каморка папыВлада
журнал Семья и школа 1990-09 текст-4
Меню сайта

Поиск

Статистика

Друзья

· RSS 29.03.2024, 10:32

скачать журнал

<- предыдущая страница следующая ->

ПОМОЩЬ, КОНТАКТЫ, УЧАСТИЕ

ОПТИНА ПУСТЫНЬ ЖДЁТ

Уважаемая редакция!
К вам обращаются студенты исторического факультета Казахского государственного университета г. Алма-Аты.
В вашем журнале «Семья и школа» № 2 за февраль 1990 года мы прочитали статью В. Десятникова «Зажегши свечу», где рассказывается об Оптиной пустыни.
Мы хотели бы во время летних каникул поехать туда и оказать посильную помощь в восстановлении нашей реликвии.
Не могли бы Вы написать нам, что нужно сделать, чтобы приехать в Оптину пустынь и помочь? К кому обратиться конкретно?
Ответьте нам, пожалуйста.
Группа 15 человек.

Письмо студентов редакция адресовала наместнику монастыря Оптина пустынь архимандриду Евлогию. Публикуем полученный ответ:
«Северо-Введенский Монастырь Оптина пустынь может принять студентов Казахского университета для работы по восстановлению обители.
В связи с тем, что в монастыре трудно с жильем, проживание возможно только в палатках.
Палатки и постельные принадлежности необходимо иметь с собой.
Эконом монастыря о. Михаил

Авторы письма были обо всем своевременно извещены. И надеемся, осуществили свое намерение. К сожалению, публикация к лету не поспела (журнал готовится заранее), но мы все-таки решили информировать читателей об «объекте», которому нужны добрые, работящие люди. Тех, кто предложит свою помощь в этом году или не преминет это сделать будущим летом, Оптина пустынь примет.

ПОСТРАДАВШИМ - ЦЕЛЕБНОЕ СРЕДСТВО

«Витаальменда» — организация при Международном центре Украинского фонда милосердия и здоровья, которая собирает под свои флаги всех тех, кто помогает или хочет реально помочь пострадавшим от облучения или от экологически неблагоприятных условий. В переводе «вита» — жизнь, «альменда» — земля для всех. Цель этой организации — прямое оказание помощи по реализации эколого-экономических проектов, в частности и Указа Президента СССР «О мерах помощи детям, проживающим в зоне последствий аварии на Чернобыльской АЭС». Продукция объединения — витаминизированные фитокомпозиции из экологически чистых лекарственных трав, которые добавляются в медицинские препараты, продукты питания и напитки, что помогает снизить степень заболеваемости в результате облучения.
Первое спонсорное свидетельство выдано ее Королевскому Высочеству принцессе-цесаревне Великобритании — Анне.
Редакция журнала «Семья и школа» выступает участником программы «Дети Чернобыля» и становится спонсором «Витаальменды». Экспериментальная партия продукции, которую получит редакция как спонсор, будет безвозмездно направлена в Белоруссию, в частности в районы, о которых идет речь в статье Г. Беликовой «Игра со смертью», опубликованной в этом номере журнала.
Нужны новые спонсоры, которые предоставят экологически чистые земли, помогут наладить промышленное производство препарата. Причастность к «Витаальменде» освобождает предприятия от платежей в госбюджет. С предложениями обращаться по адресу: 252021, г. Киев-21, ул. Кирова, 30/1, расчетный счет 1700859 в Печерском отделении Жилсоцбанка г. Киева СФО 322090.

Вниманию организаций, предприятий, кооперативов и просто деловых людей! С 10-го номера этого года наш журнал начинает публиковать коммерческую рекламу.

ОТЗОВИТЕСЬ, ДРУЗЬЯ!

Сегодня многие американцы ищут друзей по переписке в СССР.
По мере улучшения отношений между Советским Союзом и США, крепнет дружба между ведущими переписку гражданами двух стран.
Согласно американской организации «Письма мира», помогающей найти друзей по переписке, тысячи семей и отдельных граждан Америки хотят переписываться с советскими гражданами.
Ричард Конарроу, директор этой организации, говорит, что вот уже восемь лет они помогают американцам установить связь с советскими людьми. Теперь, по его словам, тенденция изменилась, и инициаторами переписки выступают советские граждане. Он говорит, что американцы всевозможных профессий — специалисты, студенты, художники, фермеры, рабочие фабрик — с нетерпением ожидают писем от советских людей. Особенно школьники полны желания переписываться.
Конарроу говорит, что все письма от советских людей, которые получит его организация, будут переданы американцам соответствующих возрастов, профессий и интересов. Написание писем по-английски желательно, но не обязательно.
Письма следует отправлять по адресу:
Letters For Peace
238 Autumn Ridge Road Fairtield. Connecticut 06432

МЕЧТА СБЫЛАСЬ

Уважаемая редакция!
Прошу вас выслать мне адрес Н. Митиной (г. Ковров Владимирской области).
Прочитала в № 4 за этот год ее письмо под названием «Конфеты — мечта?» и подумала, что маленькому человеку надо всего-то немного конфет, чтобы его вера в родителей осталась несокрушимой.
Вот я и решила прислать конфеты ко дню рождения Толи.
С уважением
А. ДМИТРИЕВА
г. Красноярск

Уважаемая редакция! Прочитала в № 4 в разделе «Почта» «Семьи и школы» письмо Н. Митиной из г. Коврова Владимирской области «Конфеты — мечта?» Есть ли у вас полный адрес Н. Митиной? Если есть, то убедительнейшая просьба сообщить его нам. Быть может, я хоть немного смогу порадовать ее маленьких сладкоежек. Особо дефицитных конфет у нас нет, да и с обычными шоколадными конфетами туговато, но все-таки в соседнем городе у нас кондитерская фабрика. А наш городской хлебокомбинат начал выпуск довольно-таки неплохих вафель, печенья. Так что в магазинах есть кое-что получше «морской капусты и черных макарон». В общем, если смогу чем-то помочь, то буду очень рада.
ЕЛЕНА ОБУХОВА
Свердловская область

В г. Коврове наряду с другими продовольственными товарами исчезли с прилавка и конфеты. Сладости, которые дети так любят, стали для них недосягаемой мечтой. Но, как говорится, свет не без добрых людей. И пошли после публикации письма Н. Митиной в г. Ковров из разных республик, городов, поселков посылки с конфетами для Толи (всем, кто откликнулся, мы сообщили точный адрес Митиных). Редакция получила еще одно письмо от Надежды Митиной.

Здравствуйте, уважаемая редакция!
Я очень благодарна всем, кто откликнулся на мое письмо. Вы даже не представляете, как мы удивились и растерялись, получив первую посылку, не знали от кого, номер журнала к нам тогда еще не дошел (почта задерживается почти на месяц). А потом посылки стали приходить почти каждый день. На все послания я ответила. Вы бы видели, как радовались мои дети! Толя в садик отнес почти все конфеты и угостил всех ребятишек, он раздает конфеты детям во дворе и тем, кто бывает у нас в гостях. Мы его не останавливаем, ведь конфеты присланы ему. Но он до сих пор никак не может понять, откуда на него свалилось такое великолепие.
Мы кланяемся до земли всем людям за их доброту и отзывчивость. Мы такого не ожидали! Но получилось не совсем хорошо. В письме-то я выражала обиду за всех детей нашего города. А вышло, что вроде бы только нам помогли. Понимаю, читатели всех не могут накормить. Но малышей жалко! В нашем городе теперь даже фантика на улице не увидишь, не то что ребенка с конфетой. Родители детей с конфетами не выпускают на улицу, чтобы другие не смотрели им в рот. Вот так мы и живем.
Очень мало у нас сейчас доброты осталось. Особенно ее мало видели наши дети. Говорят и пишут очень много. Но все без перемен. Хочется пожелать всем, всем — и детям, и родителям, чтобы дети были действительно счастливы в своем детстве. А также всем крепкого здоровья и побольше тепла друг к другу.
Надежда МИТИНА

Можно сказать, что Толе Митину повезло. Но можно понять беспокойство мамы за других ребятишек, которые так и не пробуют сладкого. К сожалению, дяди и тети из торговых ведомств по-прежнему равнодушны к детям. На выступление журнала откликнулись «частные лица», а те, кто отвечает за торговлю в городе Коврове, делают вид, что это их не касается — молчат.

острый сигнал
ПОЧЕМУ ЗАКРЫЛИ КООПЕРАТИВ?

Дорогая редакция!
Журнал ваш читаю, сколько себя помню. Маленькой читала то, что было предназначено для детей. Когда поступила в педтехникум, очень много полезного находила в журнале. А как только пошла работать, стала сама выписывать журнал. Спасибо вам большое за ваш журнал и от моих детей.
Хочу обратиться к вам за помощью. В прошлом году в журнале была рубрика «Обменный ребенок». Может, у вас есть адрес семьи из Ленинграда, которая могла бы предоставить нам комнату на 7 дней. У нас трое детей, младшему 8 лет, старшей дочери 13 лет. В Ленинграде никогда не были. Я работаю в детском саду воспитательницей. Очень хотелось показать детям Ленинград.
Мы же, в свою очередь, можем предоставить комнату для отдыха на любое время. Место у нас очень красивое, зона чистая. Вокруг городка озеро, рыбалка гарантирована, муж с сыном рыбаки. У нас четыре велосипеда, есть возможность пожить в селе. Все это будет предоставлено без ограничений. Можно побывать в Киеве, электрички на Киев от нас ходят каждый час.
Прошу, если можно, помочь нам.
Галина Илларионовна ШЕЙКО
г. Яготин Киевской области, ул. Ленина, 82а/21

Совсем недавно с такими письмами не было никаких проблем. Редакция передавала их кооперативу «Семейный отдых», действующему в Ленинграде. Кооператив этот воплотил в жизнь идею, которую коротко можно сформулировать так: «Вы к нам, мы к вам». Идея эта пользуется популярностью во многих странах мира — дети из разных городов и даже разных стран приезжают на отдых друг к другу и живут в семьях. Кооператив «Семейный отдых» (журнал о нем рассказывал в № 5 за 1989 год) взял на себя труд находить и соединять тех, кто хочет побывать в другом городе или любом населенном пункте по приглашению семьи и в свою очередь готов принять с ответным визитом новых друзей. После заметки в журнале «Семья и школа» и объявления в еженедельнике «Семья» в адрес кооператива пошли пожелания и предложения. Банк адресов насчитывал 700 писем. Не густо, но на то есть свои причины — время для таких начинаний — не самое благоприятное: Прибалтика отделяется, Армения с Азербайджаном воюют, у моря нужно ждать не только хорошей погоды, но и чистой воды. И хотя создатели кооператива, пенсионеры Е. X. Каплунова и Л. Б. Житлин не имели никакого дохода: небольшие деньги, которые кооператив брал за услуги, шли на аренду помещения, оплату почтовых расходов, приготовление бланков, налоги, они не собирались бросать свое детище. «Некоторые письма просто за душу хватают,— писали нам ленинградцы.— Много больных детей нуждаются в пребывании на юге, родители слезно просят помочь. А сколько семей никогда не бывали в Москве, Прибалтике, Ленинграде. Очень хочется помочь родителям, особенно из многодетных и малообеспеченных семей, осуществить задуманное». Худо-бедно, но дело спорилось до тех пор, пока не ввели новые налоги. Оказалось, что поскольку кооператив «Семейный отдых» — посреднический, казне он должен отдавать столько же, сколько, например, торгово-закупочные кооперативы, то есть 60 процентов дохода. А это значит — немедленное банкротство...
Нужный и полезный кооператив пришлось закрыть.
По этому поводу мы попросили дать разъяснение главного налогового инспектора Приморского райисполкома Ленинграда, где числился кооператив «Семейный отдых», Елену Васильевну Медведеву. Вот что она сказала:
— Закон не продуман. В нем записано: посреднические кооперативы облагаются налогом я 60 процентов. И никакой расшифровки. Вот мы и вынуждены всех стричь под одну гребенку. Думаете, «Семейный отдых» — один такой бедолага? Назову еще такой же — по обмену жилья. Цены за услуги мизерные, доходы невелики, а пользу приносят большую. Но — посредник, значит, и налог взимаем по той же ставке, что и с прибыльных торгово-закупочных.
Законы, как известно, пишутся в Москве, на местах их должны выполнять. Но, может быть, местные Советы возьмут на себя смелость отделить «овец от козлищ» и сами станут определять профиль кооператива в зависимости от того, чем он занимается. Разве нельзя, скажем, отнести тот же кооператив «Семейный отдых» к бытовому обслуживанию и установить соответствующую налоговую ставку?
Но пока срабатывает установившийся стереотип — «кооператоры-рвачи». Никто не хочет вникать и разбираться. Инициатива тех, кто вызвался помочь организовать интересный, полноценный отдых семьи в другом городе, оказалась наказуемой. Поэтому мы вынуждены написать многолетней читательнице журнала Шейко из Киевской области:
«Уважаемая Галина Илларионовна!
К сожалению, редакция помочь Вам не может».
Л. СОЛОВЕЙ

ПРИГЛАШАЕМ В ГОСТИ

Уважаемые товарищи!
Пишет Вам семья Родионовых ив небольшого города Кологрива Костромской области. Семья наша многодетная — пятеро детей, три сына и две дочки. Квартира хорошая, с удобствами, из трех комнат.
Мы могли бы принять на отдых семью или детей из зараженных районов Чернобыля.
Сообщаем наш адрес желающим: 157440, г. Кологрив Костромской области, ул. Честнякова, 3, Родионовой Татьяне Николаевне.


Авторский почерк


Раиса СКРЫГАН
ГОСУДАРСТВО восьмого "А"

Продолжение. Начало в № 8 за 1990 год
Мне нужен был Прохоров, и я торопилась, потому что, как сказали ребята, «после завтрака он смотается». Дело для него обычное, но во мне закипела злость; и в таком состоянии, в толпе жаждущих поесть, я протиснулась в дверь.
Что такое школьная столовая, испытали, пожалуй, все. Явление это — чудовищное. Шум словно на передовой в разгар сражения: лязг металла, крики на визгливой ноте, вой, гром, топот. Трудно представить, как могут поварихи работать, а дети завтракать-обедать. Но шум в школе — дело, в общем-то, привычное. Недаром ученики и учителя давно забыли, как звучат нормальные голоса, и везде — на улице, в транспорте, у себя дома — говорят на повышенных тонах, на расстоянии даже шага орут, словно стоят на другом берегу реки. Кроме того, школьный общепит отличается какой-то удивительной неразберихой. Завтракающие и обедающие — это клубок стоящих, сидящих тел, жующих и орущих ртов, блинчиков с вареньем, размазанных по полу и по столам, девочек с повязками, норовящих просунуться с тряпкой меж двух плотно прижатых друг к другу локтей, повозить той тряпкой по столу, затем ею же — по сидению и, может быть, при особой необходимости, по полу. Учителя как наиболее здравомыслящая часть здешней клиентуры, сознавая всю отвратительность происходящего, жмутся брезгливо в углу за своим столом, косо и с омерзением поглядывая на трясущиеся протянутые руки с зажатой в потных кулаках мелочью, на сваленную в беспорядке грязную посуду. Учителя стараются хранить достоинство, поглощая кофе и сырок, но то и дело вынуждены с полным ртом кричать, перекрывая гвалт: «Семенов! Не смей этого делать! Не смей этого делать, Семенов!»
Отлично зная, что происходит здесь на больших переменах, я старалась не присутствовать на трапезе учеников, за что получала выговоры завуча. Но мне нужен был Прохоров, и я вошла в этот бедлам, лавируя среди летящих, как снаряды, малы щей, среди вот-вот готовых вылиться мне на одежду стаканов с какао. Вглядевшись, определила, где столы моего класса. Там все было нормально. Прохоров сидел спиной к выходу. Использовав преимущество своего маленького роста, подошла к нему сзади. Дотронулась до плеча. Он резко обернулся. На его лице так глубоко отпечаталось выражение затравленности и настороженности, что, казалось, оно никогда не было по-детски безмятежным. Черты были не то чтобы некрасивы,— скорее, «грубая работа»: выпирающие скулы, мощные надбровные дуги, большой рот. Возможно, «истинным учителям» каждый ученик, независимо от внешности и прочего, должен внушать только любовь, только сострадание. Мне этот подросток не был симпатичен. И, видно, я не смогла скрыть своих чувств; перехватила озлобленный и в то же время испуганный взгляд. Пришлось взять себя в руки, чтобы спокойным и возможно более доброжелательным голосом сказать: «Коля! Хорошо, что застала тебя. Пойдем, надо поговорить». Реакция была неожиданной. Он просто смахнул мои пальцы с плеча и с наигранным равнодушием произнес:
— Да не пойду я никуда!
— Мне поговорить надо с тобой, понимаешь? (Самой было противно от этой лицемерной интонации.)
Ребята, окружавшие нас, украдкой поглядывали, не вмешивались и делали вид, что не обращают внимания на нас. А перемена кончалась. Мне надо было спешить на урок. Но уйти ни с чем значило навсегда подорвать свой и без того зачаточный авторитет! Поэтому, чтоб не сказать лишнего и не услышать лишнего в ответ, я просто стояла и ждала, когда он допьет какао.
Высокая красавица Инна Лозовская медленно поднялась, став выше меня почти на голову, откровенно сверху вниз посмотрела на сидящего Прохорова и, растягивая слова, сказала, брезгливо кривя губы:
— Прохоров, хватит изгиляться. Что ты нервы портишь человеку? Скажи спасибо, что с тобой классный руководитель по-человечески разговаривает, тебе же характеристику получать.— И как ни в чем не бывало пошла к выходу.
Народу в столовой поубавилось. Прохоров долил какао, но остался сидеть.
Звонок вот-вот должен был прозвенеть.
— Классный руководитель! Без года неделя, а уже распоряжаетесь! Ты здесь сколько? А я — восьмой год! Мне твоя характеристика — тьфу!
Он сплюнул, я в полной беспомощности не знала, как на такое реагировать. К счастью, раздался звонок.
— Бери сумку и на урок.
— Не трогай меня! — Он выдернул локоть, обтянутый рукавом узкой и коротковатой курточки. Взял разорванную и сплющенную сумку, пошел вперед. По росту он был выше меня, но сутулился, выглядел жалко, Плохо кормленный и запуганный. Мы прошли по застекленному проходу, впервые в жизни я выступала в роли конвоира. От этого стало совсем кисло на душе. Когда очутились в вестибюле, Прохоров рванулся вбок — дернул задвижку на двери и, хлопнув так, что едва не вылетели стекла, выскочил из школы. Я не бросилась догонять — хватит на сегодня унижений!
Может быть, еще никогда в жизни не было у меня такого гадкого настроения. Выходит, за какие-то злосчастные тридцать рублей, положенные за классное руководство, всякий невоспитанный мальчишка может плюнуть в лицо, наорать, оскорбить? А заступиться за меня некому. Но я-то, между прочим, учитель! У меня и в дипломе так сказано — и не записано, что еще и классный руководитель. Меня этому уж точно не учили. А если бы и учили? Как я могу отвечать за этого Прохорова и его непутевую мать? Да разве я в состоянии изменить что-то в их жизни? И отчего никому, кто когда-то воспитывал и учил Николая, не хочется за него отвечать. Я одна расплачивайся за коллективную безответственность.
От всех этих мыслей раскалывалась голова... Но с другой стороны — если я после пяти лет ученья в педагогическом вузе ничего не могу изменить, пристало ли называться учителем? Бежать из школы надо!
Одним словом — очень мне было жаль себя...
В этот момент переговоров с собою, услышала я, что в кабинете кто-то ходит. Пришлось подняться и выглянуть из лаборантской. Там стояла незнакомая заплаканная женщина в цветастом платке. Она была некрасива и немолода. А может, мне показалось, потому что лицо ее не маскировала косметика и в глазах блестели слезы. Из-под короткого плаща торчали пестрые полы халата, Увидев меня, женщина равнодушно заглянула в лаборантскую.
— Вы к кому?
— Мне бы классного руководителя...
— К вашим услугам... Это я,— добавила, чтоб не допустить иного толкования первой фразы.
— Вы?! — она без стеснения вытаращила глаза.
Чтобы окончательно развеять сомнения по поводу моих полномочий, я вышла на середину кафедры.
— Тогда... — она все еще не доверяла мне. Но выхода не было,— я к вам, Лариса Александровна, за помощью. Я — мать Антона. Совсем от рук отбился, меня не слушает. Сладу никакого.
Я смотрела на уставшую женщину и думала: «Как страшно. Ее оставил муж, она с двумя детьми — одна. Измученный человек... И что это за муж, который так мог поступить!»
— А сегодня,— продолжала она,— гуляю с малышом во дворе, ко мне подошел этот толстый ваш, такой нахальный...
— Жора?
— Вот-вот, Жора-обжора его зовут ребята. И говорит: ваш Антон у меня дорогую вещь стащил — импортную зажигалку. Говорю, зачем она ему, он не курит. А этот нагло ухмыляется: «Много вы знаете! Вот и денег уже пятьдесят рублей должен».
Час от часу не легче. Чем же помочь? Сразу и не сообразишь... Насчет зажигалки — в это верится с трудом. Врет Кротенко. Сам кому-то продал или потерял, на Антона свалить хочет. И такого долга — не может быть! А если и курит парень, что тут такого; они сейчас чуть ли не все дымят — успокаивала я посетительницу. Коли Кротенко еще раз подойдет, посоветовала припугнуть, мол, и на него найдется управа. Он ведь трус, Жора.
Она всхлипывала уже с облегчением. Кажется, мое не очень умелое наставление помогло. Когда уходила, остановилась в дверях:
— Я почему к вам пришла, только вы можете с Антоном что-то сделать. Он только вас слушает. Честное слово! И в школу-то стал радостный ходить. Мы вас очень уважаем!
Многословный панегирик застал меня врасплох. Как Хлестаков, я, распираемая нахлынувшей гордостью, слушала эти восхваления. Заглушив нарастающее чувство неловкости, подумала: «Может, людям-то виднее»,— и решила сама вывести Кротенко на чистую воду. Подлость надо и называть подлостью.
Я помчалась в канцелярию звонить Кротенко домой. Увидев, что Анна Петровна на месте, благоразумно решила заручиться и ее поддержкой. Не вдаваясь в детали, сразу же заявила, что не справляюсь со своими учениками.
Оторвавшись от бумаг, директор спросила:
— Кого конкретно имеете в виду?
— Прохорова и Кротенко.
Брови недовольно сдвинулись, и Анна Петровна, как нерадивой ученице, стала втолковывать мне, что с такими проблемами к ней обращаться просто неприлично — школа уже достаточно сделала для воспитания этих подростков и ее удивляет такая ситуация — молодой учитель, а хочу получить все сразу и без трудностей. К тому же меня ведь предупреждали, когда брали на работу,— класс сложный. Могла бы тогда и отказаться: школе был нужен прежде всего не биолог, а классный руководитель именно в этот класс.
Тираду свою она закончила такими словами:
— У вас есть нехорошая черта — высокое самомнение и неумение противостоять трудностям. Советую направить письмо на работу родителям. Можно заставить мать Кротенко посещать вместе с ним школу. Давно нам это обещает. Кстати, вы ее видели? Она сейчас с учительницей химии беседует.
Я ринулась на третий этаж.
...Вот уж трудно представить, что эта эффектная женщина в элегантном черном пальто — мать раскормленного Жоры. Моему неожиданному появлению химичка явно обрадовалась. Тут же свернула, видно, очень утомившую ее беседу. Дама в черном радушно улыбнулась (о, актерское образование!), протянула узкую ладонь в перчатке: «Кротенко Элеонора Ивановна». Сама учтивость. Но лицо оставалось холодным и настороженным. Она явно была недовольна тем, что я все-таки ее разыскала, и теперь уж не избежать неприятного разговора.
Широким жестом я пригласила ее сесть и сама втиснулась за парту. И тут же ощутила какую-то робость, поняв, что не знаю, как же с нею разговаривать. В ушах бриллианты, на руках — дорогие кольца. Она принесла с собой запахи изысканной парфюмерии. Такую даму трудно поучать и призывать к порядку. Но я отважилась и сказала, что с Жорой надо что-то делать,— а без ее участия никак не обойтись. И дело даже не во мне, а в ней самой. Из школы он рано или поздно уйдет. И как бы хорошо ни складывалась жизнь, наступит момент, когда потребуется помощь собственного сына. А в нем я не вижу ни сострадания к ближнему, ни доброты. Он, как могу судить,— эгоистичен и жесток.
Маска безразличия сползла с ее лица. Теперь оно выглядело хорошо накрашенным лицом немолодой усталой женщины. Элеонора Ивановна не собиралась со мной соглашаться и заявила, что я Гощу совсем не знаю, а потому сгущаю краски. Да, он немного больше, чем остальные дети, избалован. Но как трудно отказывать себе в удовольствии побаловать ребенка, когда есть такая возможность. Он, случается, позволяет себе шалости; но в таком возрасте это вполне естественно. В ее тоне сквозило плохо скрываемое самодовольство, приправленное легким презрением ко мне, жалкой учителишке. Это все меня возмутило. Шалости?! Естественно?! Но разве можно назвать шалостью спекуляцию, хулиганство, воровство, в чем постоянно уличали своего одноклассника ребята? И кроме, как подлостью, не назовешь то, что ее сын сводит счеты с Антоном, оговаривая его перед матерью, расчетливо доводя бедную женщину до слез.
— Не знаю такого. То, что вы говорите, несерьезно,— был ответ. Но вдруг она сменила тональность. Голос стал вкрадчивым.— Убеждена, вы необъективны. Мы хотим устроить Гошу в хороший техникум. А туда без приличных отметок и характеристики не принимают... Надеюсь, вы поймете... не откажетесь нам помочь...
Она произнесла эти слова многозначительно и располагающе улыбнулась. Я же не поняла намека и попросила последить за тем, как Георгий посещает уроки. Лесли и впредь будет отбирать у товарищей завтраки, унижать, избивать, оскорблять ребят, придется прибегнуть к другим мерам.
— Поняла,— ответила она после недолгой паузы...
Уже в следующий понедельник Жора принес справку, из которой следовало, что его желудку противопоказана столовская пища. Бумажку я аккуратно спрятала в «личное дело Кротенко», сам же он до конца учебного года в столовой уже ни разу не появился.
А школьная жизнь бежала — уже был назначен педсовет по итогам четверти.
Редко выдавался день, когда я могла сразу после уроков уйти из школы. Стоило задержаться на минуту в кабинете,— и вот уже просачивались по одному несколько человек. Под окнами в тоскливом ожидании выли собаки моих учеников: они тоже сдружились на своих собачьих посиделках.
Особый размах приобрели массовые посещения, когда Инна Лозовская принесла в трехлитровой банке белых лабораторных мышей. Получила она их в подарок в центре переливания крови, где работала ее тетя и куда девочка ездила довольно часто. Я поинтересовалась, что она там делает, и услышала: «Изучаю гематологию, собираюсь когда-нибудь стать хирургом». И, помолчав, добавила просто: «Я с самого детства это знаю». Честно говоря, не так уж много в моем восьмом ребят, которые с такой же уверенностью могли бы заявить о своем выборе.
Инна взялась все сама устроить: «Нужны опилки, а поселим мышей в старом аквариуме». Несколько мальчишек отправились в кабинет труда за опилками лучшего качества и первой свежести. Алик с Женей появились с ценным подарком — циновкой, слегка потрепанной, но вполне пригодной для того, чтобы закрывать аквариум на ночь. А кто-то взялся уже соорудить для новых жильцов картонный домик.
С тех пор моя лаборантская превратилась в проходной двор, не было человека в школе, который бы не посетил новоявленный живой уголок. Реакция у всех, несмотря на разницу в возрасте — от пятого по десятый класс,— была на редкость схожей: каждый посетитель сначала всплескивал руками, потом застывал с открытым ртом, наблюдая, как они там бегают.
Правда, в кабинете ощущался специфический запах, но после того как в мышиной семье появилось прибавление, и всяк мог лично увидеть пять розовых комочков, ропот поутих. Зато запах избавил нас от посещений администрации как на уроках, так и после, чему я не могла не порадоваться.
А Прохоров продолжал прогуливать. Мамаша его была неуловима, даже появляясь в школе, обходила меня стороной. В журнале против фамилии Николая накапливались двойки.
Елизавета Васильевна как-то поинтересовалась:
— Что у вас там с Прохоровым и Кротенко?
Я с радостью сообщила, что Жора стал на занятия ходить и, судя по всему, на «тройки» вытянет. А вот Прохоров... не знаю, что с ним делать. Я уж и характеристикой, как говорится, стращала...
— Пугать, конечно, можете,— поспешно согласилась завуч,— но характеристику все равно придется ему дать самую распрекрасную. Напишете все, как положено. И по своему предмету поставите тройку. Не мне вас учить.
Наверное, выражение моего лица было таким, что Елизавета Васильевна не поленилась подняться из-за стола и плотно прикрыла дверь.
— Мера — вынужденная. Нам его надо выпустить из восьмого и дать шанс поступить в ПТУ. Вы поняли?
Я попыталась объяснить, что не смогу это сделать. Надо быть честным, оценивать по заслугам. Мне перед ребятами будет стыдно.
— А с ним что прикажете делать? Его же никто никуда не примет — с вашей-то характеристикой? Сами, что ли, кормить будете?
— Работать пойдет!
— Куда? Он не станет за сто рублей ежедневно ходить на завод!
— Выходит...
— Вот то-то!.. — в голосе было не сожаление,— торжество. Ее правда оказалась сильнее моей.
— Значит, Прохоровы безнаказанные у нас?
— Их жизнь наказывает,— произнесла она убежденно.— А маму его я вам пришлю. Побеседуйте с нею.
В кабинете дожидался Марк Борисенко. Поздоровался и тут же сел на своего конька, начал рассказывать про компьютеры. Я невнимательно слушала, думала о своем. Как странно и несправедливо устроен мир. Может быть, в этом и есть высшая справедливость — одни должны работать на компьютерах, другие становиться хирургами, а третьи — воровать, разбойничать? А может, классы — это модели мира, маленькие учебные модели? Ведь еще в библейские времена — одни писали книги, другие копили деньги, а третьи занимались незаконной экспроприацией. Может быть, написано каждому на роду: ты — вождь, ты — мастер, а ты — грабитель. Что же тогда делать с нашими декларациями о равенстве и братстве всех, если равенства нет и не было никогда?.. Трудно. И ужаснее всего, что я не могу ответить себе на главный вопрос — в чем моя роль воспитателя? Как воспитывать? Имею ли я на это право?
— Лариса Александровна! Ну вы же совсем не слушаете!
— Слушаю, слушаю.
— Я тут в вашу тетрадку заглянул. Напротив моей фамилии написано: «Замкнут, увлеченно занимается компьютерной техникой. Интеллектуал. Иногда высокомерен. Эгоист, но человек слова. Взятые на себя обязательства выполняет безукоризненно»,— Я насчет вот этого — «эгоист»,— он замялся.
— Ну и что? Чего ты всполошился? Будь лучше честным эгоистом. И не беспокойся,— а сама подумала: «Какое право я имею говорить о честности?»
Продолжение следует


<- предыдущая страница следующая ->


Copyright MyCorp © 2024
Конструктор сайтов - uCoz