<- предыдущая страница следующая ->

МАСТЕР ТЯЖЁЛОГО РОКА

Андрей Большаков с детства увлекался рок-музыкой. Подростком начал учиться играть на гитаре; и, как часто случается, увлечение вскоре переросло в серьезную работу — сначала в ансамблях «Фламенко», «Коктейль» и «Зигзаг», потом в «Арии». Сейчас он представляет группу «Мастер», играющую «хэви метал стайл». Образовавшись в 1987 году на руинах прежней «Арии», «Мастер» с тех пор имеет огромное число поклонников по всей стране и даже за рубежом. Сейчас группа гастролирует в Бельгии и ФРГ. Год назад выпустил первую пластинку, сейчас вышла вторая. Руководитель, лидер-гитарист и композитор «Мастера» А. Большаков сегодня наш гость.

— Все группы, которые играют в тяжелом стиле, используют театрализацию, то есть если они поют про чудовищ, потусторонний мир, про сатану — это все спектакль. Они сами в это не верят. «Мастер» в своем творчестве пытается за счет сценического действия создать атмосферу не «чернушную», а наоборот — атмосферу легкую, разряженную, вызывающую. При условии, что мы очень серьезны к своему творчеству, к тому, что сейчас делаем. И музыкальный материал у «Мастера» стал гораздо сложнее, нежели прежде. При этом у нас улыбка на лицах, новые костюмы. Беда наших групп «хэви метал» в том, что они все заковываются в «латы», в черную кожу — все похожи друг на друга, все стараются быть одна другой суровее. «Мастер» идет от обратного: мы отказались от шипов, у нас джинсы и майки, причем на джинсах нашиты разноцветные кусочки материи, у меня болтаются бантики. С одной стороны, это воспринимают как какой-то пиратский элемент, и в то же время — это как «Петрушки».
А. Большаков продолжает: — Дело не в том, как выглядит человек, не его антураж, сценический имидж, а то, как он пытается донести свою правду до людей. Заблуждение, когда говорят, что если серьезная тема, то нужно выходить в «тройке» и петь с каменными лицами: «У деревни Крюково погибает взвод». Таким людям не верят. Найти правильные слова, которые «дойдут» — самое важное. Мы выходим на сцену, и публика видит, что мы — такие же, как и она. Мы их ребята, свои ребята. Мы не будем им врать! И когда «Мастер» поет о серьезных вещах, многие подсознательно начинают понимать, что коли мы поем об этом, то это правда.
Мне надоело оправдываться и доказывать, что то, чем мы занимаемся, — не хулиганство, не безделье, что это очень нужно, нужно всем, не только нам. И пора кончать этот нелицеприятный, беспредметный разговор о том, нужен ли рок и можно ли рок. Он существует. И это — не мода. Потому что это культура и достояние народа. Когда рок-музыку загоняли в подвалы, она все равно существовала — но в таких уродливых формах! В конечном итоге, рок — это музыка протеста. Протеста против чего? Он заставляет людей думать, не соглашаться с чем-то, то есть, пропустив через себя ту информацию, которая выдается на сцене, объединившись, люди составляют уже силу. Те, кто запрещает рок-музыку либо всячески пытается ее приукрасить,— понять всю важность этого не могут. Ведь запретить проще, чем понять. Именно понять и спуститься «с высот» до нашего уровня, вникнуть в суть проблем и рок-музыкантов, и молодежи, их слушающей. Почему она интересуется именно «металлом»? Не потому, что наши слушатели — хулиганы и бездельники. К року тянутся они потому, что их лишили практически всего — и не дали ничего взамен. Их заставляют только учиться. Учиться надо, безусловно. Но ребятам хочется заявить о себе, а как? Ходить в кружок кройки и шитья? В шестнадцать лет хочется получить более интересное, энергичное занятие.
— Значит, теперь все дружно пойдем на «металл»?
А. Большаков: — Пусть существует все! И рок, и джаз, и классика. Но пусть туда никто не загоняет! Когда меня заставляют слушать классику, да еще в худшем варианте — это только отталкивает. Подростки — это возраст максимализма, нигилизма даже. Здесь важно проявить гибкость, тонкость — а где они у нас, вокруг нас — чувства терпимости и терпения, умения понять и пойти навстречу? И поэтому у нас подрастающие ребята становятся «трудными». Мне было страшно узнать, что у нас за 1987 год было осуждено 88 тысяч подростков, из них половина — с лишением свободы. Возможно, есть шпана, так сказать, «в корне» — они родились в подъезде с ножами — я об этих не говорю, они и на концерты «хэви метал» приходят в шипах, наперстниках... Но разве все сводится к ним. Я думаю, если люди интересуются рок-музыкой — это уже хорошо. Если они не интересуются НИЧЕМ — вот это страшно. Духовное обнищание, безнравственность... В одном городе нам говорили, что люди, которые не увлекаются «хэви метал роком»,— морально устойчивые. А чем они интересуются? Ничем! Вообще. И эти бесконечные разговоры, что нормальные мальчик и девочка должны слушать классическую музыку, ходить в Третьяковскую галерею или Пушкинский музей... Да, безусловно! Но если им это не близко сейчас? Классику невозможно заставить полюбить.
Как я пришел к классике? Одно время я ее просто ненавидел. Так у каждого бывает. Потом совершенно случайно взял у друга пластинку Вивальди. Вопрос был решен однозначно. Когда я впервые услышал Глюка по радио — тут же заинтересовался и Бахом, и Бетховеном, и Моцартом. Однажды я, идя на концерт, услышал в зале репетицию «Виртуозов Москвы» — я случайно проходил мимо через зал. И не смог уйти — просидел полтора часа! Звучание струнного оркестра меня потрясло. Теперь сам могу сказать, что классика — это шедевры, это гениальная музыка. Но не надо «бить классикой» «хэви метал», пусть все стили будут существовать независимо. Почему мы такое неуважение к рок-музыке питаем? Классика тоже бывает разная. И рок-музыка тоже. И рок-группы бывают плохие и хорошие.
— «Мастер» использует классику в своем творчестве?
— У нас есть мелодии, которые, как правило, не используются в «хэви метал роке», тем более в «треш метал» — опять же в отличие от всех групп. «Трэш метал» идет от речитатива, а у нас распевные мелодии, то есть мелодия осталась исконно русской, какая она у нас есть на самом деле. Тоже несоответствие с тем стилем, который мы якобы проповедуем... И клавишные мы используем весьма умело, фоном — очень мало. Между вещами наш клавишник играет свои сочинения, сделанные, грубо говоря, в «классической» обработке. С одной стороны, это дает людям на контрасте почувствовать прелесть звучания органа или гитары. С другой — после гитарного «шума» это даже на самых «трудных» подростков с цепями оказывает магическое воздействие. Я не говорю, что «Мастер» несет какую-то «воспитательную функцию», но хотим мы этого или нет — все равно так получается. Многие группы «хэви метал стайл» используют классику, особенно Грига, Моцарта, Бетховена и Баха в своей обработке. И люди, слушая их, знают, что это классика. А противопоставлять один стиль другому — неправильно: в классике будто бы все чинно и прекрасно, а в «хэви метал роке» — шумно и ужасно. Свои законы, свои каноны в любом направлении искусства. Вам не нравится — пожалуйста, не ходите на концерты «хэви метал». Ходите на классику, если вам она ближе. Но должен сказать, что на классических концертах публика ведет себя так, что многие группы «хэви метал» позавидовали бы такой публике. Я бывал на таких концертах и на джазовых тоже. Уж там папы седые 50-ти лет стулья ломают и визжат, как маленькие дети — я видел сам своими глазами,— орут так, что вообще ничего не слышно. Почему-то это считается в порядке вещей... А вот малолетки 15—16 лет считаются несмышлеными, они такие-сякие. Да им и можно кричать, они молодые... Пока молодые... Потом они только вспоминать будут где-нибудь там на кухне или с детьми, за стиркой...
— Или за джазом...
— Именно! Или за джазом. Пожалуйста, пример. Мы недавно были на гастролях в городе Ровно. Ко мне подошел человек, который любит джаз и ненавидит «хэви метал». Мы как-то холодно разговаривали, что джаз — это очень интересно, что-то нравится, что-то нет. И думаю: когда же он будет нападать на хард хэви? А он все молчит и молчит. Тогда я его спрашиваю: как вы относитесь к «хэви метал»? Он отвечает, что это просто «не мое»: «Пусть существует, но это не мое». Вот самый оптимальный, умный подход. Многие высказывают такое, что за голову хватаешься: говорят, будто «металлисты» — фашисты, подонки. Только потому, что они ходят во всем черном. Но черная кожа модна, солидна. Если черную кожу носит взрослый человек — это считается нормальным. Как только одевает молодой,— так это уже фашист? Очень странный, поверьте, подход. Я категорически против шипов и цепей, потому что бывают случаи, когда кто-то случайно на концертах задевал других, размахивая руками. Пусть лучше куртки проклепанные, но не шипы. Если с кем у нас и умеют бороться, так с «металлистами». Как по сценарию: на каждом концерте наряд милиции, ползала дружинников — работать мешают «изо всех сил». В нашей стране так принято: сами создаем себе трудности, сами потом их преодолеваем.
— Почему произошел взрыв металломании?
— Хард рок никогда и не умирал. Он был не так популярен, но тем не менее всегда оставался жить. Почему произошел взрыв? Все развивается по спирали. На смену сладкой музыке должно прийти что-то жесткое, эмоциональное. Сначала был панк, но он оказался несостоятельным, потому что, кроме разрушения, ничего не нес в себе и слабо убеждал в чем-либо... В отличие от панка, «металл» — музыка очень организованная. Многие группы «хэви метал» поднимают весьма серьезные проблемы... Кстати, «Антракс» единственная группа, к которой мы сейчас более-менее тяготеем по сценическому имиджу. Есть у них песня, называется «Ай эм зе ло» («Я закон»), про то, как после ядерной катастрофы выжила кучка людей и у них есть человек, который говорит, что он сам закон, и он все вершит. В следующей песне поется о том, что никто не мог подумать, что этот маленький ветхий старичок раньше был гестаповцем... Потом есть текст, в котором говорится, что русские не настолько глупы, чтобы хотеть войны, как об этом говорят в США. У «Антракса» весьма умные тексты и очень образные.
— Что тебе нравится в «Мастере» сегодняшнем?
— То, что у нас нет штампов, нет псевдопрофессионализма, присутствующего во многих коллективах, которые всегда работают одинаково — не хуже, не лучше: тихонечко отыграли, гитарки сложили и уехали. У «Мастера» же концерт на концерт не похож. Бывает концерт просто великолепен, бывает просадный, в зависимости от настроения каждого члена группы в отдельности, в целом от биополя на сцене. Потому что у нас все построено на личных контактах и ощущениях, все на личном обаянии, на взаимодействии друг с другом. Причем мы либо улыбаемся, друг от друга заводимся, либо у нас просто стена отчуждения. Если зал холодный, «не наш» зал, в котором сидят люди, пришедшие просто посмотреть — «галстуки», как мы их называем, потому что, особенно на периферии, в костюмах, галстуках сидят с женами — я не против этой публики. Но, с другой стороны, если они пришли не слушать, а просто убить время, обсудить, у кого какие ботинки,— это печально. Только когда есть обмен энергией с залом, только тогда можно рассчитывать на успех.
— Все-таки, что будете делать, когда волна «хэви метал» пройдет?
— Нас об этом уже спрашивали... Не знаю. Когда был популярен хард рок — я всегда находился в движении, ожидая и разыскивая новые формы, какие-то пути. Я пытался между панком, «нью вейвом» и хард роком найти новые направления. То же самое и сейчас. Я думаю, что «хэви метал» будет видоизменяться, утяжеляться, пока это не самая «агрессивная» музыка...
Записал Андрей ТАРАСОВ


ВЗРОСЛЫМ И ДЕТЯМ - ОБ ЭТИКЕТЕ

Ирина САФРОНОВА
СЕМЕЙНЫЕ будни и праздники

Продолжение. Начало в № 6 за 1990 год

Вежливость — с пеленок
Если вы ждете, что в разговоре о семейном этикете я по полочкам распишу вам, как поступать в каждый конкретный момент, как должны вести себя члены семьи в той или иной ситуации, чтобы выглядеть «воспитанными», вы, вероятно разочаруетесь. Никаких рецептов не будет. Прежде всего потому, что семья — это сфера, где меньше всего уместны формальность и предписанность. Здесь более, чем где-либо, на первый план проступает, если можно так сказать, духовная сторона этикета — уважение к человеку.
Как в любом общественном явлении, и в семье бытие определяет сознание. Изменялось общественное бытие, изменились и формы взаимоотношений в семье между ее членами. Чем труднее был быт, чем зависимее были члены семьи друг от друга, тем строже были требования к их поведению и семейным обязанностям в целом. Ибо тогда от прочности семьи для многих, и особенно детей, зависело само существование.
В наше время, когда материальная зависимость отошла с первого плана, члены семьи остаются самыми близкими людьми, отношения между которыми строятся на любви, взаимопонимании и взаимоуважении, на общности интересов и целей. В семье — свой дух жизни. И, выйдя из дома, вступая в контакты с другими людьми — на работе, в транспорте и прочих общественных местах, человек привносит в коллектив заложенные дома привычки, стиль общения, проявляет себя на определенном уровне культуры. Очень часто этим определяется его самочувствие в обществе.
Всем известно, как сложно бывает супругам, вышедшим из семей с разными традициями и установками, воспитанным в разных понятиях и взглядах, даже если их привела друг к другу любовь. То, как сложатся в итоге взаимоотношения, зависит и от того, сколько такта, терпения, сознательности, то есть воспитанности, они будут проявлять в отношениях друг к другу. И ох как немало синяков и шишек получают супруги в процессе этого весьма болезненного обучения на собственном опыте, и особенно когда они становятся родителями.
Так же, как и в других сферах общения, жизнь на протяжении поколений вырабатывает и для семейных отношений некоторые моральные нормы, некий свод конкретных правил поведения в семье, своего рода семейный этикет. Эти правила по форме видоизменяются в зависимости от требований конкретного бытия. Но в основе их неизбежно лежит требование взаимного уважения, помощи и внимания друг к другу; посильное содействие каждого общему семейному благополучию, поддерживанию общественного престижа семьи.
Хорошие манеры — это прежде всего отсутствие дурных манер, дурных привычек или манерничанья. Все поведение человека естественно, просто, экономно в движениях и жестах. Навязчивые жесты, излишние движения не украшают нас. Всех раздражает, если собеседник непрестанно встряхивает головой, как бы отбрасывая прядь со лба, или без конца прочесывает волосы пальцами, качает ногой, положив ее на другую, причмокивает при разговоре или периодически сплевывает... Конечно, человек не должен быть застывшим истуканом. Улыбка, живой доброжелательный взгляд, внимание к собеседнику, движение, вызванное стремлением в чем-то помочь соседу или встречному (подать руку нуждающемуся в помощи)...
Как-то я услышала от одного юноши: «Вот вы говорите, что нужно вести себя естественно, быть самим собой. Но когда я веду себя естественно, как мне хочется, мне говорят, что я не умею себя вести и вообще я невоспитанный...» Да, нужно вести себя естественно; не придумывать для себя какую-то чужую роль, не пытаться производить впечатление человека, которым ты по существу не являешься. Но для того, чтобы вести себя естественно, не боясь при этом лопасть впросак, необходимо не только понаслышке знать какие-то правила, но сделать корректное поведение своей неотъемлемой привычкой, то есть автоматизировать его.
Человек перестает сомневаться и чувствовать себя неловко, только когда он обретет уверенность в корректности своего поведения. Но чтобы обрести эту уверенность, надо уже известные правила поведения тренировать, чтобы они стали органической привычкой. Это так же, как в музыке: можно отлично читать с листа, но, не отработав вещь до автоматизма, нельзя с успехом сыграть ее в концерте.
Так же, как, если вы кормите ребенка строго по часам, его организм скоро начинает требовать пищу с наступлением привычного времени, так и в развивающемся сознании ребенка формируются и закрепляются самые различные привычки и потребности. И чем раньше складываются они, тем они прочнее, тем труднее впоследствии поддаются изменениям, тем больше уверенности, что нежелательные влияния извне не вытеснят закрепившиеся хорошие манеры. Но тем и труднее перевоспитывать привычки отрицательного свойства.
Все хорошее, как и плохое, воспитывается в ребенке, воспринимается осознанно или неосознанно с самых первых дней его жизни. Характер его складывается в результате общения с окружающими, причем последствия этого могут быть непредвиденными, а подчас и противоположными тому, на что были направлены усилия взрослых. И все это только потому, что они где-то «недо-», где-то «пере-», и ребенок сделал для себя непредсказуемый вывод.
Словам вежливости и правильному практическому их употреблению детей следует обучать, как только они начнут произносить первые звуки. Говорить с ребенком на так называемом детском языке (бяка, цаца, бо-бо и т. д.) — это значит усложнять его жизнь. Лучше просто стараться понимать его, когда он лепечет по-своему, но самому с ним говорить четко, на языке взрослых. В самом раннем детстве ребенка можно приучить уступать место или дорогу, пропускать старших первыми в дверь, предлагать стул (пусть взрослый даже и не воспользуется его любезностью, увидев, что ребенок еще очень мал) и т. д. Такое воспитание повышает самоуважение малыша, что само по себе является надежной гарантией от неблаговидных поступков в будущем.
Родители нередко относятся к детским провинностям, как к забавным пустячкам, заслуживающим снисхождения: «Вот такой он у меня своевольный. Ничего не могу с ним поделать!» Иногда, правда, родители жалуются, что это бабушка, мол, своей излишней добротой и всепрощением портит внука, тогда как они сами строги и принципиальны. И действительно, старшему поколению часто хочется пощадить, пожалеть маленького: «Ну пусть шалит, вырастет поумнеет». А в конечном счете все это оказывается не таким уж безобидным, приучая ребенка к вседозволенности, лени или нежеланию организовать свою жизнь.
Поощрение и наказание являются важными методами воспитания культуры поведения. И самое неправильное здесь — это нейтральное, безучастное отношение к серьезному поступку. Находить разумную меру строгости очень трудно. Никогда не следует спешить и прибегать к большей строгости, чем необходимо, чтобы ребенок осознал свою неправоту. Завышение наказания может вызывать раздражение, а то и озлобленность.
Взрослые должны постоянно помнить, что ни один их жест, слово, манера не проходят бесследно для ребенка и со временем непременно отзовутся на формировании его личности. Воспитатели детских садов могут сказать наверняка, из какой семьи пришел к ним трехлетний малыш, даже не видев его родителей, ибо в этом возрасте ребенок уже является как бы зеркалом семейных традиций и манер поведения. Думаю, что многим из нас приходилось слышать: «Смотри, такой маленький и уже курит (пьет, сквернословит)» И ведь делает это именно из подражания! Часто ли мы встречаем у курящих или пьющих родителей некурящих и непьющих детей? Такие случаи бывают только там, где подросшие дети проникаются таким отвращением к поведению родителей (а то и к ним самим), что, собрав всю свою силу воли, воспитывают себя принципиальными трезвенниками, ненавидящими непотребную речь или отравление себя никотином.
Если родители сами постоянно благодарят ребенка или друг друга за помощь или услугу — пусть это будет мелочь; если не забывают извиниться за причиненное, даже незначительное неудобство; если, обращаясь с просьбой, они всегда добавляют «пожалуйста»; если в семье принят спокойный, доброжелательный тон, можно быть уверенным, что ребенок усвоит все это сам и станет так же поступать. Если же родители требуют от ребенка слов вежливости только в особо торжественных случаях, в основном в общении с чужими, ребенок, хотя и знает эти слова, будет просто стесняться их употреблять. Так ли уж редко мы наблюдаем сцены, когда мать требует от ребенка сказать «спасибо» «дяде» или «тете», а ребенок, надувшись и опустив глаза, упрямится. Но ей следует сердиться только на себя; видимо, вежливые слова не в почете в семье, иначе малыш сам бы высказал благодарность без понуждения.
Если вы сами, обращаясь к знакомому, не забываете добавлять его имя и не злоупотребляете местоимениями, ребенок усвоит эту манеру речи и вместо невнятных «Он сказал» или «Ока ответила» будет говорить: «Коля сказал», «Анна Сергеевна ответила». А обращаясь к собеседнику, будет чаще добавлять его имя: «Конечно, дядя Петя», «Здравствуйте, Софья Павловна», «Хорошо, мама». Советы эти даются не ради формальной вежливости, которая иногда не слишком воспитанными людьми рассматривается как «церемония ради церемоний». Вспомните, как часто лишает нас душевного равновесия резкий, безличный, подчеркнуто лаконичный ответ, подчеркивающий, что с нами и говорить-то не очень хотят.
Во многих семьях еще исходят, увы, из того, что вежливость нужна для внешнего мира, «для чужих». И бывают наиболее грубыми как раз в отношении самых близких, родных. Чего, мол, церемониться? Люди свои! Много ли счастья испытывают члены семьи, если они не доставляют друг другу приятных минут, не стремятся внушить близкому человеку веру в свои силы, успокоить, развеселить его. Не слишком ли часто муж относится к своей жене, как в английской шутке: «Спрашиваете, кто эта леди? Так это не леди, это моя жена!» И не видите ли вы при этом за спиной глаза и уши детские?
С другой стороны, некоторые семьи как бы противопоставляют себя внешнему миру, как чему-то враждебному, чужому. И попробуйте только задеть их нежные родительские чувства, сделав, допустим, во дворе замечание их ребенку. Не желая даже разобраться, они с пеной у рта начнут обвинять кого угодно, оказывая тем самым плохую услугу своему дитяти, которое, полагаясь на родительскую защиту, перестанет вообще подвергать сомнению правильность своего поведения.
Ребенок обязан понимать, что коль скоро он живет в семье и пользуется определенными благами, он, как и любой иной член ее, имеет не только права, но и обязанности. Иначе из него вырастет безответственный иждивенец, потребитель, и, став взрослым, он уйдет из дома, как из гостиницы, где ему было очень удобно, но ничего не осталось дорогого.
Родители, освобождающие детей от обязанностей по дому (а распределение семейных дел — составная часть домашнего этикета) из-за того, что у них «много уроков», не правы дважды. Во-первых, дети, имеющие ничем не ограниченное время на уроки, не приобретают привычки работать организованно, расчетливо и быстро. Во-вторых, неприспособленность ребенка к быту, неумение делать домашние дела, обернутся серьезными осложнениями в его будущей семье.
Чем раньше ребенок почувствует, что ему предоставлена хотя бы относительная самостоятельность, тем ответственнее начнет он относиться к своим поступкам, тем тщательнее будет взвешивать все «за» и «против», прежде чем прийти к определенному решению. Однако, предоставляя такую самостоятельность, родители должны держать поведение ребенка в поле зрения, но так, чтобы он это не замечал: дотошный надзор раздражает, заставляет ребенка уходить в себя, упрямитья, учиться прятать свои «тайны».
Родители должны найти в себе силы, чтобы не относиться с предубеждением к каждой просьбе ребенка, как бы заранее предполагая, что это будет нечто явно ненужное или невыполнимое: «Ну чего там тебе еще?» Любое обращение ребенка достойно самого внимательного и уважительного отношения. Нужно спокойно обсудить его вместе и, обдумав серьезно, сказать, если просьбу возможно выполнить: «Да, я думаю, что мы это можем себе позволить. Ничего плохого в этом я не вижу». Отказывая в просьбе, постарайтесь терпеливо и убедительно обосновать свой отказ, хотя и не превращая обсуждение в длительную дискуссию.
Чтобы ребенок с уважением относился к вашим делам, вы сами должны принимать участие в его проблемах, как в достаточно важных, каковыми они для него, несомненно, и являются, Сказать: «Ну что ты ко мне пристаешь с разными пустяками!» — означает наверняка лишить ребенка желания делиться с вами своими интересами и делами. Полезнее сказать что-то в таком роде: «Давай подумаем вместе. А если попробовать вот это? Как ты считаешь?» Словом, серьезно, с уважением отнестись к его предложению.
Требовать, чтоб ребенок не трогал ваши вещи (а сколько интересного в папиных инструментах или у мамы в туалетном столе), можно, лишь проявляя соответствующее уважение к его собственности, бережно относясь к его книжкам и игрушкам. Нельзя давать основания ребенку думать (да и самому быть в этом уверенным), что он — ваша полная собственность и вы можете им распоряжаться по собственной прихоти, как тумбочкой, у которой вы не спросите, хочет она или не хочет быть передвинутой в другой угол. Даже если ребенок полностью зависит от вас, неплохо помнить, что в отличие от всего прочего, принадлежащего вам, он — человек. Если принимаете в отношении своего ребенка решение, которое считаете единственно разумным, не ставьте его перед фактом, а растолкуйте, почему так решили. Аргумент: «Я знаю лучше, потому что я старше» сам по себе недостаточен.
При естественных в семье взаимном понимании, любви и сочувствии не требуется просить друг друга помочь в чем-то. Здесь оказание помощи само собой разумеется. Правда, ожидать от пожилых родителей помощи, на которую они были способны в молодости, не стоит. Наоборот, взрослеющим детям следует почаще задумываться, что еще они могли бы сделать для своих родителей.

<- предыдущая страница следующая ->