страница следующая ->

ISSN 0131-8047

РАБОТНИЦА
2 1992

RUSSIAN MAGAZIN FOR FAMILY AND WOMEN

Ой, не все про горе плакать
И не все об нем тужить.
Дайте времени маленечко
Мне в радости пожить!

Фото А. ЖМУЛЮКИНА


Р 2
ЕЖЕМЕСЯЧНЫЙ ЖУРНАЛ ДЛЯ ЖЕНЩИН И СЕМЬИ
Издается с марта 1914 года
МОСКВА • ИЗДАТЕЛЬСТВО «ПРЕССА»
ФЕВРАЛЬ 1992


ПОДДЕРЖИТЕ!

Дорогие друзья. Вашему журналу сейчас очень трудно: «рынок» бьет по нашим страницам. Бумага, типографские, почтовые и транспортные тарифы возросли многократно.
Но самый массовый, народный журнал, самый доступный по цене должен выстоять!
Поверьте, мы делаем все возможное и невозможное, чтобы журнал жил и у него было будущее. Но, к сожалению, расчеты говорят, что не хватит средств для выпуска всех двенадцати номеров.
Но есть огромная, двенадцатимиллионная семья наших подписчиков. ТОЛЬКО ВЫ И СМОЖЕТЕ СПАСТИ СВОЙ ЖУРНАЛ. Мы не хотим поднимать подписную цену, чтобы не потерять ни одного из своих верных друзей. Поэтому рассчитываем только на ваше пожертвование.
20 РУБЛЕЙ - СТОЛЬКО МЫ ПРОСИМ НА ГОД ДОПОЛНИТЕЛЬНО ОТ КАЖДОГО ПОДПИСЧИКА.
Деньги надо перечислить в ФЕВРАЛЕ ЭТОГО ГОДА на расчетный счет 608567 в Тихвинском отд. Мосбизнесбанка г. Москвы. Код банка Д-9, МФО 201553 для редакции журнала «Работница». Сообщаем и адрес банка: 103055, г. Москва, ул. Тихвинская, дом 9.
Мы уверены в вашей помощи. Пусть это доброе деяние поможет всем нам. Надеемся и ждем!
Ваша «Работница»


Опора сердца
В чем найти сердечную опору? Человеческое сердце во все времена нуждалось в укреплении. И сердце поэта — не исключение.
Мы вступили в февраль, месяц памяти А. С. Пушкина. И как не вспомнить, что была у Пушкина любимая молитва. И помогала она Александру Сергеевичу «средь дольних бурь и битв». Это великопостная молитва Ефрема Сирина, переложенная поэтом в 1836 году на стихи.
«Отцы пустынники и жены непорочны...» Один из последних пушкинских шедевров, который он не увидел напечатанным, а советские школьники никогда не заучивали наизусть... О Ефреме Сирине, то есть сириянине, сирийце (прозвище, принятое в русской традиции), школьная программа вообще помалкивает, хотя древнерусская литература многим ему обязана.
Жил в IV веке в тех краях, где преобладают пустыни и полупустыни и где протекает река Евфрат, в первохристианской Сирии (не путать с арабской республикой!) святой Ефрем. Был он лыс и безбород, вида смурного и сосредоточенного. Если перевести на привычный нам язык то, чем занимался диакон Ефрем, можно назвать это составлением гимнов, иными словами, он был поэтом и композитором. Как регент, руководил он хором девственниц в городе Эфесе. Кем были Ефремовы девственницы? Одновременно его «музкомандой», слушательницами и почитательницами его дара.
Земная жизнь и устремления духа — не одно и то же. Прекрасные лица современниц, в которые любил вглядываться Пушкин-поэт, лица его прилежных читательниц не принадлежали монахиням, давшим обет целомудрия. Но он умел различать в них «небесные черты», а в матери своих детей нашел «чистейшей прелести чистейший образец».
В память Александра Сергеевича мы открываем февральскую книжку нашего журнала священными словами молитвы и драгоценными строками поэта. Да найдут они отклик в ваших сердцах, уважаемые читатели! Давайте вдумаемся: не созидай в себе склонности к праздности или лени; не впадай в безнадежность; не будь властолюбив; не склоняйся к начальствованию и захвату власти; не произноси пустых, плохих и бранных слов. Не правда ли, актуальное на сегодняшний день предостережение? У нас еще есть время направить свои помыслы в достойное русло...
Наталья АРИШИНА,
редактор отдела литературы и искусства


* * *
Господи и Владыко живота моего,
Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия
не даждь ми.
Дух же целомудрия, смиреномудрия, терпения и любве
даруй ми, рабу Твоему.
Ей, Господи Царю, даруй ми зрети моя прегрешения
И не осуждати брата моего,
Яко благослови еси во веки веков. Аминь.

ЕФРЕМ СИРИН


* * *
Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
Сложили множество божественных молитв,
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Всех чаще мне она приходит на уста
И падшего крепит неведомою силой:
Владыко дней моих! дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.

АЛЕКСАНДР ПУШКИН

Коллаж А. ЖМУЛЮКИНА


ЗИМА ТРЕВОГИ НАШЕЙ

Тамара КАРЯКИКА
Иван-Иоганн, мой сосед

ОНИ, ПРИЕЗЖАЯ В ГОСТИ к родне, рассказывают невероятные вещи: об удобных и бесплатных квартирах, о несложной, но хорошо оплачиваемой работе, неслыханном изобилии всего... «Помнишь дядю Иоганна? Ну, который три года назад уехал к своей дочке Агнии? Агния? Она уж пять лет там. Так вот, Иоганн живет в таком доме, где внизу магазин. Он сидит себе у окошка, глядит во двор и записывает в такую книжечку номера машин, на которых в магазин привозят продукты. И время привоза. И еще включает и выключает фонтан на площади — тоже у дома. Ну да: в комнатных тапочках работает и, пожал-ста: две тыщи марок в месяц».— «А Риттер? Риттера помнишь? Он на стройке: форма, как у министра! Чисто, говорит — ни грязи, ни хлама. И Анна его где-то метет, тоже, говорит, чисто, мести нечего. Язык плоховат, но он им нужен при метле-то?!»
Неуехавшие родственники трясут в руках подарки с «неметчины» — кофточки, детские одежки, обувку, ахают: надо же так, красота какая... И едут, дрожа от неизвестности, плача над покидаемым обжитым углом, над родными могилами, сбывая за бесценок нажитое еще отцами и собственным терпеливым трудом — дома, машины... Пустеет богатый нашими немцами Алтай.
В НАЧАЛЕ ВОЙНЫ потеснились сибиряки, и сами-то переселенцы да потомки каторжан потеснились, давая место сорванным с волжских берегов новым белокурым и голубоглазым ссыльным. Жалостно глядели на растерянных, обиженных новоселов: «Господи, в чем мать родила явились... Ай-яй, ни одежки, ни ложки: с узелками... А детишек-то: мал мала меньше». Помогали по-соседски: кто табурет подарит, кто — одежонку какую на мороз. А кто и обожжет злым: «Немчура проклятая. Фашисты...» Все я это помню, хоть и после войны родилась, — сложно поначалу относились к новым соседям на нашей улице, где через дом, а то и подряд (друг к другу поближе) обосновались немецкие семьи.
Но время шло: мы росли вместе, бегали в одну школу — и русские, и украинские, и немецкие дети. А родители? Они тоже работали вместе: и на совхозных полях, и на своих огородах, по соседству. Видели местные, что народ приехал покладистый, добрый. Что в пересуды он не влезает, свинью по злобе подложить не склонен, а уж как трудится, как чистоту блюдет... Что ни передовой комбайнер — немец, что ни каменщик — золотые руки — опять же он. Кто печь сложит? А немца позови.
Так жизнь все расставила по своим местам. Когда-то обожженные недоверием вождей, обобранные до нитки и утесненные «дети Петра Великого», переселенцы с Поволжья, стали наконец занимать в этой жизни свои законные, по таланту и труду, места. Немка — директор школы, немец — руководитель самого крупного в поселке завода, глаза самого богатого в районе совхоза... Последний, Виктор Алисович Майер, стал в прошлом году первым в истории заштатного (основанного еще ссыльными бунтарями-стрельцами) городишка председателем районного Совета народных депутатов. Выбрали — всем народом голосовали, и русских голосов тут было больше всех. И, казалось, справедливость одержала торжество.
ТАК ЧТО ЖЕ, приехав в отпуск в родные края, замерла я у опустевшего, самого лучшего на улице детства дома? Дома Шубманов. Хозяева уезжают через три дня, но из родового гнезда словно уже вынули душу, по перышку вылетел из него уют: сняты с окон красивые занавески, дом стеклянными глазами смотрит в притихший, с пустой собачьей конурой двор. Последняя хозяйка-наследница, Евгения, по мужу — Боос, купила билеты на Мюнхен и вот стоит, со мной прощаясь, влажны ее живые темные глаза и нервничают руки...
— Уезжаю. Уже все продали — дом купил военнослужащий. Он скоро вернется из Германии, из Западной группы войск. Видите, какой государственный обмен,— Женя печально улыбается.— Машину тоже продали. Уезжаем.— Она помолчала, снимая и надевая перчатку. — Помните сказку про Буратино: ему в школу идти, а где-то вдали играет музыка, приехал театр, и ноги сами несут деревянного человечка на тот праздник. И никакой мудрый сверчок уже ничего изменить не может... Хотите правду? Это массовый психоз. Мы все сошли с ума — и немцы, и русские сегодняшней нашей бедной страны. Я ведь, по правде сказать, и тут неплохо жила, все у нас было — и в доме, и во дворе, и на сберкнижке. Сама в школе работала, преподавала иностранные языки. Муж — в райисполкоме, высокий для Тальменки пост занимал. Но все сдвинулось с мест. Все-все: мы получили возможность сравнить, стоило одному из родного круга оказаться там. И таким убогим стал казаться и наш достаток, и быт наш... Нет, все не то,— вдруг прервала она сама себя.— Ушел из души покой. Я лично больше не хочу участвовать в экспериментах. Не хочу быть колбой в руках алхимика, который наугад будет смешивать во мне неизвестные составы; взорвется или пронесет? Хочу сохраниться и защитить своих детей — и ничего больше. Мамина могила тут. Бабкина — под Саратовом. Это — единственное, о чем сейчас плачу...
Евгения осталась у ворот, а я шла по улице, отмечая взглядом немецкие дома — ладные, уютные, любовно сберегаемые хозяевами, и не хотела верить, что и на них вскоре появится листок с от руки написанным «продается». Осталось ли у нас хоть что-то, что ни за какие деньги не продается? Купила в киоске местную газету — «продается, продается»... «Познакомлюсь с девушкой немецкой национальности для заключения брака и совместного выезда в Германию. Русский. Звонить по телефону...» Массовый психоз?
ПУСТЕЕТ АЛТАЙСКИЙ КРАЙ, целину которого вместе с русскими, казахами, белорусами подымали тяжким трудом наши «русские» немцы. Мы подняли эту целину — ах, какой под ней оказался чернозем, что за пшеница взросла на нем, что за сады поднялись у домов, где селились, кажется, на века! Места хватает всем, работы — непочатый край, а люди срываются, словно листья по осени, и несет их ветром дальних странствий — где-то они лягут, чью-то почву удобрят собой?.. А какие-то листья остаются, плотно прилепившись к стволу, остаются, чтобы перезимовать и встретить, может быть, новую весну и вместе с деревом возродиться в молодых почках и побегах, Не покупают билетов на Мюнхен семьи братьев Дейслингов. Правит районом, надеясь повернуть жизнь к лучшему, Виктор Майер. Родилась на Алтае новая немецкая автономия — целый район.
...Они чутко слушают радио, внимательно читают газеты, сидят у телевизора: что там слышно о проблеме советских немцев? Не дает угаснуть этой теме и беспокойство руководства новой Германии, в частности канцлера Коля. Последними новостями делятся друг с другом: «Коль-то хочет нам помочь тут, в нашей стране. Деньги, говорят, выделяет, посылки шлет — настаивает на воссоздании автономии. Когда б вернули нам земли под Саратовом... Но там, слышно, нас никто особо не ждет... Или в бывшем Кенигсберге, то бишь в Калининграде?..» Ясности, увы, пока никакой. И надежда то гаснет, то возгорается снова, А между тем Германия по-прежнему нуждается в руках иностранных рабочих: в этой стране уже длительное время нет естественного прироста населения. Наоборот, статистика отмечает его естественную убыль. По прогнозам демографов, в ближайшие 10 лет население будет уменьшаться и сократится на миллион. И в этом смысле «русские» немцы — просто находка для стареющего европейского государства. Ведь, стремясь сохранить себя как народ, наши немцы живут многодетными, большими семьями, где не редкость по пять, а то и более детей. Молодые, сильные, трудолюбивые и не избалованные жизнью люди — о чем еще мечтать мудрому государству? А что же думает наше — иль само себе по бедности в мудрости да дальновидности отказывает?
Потому и сидят Питеры, Агнии и Иоганны на чемоданах. Думают, взвешивают все «за» и «против» — трезвые люди. Уехать? Остаться? Как-никак, за морем и телушка — полушку, да ведь рубль перевоз...
Алтайский край, пос. Тальменка

Фото А. ХАРИТОНОВА
У германского посольства в Москве.


ЗИМА ТРЕВОГИ НАШЕЙ

Надежда ВАСИЛЬЕВА
КУПИТЕ ЦВЕТОК НЕЗАБУДКИ

ДАВНО ЛИ мы ругали своих бабушек, сгребающих в горсть крошки хлеба с праздничного стола, чтобы украдкой их съесть? Мы ругали их, когда они не разрешали нам выбросить стоптанную обувь, изношенную вещь, тощий кусочек мыла. Тогда мы посмеивались над нашими стариками — «чудные».
Неужели они предчувствовали? Неужели ожидали? Или это была лишь неутоленная память голодного детства и молодости? Теперь они говорят: «Дожили. За что боролись, на то и напоролись». Возвращаются нужда и нищета.
НА РЫНКЕ в мясных рядах все напоминало о прежних сытых временах. Только от цен кружилась голова — 200 рублей, 250, 280 за килограмм. Торгуясь с румяной, толстой продавщицей, вдруг увидела, как какая-то старуха схватила кусок мяса и сунула его за пазуху. Когда я поняла, что никто этого не заметил, вздохнула с облегчением и поспешила за ней.
— Не бойтесь меня, бабушка, скажите только, почему вы это сделали?
По ее щекам покатились слезы. Она затрясла мой рукав:
— Никому не говори, никому. Я есть хочу. С них не убудет, а мне на три дня хватит. Не могу я милостыню просить, уж лучше так...
Не знаю, что с точки зрения правового государства я должна была ей ответить, но сказала в тот момент, что на сердце легло: «Храни вас Бог!» И не было в моих словах кощунства, хоть и приучена с детства — воровать грех.
А что остается, если «кушать хочется», если не могут угнаться жалкие пособия, выделяемые государством, за ростом цен. В одной только Москве 2 миллиона пенсионеров, и почти все они оказались за чертой бедности. Кто в семье, еще как-то держится, за общим столом легче прокормиться, а вот одиноким...
В ПОДЗЕМНОМ ПЕРЕХОДЕ, прижавшись к стене, стояла пожилая женщина, робко вытянув руку. На ней лежала спичечная коробка, оклеенная фольгой от сигаретных пачек. А внутри — соцветие незабудки, что росла, наверное, еще недавно на ее окне. «Купите,— просила женщина,— это очень красиво». И я купила. От пятерки она отказалась, а трешницу взяла.
— Всю жизнь я работала секретарем-машинисткой. Как ушла на пенсию, хотела подработать, да здоровье не позволило. Муж тоже болел. Два года назад его не стало. Пенсии хватает дней на десять, как ни тяни, как ни старайся. Хотела комнатные цветы продать, а потом подумала, что можно ведь каждый цветочек отдельно продать, если красиво оформить. Не милостыню же просить.
Как не похожи две эти женщины! Но как они станут похожи, если процесс обнищания общества не остановится, и они все-таки вынуждены будут однажды, сломав себя, протянуть руку за подаянием.
ЕЩЕ СОВСЕМ НЕДАВНО сидели в наших дворах на скамейках старики и старушки, коротая время за неспешными разговорами. Не увидеть их сегодня, разве что в очередях.
Стоят они в них с утра до вечера, стоят до сердечного приступа, до обморока, до конца. Как стояли в войну за победу, за светлую жизнь для детей и внуков. И сейчас для них стоят, пока те на работе. Только вот непонятно ни старикам, ни молодым, куда же девается все то, что производится, ведь все как работали, так и работают. И еще многое непонятно. Почему, например, в коммерческих магазинах продается гуманитарная помощь, а в магазинах «Ветеран» импортные куртки за несколько тысяч и нельзя купить обыкновенную катушку ниток, чтобы поставить заплатку? Почему забота о старости исчезла с повестки дня, когда к власти пришли избранные нами, честные и принципиальные люди? Или нас снова оболванили?
Эти вопросы слышались в очереди, в которой я стояла за сахаром, а на руке моей значился номер — 622. И я призналась себе, что не знаю на них ответа. А вы?
ОТ РЕДАКЦИИ: Да, перед старшим поколением мы в неоплатном долгу. Но лишь сочувствовать этим людям — мало. И уповать на помощь государства — тоже мало. Надо что-то делать нам самим. Но что? Думаем, у многих читателей есть на этот счет свои мысли, идеи. Поделитесь ими, пожалуйста.
А пока предлагаем наш проект — открыть в каждом городе магазины дешевых товаров для пожилых людей. Откуда эти товары взять? Во-первых, из ваших шкафов, чемоданов, кладовок, где, разобравшись, многие могут обнаружить массу вполне хороших, но не нужных им вещей.
Во-вторых, одежду, обувь, ткани могут подарить магазину предприятия, выпускающие эти товары. Цены в магазине будут чисто символическими, а наши старики смогут обуться и одеться пусть скромно, но достойно.
Первый такой магазин в ближайшее время редакция намерена организовать в Москве.
Ждем ваших предложений.

Фото А. БЕЛЯСОВА


ЧТО СЛЫШНО В ПРОВИНЦИИ?

Надежда ОСЬМИНИНА
«ОЙ, НЕ ВСЁ ПРО ГОРЕ ПЛАКАТЬ»

К 600-летию преставления преподобного Сергия РАДОНЕЖСКОГО

Когда хочешь себя увидеть — смотришь в зеркало. Когда хочешь Россию увидеть — приезжаешь в Сергиев Посад, на недавней нашей памяти Загорск, к белокаменным стенам Троице-Сергиевой Лавры. И не хватает взгляда, чтобы охватить небесную высь, золотые купола церквей и соборов, присевшие под холмом домики и домишки, только сердцем возможно обнять, помолчать и вздрогнуть от незримого присутствия Истории. Здесь бывали Дмитрий Донской, Иван Грозный, Петр Первый и сотни других людей, чья судьба стала судьбой России. Лишь профессиональный большевик Загорский никогда не посещал этих святых мест. Но уже выросло целое поколение, не знающее, кто такой был Загорский и был ли вообще. Казалось, Загорск — за горами, за лесами.
В десяти верстах от Радонежа, рассказывает летопись, на том месте, где ныне Лавра, стоял дремучий лес. В 1337 году поселился в хижине отпрыск бояр Ростовских Варфоломей, постриженный в монахи под именем Сергия. Не раз приходил к нему медведь и пугали пустынные страхи. Медведя он кормил, а страхи и мечтания разрушал молитвой. Таково было начало служения Богу, России, людям. Продолжение — исцеление страждущих, основание монастыря, посвященного, что в ту пору было редкостью, Троице (Отцу, Сыну и Святому Духу), «дабы через единство побеждать страх перед ненавистной раздельностью мира». С молитвой просыпалась вера в будущее. Возрождалась Россия опять же через единение. Благодаря миротворческому таланту Сергия кончались княжеские междоусобицы. Это он благословил святого Дмитрия Донского на Куликовскую битву и предрек русскому воинству победу над Мамаем.
Отрок Варфоломей родился от благочестивых родителей — Кирилла и Марии. И, как писал святитель Платон, «самый происшедший от них плод показал лучше всяких красноречивых похвал доброту благословенного древа. Счастливы родители, коих имена прославляются в их детях и потомстве! Счастливы и дети, которые не только не посрамили, но и приумножили, и возвеличили честь и благородство своих родителей и славных предков, ибо истинное благородство состоит в добродетели».
И хотелось мне в Сергиевом Посаде увидеть «благословенное древо» — счастливую мать, счастливо разрешившуюся от родов, счастливого отца, встречающего ее с младенцем. Но не довелось. Негде рожать женщинам, роддом (в который раз!) на ремонте. И рождаются дети Сергиева Посада в близлежащих городах. Не довелось мне увидеть и многое другое — молоко, мясо, масло в магазинах. А в универмаге только вешалки и продаются...
Удивительным образом распорядилась история: нынешний год, названный годом Сергия Радонежского, встречаем мы у края. У последнего края. Дальше — пропасть, как и в древнем нашем прошлом,— междоусобицы, нищета. Значит, надо от края отойти. Не бежать вперед, как раньше призывали, а вернуться к самопознанию, к России. Все, что мы имеем сейчас,— плоды наших деяний, творимых на пути разрухи материального, духовного, человеческого. Значит, возвращаться надо другим путем. Он нам ведом, хотя многими забыт. Путь согласия истинного, а не по принуждению, любви не на словах, а в действии, милосердия не в лозунгах, а явленного.
Я не старалась специально всматриваться в «женское лицо» Сергиева Посада. Но то ли от того, что из 120 тысяч его жителей больше половины — женщины, то ли от того, что поняла несостоятельность «мужской политики» вообще, но «женское лицо» стояло предо мной везде: в очередях за хлебом, в автобусах, в церкви, на заводе, притягивая к себе какой-то непомерной усталостью и растерянностью.
Как трудно, думая о вечном, говорить о политике, депутатах, комиссиях. Но ведь вечность складывается из сиюминутного. И в конечном счете все мы делимся не на плохих или хороших депутатов, избирателей, начальников, а на людей добрых и людей корыстных, живущих за чужой счет.
Чем кормить семью, во что одеть ребенка, где достать лекарства — государственные проблемы? Но ложатся они тяжким бременем прежде всего на женщин, играющих сегодня в семье незавидную роль добытчицы.
— До недавнего времени не все наши депутаты понимали, что в центре социальной политики должна стоять семья, которую необходимо рассматривать широко — от многодетной до одинокого пенсионера. Теперь ситуация изменилась. Нам, женщинам-депутатам, удалось убедить депутатов-мужчин в необходимости создания комиссии по социальной, демографической политике и проблемам семьи,— рассказывала председатель комиссии Лидия Андреевна Горбатова.— Можно было много рассуждать о том, что такое семья, материнство, детство, старость, доказывая, что к ним необходимо особое отношение. Но вряд ли слова убедили бы. Мы поступили по-другому. В свое время, когда проходил обмен денег, постарались в бригады, выезжающие на дом к больным и немощным, включить как можно больше депутатов-мужчин. Я помню их потрясение: «Неужели так можно жить!»
В городе среди 198 депутатов всего 27 женщин. Но именно благодаря их заботе дети, престарелые и больные сахарным диабетом обеспечиваются продуктами и товарами первой необходимости. Депутатам-женщинам принадлежит также инициатива создания в Сергиевом Посаде фонда социальной защиты. При нем открываются кооперативные и малые предприятия с рабочими местами для женщин.
Их в первую очередь сокращают на производстве, которому невыгодно оплачивать матери больничные листы по уходу за ребенком, предоставлять льготы, установленные законом, выгоднее — выставить женщину на улицу. Как же заблуждались те, кто шел работать в «оборонку», полагая, что государство в государстве надежно защитит от многих и многих проблем.
На оптико-механическом заводе грядет массовое сокращение. Работницы долго рассказывали мне о том, как спокойно жили они раньше: получали продовольственные заказы, организовывали вечера семейного отдыха, предприятие выплачивало дополнительно к отпуску по 100 рублей на каждого ребенка. Евгения Михайловна Белова грустно улыбалась: «Раньше в свободную минутку о чем говорили? На каком концерте побывали, какой фильм посмотрели. А теперь о чем? Кто отоварил талоны, кто не успел, во что дети будут одеты, где что достать и, конечно, кого сократят первым». Известно кого, кто часто «сидит» на больничном, отдав заводу свое здоровье, у кого дети мал мала меньше. Куда они подадутся? Техники, инженеры, лаборанты — в рабочие, чтобы хоть как-то удержаться на ЗОМЗе, неквалифицированный труд всегда в дефиците, или на биржу труда? И все чаще повторяют работницы: «Не знаем, как дальше жить».
Да, можно сказать, что это общее настроение. Но уже есть женщины, вот хотя бы те, с которыми я беседовала, из конструкторского бюро, инструментального и оптического производств и их лидер, председатель женсовета Валентина Алексеевна Болотова, которые не дадут администрации воли решать трудовые вопросы в обход закона и, как смогут, сами защитят себя и работниц. Ну а те, которые все-таки будут сокращены, пойдут, наверное, в первую очередь за советом в общество «Женщины за гражданское согласие и социальное обновление». Одна из его целей — организация рабочих мест, оказание поддержки женскому предпринимательству, помощь обездоленным.
Кстати сказать, «обездоленный» — понятие не только социальное, но и политическое. Чем, как не делением долей, заняты сегодня все органы власти от мала до велика? Когда встал вопрос, что же приватизировать Сергиеву Посаду, оказалось — почти нечего. Заводы, фабрики, крупные предприятия переходят в республиканскую собственность. Предприятия поменьше достаются области. Так что не свое городское хозяйство прячется за проходными фабрик, заводов, НИИ, а чужое, и работает оно на чужого дядю. Потому и пусто в магазинах — вся продукция, начиная от мясокомбината и кончая текстильной фабрикой, за исключением жалких пяти процентов, уходит одному Богу известно куда. Остается только удивляться женскому оптимизму и выдержке.
«Даже в трудные времена надо уметь быть счастливой»,— говорила председатель женского общества Елена Семеновна Порус.
— Ну, а средства-то откуда возьмете обездоленным помогать?
— Сами заработаем, а еще надеемся, церковь поможет.
И поможет, как помогала городу не раз: достраивать недостроенное, доделывать недоделанное, деньгами и молитвой помогала. Церковь никогда не бежала от людских нужд. Это мы от нее бежали, вытаптывая в себе нравственные устои, которые только и дают силу жить с добром и действовать с добром.
За этими силами стекаются в Лавру, в Троицкий собор, к мощам Сергия Радонежского толпы страждущих. Благотворение — это дар человеческий. Благо творить, мир творить дано было Преподобному в душах людских и на земле российской не одно столетие. Польская интервенция, Полтавская битва, война с Наполеоном, Крымский и Турецкий походы — в эти тяжелые времена чудодейственная икона Сергия Радонежского вместе с русской армией выигрывала сражения, возвращая Отечеству мир и благо.
И сегодня, когда тяжесть безверия во все и всех столь велика, что саму жизнь превращает не в радость, а в бремя, стоит хотя бы помнить об этом, открывая в российской истории светлые страницы созидания и подвижничества.
Сергию Радонежскому было чудное видение — явление Божьей матери. Для нас же пусть будет чудом и спасением видеть и слышать неравнодушным сердцем обыкновенную женщину.
Лицо в глубоких морщинах, руки в мозолях, волосы убраны со лба гребенкой, а голос звонкий, девичий. Такой я запомнила ту, которую зовут именем всех наших состарившихся матерей — инвалидов, ветеранов войны, одиноких. Наконец-то и к ним на закате лет пришло благо. В недавно открывшемся центре социальной помощи пенсионерам их встречают как дома. Тепло здесь, уютно и по нынешним меркам шикарно: в бывшем дворянском особняке ковры, мягкая мебель, физкультурный зал с тренажерами, столовая, сауна, библиотека.
— Все болячки и заботы куда-то уходят, только здесь мы по-настоящему и дышим,— говорила мне 72-летняя Мария Васильевна Исакова.— Занимаемся физкультурой, шутим, рассказываем друг другу истории, читаем газеты. А какие у нас есть певуньи и плясуньи! Могут пять часов подряд петь и ни разу не повториться. Нет, мы не просто дедушки и бабушки, которые думают о тарелке манной каши, главное для нас — общение, нас так же, как и всех, тревожат проблемы, которыми живет Россия.
И снова я подумала о женщинах-депутатах. Это они помогли создать центр и отстоять его, особнячок-то кто только не пытался захватить, иные «деловые люди» даже в Верховный Совет России обращались. Ничего не вышло. Пришли бабули на сессию городского Совета с ультиматумом: если дом отнимут, объявим бессрочную голодовку. Теперь это позади, и все-таки поначалу бабушки встретили меня с тревогой, и сжимались сухонькие ладошки в кулачки: «Вы там всем передайте, мы свой дом никому не отдадим».
Я сидела на скамейке у монастырского пруда, смотрела на устремленные к тайне небесной купола Троице-Сергиевой Лавры и видела просветленное лицо молодой старости. Россия, как ты мне пела провожая:
Ой, не все про горе плакать
И не все об нем тужить.
Дайте времечко маленечко
Мне в радости пожить.

Фото А. ЖМУЛЮКИНА


ИГРАЕМ В АНГЛИЙСКИЙ

mushrooms грибы
capsicum перец
rowan рябина
corn кукуруза
ladle половник
onion лук
cooking pot кастрюля
frytrig pan сковорода
cooker плита
oven духовка
petties пирожки
fried chicken жареная курица
stool табурет
eggs яйца
cocktail коктейль
In The Kitchen (В кухне)
table-cloth скатерть
plate тарелка

Рисунок О. БОЛОВИНЦЕВОЙ
Оригиналы представлены предприятием "ЗЛАТОЦВЕТ".


ВОПРОС ЗНАЮЩЕМУ ЧЕЛОВЕКУ

ПОЧЕРК - ЗЕРКАЛО ДУШИ?

Каждый, кто любит Пушкина, не мог не восхищаться его рисунками на полях рукописей. Быстрые, изящные, они, безусловно, отражают его яркую, живую натуру. Таково же и пушкинское письмо.
Почерк и личность. Эта проблема волновала Шекспира и Гете, Эдгара По и Жорж Санд, В. Соловьева, Чехова... Гете писал: «Почерк непосредственно связан со всем существом человека, с условиями его жизни, работы, с его нервной системой, поэтому наша манера писать носит на себе такую же несомненную материальную печать индивидуальности, как и все, с чем нам приходится соприкасаться».
А что говорит об этой связи наука графология?
Во Всесоюзном научно-исследовательском институте судебных экспертиз есть лаборатория судебно-почерковедческих экспертиз, которой руководит кандидат юридических наук Ю. Н. ПОГИБКО. К ней я и обратилась со своими вопросами.
— Юлия Николаевна, судя по латинскому названию, наука эта древняя?
— Еще какай древняя! История ее восходит к античным временам, а возможно, и к более ранней эпохе. Мысли об отражении в почерке свойств личности встречаются еще у Аристотеля. Но как официальное направление знаний графология возникла в XIX веке во Франции и связана с именами аббатов Фландрина и Мишона.
Основателем же научной графологии считается немецкий психолог Л. Клягес. Смысл его рассуждений примерно таков: письмо это проекция нашего сознания в форме различных фиксированных движений. А потому в нем, как и во всех других движениях (походке, жестах, выражении лица), рефлекторно отражаются свойства психики, индивидуальный характер личности. Но толковать почерк следует не по каждому отдельному признаку, а по их совокупности. В таком комплексном подходе и состояли новаторство Клягеса, попытки научного анализа.
Однако он преувеличивал значение внешних движений, не учитывая, что они обусловлены целым рядом причин: психофизическими особенностями человека, условиями формирования и закрепления навыка письма, ситуацией, в которой проходил процесс письма. Эти недостатки были свойственны и другим ученым того времени. Сейчас в странах Западной Европы существуют частные институты, графологические общества, в том числе и международное. Графологи всего мира собираются на свои съезды.
— И наши специалисты принимают в них участие?
— К сожалению, нет. Правда, до недавнего времени серьезных исследований в области графологии у нас не велось. Из довоенных работ наиболее известна монография Д. М. Зуева-Инсарова «Почерк и личность», вышедшая в 1930 году.
Об этой работе стоит рассказать поподробнее. Дмитрий Митрофанович Зуев-Инсаров был в 20—30-х годах личностью примечательной. Всерьез увлекшись графологией, он сделал попытку разработать собственную методику определения связи почерка и свойств личности. Основываясь на ней, Зуев-Инсаров дал характеристики многим своим современникам, а также великим деятелям прошлого. «Насколько знаю сам себя,— писал, получив свой «портрет», Леонид Собинов,— графологическое исследование моего почерка гр. Зуевым-Инсаровым сделано превосходно, если оно действительно сделано только по почерку». «Моя характеристика сказала мне то, чего я сам в себе не знал, но с чем, подумав, не могу не согласиться»,— признавался известный филолог М. Цявловский.
Зуев-Инсаров утверждал: каждый почерк характеризуется определенным комплексом признаков, отличающих его от всех остальных. Что это за признаки? Ровность (или неровность) линий строки, равномерность нажима (тогда ведь писали пером), преувеличения в отдельных элементах письма, волнистость в начертании и т. д. Опрокинутый почерк, например, по его мнению, указывает на упрямство, недоверчивость, скрытность. Резко выраженная разнотипность наклона свойственна неврастенической натуре. Беглость письма свидетельствует о предприимчивости, сообразительности, инициативе, несвязность букв — с непрактичности, мечтательности, развитом эстетическом чувстве.
Своеобразность почерка пропорциональна своеобразности личности — вот главный вывод Зуева-Инсарова. Его работу читаешь, как увлекательный детектив, постоянно примеряя его характеристики к своим близким, знакомым. Можно ли не согласиться, например, с тем, что «у людей, привыкших к точности и порядку, все буквы носят ясный, простой и законченный характер, тщательно расставлены знаки пунктуации, ясны междустрочия», если же человек склонен к кокетству, позерству, он старается и свое письмо украсить всевозможными завитками, дугами и другими эффектными элементами.
— Юлия Николаевна, а в ваших кругах Зуев-Инсаров признается авторитетом?
— Конечно, его исследования очень интересны, но он впадал в тот же грех, что и его предшественники: однобоко трактован связь признаков почерка со свойствами личности.
— Ну а какова судьба графологии в наши дни?
— Базу для ее развития подготовили отечественные исследования в области судебного почерковедения. На основе данных различных наук (в основном естественного профиля), изучающих человека, криминалисты проводили эксперименты создавали идентификационные и диагностические почерковедческие методики, которые позволяют по почерку установить не только конкретного исполнителя, но и условия выполнения рукописи: например, был ли человек болен, взволнован, писал ли под действием алкоголя, менял ли свой почерк умышленно и какой при этом избрал способ и г. д. Именно в недрах криминалистики еще в 1974 году родилась методика установления по почерку пола пишущего. Эффективность этой методики — 71 процент. Лишь в 10 случаях из 100 эксперты ошиблись, в 19 определить пол не представилось возможным. Отработана и методика, по которой наши эксперты могут установить, что письмо принадлежит пожилому человеку. В будущем наши исследования можно использовать в педагогике, психологии и других областях.
Наши эксперты способны по почерку составить определенную характеристику человека и делают это, но лишь «для себя»: пока научно обоснованные методики до конца не отработаны, мы не вправе пользоваться ими в своей практике — ведь ошибочные характеристики могут направить на ложный след, не помочь, а навредить.
Беседу вела Нина ФЕДОРОВА.

Почерк Ф. М. Достоевского.
Образец почерка редко пишущего человека.

страница следующая ->