым, был демократом. Но не только поэтому не пошел он данным путем. Он был стратегом и сказал, что хочет делать товар для народа. Форд изобрел конвейер. Он не повысил цену, он утысячерил свою «валовку».
Америку создал дешевый автомобиль, идущий с конвейера. Но чтобы это случилось, прекрасный инженер должен был иметь возможность расширять свое производство.
В том, что сегодня обществу было бы выгодно, чтобы кооперативы шли именно вторым путем — то есть наращивали и увеличивали бы производство, а не цены,— сомнения нет. Ведь и задумывались, и создавались они для насыщения потребительского рынка. Но, не решая вопрос о собственности, не ответив до конца, чья и на каких основаниях будет их развитая производственная база, какими законными путями можно развивать ее, какое отношение к ней будут иметь дети и внуки нынешних кооператоров, их неумолимо загоняют именно на первый путь — взвинчивания цен и воровато-быстрого набивания карманов. Как же тут не расти общественной неприязни, да что там — настоящей ненависти к кооператорам; как не расти тут социальному расслоению и напряжению! А что допускают кооператоры мрачные мысли в отношении возможного на их счет «великого перелома» — так ведь есть основания. Раскулачивание и экспроприация могут выступить не в открытом обличье, а так, например, как маскировались стыдливо иной раз даже при Сталине. Когда были уже через год после «головокружения от успехов» созданы так называемые неделимые фонды колхозов. Вошел крестьянин в колхоз с землей и имуществом — приняли, объединили и — объявили неделимым. Назад то есть не получишь. Что же это, как не экспроприация. Можно величать деликатно: насильственным отчуждением, тотальным огосударствлением, а можно сказать проще — грабеж.
И недаром именно этот акт лишения большинства народа (крестьянства) собственности непосредственно предшествовал вакханалии политических репрессий. Основой всякой свободы является свобода экономическая, фундаментом последней может быть только собственность. «Мой дом — моя крепость» — гласит английская поговорка. Разрушьте крепость — и «я», личность окажется совершенно беззащитной, пленницей любой политической химеры, бедной добычей любого идеологического хищника. Недаром в английской же сказке волк сначала, как следует дунув и подняв «вихри враждебные», рушит дом, а потом преследует визжащую жертву.
Островком безопасности, настоящим «домом из камней» для человеческой личности в правовом государстве может и должен быть только Закон. Не обязательно о земле или собственности — возможно о печати. Третий герой как коллега простит меня за краткость упоминания о нем — он сам привык профессионально дорожить печатными строками. Надеюсь, ему удастся не разлучиться с любимым делом, хотя сейчас гарантии этому нет: во время шахтерской забастовки он честно и объективно освещал ее ход в редактируемой им газете, и сегодня, одинаково остервенело и бездоказательно обвиняя его в клевете, снятия его требуют как городские власти, так и шахтерский стачком.
Всего три человека, три героя, к тому же анонимных. Можно ли на столь статистически нерепрезентативном материале осмеливаться делать какие-то выводы?
А героев и не должно быть много. В жизни должно быть меньше места подвигам. Если всякая хорошая, профессиональная, производительная работа будет по-прежнему требовать от нас героизма, пусть даже трудового,— жизнь так и не станет жизнью, а будет оставаться бесконечной и безнадежной «борьбой за дальнейшее улучшение». Закон есть норма. Работать по Закону — нормально и счастливо жить.
Героев не должно быть много. Мудрый академик Амосов говорит о статистической закономерности: в любой популяции есть около пяти процентов биологически активных особей. Это не повод для уныния. Локомотив у поезда, наверное, тоже составляет не больше пяти процентов его массы. Но катится, катится голубой вагон!
Надо только построить дорогу — в нужную сторону, с гладкими рельсами, крепкими шпалами. И локомотив потянут: Николай Васильевич, Владислав Андреевич, Валерий Михайлович...
Законы — это дорога.


ЗАЧЕМ АРЕНДА И ЕЕ СУРРОГАТ?
К. ПАНКОВА,
ведущий научный сотрудник Всероссийского НИИ экономики, труда и управления сельского хозяйства, доктор экономических наук

Не оттого ли на практике аренда «буксует», что ее сторонники частные вопросы стараются решить прежде концептуальных? Да и аренду ли «внедряют» сейчас колхозы и совхозы? Правда, при описании ее опыта порой следует оговорка, что-де имеется в виду не «классическая» аренда, а, как можно понять, «социалистическая». Но аренда — это только аренда, в любом государственном устройстве она либо есть, либо ее нет. А «передовая практика» аренды — это скорее всего внутрихозяйственный расчет, доведенный до самофинансирования. Правда, при этом возникает противоречие между интересами совхоза, колхоза в целом — он на полном хозрасчете, и его подразделениями — они остаются практически на его бюджетном довольствии. Решение находят в переводе первичных подразделений на те же условия, в которых сейчас действует предприятие, т. е. на самофинансирование с целью сформировать в первичных коллективах «психологию личного кошелька», а точнее, ввергнуть их в такой хозяйственный расчет, который был бы относительно адекватен хозрасчетному положению предприятий. Остается неясным одно: для чего понадобилось именовать это арендой, хотя и «социалистической», тем более — арендным подрядом.
Ясно, что практики справедливо стремятся найти механизм, который сделал бы коллективы действительно хозяевами. Но аренда не решает этого вопроса, подряд — тем более. Оба они, на мой взгляд,— типичнейшие представители отношений найма: первая — вещного, второй — трудового. В итоге такие сторонники аренды попадают в ловушку собственных противоречий, пытаясь преодолеть отношения найма через... отношения найма.
Суть переживаемого кризиса — потеря (неверно думать, что только крестьянами, нет — всеми) хозяйского отношения к делу, к средствам производства, к своим действиям. Все согласились, что это результат отстранения от отношений собственности интересов трудящегося человека (где бы и кем бы он ни работал). Отсюда делается верный вывод о необходимости более прочной его связи с производственными отношениями. Но при этом, как само собой разумеющееся, имеют в виду только два компонента собственности: применительно к аграрному сектору — землю и средства производства. Однако идеологами нынешней «аренды» проигнорирован, забыт или преднамеренно упущен третий и с точки зрения человеческих интересов главный: продукты труда. И они правы: акт на передачу земли и средств производства не делает человека хозяином. Хозяин тот, кто распоряжается результатами.
Именно здесь ахиллесова пята нашей экономики. Объявив трудящихся совладельцами общественной собственности, дальше этого не пошли. В итоге цель народовластия на деле не воплотилась: человек остался в положении наемного работника. Сейчас его хотят сделать еще и арендатором. Это значит, что если до этого он трудился и получал свою зарплату, то при аренде, как и прежде, ему станут выдавать зарплату, да еще и брать откуп за ресурсы. Следовательно, коренные проблемы лежат в отношениях по поводу присвоения продуктов труда. Здесь и должны произойти первоочередные перемены.
Да, капиталистический арендатор арендует землю, ежегодно платит за нее, но результатам труда — он хозяин, ибо так построены там отношения: капиталистический механизм управления экономикой дает ему такое право, наш — нет. И говорить нужно скорее всего не о распространении аренды, а о скорейшей передаче коллективам прав на результаты своего труда. Тогда и ресурсы станут тратиться со сбережением. Но в этом случае отпадет и всякий вопрос об аренде, поскольку земля и средства будут переданы коллективам действительно в управление.
Именно из-за механизма, который дозирует для коллективов все и вся, не проявили при их массовом распространении свои дополнительные возможности ни внутрихозяйственный расчет, ни коллективные формы оплаты (коллективный подряд), ни теперешний арендный подряд. Как бы ни называли эти отношения — хозрасчетными, подрядными, кооперативными или арендными,— все они в действительности единоутробные дети, ибо все одинаково отчуждены от права распоряжаться результатами труда.
Закон о собственности может поставить трудящегося человека на то место, которое отводит ему социалистическое производство как совладельцу общенародной собственности.
Вне всяких сомнений, такой порядок скажется на аппарате управления: чем выше самостоятельность коллективов, тем меньше в нем нужда. Не им ли и понадобился этот суррогат аренды, когда на словах — свобода, в действительности — ее нет? Сошлемся в данном случае на мнение А. В. Чаянова, на взгляды которого последние два-три года усиленно опираются некоторые наши ведущие экономисты-аграрники. Однако никто из них почему-то не вспомнил одно его крайне актуальное для нашего времени высказывание: сила аграрного коммунизма Ленина, считал он, может проявиться лишь при условии, если общество сумеет гарантировать земельным коммунам полное невмешательство в их дела.
И еще. В последнее время часто повторяют лозунг «Арендный подряд — кратчайший путь к продовольственному достатку». Очевидно, нужного достатка можно достичь, если ликвидировать потери, которые допускает страна, роняя продукцию на всем пути от поля до прилавка. М. С. Горбачев, казалось, внес ясность, заявив, что увеличить производство продукции сельского хозяйства, не обеспечив при этом ее полную сохранность,— бессмыслица. И на местах это знают давно, ибо про себя люди не настолько наивны, чтобы верить, будто без дорог, транспорта, тары, хранения и переработки, только с помощью арендного подряда за 2—3 года можно решить продовольственную проблему.
Тот факт, что Основы законодательства об аренде уже приняты, вопрос с повестки дня не снимает. Наоборот, обостряет! Аренда предполагает существование хозяев и не хозяев собственности. Приняв Основы, Верховный Совет СССР поступил вопреки объективной последовательности законодательной процедуры, решив частный вопрос, не дожидаясь результатов всенародного обсуждения общего — проекта Закона о собственности, вступив тем самым в противоречие с Основным Законом СССР, где советский народ значится собственником ресурсов страны.


<- предыдущая страница следующая ->


Copyright MyCorp © 2024
Конструктор сайтов - uCoz