<- предыдущая страница следующая ->

ИЗ ЗАПАСНИКОВ РУССКОЙ ПРОЗЫ

Сегодня мы знакомим нашего читателя с отрывком из романа Бориса Поплавского «Домой с небес». В этом отрывке как в капле отражается весь океан его прозы, хотя было написано им всего два романа — «Аполлон Безобразов» и «Домой с небес». Что ж, таково свойство крупных писателей: в малом показывать целый мир, и, прочитав отрывок, вы с удовольствием вкусите кристальнейшей чистоты слова, чувства, классическую легкость стиля, сочетающуюся с отнюдь не легким мировосприятием Поплавского.
Кто же такой Борис Поплавский? Имя его раньше звучало только из зарубежья, ибо в 1919 году юношей вместе с отцом он покинул Россию и поселился в Париже. Писать начал еще на родине, выпустив два сборника стихов уже за рубежом, на которые откликнулись разноречивыми рецензиями Вл. Набоков и Н. Бердяев. Проза пришла позже, и два романа были написаны им в конце 20-х — начале 30-х. Возвращение творений Б. Поплавского в нашу культуру началось со стихов — журналы «Октябрь», «Новый мир» напечатали два года назад огромные подборки его стихотворений. Но проза была нетронута.
Судьба Бориса Поплавского, который был признанным явлением в парижской русской литературной среде и был знаменит и как поэт, и как прозаик, сложилась трагично. Он ушел из жизни в 1935 году. Смерть его вызвала много толков и разговоров в тогдашнем Париже, и до сих пор существует версия, согласно которой студент С. Ярко, наркоман, решив уйти из жизни, побоялся сделать это в одиночку и прихватил с собой Бориса Поплавского, подмешав ему смертельную дозу наркотика за дружеским обедом.
Александр Ткаченко

БОРИС ПОПЛАВСКИЙ
ДОМОЙ С НЕБЕС

Отрывок из романа
Рисунок Левона Хачатряна

Таня и Олег, прыгая по скалам, спускались к воде — она впереди, играя, наслаждаясь бесстрашием, точностью движений и силой коричневых ног, он сзади, часто срываясь, неуклюже оступаясь и обдирая руки, переволнованный, обалдевший от любви, стеснительности и жары. В другое время он охотно принял бы участие в гонке, сам бы пощеголял отчаянностью, но сейчас кровь слишком стучала у него в ушах, так что он едва поспевал за нею, наконец, измучившись и вспугнув целую колонию нудистов, как худые красные раки, прятавшиеся за камнями, они сползли на плоские глыбы скалистого мыса и сели, все овеваемые свежестью водяной пыли, пролетавшей над ними при каждом ударе волны. Ветер усиливался, на горизонте лежала тонкая белая полоска, там за горизонтом была буря, и оттуда высокими рядами шли волны, по временам в нетерпении теряя кипящие белые гребни.
Подходя близко, волна вырывала перед собою синюю яму, на дне которой с шумом перекатывались блестящие камни, подымалась высокою синей стеной, вот-вот захлестнет, и, взметнувшись, ударяла о скалу. Тогда пена поднималась выше их головы, в трещинах между скалами синева кипя набегала вперед, но волна уходила, и тогда из них в обратную сторону клокотали целые водопады.
Но так надоело сидеть, Таня подалась ближе, скинула туфли, и широкие подолы ее выцветшей пижамы потемнели от воды, но и этого ей было мало, ошалев, она лезла на мокрые камни, и Олег неприятно по-стариковски пугался за нее, потому что под ослепительным небом море и ветер, видимо, на глазах сатанели, теперь волна приближалась в ракурсе с дом величиной. Таня в смешливом ужасе шарахалась назад, крича что-то, но ничего не было слышно, и дикой свежестью на лицо и грудь с неба валилась вода, платье и волосы липли к лицу, они, жмурясь, утирались, фыркали, а в ответ с бутафорским, хрустальным хромом, обдавая их с ног до головы, вновь и вновь наступали волны, одна из них, особенно сильная, чуть не стащила Олега за собою, так что он едва удержался, уцепившись руками и ногами, и не на шутку струсил; зрелище теперь было грандиозное и опасность немалая, потому что в этаком котле никакое плавание не поможет, да и Таня, как часто бывает с сильными от природы людьми, спорта не понимала, плавала плохо.
Среди беспрерывных фонтанов, в непрекращающемся, счастливом шуме они теперь смеялись до упаду, обнаглев до безрассудности, между двумя волнами лезли в самое пекло; Таня раскрывала руки, зажмурившись, подставляла лицо воде и, хулиганя и наслаждаясь, окончательно расшевелила и успокоила Олега.
Наконец, натешившись, измученные, счастливо усталые, мокрые, как щенки, они полезли назад, нашли свои туфли и неуклюже принялись их одевать на мокрые, розовые, как раковины, ноги, кое-как пятерней причесали волосы и двинулись в обратный путь уже по горной тропинке и, скоро выйдя из каменного хаоса, наткнулись на белую скучающую группу русских дачников с папиросами и «Последними новостями», которые с каким-то суеверным недоумением уставились на них.
Снова желтая широкая спина Тани, теперь уже не такая страшная, враждебная, покачивалась перед Олегом, а он был почти счастлив, ведь еще целый месяц таких художеств, но скоро у калитки им пришлось расстаться, ибо Тане теперь нужно было влезть в окно собственной комнаты, так как все взрослое буржуазное общество давно сидело за столом на площадке. А Олег, вновь попав в свою низовую категорию и оставшись один в лесу, побрел куда глаза глядят, искать Безобразова, чтобы вместе с ним, как индейцы, пробираться на кухню и жевать там свой вечный рис с томатами и постным маслом, который теперь они на четыре дня вперед варили на мангале, впрочем, аппетиты у них были волчьи, а есть после моря — великое наслаждение.
После обеда Таня запиралась заниматься, но едва закрывались ставни, тотчас же засыпала в духоте, плечом и лицом на странице все той же, замусоленной от ее сонной тяжести. В полдневной пустыне Олег блуждал, дик и нелюдим, с выгоревшими волосами, то там, то сям бесцельно появлялся на скалах. Время ожидания шло медленно, и все вокруг казалось неинтересным, чересчур назойливо ярким, то грозным, чужим, враждебно, ослепительно равнодушным. Волны все так же медленно, мягко ложились на песок, и, казалось, вода дремала там полминуты, прежде чем опять пошевелиться, нисколько не ускоряя своего привычного ритма, оттого что Олег, злобно щурясь на синюю даль, ждал, сидя на песке. Ему бы хотелось, чтобы все, как это бывает иногда в кинематографе, ускорилось, понеслось к шести часам. А в шесть часов в мертвой тишине, внимая хрусту собственных шагов по гравию, он как к львиной клетке подходил к даче и стучал в окно, не получая ответа. Осторожно раскрывал ставню, и разбуженная ярким светом и пристыженная Таня с отоспанным, красным, кухарочным лицом вскакивала и принималась причесывать волосы.
Вскоре в комнату также через окно влезала Надя, широколицая девушка необычайно кукольной, атлетической красоты. В противоположность Тане она была непосредственно и наивно, кокетливо смешлива, на все смотря огромными вызывающими синими глазами, хотя так же, как и она, инстинктивно по-звериному молчаливая и скрытная, а вслед за ней вперся ее душегуб, охранитель, высокий, сумрачный красавец с убеждениями, говорящий на странном парижском русском жаргоне, смеси галлицизмов и зощенковских словечек. Надя и Таня всегда молчали вместе. Таня зло, умно, напряженно ожидая, схватывая, утилизируя, осуждая всякое слово. Надя наивно, грубо, глубоко смешливо, как небо, раскрыв свои огромные, выпуклые голубые глаза, совершенно лишенные взгляда, великолепный, податливый по-звериному, неуловимый экземпляр русского сексуального творчества.
Это было прекрасное соединение атлетических молодых тел, скученных в небольшой комнате, выбеленной известкой, в окне которой вовсе не было ни рам, ни стекол, а только зеленая итальянская, античная ставня в одну створу. Но над ними плавала, висела, вечное мучение, наследственная, чопорная скука глубокоречивой русской чеховщины, не удостаивающей говорить ни о чем земном и милом, не умеющей без скуки говорить ни о чем возвышенном, дух, борющийся с телом. Внешнее, грубоватое, деланное товарищество, напряженная, суровая, любовная борьба внутри. Вечная, нерадостная, мучительно-знакомая русская гимназическая атмосфера.
Приходил (может быть, на руках) и человек-обезьяна, молчаливая, темно-коричневая статуя из одних мускулов, с красивым, замечательным, губастым лицом испанского преступника, аристократа, художника. И наконец, невесть откуда, но уже через дверь по-стариковски являлся Аполлон Безобразов, встречаемый сумрачным, многозначительным взглядом вдруг темневших Таниных глаз, и еще одна глубоко измученная жарой, грузинского вида барышня.
Разговора не получалось, потому что Олег столь же внутренне как старший снобировал их, как внешне неумело пресмыкался, жаждучи из-за Тани поддержать компанию, терял искренность и достоинство и, мучаясь этим, злобно внутренне передразнивал их полурусские обороты речи.
Поэтому все любили танцевать. Во-первых, конец разговорам, во-вторых, сексуальное освобождение, тайный сексуально-эстетический разряд до скуки старившей сердце молодости. Любили и выпить, но боялись, ибо где-то около ходил и жил грозный бородатый создатель, поддержатель, блестящеглазый, золотоочковый бывший революционер, ныне ученый, химик и крупный деловой мужик.
Странно в солнечной тишине сада на скалистом мысу звучал механический голос граммофона. Печально, надтреснуто, как будто издалека, из Парижа, как будто по телефону слышный, слышимый. За окном ослепительная полуденная духота сменилась теперь неподвижной сияющей духотой вечерней. Цикады кричали еще громче, но сад был уже освещен оранжево-розовым светом закатных облаков, а за ними внизу море приобретало уже тот странный, свинцовый, тяжелый, масляный блеск, который сразу делал все угрожающим и чуть нереальным, так что вот и жди, что между двумя ветвями на далекой глади, до странности по-сонному, по-астральному четкий появится черный Эгейский корабль с неподвижно висящим буро-красным парусом.
Медленно-спокойно, печально-упорно, как пчела, звенел граммофон, и все продолжало наливаться красноватой, отраженной яркостью неба.
Вдруг понимая, вдруг видя что-то новое, чужое и неизбежно мучительное в Тане, Олегу уже не верилось, что это она только что все утро бродила, хулиганила с ним. Сумрачно кокетничая с Безобразовым, Таня опять была величественной, каменной, тяжеловато-надменной.
Несколько раз уже Олег пытался встать и пригласить Таню, но сердце начинало так мучительно биться и он казался вдруг сам себе настолько неуклюжим, уродливым, узкоплечим, что он, психопатически боясь отказа, не мог решиться, но все-таки наконец встал. И едва помня себя, едва прикасаясь к Тане, обнял ее. Граммофон заиграл «Jalousie», медленное, навсегда памятное цыганское танго того лета, и так, едва дотрагиваясь до нее, едва смея двигаться, поплыли они по комнате, и комната поплыла перед ними в розовато-душных сумерках неподвижного августовского вечера. Они танцевали; сердце Олега вдруг обнаруживало, открывало, понимало, что они вместе плывут в бесконечную и бесконечно долгую боль, униженье, пораженье, обиду, разлуку, но сила отплытия, отрыва, отчаливанья от земли и старой жизни была так могущественна, так нова, так стремительна, что Олег, не помня себя, не защищаясь, сам до боли раскрываясь, шел на нее, как будто шел на битву, тая, гибнучи безвозвратно, продаваясь в рабство в горячем розовом неподвижном воздухе вечера.
Звуки, тихо звеня, тихо, глухо рождаясь, медленно летя сквозь густой воздух, буквально открывали теперь, губили Олега, сладко до боли, больно до сладости входя, вплывали, врезаясь в сердце. Казалось, огромные дали, фрески, горы, сказочные описания городов и путешествий раскрывались где-то за окном, и он кончиками пальцев не смел прикасаться, не смел чувствовать грозного необычайного тела танцующего с ним божества. Танец кончился, но Олег теперь знал, что надолго раскрылось, проснулось сердце. Знал также, что Таня не любит и, может быть, даже никогда не полюбит его. Сумерки сгущались в нем ощутительно до задыхания, мучило его, сладостно резало душу что-то летнее, грозовое, неповторимое навек. И долго потом в своем лесу, как беглые каторжники, он и Безобразов, сидя друг против друга у двух пней, жевали безвкусный рис с томатами, заедая нечищеным сладким огурцом, присмирев от явственного присутствия чего-то непоправимого.
День наконец кончился, бесконечно долгий летний день. Слабосердечная истерическая экономка собирала обедать. Таня странно-угрюмо согласилась встретить Олега после того, как проводит Ивана Герасимовича, который стоял на другой даче. Они оба по уговору должны были вернуться домой, но тотчас же за калиткой, не сговариваясь, расставались, исчезая в темноте по темным своим делам. Олег в неудобной позе сидел при дорожке на хвое и ждал. Тьма в лесу была непроглядная. Музыка в Сен-Тропез не играла в будний день, и там далеко-далеко где-то за горами гудели моторы военных аэропланов, совершавших ночные полеты. Иногда одна из огромных звезд начинала двигаться между черными ветвями или две-три симметричные сразу. Но, пересекши небо, они исчезали в ровном рокоте, и снова ночь вокруг была непроглядна, прекрасна, враждебна, и Олег в ней, как доисторический охотник, потерян, напряжен, весь превращен в слух. Для него, городского подростка, кофейного юноши, эмигрантского молодого человека, выросшего в дожде, все продолжало быть необычайным, и тишина была так сильна, так страшна, так совершенна, что Олег все время слышал шум крови в ушах. Далеко-далеко, издалека слышал. Олег, как идет Таня, слышал последние слова, которые она, посмеиваясь, бросила Наде: «Ты поосторожнее с ним», и тихий, четкий, издали приближающийся хруст гравия под ее крепкими ножками, ее крепких ножек по сухим веткам. И вот уже, слабо маяча между деревьями, бело возникал тихий, молчаливый, сказочный световой круг от ручного электрического фонаря. Олег, притаившись, молчал, и белый свет приближался, скрывая совершенно идущую за ним, и вдруг Олег почувствовал себя в фокусе электрического глаза и дико, как пойманный зверь, уставился на него.
В ту ночь, полную звезд, полную тяжелым запахом хвои, среди теплых, во тьме не позабывших солнца камней они впервые поссорились, и Олег, оторвавшись от Тани, в непродолжительном безумии храбрости ушел блуждать по берегу, в зловещем свете поздно вставшей ущербной луны, повторяя про себя любимые, грубые фразы свадебного марша Лоэнгрина, и вдруг разом погасло возбуждение, сердце физически сжалось предчувствием непоправимого, и он бросился искать ее и не нашел. О ужас, ужас, древняя потерянность, античное отчаяние среди великанов судьбы и природы. Бегом вернувшись к дачам, Олег с дикой мукой в сердце остановился растерянно на перекрестке нескольких дорожек. Луна теперь поднялась выше, и весь лес был изрезан белыми полосами, но где в них Таня... Куда ушла... Дома ее не было, Олег уже успел заглянуть в низкое окно... Где, куда, в какую сторону пошла в этом грозном хаосе деревьев, луны и камней? Отчаянье, отчаянье... Я ее никогда не увижу, все пропало, и над ним, вырезаясь черными силуэтами на театрально посиневшем небе, наклонялись огромные хвойные чудовища, как будто их ветви, качаясь, вытягивались в неподвижной лунной буре, бесшумной буре лунного света, как исполинские черные волосы, относимые бесшумным ветром... А у их ног Олег буквально ломал и грыз себе руки от неизвестности и тревоги, и все опять казалось театром, все только притворялось небом, деревьями, луною, чтобы лучше его истребить и уничтожить. Его душу, слишком высоко взлетевшую, взошедшую в одиночество и поэтому, как бешеная собака, осужденную целою природой.
В ту ночь, полную звезд, они впервые поцеловались, на несколько часов в ошалении чувственности совершенно потеряв чувство действительности. Но не миром, не сладостным примирением и новой жизнью встретились их губы, а чем-то яростно, беспощадно недобрым. Таня в его сильных лапах вся перегибалась, застывая на земле, как в каталепсии, он же, безрадостно шалея, мял, ломал и целовал эту крепкую, горячую плоть в тревожном, тяжком обалдении неожиданности и тайного подвоха, покуда, изомлев и настрадавшись-насладившись, она, охваченная каким-то раскаянием, не сказала ему... «Нет, я не могу любить, есть человек, с которым я связана, которому я должна... Я устала, изолгалась и не в силах теперь напрячь душевных мускулов, раскрыться сердцем навстречу вам...» — «Значит, вы не хотите играть на чистые деньги, а только на мелочь, так не надо мне вашей похабной мелочи... Счастливо оставаться...» Олег, весь обожженный, весь взбудораженный Таниными зверскими ласками, отрывается от нее и, вдруг сатанея, вдруг со всею страстью любви ожесточаясь, каменея, подхваченный, скрученный воинственным сумасшествием обиды, исчезает во тьме. Таня думает, что он вернется, застегивается, ждет; мрачно, презрительно, горько встает и уверенно, не спотыкаясь, спускается с откоса сквозь заросли, быстро доходит до спящего Сан-Тропеза. Как атлетическое привидение, бродит по улицам и вдруг встречает всю полувзрослую банду Олеговых врагов. Пьет и танцует с ними до утра, и тоже до утра Олег проискал ее, простерег, проблуждал, обливаясь слезами, страшась, раскаиваясь, наивно думая даже, не упала ли она где-нибудь со скалы. Сам мечтая броситься откуда-нибудь повыше, покуда утро не начинает голубеть и он, как от удара зажмурившись и закрывшись от него руками, не заползает в палатку, не проваливается в тяжелое, счастливое небытие, потому что с этого дня, с этой ночи и началась Олегова каторга.


Надежда ОСЬМИНИНА
Таинственный БРАСЛЕТ
искала наш корреспондент. Оказалось, их три...

История любви. История браслета, подаренного пылким влюбленным даме своего сердца. Помните повесть Куприна «Гранатовый браслет»? Наши светлые переживания о бедном чиновнике Желткове, полюбившем красавицу жену предводителя дворянства Веру Николаевну Шеину...
Не так давно похожую трогательную историю любви мне довелось услышать в Новгороде от одной пожилой женщины. Показала мне она и семейную реликвию — гранатовый браслет, подаренный незнакомцем ее матери три четверти века назад. При свете трехрожковой люстры в белой кружевной салфетке на круглом столе он показался мне одушевленным: и жизнь в нем была, и тайна.
Мог ли Куприн предположить, что его повесть не просто запомнится читателю романтическим сюжетом, но повторится в реальной жизни? Это удивительное совпадение и подтолкнуло меня к поиску настоящего купринского браслета. Был ли он на самом деле или явился плодом писательского воображения?
Оказалось, что да, действительно такой браслет существует. Им может полюбоваться каждый, кто побывает в Пушкинском доме в Ленинграде. В дар музею его передала в 1968 году Нина Владимировна Романова, исполнив волю последней наследницы браслета Киры Васильевны Регининой, дочери известного журналиста Василия Александровича Регинина, которого, по словам К. Паустовского, «знала вся писательская и журналистская Россия». В его-то семье долгие годы и хранился браслет, пережив войну, эвакуацию, оттепель 60-х и заморозки 70-х. Может быть, поэтому несколько гранатов выпало из оправы. Ведь, согласно древнему поверью, и камни живые. Они рождаются, болеют, разрушаются и исчезают... Какими же судьбами гранатовый браслет оказался у Регининых?
Я разыскала друга семьи Нину Владимировну Романову. Вот что рассказала она.
— Куприны познакомились с Регининым в Балаклаве в 1904 году. Писателю и его жене Марии Карловне понравился живой, остроумный гимназист, обладавший незаурядными способностями: он писал стихи и куплеты. Они подружились, и Вася Регинин после напутствия Александра Ивановича занялся журналистикой. Их дружеские отношения продолжались на протяжении всех лет жизни Куприна в России.
Гранатовый браслет принадлежал жене Куприна Марии Карловне. В своих воспоминаниях она писала о том, что Александр Иванович очень любил его. Но от времени под фанатами появились темные пятна, и писатель решил отдать его на реставрацию. Ювелир оказался человеком не очень опытным и, не зная, что фанаты никогда не оправляются в золото, а только в серебро, вызолотил внутреннюю сторону браслета. Старинный браслет потерял свою ценность. И хотя ювелир уверял, что позолоту легко снять, Куприн рассердился и забрал у него браслет, охладев к нему.
После революции Куприн уехал за границу со своей второй женой, а браслет остался у Марии Карловны. В своей одинокой и нелегкой жизни она часто пользовалась поддержкой, дружеским советом й помощью Василия Александровича Регинина. До последних дней своей жизни она сохранила с ним и его семьей самые теплые отношения. Ему-то, Василию Александровичу Регинину, Мария Карловна и подарила свой браслет, который в известной степени послужил прообразом гранатового браслета в повести.
Он несколько отличается от того, который описал Куприн. Так, браслет Марии Карловны посредине украшает выпуклая розетка в виде цветка. В повести же он «золотой, низкопробный, очень толстый, но дутый и с наружной стороны весь сплошь покрытый небольшими старинными, плохо отшлифованными гранатами. Но зато посредине браслета возвышались, окружая какой-то странный маленький зеленый камешек, пять прекрасных гранатов, каждый величиной с горошину... под их яйцевидной поверхностью вдруг загорались густо-красные огни, точно кровь».
Уже после рассказа Нины Владимировны о судьбе браслета я вновь перечитала повесть. И пришла к неожиданному выводу: таинственный браслет одновременно несет в себе и разгадку своей тайны. Куприн, знавший толк в драгоценностях, наверняка знал и о магических свойствах камней, о том, что подаренные красные гранаты не приносят счастья их владельцу, ибо глазное магическое свойство этих камней — рождать сильные, страстные желания, На руке человека, одержимого страстью, они начинают блестеть, словно наливаются его кровью. Тогда история любви в повести обретает более глубокий, отчасти библейский смысл: искушение женского сердца силой испепеляющей любви-страсти,— Ева, преодолевшая в себе соблазн. Но зачем посередине браслета зеленый камешек? Оказывается, в семействе гранатов есть золотисто-зеленый камень — оливин, который не только рождает сильную страсть, но и охраняет от врагов и злых демонов. И, вероятно, в соседстве красных гранатов и оливина кроется также магический смысл: оградить от демонических страстей и усилить одну страсть — любовь.
Своими догадками я поделилась с Ниной Владимировной.
— Возможно, такое толкование и справедливо. Не зря же Куприн изменил описание браслета в повести. Надо сказать, что похожая история любви произошла в жизни с одной из родственниц Марии Карловны. Правда, таинственный незнакомец подарил ей не гранатовый браслет, а толстую позолоченную дутую цепочку, к которой было подвешено красное эмалевое яичко с выгравированными словами: «Христос воскрес, дорогая Лима». Куприн с молодости знал эту историю, и тем не менее в повести заменил цепочку, пасхальный подарок, на гранатовый браслет, такой, который соответствовал его писательскому замыслу.
...Каждый человек в своей жизни ждет чего-то необычного. Но когда это необычное случается, как часто мы проходим мимо, погруженные в заботы о хлебе насущном, в проблемы, подступающие со всех сторон, одновременно сетуя на то, что нашему отнюдь не романтическому времени так не хватает возвышенных чувств.
Мне, признаться, повезло. Повезло не только услышать историю гранатового браслета, но и увидеть. А необыкновенное здесь в том, что видела я в разное время в разных домах три гранатовых браслета. Один, принадлежавший Марии Карловне Куприной-Иорданской, в Пушкинском доме в Ленинграде, другой — в Новгороде, а третий недавно показала мне подруга — память о ее бабушке. И, боже мой, второй и третий браслеты были похожи друг на друга как две капли и... соответствовали описанному в повести. Так сколько же их, браслетов гранатовых, еще хранится в разных семьях! Скольким красавицам кружили они голову после того, как в 1910 году увидела свет повесть Куприна!
Не хочется искать этому разгадку. Ведь, как писал Альберт Эйнштейн, «самое прекрасное и глубокое переживание, выпадающее на долю человека,— это ощущение таинственности».


«ИНФОРМРАБОТНИЦА»

ЭНЕРГИЯ МУМИЕ
Мумие (слезы гор Памира) как народное лекарственное средство известно в восточной медицине более двух тысяч лет. В своем составе оно содержит более 20 химических элементов, не имеющих противопоказаний. На мумие ПФК «Синдбад» имеет сертификат качества.
Мумие не только оздоровит, но и быстро снимет усталость, поможет заживлению тканей, восстановит вашу жизненную энергию, срастит перелом.
В зависимости от вашего веса и заболевания на курс оздоровления необходимо 20—30 г (из расчета 3 рубля за 1 грамм).
Для получения бандероли вам надо отправить письмо с заявкой по адресу: 129010, Москва, а/я 28. Отправка производится наложенным платежом.

БИРЖА ТРУДА ДЛЯ ИНВАЛИДОВ
Поиск мест трудоустройства для инвалидов-москвичей.
Предлагает различных специалистов из числа инвалидов.
Мико 338-34-35

БЕЗ САХАРА И БЕЗ ДРОЖЖЕЙ
У вас нет САХАРА? Сварите ПАТОКУ (нужен лишь картофель!), и вопрос, с чем пить чай, как сварить варенье, решен.
Вам нечем угостить друзей? Выручат рецепты изготовления отличных, без грамма дрожжей, ПЛОДОВО-ЯГОДНЫХ и ВИНОГРАДНЫХ ВИН (десертных, полусладких, сухих, купажных, ароматизированных — вермуты) и составы винных напитков (крюшонов, флипов, грогов).
И еще рецепт — как сварить отменное ПИВО!
Вы получите рецептуру, перечислив почтовым переводом на расчетный счет НИК «Развитие» № 461695 в Верх-Исетском отделении ПСБ г. Свердловска (МФО № 253493) сумму в 12 рублей 75 копеек. Просим ЧЕТКО указать адрес, по которому мы должны выслать вам сборник.
Не сомневайтесь, вы получите то, что необходимо: первый литр приготовленного вина, сваренной патоки или пива оправдает покупку.

Организован Фонд помощи пострадавшим от ядерных испытаний на Семипалатинском полигоне с р/счетом 700439 в операционном управлении АПБ г. Семипалатинска и р/счетом 935430015 во Внешэкономбанке г. Алма-Аты.
Председатель правления Г. А. Зарецкий

Любезные читатели!
Пасха, или Воскресение Христово,— один из самых великих и радостных христианских праздников. Евангелие так описывает это чудеснейшее событие:
«На рассвете первого дня недели (ныне называемого воскресением) благочестивые жены пришли ко гробу Господа, чтобы помазать тело Его благовониями. Вдруг сделалось великое землетрясение, ибо Ангел Господень отвалил камень от гробницы. Обратившись к женщинам, посланник небес сказал: «Не бойтесь, ибо знаю, что вы ищете Иисуса распятого. Его нет здесь: Он воскрес, как сказал. Пойдите, посмотрите место, где лежал Господь» — Евангелие от Матфея, 28-я глава, 1—12 стихи.
Когда жены-мироносицы шли, чтобы возвестить о виденном апостолам, Воскресший Христос встретил их на пути и сказал: «Радуйтесь!» Затем в течение сорока дней Он продолжал являться апостолам и другим ученикам, открывая им тайны Царствия Божия.
В крестной смерти и воскресении Христа — основание и средоточие христианской веры. С воскресением Христа связана лучезарная надежда христиан на блаженное воскресение и жизнь вечную в небесах.
«Смерти нет! Христос, страдая, крестной смертью смерть попрал, всем изгнанникам из рая жизнь навеки даровал!»
По прошествии почти двадцати веков христианской истории не померкла эта радостная весть: «Он воскрес!» И на пасхальное приветствие «Христос воскрес!» христиане с торжеством и ликованием отвечают: «Воистину воскрес!»
И это не традиционное приветствие, а исповедание веры в Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа, воскресшего из мертвых в третий день по Писанию.
Эта важная информация из Библии. Подробнее на эту тему вы можете услышать ежедневно по радио: в Европе — 18.15, в диапазоне 25 м (11625 кГц), 21.15 и 23.00, в диапазоне 31 м (9495 кГц); в Сибири — 14.00, в диапазоне 25 м (11805 кГц), ВРЕМЯ МОСКОВСКОЕ.
БИБЛЕЙСКАЯ МИССИЯ
Славянского Евангельского Общества, 101000 г. Москва, п.я. 520

<- предыдущая страница следующая ->