<- предыдущая страница следующая ->

У БЕЗРАБОТИЦЫ - ЖЕНСКОЕ ЛИЦО

«ЯРМАРКА» ВАКАНСИЙ
ИЛИ 5 СПОСОБОВ БОРЬБЫ С ЖЕНСКОЙ БЕЗРАБОТИЦЕЙ

«Профессия — инженер-химик. Сокращена. Увлекаюсь цветоводством, фитодизайном. Хочу участвовать в создании магазина цветов, лекарственных трав...»
«Профессия — горный инженер-технолог. Сокращена. Знаю английский и французский. Могу быть переводчиком...»
«Профессия — инженер-строитель. Хобби — моделирование изделий ручной вязки. Хочу заняться любимым делом профессионально...»
Анкеты ложатся друг на друга высокой стопкой и, кажется, начинают перешептываться, подбирая себе товарищей по интересам. Здесь, у столика с табличкой «Консультации по созданию малого бизнеса», многие партнеры уже находят друг друга.
Но этот столик — всего лишь островок в большом переполненном людьми зале. Комитет советских женщин и Департамент труда и занятости правительства Москвы проводят здесь сегодня выездную биржу труда. Более тысячи женщин — и все они либо уже потеряли работу, либо это грозит им в самое ближайшее время. У всех озабоченные, обеспокоенные лица. Каждой хочется использовать любую возможность, ничего не упустить.
Тесно от народа в комнате, где можно узнать, как переучиться на медсестру или бухгалтера какие профессии «ходовые» для переподготовки. В большом зале ведут прием представители районных бирж труда юристы.
Но самая большая очередь к компьютеру. На зеленом экране то и дело меняется надпись в рамке «Параметры вакансии». За советом к компьютеру обращается экономист, химик, радист, и для каждой из них компьютер отыскивает нужный вариант.
Вот загорелось на экране «Вариант вакансии»: «профессия — радиотехнические измерения, должность — инженер по настройке, зарплата — 1000 рублей, адрес...» Тут и консультант, и все, кто рядом, восклицают хором: «Беги сразу! Если никого еще не взяли, считай — повезло!»
А на экране уже следующий поиск — ищут работу оператору такого же компьютера. Вычислительный центр, где она работала, ликвидирован, и она не у дел. Но экран пуст — ни операторы, ни программисты пока нигде не требуются.
Даже у стенда с объявлениями очередь. Все с ручками, с бумажками. Записывают адреса районных бирж труда адрес и дату следующей «Ярмарки вакансий».
— Беда! — вздыхает немолодая женщина, попросившая у меня одолжить ручку.— То все объявления висели «Требуются, требуются...», работать некому было, то зраз безработица. Нашелся бы кто умный человек и объяснил бы, почему это так получилось.
Я долго вспоминала эти ее слова и думала: мы, редакция, просто обязаны найти такого человека. Сегодня на вопросы нашего корреспондента отвечает известный социолог Игорь Васильевич БЕСТУЖЕВ-ЛАДА.
Корр. Прежде всего откуда взялась безработица в нашей стране, которая, как нам казалось, была прочно застрахована от этого бедствия?
И. Б. Чтобы ответить на этот вопрос, давайте вспомним одно широко распространенное у нас слово — «трудоустройство». Нигде в мире нет такого идиотского слова да и быть не может. Всюду есть рынок труда. Ты нужен — поступай на работу. В мире около 3 миллиардов трудоспособных людей. Из них 750 миллионов (почти каждый третий) не имеет работы, либо вообще, либо постоянной. Живет на приработки, на пособия. Поэтому рабочее место всюду в мире большое благо, ценность.
У нас же, в стране сплошного «трудоустройства», рабочее место особенно не ценилось: «Уволят здесь — возьмут там!» Существовало так называемое «право на труд», хотя нередко это была видимость работы за видимость зарплаты. Отсюда — явление, которого нет опять-таки нигде в мире. К 1985 году из 130 миллионов работавших в стране 16 миллионов (а по неофициальным данным, даже 32 миллиона) были заняты на так называемых «избыточных рабочих местах», Что это такое? Нужна, скажем, бригада для работы в цехе из 10 человек, но набирают 15. Потому что каждый день пятерых нету — один запил, другого послали в колхоз, третий болен и т. д. Платят же, конечно, всем 15, объем сделанного тут ни при чем, деньги будут выбиты, выделены и т. д. Масса избыточных рабочих мест была среди руководителей, администраторов — у каждого начальника уйма заместителей. Особенно много таких избыточных рабочих мест в НИИ, где нередко 300 человек выполняли ту работу, с которой за рубежом справляются 30.
Сейчас наступило такое время, когда платят только за конкретно сделанную работу и всех этих «избыточников» содержать больше не на что. Вот вам и безработица. Прибавьте сюда сложное явление конверсии — т. е. сокращение численности занятых в военно-промышленном комплексе. В результате в бывшей стране «сплошного трудоустройства» мы уже имеем миллионы, а будем иметь десятки миллионов безработных. Причем особо хочу подчеркнуть, что три четверти из них — женщины.
Корр. Какие средства борьбы с женской безработицей видите вы как социолог, как ученый, специальность которого — прогнозирование будущего?
И. Б. Прежде всего к тому же 1985 году в стране было 16 миллионов вакансий. Вакансии эти на местах, прежде считавшихся не столь престижными. За станком (коэффициент сменности у нас 0,8, а должен быть как минимум 2 — т. е. за каждым станком должны работать 2 станочника поочередно — в 1-ю и 2-ю смены). За рулем — каждая пятая машина в среднем по стране простаивает, так как не хватает водителей. На стройке — там к 1985 году каждое шестое рабочее место пустовало. Отсюда, от нехватки кадров строителей, рождались идеи МЖК, строительства хозспособом. Сегодня, когда ценность рабочего места возрастает, эти вакансии, надо полагать, будут заняты прежде всего.
Корр. Однако у многих из оставшихся без работы совсем другие специальности. Как быть?
И. Б. Для молодежи, для тех, кому только третий десяток, магистральный путь — переучивание, переквалификация. И, конечно, надо нашим учебным заведениям срочно перепрофилироваться, выпускать специалистов на вакансии, т. е. тех, которые сейчас нужны, а не тех, что запланированы 20 лет назад и которых и без того избыток.
Есть и такой путь борьбы с безработицей — досрочно отпустить на пенсию, домой, к малым внукам тех, кто достиг пенсионного возраста, и даже тех, кому осталось до этого срока год-два, как это делает сейчас правительство Москвы. Но больше всего я надеюсь на предпринимательство.
Корр. Как на средство борьбы с безработицей?
И. Б. Да, да, не удивляйтесь. По прикидкам экономистов, сфера предпринимательства, т. е. мелкого бизнеса, может поглотить до 30 миллионов человек. Недавно я знакомился с фирмой «Надежда». Она занята тем, что помогает безработным женщинам становиться предпринимателями: предлагает им на выбор 100 занятий, которые могут принести прибыль. Одна может вязать, плести макраме, другая — печь пирожки, третья — 2 часа в день гулять с чужим ребенком. Женщины зачастую не подозревают о том, что у них есть возможность и способность зарабатывать деньги дома.
Корр. Но ведь у нас и раньше были надомницы при фабриках. Однако сколько же им приходилось мыкаться! Привезти крой, отвезти продукцию — все это на себе, в автобусах, с пересадками. Никогда они не могли добиться, чтоб прислали мастера наладить швейную машину, и зарабатывали очень мало. Чем же будет отличаться малый бизнес на дому от прежних надомниц?
И. Б. Малый бизнес — это совсем другое! В США, например, две трети женщин, занятых в общественном производстве, заняты именно малым бизнесом. Но, для того чтобы это было возможно, должна существовать — как это и практикуется во всех странах мира — целая система обеспечивающих фирм, которые организуют работу этих женщин. Такие фирмы сделают все необходимое — доставят крой, наладят швейную, вязальную машины. Эти же фирмы организуют сбыт продукции и разделение труда в малом бизнесе: одни только шьют белье, другие вяжут к нему отделку и т. д. И заработки, разумеется, в малом бизнесе не как у прежних надомниц. Так что и у нас миллионы женщин, я уверен, займутся этим прибыльным делом.
Корр. А каковы прогнозы для матерей, временно оставшихся без работы?
И. Б. О них разговор особый. Наше общество должно в корне изменить свое отношение к материнству, иначе ему грозит крах — оно сделается обществом без детей, т. е. обществом без будущего. Вот всего несколько цифр, которые вызывают очень большую тревогу. Не раз приходилось слышать, что менее 20% женщин сейчас способны рожать стопроцентно здоровых детей. Это результат использования женщин на тяжелых и вредных работах, неблагоприятной экологической обстановки. Все больше детей рождается с отклонениями от нормы. Так, например, сообщали, что в Екатеринбурге за прошлый год родилось только 3% полностью здоровых детей.
Корр. Все это очень тревожно. Но какое отношение это имеет к теме борьбы с женской безработицей?
И. Б. Самое прямое. Рабочее место матери — место рядом с детьми. Она не без работы, дети — ее работа. Дети, особенно маленькие, до 3 лет должны находиться с матерью, и этот ее материнский труд должен оплачиваться обществом.
Я уверен: мы придем к тому, что и матери детей до 10 или даже до 14 лет будут работать половину недели за полную зарплату. Но пока хотя бы так — половину недели за половину зарплаты плюс пособие за материнство.
Общество может не беспокоиться это пособие будет, что называется, отработано сполна. Всю вторую половину недели работающие матери будут нести дежурства или в детском саду, или в новом дошкольном центре. Вместо нянечек (профессия которых вымирает на глазах) — дежурные мамы. Такие дежурства могут длиться несколько часов в день или день в неделю, но будут обязательны.
И в школу мать идет вместе с ребенком в качестве ассистента педагога. Педагог должен быть разгружен. Мать будет помогать проводить экскурсии, самостоятельные занятия, игры.
Особый разговор о матерях многодетных. Как известно, примерно четверть женщин хотят иметь от 3 до 6 детей и посвятить их воспитанию всю жизнь. Но и этих женщин общество не должно числить неработающими, т. е. домохозяйками, Если мы платим за выращивание 100 гусей, то тут — процесс более ответственный! — производится рабочая сила будущего общества. И платить за это надо не мужу — я в корне против теории добавлять к зарплате рабочего «на иждивенцев»,— потому что один принесет эти деньги в семью, а другой — нет. Платить надо женщине-матери: Она должна получать не меньше той, которая работает на фабрике. Женщина, сидящая дома с детьми, не должна быть экономически зависима ни от мужа, ни от свекрови, ни от кого. У нее должна быть открытая культурная жизнь — в наших домах культуры должны быть клубы по интересам, рассчитанные специально на нее. И, наконец, как у всякого человека, хорошо и много потрудившегося для пользы общества, у нее должна быть впереди полноценная пенсия.
Корр. Это, так сказать, перспективный путь на будущее. А что сегодня?
И. Б. Наш Центр прогнозирования, планирования и управления при Институте экономики и организации предпринимательства Академии естественных наук России широко знакомит с результатами своих исследований общественные, правительственные организации. Многие из наших предложений уже используются на практике.
Корр. Вы рассказали о некоторых путях борьбы с безработицей среди женщин. Но хотелось бы, чтоб вы ответили и на более общий вопрос. Вы — социолог, занимающийся прогнозированием будущего, вы пытаетесь предвидеть реальные последствия наших сегодняшних действий. Так вот, оптимист ли вы, смотрите ли вы в это будущее с надеждой?
И. Б. Могу вполне откровенно ответить — да, я смотрю в будущее с надеждой. Я вижу наши проблемы, в том числе и новую для нас проблему женской безработицы, но я же вижу и пути решения этих проблем для общества в целом.
Именно пожеланием всем читательницам «Работницы» не терять надежды мне и хотелось бы закончить это интервью.
Интервью взяла А. ЛЕВИНА.

Коллаж А. КРУПНИКОВА


СЕМЕЙНЫЕ СТРАНИЦЫ

ПОЗДНЕЕ СЧАСТЬЕ
Мальчишка крепко спит. У него под подушкой камень лазурит из маминой коллекции. Для сладких снов, для хорошего отдыха. Потому что у мальчишки впереди длинный и суетный день: сто дел надо переделать, сто новостей узнать. Растет человечек.

ДЯДЯ ФЕДОР

— Почему вы все мной командуете? Я — свободная личность, я знаю, что надо делать, и потому решать все буду сам.
Я не могла не оглянуться на этот голос — полный напора и достоинства. Мне понравилось, что говоривший так твердо заявлял о себе, стремясь к самостоятельности, а значит, к ответственности за свои действия. Я оглянулась. Кроме пожилой женщины с маленьким мальчиком (внуком, подумала я), рядом никого не было...
— Федор, послушай меня внимательно, — заговорила женщина. Мальчик поднял руку:
— Извини, мам, я Федор уже целых восемь лет...
Юлька Горячева в школе была красивенькой отличницей. Активной, энергичной, но не компанейской. Ее сверстницы дружили с мальчиками, а она сидела в библиотеке. Замуж выскочила на втором курсе, на третьем уже нянчила дочку Таню. Точнее, нянчила только зимой, а летом они с мужем — геологи — отправлялись в разные стороны в экспедиции. Кавказ, Забайкалье. В Якутии уже работали вместе. Со второй дочкой — Светланой — Юля выехала на работу в поле на второй день после окончания декретного отпуска. Она огород себе придумала, репу, морковь, капусту для девчонок выращивала, на заборе грибы сушила, с ружьем за дичью ходила. 8о дворе дома у них с мужем была печка — ее называли «белый пароход». Потому что всегда дым из трубы шел, пироги на весь отряд пеклись...
Юлька была настоящим геологом, удачливым. И ей страшно не хотелось бросать экспедицию. Но так сложилось, что перешла она на работу в главк. Муж оставался пока в Якутии, потом уехал с геологами за рубеж. А вернулся уже не домой... и не один.
Когда Юля узнала о разводе, долго стояла перед зеркалом (до этого дня как-то и не обращала на себя внимания). «Все правильно,— заключила сна, разглядывая себя, замухрышку,— надо было раньше соображать, ведь на столько месяцев я его одного бросала».
Поплакали. Пережили. Девчонки с отцом остались друзьями. Потому что разорвать все в клочья нельзя, надо сохранить нормальные отношения.
Сколько лет с тех пор прошло? Много. Очень много. Танюша выросла, внуков нарожала. Светка тоже барышней стала... Тем маем Юля осталась дома одна. Цветы по потолку, камни-друзы на полках, два попугая летают, пес у ног трется — привычная обстановка, но скучно, скучно. Решила на юбилей выпуска в родную переделкинскую школу съездить. Почему-то ужасно захотелось. Хоть и представляла: соберутся престарелые одноклассники — печаль одна! Их было шестнадцать девчонок и два мальчишки. Девчонки на вечер встречи не пришли, а вот парней повидала. Юрка Шеин на черней «Волге» подъехал, значок лауреата Госпремии на пиджаке, инженер-строитель.
— Юль, ты не знаешь, почему меня называли в школе Юлькин парень? — спросил тогда Юрий Константинович.
— Для меня это тоже загадка,— пожала плечами в ответ Юлия Викторовна.
Когда она призналась себе: «Это мое»,— глядя на бывшего одноклассника? Наверное, когда вернулась из дальней командировки и застала его разбитым и больным. Кормила, одевала, нянчила. А потом шла домой и радовалась: «Это мое...»
— Тань, я женюсь на твоей матери,— как-то заявил Юрий Константинович.
Татьяна подхватила его вызывающий тон:
— На колени, дети мои великовозрастные!
Юлия обиделась на Юрку, что с ней не посоветовался, что перед дочками так ее опозорил. Но замуж вышла. И был миллион белых гвоздик. И отъезд с мужем-строителем на Урал. С мужем, Светланой, собакой и пианино. Знакомый, любимый бродячий образ жизни!
— А потом я решила, что у меня начался климакс. Чувствовала себя прескверно, до темноты в глазах, то в жар, то в холод бросало,— вспоминает Юлия Викторовна.— Ну все, думаю, кончилась ты, Юленька, отпела-отлюбила. К врачу прихожу, посмотрела она меня и руками всплеснула: «Дорогуша, у вас роскошная беременность!» Всех коллег созвала, хвалилась, будто не я, а она беременна. Поахали те, поохали и дали мне направление... на аборт. Аборт? Мне Бог послал в 48 лет «роскошную беременность» — это же сказка! У нас с Шеиным будет ребенок!
Она никого не слушала, она была уверена, что все будет хорошо. Она носила гордо свой нахальный живот (парень ведь!) и чувствовала себя тридцатилетней. Мальчик — маленький, пухленький — родился в районном уральском роддоме. Юля сама руководила родами, четко сознавая, когда и что надо предпринять. О себе она не думала. Только о ребенке. И женская природа помогла ей — все (при многочисленных противопоказаниях) прошло замечательно. Вот уже он сопит рядом в маленькой кроватке. Дышит? Дышит, ладушка! Придвинулась поближе. Дала грудь, и слезы полились из глаз — от острого ощущения счастья.
— Родите поздно, и вы познаете настоящий праздник,— подзадоривала меня Юлия Викторовна. — Поверьте, на ранних детях такого немыслимого счастья никогда не испытать. Я теперь чувствую себя виноватой перед дочерьми, что не могла им отдать столько себя, столько души. Если б юность знала, а старость могла, как говорится... А тут — старость знает и вдруг смогла! — Юлия Викторовна по-девчоночьи рассмеялась.
Федор — символ семьи Шеиных. Его имя в переводе с греческого означает «семьянин». Как бы все сложилось у Юлии Викторовны и Юрия Константиновича без Федора? Сложилось бы, наверное. Как тысячи других поздних браков, когда люди трезво и благожелательно соединяют свои усталые жизни. Старели бы вместе — одноклассники, встречались бы с друзьями, общались с внуками...
— Мам, мы, кажется, опаздываем,— шумит Федор.
Юлия Викторовна мгновенно собирает вещи: костюм, тапки. И они несутся на занятия. В лицей, где Федя в свои восемь лет учится уже в 3-м классе рядом с десятилетними ребятами. На тренировку в рок-н-ролл-клуб. А может, на английский. Или к партнерше по танцам Катюше: она немножко приболела, а надо репетировать, скоро концерт.
— Федя, ну а больше всего что тебе нравится делать? — спрашиваю я.
— Задачки решать.
— Вот как? А танцы, выступления, аплодисменты — это для тебя что?
Он пожимает плечами:
— Весело. Представляете, я это могу. А раньше меня мама деревянным человечком называла.
— Так кем же ты будешь, решил?
— Нет, конечно. Может, геологом, может, строителем, а может, на компьютере буду работать. Разберусь. Что вы все меня торопите?
Федор — натура свободолюбивая. Непростой человечек. И даже когда матери ох как хочется его «выдрать», она этого не делает. Терпеливо разбирается в ситуации — вместе с Федором.
— Чем больше загружаются мозги, тем они лучше работают. Он с трех лет читает, считает, изучает природу. Причем сам. Я его не заставляю, с ним это не пройдет. Я его маленького воспитывала, а теперь только направляю. Главное, чтоб не скучно было. Если заскучал, то и покапризничать, похныкать не прочь, а то скажет, что живот болит. Он же «мамсик», хоть вид у него и самостоятельный. Конечно, поздний ребенок — это масса проблем. С одной стороны, я осознаю, что он не просто так пришел в мир, для чего-то он родился. И мой долг помочь ему открыть все, что дано природой. Я верю в его предназначение. А с другой стороны, у старой матери и нервишки уже не те, и сил поменьше.
— Может, потому он такой вдумчивый, рассудительный, что домашний, мамин-папин?
— Не думаю. Я вовремя поняла, что среди взрослых ему не стоит расти. И отдала в детский сад. Взяли с условием, что я туда пойду работать, кадров не хватало.
— И пошли, не испугались?
— Пошла. Даже заведующей стала. Гору литературы изучила, курсы закончила.
— Федя не ревновал к другим детям?
— Он с удовольствием общался с ребятами, участвовал в моих спектаклях и даже не замечал, что я его гоняю больше других. А вот муж на меня сердился. Я ведь по 12 часов работала, да еще костюмы шила, декорации мастерила. Дом был заброшен.
— А Федор — он ему не в тягость? Может, у мужчин позднее отцовство труднее проходит?
— Знаете, Юра очень любит Федьку, у них это взаимно. Правда, я мужу кабинет выделила, куда он может спрятаться. Когда мои пятеро внуков приходят, да еще Федор, да еще собака — прячься кто может!..
— Пятеро внуков? Значит, Федя им дядя? Гм... Дядя Федор. Здорово!
Лариса БОГДАНОВА


СЕМЕЙНЫЕ СТРАНИЦЫ

МЕДИЦИНА ДЛЯ ЖЕНЩИН
Какие мы, женщины, беспечные! Нет, забот у нас, конечно, хватает. Но порой мы забываем, что настроение и крепость семьи впрямую зависят от здоровья хозяйки. А потом спохватываемся, хорошо, если не поздно...

У СТРАХА ГЛАЗА ВЕЛИКИ

— Если 20 лет назад наиболее распространенным был рак желудка, то теперь на первое место вышли у сильного пола — рак легкого, у слабого — молочной железы.— Так начался наш разговор с профессором ВАДИМОМ ПАВЛОВИЧЕМ ДЕМИДОВЫМ, руководителем отдела общей онкологии Института имени П. А. Герцена.— У наших женщин риск заболеть особенно высок: рекордное число абортов, несбалансированное питание, неблагополучная экологическая обстановка, постоянные стрессы, помогающие образованию злокачественных опухолей молочной железы.
— Невеселая картина, но добавлю еще: неполноценная сексуальная жизнь или отсутствие ее вообще, что страшно влияет на гормональный баланс организма женщины...
— Согласен. Однако оснований для паники нет. Больше того, есть обнадеживающий факт: если каждый случай рака выявить на ранней стадии, можно сказать, что болезнь побеждена на 90—95%.
— И одно из мест, где ее могут побеждать, — Институт имени Герцена?
— В стране существует несколько онкологических школ, и наш институт — одна из самых известных. Учеными института во главе с директором, членом-корреспондентом В. И. Чиссовым ведется разработка органосохраняющих операций в онкологии, за что группа ученых института удостоена Государственной премии РСФСР.
— Что это за направление и чем отличается от старого?
— Если проследить историю лечения рака молочной железы, опухоли прижигали каленым железом. Около ста лет назад американский медик Холстед предложил операцию по полному удалению пораженной молочной железы, а заодно лимфатического аппарата и грудных мышц. Этот метод широко применяется по сей день, давая устойчивую картину выздоровления.
Но у него есть огромный минус — это операция уродующая. Помимо грубых физических изменений, приводящих к инвалидности, у 80% прооперированных женщин возникают тяжелые психологические сдвиги...
— Связанные с желанием женщины оставаться женщиной?
— Совершенно верно. Дело в том, что женщина подсознательно относится к своей груди, как к символу женственности, который подчас становится для нее важнее самой жизни.
В пятидесятые годы медики многих стран, в том числе США, Италии и Финляндии, озадачились проблемой сохранения качества жизни онкологических больных. Стали проводиться первые органосохраняющие операции, при которых заметно сокращался объем удаляемой ткани. В те же годы аналогичные разработки стали появляться и у нас в стране.
— На каких стадиях заболевания возможно применение органосохраняющих операций?
— Практически полное выздоровление можно гарантировать на первой стадии заболевания. Но в нашей стране лишь 10% злокачественных опухолей молочной железы обнаруживается на ранней стадии.
— Почему такая низкая цифра?
— Основная причина — извините, невежество наших женщин, которые, обнаружив затвердение в груди, не торопятся обращаться к врачам, а занимаются самолечением, в том числе и у экстрасенсов. К нам поступают десятки таких пациенток с запущенной болезнью. Говорю ответственно: ни один психотерапевт от рака не вылечит, лучше не тратить зря время. То, что больные не идут к врачу, можно объяснить еще и страхом перед удалением груди.
Но чем раньше обратиться к специалисту, тем больше шансов сохранить и грудь, и здоровье, и жизнь. Надеюсь, что, узнав об органосохраняющих операциях, женщины перестанут вести страусиную политику. У больного раком теперь есть возможность выбора.
— Какие новые технологии обеспечили возможность органосохраняющих операций?
— Прежде всего это лазерная технология, позволяющая очень экономно удалять первичный очаг опухоли, сохранять форму молочной железы. Наш институт — единственный в стране, где используется лазер при лечении рака молочной железы.
Существует целый комплекс методов, закрепляющих эффективность таких операций: химиотерапия, иммунотерапия, радиационная терапия.
— Сокращаются ли сроки стационарного лечения?
— После онкологической операции мы выписываем больного на третий-четвертый день. Раньше восстановительный период растягивался на два-три месяца. Оперативное лечение доброкачественных опухолей занимает и того меньше времени — можем выписать в тот же день.
Глазное, что от такой оперативности не страдает качество.
— Наверное, самое время менять отношение к раку как к фатальному заболеванию?
— В этом отношении особенно важен личный пример бывшего больного.
Я много оперировал онкобольных, в том числе и известных в стране людей. Иногда включишь телевизор, а на экране — цветущая женщина в глубоком декольте с прекрасной грудью. А она — моя бывшая пациентка. Но я никогда не открою фамилии, хотя вылеченная больная — лучшая реклама новому методу.
Очень бы хотелось, чтобы и наши женщины любили себя, следили за своим состоянием. Ведь это совсем не трудно после душа у зеркала посмотреть свою грудь, нет ли там затвердения, нет ли выделений из сосков, не воспалены ли лимфатические узлы под мышкой. Вспомните, на что обращает внимание врач, когда вы все же посещаете его. Повторите его действия. И если вас что-то беспокоит, немедленно обращайтесь к специалисту. Берегите себя.
Наталья БЫКАНОВА


СЕМЕЙНЫЕ СТРАНИЦЫ

НАШИ ДЕТИ
В нашей стране — МИЛЛИОН беженцев. Душа болит за тех, кто стал жертвой национальной розни. Развалилась наша семья народов. Скажете — политика? А простая семья — муж, жена, дети,— в ней-то какая беда поселилась? Почему в нашем обществе МИЛЛИОН детей стали бродяжками?

БРОДЯЖКИ

ВЫСОКИЙ, покрытый белой кафельной плиткой забор, полукруглый бастион, зарешеченные окна. Входная дверь без ручек наглухо закрыта, над ней врезан всевидящий «глазок». Там, за этой дверью,— начало несвободы. Минский детский приемник-распределитель. Это он только называется — минский. Здесь дети со всей страны — воришки, проститутки, попрошайки. Перекати-поле. Бродяжки. Больная совесть больного общества.
ТЕРЕЗА. Отец оставил их, троих сестренок, давно уехал в Прибалтику. Мать привела отчима. Тот нигде не работал, пил, издевался над матерью и детьми. Прошлой весной мать пропала, ее обнаружили в ближайшем лесу. Мертвую. Приехал следователь, поспрашивал, поговорил с людьми, дело прекратил. Пришел к выводу, что погибшая была пьяна, умерла от водки. «Нет,— упрямо качает головой Тереза,— мама не была пьяная. Это он, отчим Гена, убил ее. Иначе почему при вскрытии у нее все внутренности были порваны, синяки на теле. Порешил ее Гена». Со смертью матери старшие сестры разбрелись кто куда. А тот самый Гена привел в дом новую сожительницу. Не работают. Пропивают положенное Терезе, как сироте, пособие. Недавно Гена выгнал девочку из дома. Она села на поезд — проводница знакомая — приехала в Минск. Слонялась по вокзалам, милиция задержала.
Что теперь? Инспектор Василий Владимирович Пырх пытается решить ее судьбу, определить в школу-интернат. Если примут. Если и сама девочка не убежит, как-никак привыкла к воле. Терезе сейчас тринадцать.
ВАСИЛИИ И АНДРЕЙ - ребята постарше. Одному — шестнадцать, другому — семнадцать. Поопытней, поразворотливей. Детдомовцы из Сибири. Пристроились к цыганскому табору, «гастролировали» с ним по стране. Перебрались в Белоруссию. Однажды, когда цыгане ушли на Комаровский рынок промышлять, Василий тайно экспроприировал у своих гостеприимных хозяев ни много ни мало 32 тысячи рублей. Поделился своей радостью с Андреем. Вместе и на вокзал махнули. Но цыгане догнали, стали бить, деньги отобрали. Василий теперь под следствием. Андрей же, выходит,— только свидетель. Но вряд ли он будет ждать суда — надо побыстрее уносить ноги из Белоруссии. Свет велик. А если комиссия по делам несовершеннолетних и применит к нему принудительные меры, направит в специальное учебно-воспитательное учреждение, то за его стенами детдомовца все равно не удержать.
Беспризорники, сироты. Но только ли они мечутся по стране в поисках счастья? «Немало таких отцов-матерей, что лучше бы их не было,— с горечью говорит инспектор милиции.— Пьют, нигде не работают. Приучают детей к непотребным вещам».
ЗА ДОЩАТЫМ СТОЛИКОМ СИДЯТ ДВОЕ. Старший - Фока. В переводе с молдавского — Огонек. Другой — Аурел, в переводе — Золотой. Фоке — четырнадцать, Аурелу — одиннадцать. Братья. Привезла их из Молдавии в Минск мать, да тут на вокзале и оставила. Причина, по объяснениям Фоки, уважительная. Отца нет. Мать вышла замуж, у нее теперь маленький ребенок.
ЧЕТЫРНАДЦАТИЛЕТНЯЯ ДЕВОЧКА ВАЛЯ. На вопрос откуда родом бойко ответила: из Казахстана. Лейтенант милиции уточняет: неправда, не из Казахстана, а из Краснодарского края. Где еще была, кроме Минска? Много где была. В Москве, на Украине, в Казахстане. Что делала? Отвечает просто: гуляла. Просторное слово. Многозначное. Многое, по всему видно, и надо понимать под этим «гуляла». Прошла Валя в свои четырнадцать все огни и воды. А на губах — готовое покаяние: «Больше не буду», которому не веришь.
РУСЛАН, МЕСТНЫЙ, ИЗ МИНСКА. Ему тоже 14. Родители за пьянство лишены родительских прав. Жил у бабушки. Да и то условно. Больше слонялся по улицам, отирался возле кинотеатров. «Тесал деревянные»,— деловито говорит он. Как это — «тесал»? «Да так, окружал со своей «шаблой» какого-нибудь пацана. Требовал деньги. Не давал — отбирали». Бравый такой, наглый, а глаза — несчастные, и вот-вот заплачет. Потому что ему очень хочется обычной, нормальной жизни, которая даже краешком его не коснулась: ведь он от рождения — на обочине.
Ежегодно в органы внутренних дел страны за различные нарушения и безнадзорность попадает почти миллион малолетних детей. Уходят от родителей-зверей, от родителей-пьяниц. 90 процентов воспитанников интернатов страдают психическими расстройствами, вызванными длительным пребыванием в неблагополучной семейной обстановке. Я внимательно присматриваюсь к поведению, поступкам, жестам, движениям Руслана, Вали, Терезы, вслушиваюсь в слова и интонацию их голосов, вижу, что те самые нервно-психические отклонения, дальнее и ближнее эхо беспросветной семейной жизни, обескровили их, измучили, деформировали.
Около ста тысяч детей остается ежегодно без родительского присмотра. И бродят они, неприкаянные, по стране в поисках приключений, а чаще куска хлеба. Не повезет — идут в приемники-распределители. Они знают — это дом, где их накормят, приютят, дадут путевку в жизнь. Если, конечно, подростки сами того захотят. А захотят ли, сумеют ли испугаться той ямы, куда уже окунулись однажды? Сегодняшнее ожесточение, граничащее с жестокостью, грубость и неуважение человеческого достоинства — где уж тут устоять перед этим моральным беспределом душе подростка неопытной и потому неустойчивой, открытой всем ветрам и бурям! О чем же мы все думаем, дяди и тети?
ОКСАНА. Ей двенадцать лет. Большие синие глаза, русые волосы. Рослая, стройная. Вот уже четыре месяца находится в приемнике-распределителе в ожидании своей судьбы. Оксана убила соседскую девочку. Той было семь лет. «За что же ты ее?» «Она обзывалась»,— ответила Оксана. Какое несоответствие, какой жестокосердный, несправедливый, неадекватный, как говорят юристы, ответ на мелкий повод — убийство обидчицы, семилетнего ребенка!
Оксана ждет своей участи. Судить ее нельзя — не достигла необходимого возраста. За тяжкие преступления судят с 14 лет. Значит, пойдет в спецшколу. Где так же, как и в спецприемнике, зарешечены окна. Где ее ожидают не исправление и перевоспитание, не светлые лики, а такие же, как она, преступницы, с темным, мутным взглядом недетских очей. Где она уже не станет человеком.
«Господи, прости нас!» — воскликнул один московский журналист, рассказывая о трагической судьбе известной актрисы, о черствости людей, ее окружавших. Затем добавил: «Нет, Господи, не надо, не прощай нас. Не прощай. Ибо мы уже не люди». Неужели это правда?
С тяжелым сердцем покидал я детский приемник-распределитель. Сегодня в нем было тридцать ребят. За год проходит более шестисот. А всего по стране — повторюсь — миллион детей. Никому не нужных, неприкаянных, беспризорных, безнадзорных. Не отталкивайте их от себя, остановите, поговорите, научите. Ибо это не изгои, не прокаженные. Это дети. Пока они не стали матерыми преступниками. Это — дети, бескрылые птицы бескрылого нынче общества.
Михаил ТОКАРЕВ, юрист

<- предыдущая страница следующая ->