<- предыдущая страница следующая ->

С точки зрения политолога

РАЗМЕЖЕВАНИЕ ИЛИ ДИАЛОГ?

События в общественно-политической жизни Ленинграда показывают, что внутри партийной организации города обнаружились или, если говорить точнее, намечаются как бы два идейных течения. В чем их различие? Ведь исходный пункт — признание углубляющегося социально - экономического кризиса нашего общества, естественно, совпадает. Если на основании публичных выступлений, в том числе и на митингах, документов, принятых на объединенном пленуме, и резолюций обоих митингов попытаться суммировать различия двух идейных течений, то получится следующая картина.
1. Причины углубления кризиса.
А. Непродуманные решения и неправильные действия центра — ЦК, Политбюро, Верховного Совета СССР и т. д.
Б. Медлительность и непоследовательность в проведении намеченных реформ.
Здесь необходимо сделать важное пояснение. Нельзя сказать, что эти оценки в буквальном смысле слова противоположны. Однако акценты в них расставлены таким образом, что одно утверждение прямо исключает другое. Либо некоторые действия неправильны (независимо от того, последовательны они или нет). Либо, наоборот, имеет место непоследовательность в осуществлении действий (которые признаются правильными). Для двух рассматриваемых идейных ориентаций вообще характерна главным образом именно такая «противоположность акцентов».
2. Движущие силы кризиса.
А. Активная агитация за легализацию частной собственности, привнесение буржуазной идеологии и морали, атаки новоявленных демократов, в т. ч. и с партийными билетами, на партию, их стремление к захвату власти.
Б. Сохранение основ административно - командной системы, сопротивление проведению радикальных политических и экономических реформ со стороны консервативной части партийно-государственного аппарата, стремящейся удержать реальную власть.
3. Главная опасность сегодня.
А. Демонтаж социализма, попытки реставрировать буржуазные порядки под видом радикальных реформ.
Б. Стремление сохранить фундамент сталинско-брежневского социализма, перекрасив с помощью реформ его фасад.
4. Роль «теневой экономики».
А. «Теневая экономика» связана с теми, кто стремится к реставрации капитализма.
Б. «Теневая экономика» связана с коррупцией в партийно-государственном аппарате, абсолютно неизбежной в условиях сталинско-брежневского социализма.
5. Определение понятия «социализм».
А. Стремление дать определение социализма как можно быстрее; перечисление таких признаков «нового видения» социализма, которые (все, за исключением одного — «приоритет общечеловеческих ценностей») легко обнаруживаются — практически в тех же формулировках — в пропагандистской литературе времен застоя.
Б. Стремление избежать опоры на понятия, по которым только-только начинается серьезная дискуссия. Перенесение вопроса «что есть социализм?» из политических платформ в научную дискуссию.
6. Ответственность за углубление кризиса.
А. В первую очередь Политбюро и ЦК должны нести ответственность перед «рядовыми коммунистами», причем в категорию «рядовых» включается весь аппарат и все выборные органы ниже уровня ЦК.
Б. В первую очередь руководство ленинградского обкома, горкома, райкомов партии и даже парткомов призывается к ответственности перед рядовыми коммунистами.
7. Способ привлечения к ответу.
А. Расширенный пленум ЦК, а по существу, Всесоюзная партконференция, но с делегатами, подобранными аппаратным способом.
Б. Внеочередная ленинградская партконференция с прямыми, альтернативными, тайными выборами делегатов.
8. Отношение к некоторым средствам массовой информации.
А. Они превратились в орудие информационного террора.
Б. Они занимают гражданскую позицию, активно содействуют раскрепощению общественного сознания.
Таковы важнейшие черты двух идейных течений, которые обнаружили себя в Ленинградской партийной организации. Возьму на себя смелость предположить, что два эти течения, существующие в скрытом или явном виде, характерны и для КПСС в целом. Сам факт их существования есть объективная реальность нашей партии. И с этим нельзя не считаться. Предстоящая выборная кампания обострит размежевание между ними — в этом вряд ли можно сомневаться.
С другой стороны, партия не может быть дееспособной, пока большинство коммунистов не сделало сознательного выбора, пока партия не определилась, включая возможность компромиссов и достижение приемлемой для большинства политической линии. Но для этого необходим диалог. Конкретный, лояльный, честный, принципиальный и, что очень важно, открытый. Ведь истина не боится света.

Олег ВИТЕ
г. Ленинград


ПОРТРЕТ ЯВЛЕНИЯ

ГОРНЫЙ УДАР
В. АНДРИЯНОВ

Внезапный сдвиг подземных пластов подобен взрыву. Рудокопы называют его горным ударом. Таким взрывным ударом для нашего общества стала летом 1989 года забастовка шахтеров. Забастовки, как мы знали, бывают у «них». Помним, как мужественно держались английские шахтеры, французские докеры.

Бывали, мы знаем, стачки и у нас. Раньше. В учебники истории вошла, к примеру, Морозовская.
Но чьи же интересы отстаивала всесоюзная стачка шахтеров, а раньше — бакинская забастовка 1988 г.? И какими они были согласно ученой классификации — политическими или экономическими? Частичными или всеобщими? А может, это были «забастовки скрещенных рук» или «забастовки усердия»?
Жизнь разбила умозрительные, книжные схемы. Забастовщики вышли на улицы Степанакерта, Еревана, Баку, Норильска, Тирасполя, Таллинна, шахтерских городов.
Думающий читатель пытается разобраться в новой для нас ситуации, извлечь уроки. Из многих писем на эту тему приведу лишь одно — ленинградца С. Тихомирова.
«Слов нет, забастовки разрушают хозяйство страны и осложняют перестройку,— пишет он.— Хуже всех приходится самим бастующим. Раз уж они пошли на такой шаг, то, вероятно, не видели иного выхода. Мне кажется, надо найти объяснения происходящему».
Попробуем разобраться на примере горняцкой стачки.

ПОЧЕМУ ОСТАНОВИЛИСЬ ШАХТЫ?
Вчитайтесь в исповедь Н. Пархоменко, председателя исполкома городского Совета из г. Тореза, увы, бывшего. Он вернулся горным мастером на шахту, где когда-то начинал:
«Очень важно разобраться в причинах, приведших к забастовке шахтеров. Главной я считаю то, что власть в нашей стране принадлежит министерствам и ведомствам, которые не желают с ней расставаться. Вся их деятельность подчинена исключительно сфере материального производства. Заботе о человеке места не отведено. Вторая причина — полнейшее бесправие Советов...
Я сам шахтер, всю свою жизнь проработал в трех местах. Это прежде всего шахтоуправление «Волынское», а потом имел глупость согласиться пойти на общественную работу в городские организации. Почему глупость? На угольном предприятии я получал средний заработок 950 руб., а здесь пришел на 290.
Я написал, я выстрадал свое заявление, я не боюсь трудностей. Семь лет проработал в органах Советской власти. И после того, что я здесь испытал, трудней и унизительней уже вряд ли будет. Я вас уверяю: унизительней и трудней работы, чем в нынешних Советах, найти невозможно».
Именно в Торезе я поразился истории об исчезнувших трубах. Началось с обычного прорыва. Бросились искать течь, вскрыли сотню с лишним метров. Вода хлещет, а трубы нет: металл вчистую «слизан» коррозией, напор держала, пока могла, образовавшаяся корка. Легко представить, какая смесь лилась из кранов.
Воды не хватает катастрофически в этом районе Донбасса, на стыке Донецкой и Ворошиловградской областей. Годами «поднимали вопрос» пленумы и сессии, стучались в приемные письма людские и официальные. В г. Антраците, кажется, подсчитали: 365 раз обращались за последние годы в республиканские и союзные органы с просьбами выделить средства, включить в смету строительство водопровода, помочь решить другие социальные проблемы. А сдвигов кардинальных не было. Трубы в этих городах рвутся по десятку раз на день. Чем ремонтировать, если заявка торезского управления «Водоканал» в 1988 г. была выполнена на два (!) процента?!
В своем последнем отчете на сессии горсовета Н. Пархоменко напомнил о постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР, которым предусматривалось, что с 1988 года жилищно-коммунальное хозяйство будет обеспечиваться ресурсами в первую очередь...
Не обеспечивается. Ни в первую. Ни во вторую. Ни в третью очередь. Что же делать? Мысль работала в прежнем направлении. Писать, просить! Если горисполкому не дали, может, дадут стачкому? И вот 22 письма, заготовленных в исполкоме, подписал председатель стачкома. Такой была последняя акция Пархоменко.
Узнав о ней, я поинтересовался, с чего начал его преемник — Р. Хансиваров, избранный после стачки из нескольких кандидатур. И вот тут-то увиделся совсем другой подход. Роман Керимович связался с сибирскими геологами — там, на скважинах, заброшены километры труб. При Торезском горисполкоме создан кооператив «Магистраль». Первую часть трассы Хансиваров уже обновляет.
На многих встречах, вплоть до самых высоких, шахтеры добивались права продавать сверхплановый уголь за рубежом и покупать взамен все, что им нужно. Прозвучало такое предложение и с трибуны XIX Всесоюзной партконференции. Но реализовано только теперь — в год шахтеры могут продать зарубежным покупателям 33 миллиона тонн угля. Неужели лишь в экстремальных ситуациях мы можем принимать давно выстраданное решение?
Еще до забастовки были Съезд народных депутатов и сессия Верховного Совета, когда на пост министра угольной промышленности СССР утверждали М. И. Щадова. С трибуны Съезда и сессии на всю страну прозвучали те же требования: вернуть шахтам самостоятельность, заняться наконец социальной сферой, сберечь здоровье горняков.
Их калечит отбойный молоток. Душит угольная и породная пыль. На пирамидках шахтерских кладбищ уже прочно обозначился 1940-й год рождения. Уходит до срока поколение, чьи-то отцы, мужья, братья, уходят задолго до нашего среднего предела, уступающего к тому же годы и годы другим странам. Ученые сравнили возрастную группу 35—39 лет, работающих на глубоких горизонтах, с аналогичной, произвольно выбранной группой населения. И вот что увидели: с такой же частотой, как горнорабочие в 35—39 лет, заболевают мужчины в 50—59 лет. Огромную, двадцатилетнюю, разницу в годах крадет шахта. Крадет экстенсивная экономика в своей бесконечной погоне за тоннами угля. Сорок семь пунктов протокола о согласованных мерах, подписанного стачкомами и комиссией Совета Министров СССР и ВЦСПС, вобрали в себя, кажется, все шахтерские проблемы. Структура отрасли. Самостоятельность шахт. Здоровье горняка. Его быт. Оплата труда...
В шахтоуправлении «Социалистический Донбасс» по праву гордятся высокой средней зарплатой — одной из самых больших в объединении. А что за средней цифрой? Повыше у рабочих основных профессий — 556 руб. получают проходчики, 545 руб.— горнорабочие. Средний заработок инженерно-технических работников — 535 рублей.
А теперь несколько цифр из ведомостей, которые буквально ошеломили всех в стачкоме, да и у журналиста, признаюсь, вызвали легкое головокружение. Зарплата директора, главного инженера, главного бухгалтера шахтоуправления выше средней в два-три раза. Далеко рабочему очистного забоя до выработки заместителя директора по быту или начальника отдела. Пусть они не «упираются» в лаве: «Бери больше — кидай дальше!» Так ведь и не рискуют так, разве что боятся вызвать гнев начальства. Но вот что волнует людей. Заработки многих работников около 300 руб. И... меньше. Расслоение произошло и в самом рабочем коллективе. А главное, что заработок выше не у того, кто больше и лучше трудится.
— Мы вкалываем в забоях,— говорят горнорабочие,— а эти (кивок в сторону кабинетов) деньги загребают.
Скажу однозначно: я против уравниловки. Во всем мире труд специалистов, инженеров ценится высоко. Однако пропорции должны быть понятными и оправданными. К сожалению, о нынешней системе оплаты труда горняков, регулируемой премиями, этого не скажешь. Рабочие плохо ориентируются в типах перечней доплат, не знают своих прав. По Закону о госпредприятии они могли установить выплату премий специалистам меньше полного оклада: кто как заслужил. Но многие этого не знали. А объяснить им не торопились. (Замечу к слову: повсеместно слышал признания о полном крахе экономической учебы). Лишь на отдельных шахтах после первых забастовок была введена прямая оплата труда — за тонну угля и метр проходки.
После ряда острых публикаций в центральной печати целый день заседали коллегии Минуглепрома, Госгортехнадзора и президиум ЦК профсоюза рабочих угольной промышленности. В острой дискуссии публикации газеты «Социалистическая индустрия» были поддержаны и было выработано предметное, многоплановое постановление — с конкретными сроками, исполнителями, названы лица, ответственные за контроль. Специальный гонец привез ответ министра в редакцию, и газета тут же его опубликовала. Еще тогда мы условились спустя год вернуться к публикации, написать заметки под таким вот условным названием: «Жизнь шахтера и жизнь приказа».
Пришлось вернуться раньше, когда М. И. Щадов рассказывал на сессии Верховного Совета СССР о своей программе. Надо отдать должное: кандидат в министры был достаточно самокритичен. 365 тыс. шахтеров ждут квартиры. Нехватка воды в горняцких городах и поселках. Экология... Депутаты, поддерживая кандидатуру министра, обращали его внимание на беды шахтерских поселков. Говорили об инструкциях, опутавших шахты по рукам и по ногам — сверхплановый уголь не продашь, для дома не купишь, а у леваков — пожалуйста. О воскресеньях, отданных добыче. О шахтах, по-прежнему лишенных самостоятельности...

КТО ЖЕ ВСЕ-ТАКИ ХОЗЯИН?
Искушенные углекопы буквально кожей чуют приближение подземной бури. Первые толчки грядущего раската прокатились еще весной: стачки в Донбассе — на шахтах имени газеты «Известия», «Лидиевка», «Речная», имени Лутугина, в Воркуте — на «Северной», в Кузбассе, на норильских рудниках... Газеты их не замалчивали. И местная, и центральная пресса оперативно рассказывали о конфликтах. Передо мной пачка вырезок: «Что случилось на «Лидиевке»?», «ЧП на шахте «Северная», «Дело довели до забастовки», «Нужна ли была забастовка?», «На пятые сутки»...
За первые три месяца 1989 г. на угольных шахтах страны произошло 11 забастовок. Апрель добавил еще две — в Красном Луче и Торезе... Министерская команда, вроде пожарной, металась по стране. Горнякам шахты «Северная» разрешили доплачивать за работу в ночные смены. «А как быть на соседней шахте, да и на всех остальных?» — резонно спрашивал «Труд». Генеральному директору объединения «Донбассантрацит» позволили на шахте имени газеты «Известия» гарантировать оплату — по три рубля за добытую тонну. А на других шахтах? На «Лидиевке» людей сумели убедить и в том, что некоторые их требования можно удовлетворить только тогда, когда деньги, скажем, на дополнительную оплату в ночное время заработает само предприятие. А это пока нереально. Нарушить же существующее положение никто не имеет права1.
1 Социалистический Донбасс, 1989, 18 марта.
Впрочем, убедили ненадолго. Газеты нынче читают повсюду. Прочитали шахтеры о норильской уступке: «с 15 апреля предусмотрены выплаты за ночные смены, с 1 октября за работу в вечерние смены — в соответствии с постановлением ЦК КПСС, Совмина СССР, ВЦСПС от 12 февраля 1987 года» 1. И резонно сказали: но это же постановление касается и нас.
1 Труд, 1989, 25 апреля.
Всесоюзная стачка горняков, по сути, уже шла. Пока лишь в разное время, но ее все еще не замечали. Характерный эпизод промелькнул в те дни на страницах газеты «Труд». Разбираясь в конфликте на воркутинской шахте «Северная», журналист В. Головачев позвонил секретарю ЦК профсоюза рабочих угольной промышленности А. Ф. Чеботареву и спросил: «Были ли случаи, когда профком, защищая интересы рабочих, входил в конфликт с руководителями шахты, объединения?». Последовал ответ: «Таких случаев я не знаю».
Профсоюзный ЦК не знал таких случаев вчера, это еще как-то можно понять. Но теперь-то, после десятой или пятнадцатой забастовки за несколько месяцев можно было спохватиться? Принять опережающие меры по всем бассейнам, по всей отрасли? Мало сказать: можно. Это нужно было сделать. Именно профсоюзные комитеты, ЦК профсоюза рабочих угольной промышленности были обязаны возглавить нарастающее рабочее движение. Как же повели себя профсоюзные комитеты в критической ситуации? Анализируя уроки забастовок, Председатель ВЦСПС С. А. Шалаев говорил на пленуме ВЦСПС, что многие профкомы, оказавшись в условиях острой социальной напряженности, столкнувшись с необходимостью принимать быстрые принципиальные решения, растерялись, проявили робость, уступили инициативу, влияние на трудовые коллективы другим общественным силам, не выполнили тем самым свою основную функцию — всегда быть с трудящимися, вместе с ними2. Но это было позже, в сентябре.
2 Труд, 1989, 6 сентября.
Весь август и сентябрь по Донбассу, Кузбассу шли пленумы партийных комитетов, сессии исполкомов, профсоюзные конференции. Люди искали корни событий.
Шахматист обдумывает партию хотя бы на несколько ходов вперед, говорил на пленуме Краснолучского горкома партии, собравшемся по горячим следам стачки, член горкома, проходчик шахты имени газеты «Известия» Владимир Бабак, а мы все время разбираем уже сделанные ходы.
Шахта, на которой работает Бабак, бастовала уже второй раз. Тогда, в апреле, смена не выехала на-гора. «Ну и сидите хоть месяц!» — услышали от одного заезжего начальника.
К отдельным стачкам, похоже, начинали привыкать. Представить их слитную мощь, разрушительную силу еще не хватало воображения.
Цитирую из стенограммы первой сессии Верховного Совета СССР выступление депутата Лубенченко К. Д.:
«На Съезде мы говорили, что нужно принять закон о забастовках, но нет пророка в своем Отечестве. Мы дождались... когда уже нас стали бить по голове, тогда мы стали беспокоиться о принятии этого закона».
Четыре дня был в самой гуще забастовки В. Кучеренко, председатель Плановой и бюджетно-финансовой комиссии Верховного Совета СССР, в недавнем прошлом председатель Донецкого облисполкома. По его оценке, закон о забастовке сберег бы до 80 процентов времени на переговорах, а то и вообще предотвратил бы стачки. Пожалуй, верное наблюдение. На шахте «Комсомольская» в Антраците стачечники выдвинули 21 требование. 16 из них были рассмотрены за сорок минут. Многих требований и здесь, и в других местах вообще не было бы, обладай шахта самостоятельностью.
Месяца за два до забастовки в Москву пришло большое письмо из Кузбасса. Прислал его народный депутат Т. Авалиани. О нелегкой судьбе Теймураза Георгиевича подробно писали центральные газеты, поэтому напомню сейчас лишь самое главное. Коммунист Авалиани и в годы застоя не изменил своим убеждениям. Его письмо Брежневу — образец партийной принципиальности и личного бесстрашия, поступок, за которым последовала расправа. «На Западе мало кто знает пока это имя,— писал один французский еженедельник, — но в СССР он почти герой. Народный депутат парламента последнего созыва Авалиани был 16 июля избран председателем забастовочного комитета кузбасских шахтеров... Может быть, он станет советским Лехом Валенсой?» — спрашивает журнал.
«Позади 126 официальных встреч с избирателями, около 20 тысяч участников,— писал Т. Авалиани.— Именно участников, потому что молчунов не было. Все стремились высказать наболевшее. Пока все свежо в памяти. Я вижу их лица и слышу их голоса, попробую передать крик их души. Конечно, чуть-чуть обработав и опустив крепкие выражения.
— До каких пор в стране будут совершаться глупость за глупостью? До каких пор так глупо будет вестись борьба с пьянством? Вчера в очереди за водкой задавили троих человек. Из них двоих насмерть. Люди пьют отраву для тараканов, жидкость для очистки стекол, едят хлеб с сапожным кремом. Распространяются токсикомания и наркомания. Часть народа уничтожает сама себя, и никаких мер! Что вы предпримете, если мы вас выберем народным депутатом?
— После пуска Заринского коксохимзавода у нас, в Салаире, упала урожайность. Картофель, овощи гниют. Местные власти не думают о природе. Что вы сделаете, если...».
Сотни, тысячи этих «если», за которыми стоят трудные судьбы людей, и собрались в критическую массу. Так, в шахте при определенной концентрации газов неизбежен взрыв.
За месяц после забастовки только в Донецкой области стачкомы объявили недоверие 42 директорам шахт и генеральным директорам объединений. Почти каждому третьему.
— Но по какому праву? — не раз приходилось слышать вопрос.— Кто же все-таки хозяин у нас в стране?

СТАЧКОМ ВЫРАЖАЕТ НЕДОВЕРИЕ
Да, еще вчера у нас не было хозяина по имени стачком. И все устройство власти казалось простым, стройным и понятным. Хозяйственная вертикаль, правда, ломаная-переломаная: шахта — объединение — главк — министерство. Партийная структура. Советская. Профсоюзная... В трудовом коллективе — Совет, высшая вроде бы власть, сами же недавно выбирали. И вот почти сплошь — недоверие: СТК, директору, профкому, горкому...
По какому, повторюсь, праву?
А по такому, которое вывело на главные площади горняцких городов людей из подземелья. Они собирались не по разнарядкам, отбирали посланцев не по приватно составленным спискам. «К нам прикатили на мотоциклах с шахты «Красный Октябрь», прошли по нарядным: «Выходи, ребята, поговорим». Я вышел со всеми, ну, говорят о забастовке, наши слушают, никто присоединиться не решается. Я шагнул первым. Главный инженер летит: «Федя, что ты делаешь?» Тут мы еще колебались. А после угроз, когда решились переодеться в шахтерки, словно рубеж какой-то перешли». (Забойщик шахты «Полтавская», председатель стачкома — СТК объединения «Орджоникидзеуголь» Ф. Котюк.) Его первым и крикнули в стачком. Так создавались эти комитеты — волей народа. Сам народ, а не представители народа составили их. И именно это определило жесткий, бесстрашный характер стачечных комитетов и обновленных Советов трудовых коллективов, берущих под контроль и тех, кто привык жить в обстановке бесконтрольности и вседозволенности.
Общество меняет ценности. Чтобы настроиться жить при свете дня, надо отказаться от прежних представлений. Понятно, не каждый готов на это. Что ж, кто отстал от времени, уйдет. Но зададимся непраздным вопросом: неужели так много отставших? Неужели директор каждой третьей шахты действительно недостоин доверия? К сентябрю 1989 года перевыборы руководителей прошли на 27 шахтах. Десять расстались с должностью.
...Вот уже два десятка лет возглавляет шахтоуправление имени газеты «Социалистический Донбасс» Юрий Иванович Баранов. И все эти годы — над копрами красная звезда. За последние две пятилетки страна получила отсюда 1 миллион 118 тысяч тонн угля сверх плана — годовую добычу крупной шахты.
— Баранов показал себя прекраснейшим организатором,— убежден генеральный директор производственного объединения «Донецкуголь» В. Ильюшенко.
— Юрия Ивановича знаю четверть века,— добавляет директор ДонУГИ С. Саратикянц,— это творческий, ищущий человек. Все, что есть нового в угольной промышленности, все найдете на шахте «Социалистический Донбасс».
Для Баранова, инженера, коммуниста, руководителя, тонны добычи никогда не были самоцелью. Во времена, когда предприимчивость была не в чести и эпитет «социалистическая» к ней еще не приклеили, он правдами и неправдами доставал стройматериалы и поднимал шахтеров на строительство жилья, детских садов, школ. За последние десять лет горняки получили 440 квартир, построенных своими руками. За это же время Донецкий горисполком выделил 111 квартир — в четыре раза меньше того, что построили сами. Вот и считайте, как двигалась бы очередь.
Своими силами шахтеры построили три столовые, большую теплицу, больницу, грязе- и водолечебницу, замечательный спорткомплекс.
И вот стачечный комитет на общем собрании решает судьбу Баранова. Перед импровизированной трибуной из железобетонных блоков по участкам и шахтам расположились горняки. Прикрываются от солнца газетами, сидят на траве. Микрофон доступен каждому. Динамики разносят далеко вокруг горячие слова — каждое падает, как искра. Говорят о заработках. О распределении путевок. О коттеджах — кому отвели участки. О «подснежниках». Разговор взыскательный, деловой. И тут же — вывернутое наизнанку белье, непроверенные слухи. Столкновение взглядов. За шумом не слышно фамилии, улавливаю только, что эта женщина с «Заперевальной». Рассказывает, как бедовала шахта, пока не вошла в управление, как строили столовую, помогали людям: «В общем, спасибо Баранову».
— Жмакин моя фамилия,— поднимается на трибуну еще один товарищ.— Квартиру не получал, машины не имею, прошу меня выслушать. Пора напомнить о том, что мы сделали за двадцать лет, а работаю — девятнадцать.— Слова о построенных своими силами домах и столовых, о реконструкции шахты заглушает свист.— Наберитесь терпения, товарищи...— Свист перебивает Жмакина, микрофон забирает кто-то из стачкома: «Соблюдайте порядок!»
В соответствии с «порядком» зачитывается обращение стачкома. По сути, это счет Баранову. Он-де игнорирует метод коллективного руководства, подбирает людей по принципу личной преданности, администрирует. Отсюда в шахтоуправлении большая текучесть — в 1987 г. уволилось 1580 человек, или 16,5 процента, в 1988-м — 1136, или 14 процентов. «Кто задумался над вопросом, почему бегут люди с передового предприятия, руководимого Героем Социалистического Труда?!»
А действительно, задумаемся, проанализируем названные цифры. Кто же уволился в 1987 году? 256 человек ушли на пенсию. 57 — призваны в ряды Советской Армии. 11 — поступили учиться. 130 — перешли на другие предприятия, у 338 — истек срок договора, прочие причины — 253 и вот, наконец, собственно текучесть — 495 — рассчитались по собственному желанию, 40 человек уволены за прогулы. Итого — 7,5 процента. Примерно такая же картина в 1988 г., только уволенных за прогулы побольше — 68 человек. За полгода 1989-го — текучесть составила 4,3 процента.
Выходит, обманулись в цифрах товарищи из стачкома? Не хочется, право, упрекать их в злом умысле, все, с кем успел познакомиться, показались людьми искренними, готовыми отыскать правду. Значит, надо смотреть в глубь явления, «просвечивать» и цифру, и факт насквозь, давать отпор демагогам. И что касается той же текучести — помочь директору, партийной и профсоюзной организациям сохранить ее хотя бы на этом уровне, с соседями поделиться опытом.
— Вы собрались, чтобы решить вопрос о доверии ко мне, а для себя я его уже решил,— подошел к микрофону Ю. Баранов.— Многие считают, что я держусь за этот портфель и думаю, как бы его не потерять. Мне нечего стесняться, мне обидно. Все, что можно было делать для людей, мы делали. Спасибо вам за совместную работу. Свою кандидатуру ни на какие выборы я выставлять не буду. Выбирайте, кого хотите, с меня довольно тех унижений, которые я испытал сегодня. Больше я в эти игры не играю. Сегодняшние две смены нам дорого обойдутся. Я предлагал товарищам: вы можете переизбрать директора, не разрушая экономику.
Через день, когда страсти немного остыли, мы встретились с Юрием Ивановичем. Что он сам думает о происшедшем? Это был нелегкий и достаточно самокритичный разговор.
— Возможно, мне не могут простить жесткости в поддержании трудовой дисциплины? — вслух размышлял директор.— Может, требовательность переходила в унижение человеческого достоинства? Может быть...
Сделано директором немало. Строил, брал тяжелую ношу, давал людям возможность лучше жить. Строил, дал, взял... А не в этой ли персонификации сделанного корень обид? Деньги заработал коллектив, и весь коллектив вправе ими распоряжаться, знать, контролировать, как расходуются фонды, прибыль, как распределяются путевки, машины, жилье. Хотят быть хозяевами.
Не раз я встречался с членами стачкома шахтоуправления имени газеты «Социалистический Донбасс», внимательно слушал, сам отвечал на вопросы. Больше всего горняков волнуют нарушения социальной справедливости. Начинаем вместе подробно разбирать факты и видим, что обвинения Баранова в корыстном распределении жилья и автомобилей не подкрепляются документами. Утверждения о приписках на шахте «Заперевальная», мягко говоря, спорные. Слухи о подручных, которые якобы писали ему кандидатскую диссертацию, вообще липа. Баранов не кандидат наук.
— Так что же, нам теперь идти извиняться перед Барановым? — удивился один из членов стачкома.— Этого никогда не будет.
Не беру на себя право решать, кому и что делать. Одно можно сказать определенно: ни эмоции, ни амбиции здесь не нужны. (Примечательно: через два месяца коллектив все же избрал Баранова директором.) Попытки отыграться на руководителях, инженерах, специалистах ничего хорошего не принесут. Это мы уже проходили... По Шахтинскому и другим делам.
В этой командировке, на одном из митингов я записал в блокнот чьи-то мудрые слова: «Не разбрасывайтесь людьми. У нас уже был 37-й год. И сейчас мы оправдываем погибших, восстанавливаем в партии. Как бы не пришлось извиняться перед теми, кого разгоняем сейчас».
В больнице г. Тореза лежит постаревший враз человек, хорошо знакомый мне по прошлым поездкам в Донбасс. Помню, с какой влюбленностью он показывал свой родной город, когда-то захолустный рудник «Чистяково». Нашу встречу генеральный директор угольного объединения Вениамин Иванович Малов начал не с шахт, не с тонн добычи. Повез на ферму подсобного хозяйства, провел по складам, где бережно — зернышко не пропадет — хранилась кукуруза, показал овощные базары, горняцкие дома... В больницу, тоже построенную при его участии, тогда не успели заглянуть. И не думалось, что придется искать Малова здесь.
— Эй ты, грязная морда, отдай миллион,— кричали ему на митинге.
Ладно, тогда бал правили эмоции. Спишем на них? Но и сейчас в стачкоме помечаю в блокноте: «Каждая его подпись стоила две тысячи рублей».
— У вас есть документы, доказательства?
— Нет,— мнутся собеседники. Выходит, оговор? Клевета? Но за клевету положено отвечать!
Жизнь Малова прошла на виду у этого города. Старые шахтеры, поднимавшие разрушенные войной рудники, помнят Веньку-ремесленника, молодые — Вениамина Ивановича, генерального директора, который, как заметил один из хозяйственников, «избивал нас за дома». Не за тонны добычи, заметьте. За жилье для горняков. Уже после забастовки настаивали врачи: надо срочно ложиться в больницу.
— Вот приму людей и лягу.
Так и сделал. Выслушал всех, кто записался к нему на последний прием, помог по мере своих возможностей. Потом открутил табличку со своей фамилией...
О Малове я спрашивал разных собеседников. Люди вспоминали его исключительную работоспособность, инженерную зоркость, настойчивость. «Спасибо ему, что сохранил шахты»,— заметил на «Объединенной» новый секретарь парткома Сергей Синявский. Говорили, правда, и то, что слишком уж много Малов замыкал на себя, а это, мол, отбивало охоту у других. Что ж, энергии Вениамина Ивановича действительно позавидуешь. В свои шестьдесят с «хвостиком» он умудрялся работать без выходных, за месяц по 15—18 раз спускаться в шахту. За короткой оценкой Синявского — спасенное будущее Тореза и Снежного, двух горняцких городов, которым еще десять — пятнадцать лет назад грозило запустение. Умирает шахта и, как правило, вместе с ней хиреет поселок. А Малов не дал умереть шахтам, доказал, что уголь здесь есть и брать его можно. Все-таки, верится, спасенные рудники оценят хотя бы это.

<- предыдущая страница следующая ->