<- предыдущая страница следующая ->

Васька, Додик и другие...
Я забыл, когда учитель физики Василий Тихонович Усачев согласился взять наш класс, и Олег не помнит, а Левка, как всегда, точно занес дату этого события в общие тетради. Запись от 2 сентября 1940 года. Это когда мы перешли в 9-й класс — Вика в свой 9 «б», а я, Левка и Салик в свой 9 «а». Юра Трифонов уже переехал в другой дом, учился в другой школе.
...Часы показывали половину девятого. Я позвонил Мишке, чтобы вместе с ним пойти в школу. И первое, о чем — был вопрос о настроении:
— Ну как ты себя чувствуешь перед этой школой?
— Так, ничего особенного,— меланхолично ответил он.
— Не думаешь ли ты выходить?
— Да вот сейчас Олег соберется, мы и выйдем.
Сунув в карман тетрадь и карандаш, я вышел. На душе было тоскливо: мне совсем не хотелось расставаться со свободным летом...
Левка носил карандаш в картонном, из-под градусника, футляре. Иногда так носил и свою ручку с медной, у самого пера, спиралькой — собственного изготовления самописку: спиралька при погружении в чернильницу захватывала дополнительную порцию чернил.
...Тут я заметил браво шагавших по направлению ко мне Михикуса и Олекмуса. Мы дружески поздоровались. Пока мы дошли до школы, дождь превратил нас в общипанных гусят. В школьном дворе был Юрка Симонов (ученик из параллельного класса, тоже, как Левка, увлекался музыкой.— М. К.), Медведев (наш одноклассник, погибнет в войну от тяжелого ранения.— М. К.). Излив восторг от встречи, мы вломились в школу. Вошли в свой класс. Им оказался физический кабинет. На всех я смотрел с каким-то особенным чувством, так как я рад был видеть своих товарищей (мы не задумывались тогда — ни я, ни Олег,— с какой теплотой Левка к нам относился.— М. К.). Я хочу остановиться на самых моих ближних, исключая Мишку и Салика. Король (Толя Королев, одноклассник. Был танкистом. Ранен. Судьба неизвестна.— М. К.) из скромного, тихого мальчугана превратился в загорелого широкоплечего великана, но с тем же спокойным и тихим характером. Димка, или Синка, остался таким же хрупким и тонким чертом, все с той же круглой, словно луна, головой. (Дима Сенкевич, как мы все считали, потомок писателя Генрика Сенкевича, пользовался Левкиным расположением. Погибнет, как и Борис Медведев, от тяжелого ранения. Был командиром минометного взвода.— М. К.). Рэмка не изменился. Он и сейчас представлял из себя чистенького, опрятного, со всеми своими склонностями к ехидничеству, противоречием и жадностью малого. Петька тоже остался без изменений. Как и в прошлом году, он был вихраст, высок, лопоух, нескладен, но жилист, как резина. Павлушки не было — он уехал в Минск. Тиунова, Стаськи, Красильникова тоже не оказалось...
Уселись Левка и Олег на свои обычные места в крайнем ряду у стены за первый стол перед доской: Олег тоже был близоруким. Сзади Левки сидела Галка Иванова, или Иванидзе. Кто ее так прозвал — неизвестно. Галка недавно мне сказала:
— Хочешь, покажу, как Левка держал ручку или карандаш? У него очень выгибался указательный палец.— И Галка взяла карандаш и продвинула по нему указательный палец максимально вверх, пока он не оказался по отношению к карандашу почти под прямым углом.— Поэтому ручку или карандаш Левка держал очень крепко, твердо, что ли.
Я сидел во втором ряду, за вторым столом — это наискось от Левки. Можно было даже переговариваться. Соседом моим был Толя Королев.
Приближается долгожданный момент, которого ждет весь класс: встреча с учителем физики и будущим классным руководителем Василием Тихоновичем Усачевым.
...Но вот наступил долгожданный момент — мы увидели нашего физика. Он был одет в бежевый костюм и что-то творил у себя в кабинете. Когда мы расселись, он долго ходил мимо наших парт и среди нашего шума и смеха, весело здороваясь с нами.
— Вот Сальковский, я вижу, возмужал,— сказал он.— Видно, что набрался сил за лето. Стал более солидным. А вот сосед не изменился.— И он указал на меня.— А вы, кажется, новый?— обратился он к Гуревичу.— Откуда? Из какой школы? Зачем пожаловали?
— Я из Воронежа. Мы сюда переехали,— проревел Володька резким голосом. (Как потом выяснится, Володька уже владел основами высшей математики. В войну будет артиллеристом. Погибнет. Последнее письмо получит от него наша староста Зина Таранова.— М. К.).
Затем Василий Тихонович остановил свое внимание на второй Цветковой.
— А вы откуда, друг мой сердечный?
Та назвала школу и район.
— Переехали сюда, следовательно.
Цветкова номер два качнула утвердительно головой.
— Что имели по физике?
— Мм... Мм... Иной раз «посредственно». А вообще «хорошо».
— Мм... Так. Плохих отметок не было?
— Нет.
— Жаль,— сочувственно отозвался Василий Тихонович при всеобщем смехе.
Подойдя к столу, где сидела Шлейфер, он спросил:
— Ну как, Шлейфер, снова думаете пропускать уроки? Болеть, получать неважные отметки? А?
— Посмотрим,— лаконично ответила та.
— Смотреть-то буду я,— невозмутимо ответил физик, порождая в классе взрыв хохота.
Два урока физики пролетели быстро. Василий Тихонович рассказывал, мы кое-что записали в свои тетради. После шестого урока он задержал нас.
— Спокойнее, товарищи,— заявил он.— Убирайте книжки, но оставайтесь на местах.
Он объяснил нам, что вызвался быть нашим классным руководителем, и думает, что мы его не подведем. Он не развозил свои мысли за тридевять земель, как делали многие учителя, когда собираются выяснять с учениками тот или иной вопрос, а говорил просто, спокойно и кратко.
— О дисциплине, друзья мои, я вам говорить не буду,— сказал он.— В этом нет надобности. Народ вы разумный и сами знаете, что хорошо, что плохо. Во время объяснения преподавателя, если хотите, то ведите записи. Но это дело хозяйское. Как вам будет угодно. К счастью или к несчастью выбрал я ваш класс, я не знаю — это покажет будущее...
Как бы Василий Тихонович теперь порадовался за свой класс, за всех наших ребят. Они достойно выдержали самый тяжелый экзамен — войну. Один Лева Федотов чего стоит. Время определило его не только как мальчика выдающихся дарований, но и как человека, отстаивающего самые чистые, самые глубокие категории жизни. В школе теперь хранятся фотографии, военные письма ребят, погибших в боях совсем еще мальчиками. «Неимоверный» хулиган Витаська Бойко командовал, например, батареей противотанковых орудий. Несколько раз был ранен. Умер после войны от ранений...
В Левином четырнадцатом подъезде жил Подвойский, создатель Красной гвардии и один из руководителей Октябрьского восстания в Петрограде. Однажды Подвойский выходил из подъезда в неизменной длинной шинели, а следом — Левка, которого я поджидал; Левка — в коротком бушлатике. И я увидел — они похожи то ли походкой, то ли осанкой, то ли какой-то сосредоточенностью... И вот сейчас передо мной Левкины слова, пришедшие с войны: «Теперь я на своем месте!»
17 ноября 1940 г.
...Боже ты мой, до чего замечательный у нас физик. Я от него без ума, честное слово. Почему? Пожалуйста, я вам скажу. Ну, например, взять хотя бы сегодняшних два последних урока физики. Ввиду того, что наш физический кабинет занял десятый класс, мы отправились наверх, в тот самый маленький классик, с которого мы всегда начинали первый день каждой шестидневки...
Этот маленький, любимый всеми класс имел свои особенности: во-первых, он был на самом верхнем, третьем этаже школы; во-вторых, он не граничил с другими классами. Стоял отдельно, особняком, и в нем можно было очень свободно себя чувствовать; в-третьих, его небольшие окошки выходили на крышу второго этажа. В любой солнечный день мы вылезали из этих окошек на старенькую и очень домашнюю крышу и грелись у стены, и при этом нас никто ниоткуда не видел. А мы видели внутренний, совсем сельского вида двор, сложенные на нем дрова, кучу угля, плетеные корзины, наковальню, прикрепленную к пеньку; летом — зеленую лужайку, где мы на занятиях по военному делу метали свои первые учебные гранаты и атаковали дрова, как вражеские укрепления. И конечно же, никто из нас не думал, не предполагал, что совсем в скором времени придется метать гранаты боевые, штурмовать вражеские укрепления и строить свои... А в класс, если вылезали на крышу, возвращались через те же окошки в любую секунду.
Не исключено, что в описываемый Левой день ребята частично и находились на крыше: ловили солнце в ноябре месяце.
...Лишь только мы уселись, как вдруг дверь открылась и в класс вкатился наш толстенький Василий Тихонович.
— Тише, тише, тише, мои дорогие друзья,— почти запел Василий Тихонович.— Давайте тише.
С этими его словами класс приобрел веселое настроение, залился смехом. (По-видимому, как мы теперь с Олегом понимаем, день действительно был «неучебным» — теплым и солнечным. Мы распоясались. Прямо «магнитная буря». — М. К.).
— Но что это такое,— развел он руками.— Вот стараются. Ну чего вам?— спросил он добродушным голосом, усаживаясь за маленький столик и открывая журнал.— Ну, тише, тише, мальчики. Мальчики, тише. Тише, девочки. Девочки, тише! Миленькие девочки.
Мы чуть не сошли с ума. Многие, забыв обо всем на свете, не стеснялись ни товарищей, ни Василия Тихоновича, хохотали во весь голос. (А уж Левка на первой парте заливался громче других. Это он умел. — М. К.).
— Ну, будет,— сказал наконец Василий Тихонович.— Повеселились, и хватит. Кто там еще разговаривает? Может быть, все пойдем в зал? А действительно, идите, кто хочет. Поговорите, а потом возвратитесь.
— Да, а вы не пустите обратно, — протянула Андреева. (Во время войны Зина Андреева будет разведчицей-радисткой. Одна из первых в нашем классе получит боевой орден. — М. К.).
— Я? Да не пущу?— удивился Василий Тихонович.— Как же я могу не пустить, раз я сам предложил вдоволь наговориться в зале, а потом возвратиться.
— Пустите, значит? — спросила недоверчиво Зайцева.
— Пожа-а-луйста,— важно протянул учитель при общем смехе.
— А вы потом скажете директору,— проговорила опять Зайцева.
— Ну что вы, друг мой сердечный,— сказал физик.— Я честный человек, я никогда ни от кого ничего не скрываю. Когда вы шумите, я тут же вам делаю замечание. Дальше того я не иду. Да зачем это? Я вас всегда понимаю. Никогда на вас не кричу, а разговариваю, как с товарищами. Так ведь? Вы разве видели, чтоб я когда-нибудь выгонял кого-либо из класса? Нет. Я никогда не буду никого выгонять. Это только, наоборот, ухудшает дело. Вот и сейчас я вам просто по-дружески предложил выйти в зал, чтобы вы не мешали заниматься другим. Поговорите в зале, сколько душе угодно, а потом, пожалуйста, заходите.
Класс одобрительно шумел.
— Ну, а теперь, друзья мои, тише, тише, тише. Вот видите, я из-за вашего шума сделал в журнале ошибку. Вместо «работа» написал «работы». Видите, как вышло.
— Но это небольшая ошибка, — сказала Цветкова...
(Таня Цветкова — отличница, которая на уроках, как и положено отличникам, сидела неподвижно. Вся — внимание. Поэтому Лева часто рисовал ее, велел и мне рисовать: замечательная «неподвижная натура». — М. К.).
— Как это небольшая? Большая ошибка, очень большая.
Исправив в журнале ошибку, Василий Тихонович приступил к уроку.
— Ну, мои друзья сердечные, сейчас мы с вами разберем новую тему. Называется «Работа». Первым делом я хочу спросить, как по-вашему, что такое работа?
Опровергнув все аргументы питомцев своих, Василий Тихонович велел нам записать следующее:
— Работой, друзья мои хорошие, называется преодоление сопротивления на некотором расстоянии. Работа машины. Действие воды. Звуковые волны. Ток электричества. Все это есть разновидность движения. Следовательно, это и есть работа. Но работой не будет называться бессмысленное держание в руках какого-нибудь предмета. Я буду, например, держать книгу.— С этими словами он взял журнал, но не двигался с места.— Но это разве будет называться работой? Если неподвижно буду стоять, как столб, и держать зачем-то эту книгу? Я устану, ослабею, но это меня ни к чему не приведет. Мне за это никто плату не даст. Ибо работой именно и называется «преодоление сопротивления на расстоянии». Если я возьму да перенесу эту книгу с места на место, тогда это будет работа. Предположим, какой-нибудь мальчишка стоит и подпирает стену.— При этих словах Василий Тихонович подошел к стене и уперся в нее руками.— Пусть он стоит час, два, три. Целый день. И напрасно он будет думать, что ему за это кто-нибудь заплатит денежки. Хотя он устанет, от него пойдет пар, но это не будет называться работой. Придет домой этот мальчишка и скажет: «Ах, папочка с мамочкой! Дайте покушать мне скорее! Я уж очень сильно умаялся». «Да что же ты делал, наш ненаглядный?» «Я стоял и стенку подпирал».— Последние слова Василия Тихоновича потонули в громовом смехе.— «Да ведь она и без твоей помощи стоит»,— ответят ему его благоразумные родители.
После уроков, когда мы спускались в парадное, я сказал Мишке:
— Вот учитель так учитель.
— Да-а,— протянул Михикус.— Это нужно быть только Василием Тихоновичем, чтобы так весело, легко и понятно преподавать такой трудный предмет.
Ну, мой дорогой читатель, разве тебе не нравится наш физик? Ну чем он плох? Разве только тем, что всегда шутит, но успевает укладывать намеченный урок точно в сорок пять минут...
Василий Тихонович не только успевал нам просто и понятно объяснять любую новую тему, новый материал, но еще и проходить с нами задачки. Слово «задачки» было у Василия Тихоновича любимым. Перед началом урока спрашивал:
— Кто и сколько решил дома задачек? Кто только одну?
Надо было честно поднять руку.
— Кто две? Кто три? Кто все?
Решить все задачки считалось самым почетным. Если попадалась очень сложная задача, даже не под силу таким «специалистам», как Рэм и Володька Гуревич, то решали всем классом. Василий Тихонович доверял нам, никогда не перепроверял, кто и сколько решил, и выставлял отметки в журнале «по нашим показаниям». Отметки у него были «превосходные» и «непревосходные». Мы никогда не обманывали Василия Тихоновича, никогда не списывали задачи, гордились доверием физика.
Валька Коковихин, шутник и выдумщик из того десятого класса, который в каждый первый день шестидневки занимал кабинет физики и мы поэтому отправлялись наверх, в маленький классик, на уроке Василия Тихоновича, выслушав, что такое электричество и что такое изолятор, перед следующим уроком вместе со своим неизменным другом Анатолием Ивановым привел полученные знания в действие: бумага — изолятор, вода — проводник. Выкрутили они с Анатолием лампочки, вложили в патроны смоченные водой кусочки промокашки, и лампочки вновь вкрутили. На уроке алгебры свет мигнул раз, мигнул два и погас (была вечерняя смена). Причина явления проста: вкладыши из бумаги высохли, пропала вода — проводник, а осталась только бумага — изолятор. Электрическая цепь разорвалась. Все, как объяснил Василий Тихонович.
Нам Василий Тихонович по этому поводу сказал разведя руками:
— Вот стараются... Папочке с мамочкой, наверное, не дают скучать, ненаглядные.
Они всем в доме не давали скучать. Совсем уже перед войной, к всеобщему удовольствию зрителей, плясали в «Ударнике» перед началом сеанса, как Пат и Паташон.
Левка написал на промокашке (он часто писал и рисовал на промокашках) и передал мне: «Боже ты мой, до чего он все-таки замечательный, наш Василий Тихонович!»
...Мы с Викой видели Василия Тихоновича в последний раз в Коктебеле. Было это примерно в 1958 году. Физик шел по горной тропе с большим рюкзаком: поднимался на Карадаг.
Теперь Василия Тихоновича нет...
ОКОНЧАНИЕ В СЛЕДУЮЩЕМ НОМЕРЕ.

Лева рисовал постоянно — носил с собой нарезанную на карточки бумагу для зарисовок. И рисовал он равно и окружающую его жизнь, то, что видел на улице, в доме, в школе, и то, что возникало в его воображении. Постоянной темой были динозавры и прочая палеонтологическая древность. Лева даже написал о процессе эволюции в «Пионер». Письмо с рисунками, напечатанное журналом, оказалось первой и единственной публикацией.
На одном из листов сохранившейся чудом домовой книги, в которую вписывали всех живущих в доме на набережной, против фамилии «Подвойский» стоит: «Выписан ошибочно». Кто-то поторопился, решил, что если исчезают из дома один за другим известные всей стране люди, то и Подвойский вот-вот исчезнет. Но ему повезло. Повезло и семье Федотовых — Федор Каллистратович погиб прежде, чем разгулялась борьба с «врагами народа». А не погибни он — может быть, пришлось бы Федотовым разделить судьбу семей Тухачевских, Косаревых, Смушкевичей и еще, еще, еще многих...
За Домом Советов стояли (и теперь стоят) старинные палаты и церковь. Почему-то среди жильцов дома ходила легенда о том, что это палаты и церковь Малюты Скуратова, первого приспешника Ивана Грозного, и что от церкви до Кремля ведет подземный ход. И однажды Левка, Мишка и Салик нашли этот подземный ход и совершили тайную экспедицию. Закончилась она неудачей. А если бы ребята добрались до Кремля? Что стали бы делать? Рассказали бы «отцу народов» о том, как исчезают из их и не только из их дома люди?
В коллажах И. ПАНКОВА использованы фотографии А. ЗАДИКЯНА.


У НАС В ГОСТЯХ ЖУРНАЛ PIONYR

Название этого журнала в переводе не нуждается.
Издается «Пионир» в Праге на чешском языке. Выходит в течение учебного года. Первый номер выпускается в сентябре, двенадцатый — в августе следующего года.
О чем рассказывает «Пионир»? Да в общем-то обо всем. О жизни детей в Чехословакии и других странах. О прошлом и сегодняшнем дне страны. О школе, театре и литературе. О джазе, роке и других жанрах легкой музыки. Самые популярные рубрики у читателей — «Звезда по вашей заявке», «Алло, алло,с вами «Супрафон», «Песенка с автографом». А для тех, кто любит разгадывать детективные истории, в журнале вот уже несколько лет из номера в номер появляется «Сыскное бюро Йозефа Дворжака». Это сериал занимательных рассказов, в которых читателям предлагается самим определить злоумышленника или преступника. Шеф бюро — персонаж реальный. Йозеф Дворжак — один из самых известных современных чехословацких киноактеров. Его изображением сопровождается публикация каждой новой детективной истории на страницах журнала «Пионир».

НА «ТАТРЕ» ВОКРУГ СВЕТА

Так называется чехословацкая экспедиция, которая отправилась в путь более года назад. Ее участники уже посетили многие страны Европы, включая некоторые области Советского Союза, а также Канаду, США, государства Южной Америки и Австралию. О самом интересном они сообщают в журнал «Пионир», потому что именно ему в Чехословакии предоставлено право первоочередного освещения в прессе новостей с трассы.
Цель экспедиции — длительные испытания новой модели автомобиля «Татра-815GTC». GTC означает «Grand Tourist Container», то есть «Большой туристский контейнер». И названа так машина неспроста. В передней части кабины — четыре пассажирских места, которые легко убираются, и этот отсек может служить спальней или небольшой общей гостиной. В середине и задней части кузова — складские помещения с морозильной камерой, душ и туалет. Есть здесь также бокс для изоляции заболевшего члена экспедиции. Если, конечно, в этом возникнет необходимость. Автомобилю придан специально укомплектованный мопед «Ява-210». И еще у него есть двухместное приспособление для фото- и киносъемок с воздуха. Экспедиция постоянно имеет недельный запас продовольствия и питьевой воды. Ведь ей порой приходится преодолевать труднодоступные, необитаемые участки в пустынях и горной местности. И тут приходится полагаться только на себя.

«МАМОНТЫ»... В БАШНЕ

Ну кому придет в голову искать мамонтов в старой водонапорной башне. Эти древнейшие животные, к тому же давно вымершие, никак не могут обитать в заброшенных водокачках. И все же...
Водонапорная башня в Праге, на Летне, вовсе не такая уж необитаемая. В ней разместился Дом пионеров и молодежи седьмого района чехословацкой столицы. А «мамонты», о которых пойдет речь, отнюдь не стадо обросших шерстью доисторических млекопитающих, а... пионерский отряд экспериментальной археологии. Кстати, единственный во всей республике.
Да, знаете ли вы, что такое экспериментальная археология? Это проверка опытным путем теорий об образе жизни наших предков.
Может, и у вас появится желание самим, подобно первобытному человеку, попробовать сделать посуду из глины, орудия труда и охоты из камня, из кости — иглу, шило или стамеску? А разве не интересно узнать, как первобытный человек строил жилище, ткал ткани, плавил металлы, сколько на это у него уходило времени?
— Сначала,— вспоминает вожатый отряда Йиржи Червинка,— у нас был гончарный кружок. Лет десять назад задумали организовать лагерь для юных гончаров, и нам пришла в голову мысль соорудить там печь для обжига посуды. Ребятам очень понравилось, и через несколько месяцев, в январе 1980 года, в одном из помещений подвального этажа башни впервые собрался отряд «Мамонты»...
В отрядной комнате — настоящее хранилище «древностей». Копии посуды бронзового века, глиняные бубны, обтянутые кожей косули и кролика. Диадема с розами, но не из бронзы, а из медной проволоки, заколки из чеканки, кожаная обувь ручной работы. В шкафах одежда первых славян, преимущественно из джута, с отделкой из декоративных тканей, собственноручно вытканных «мамонтами», вернее «мамонтихами», на первобытном станке. Здесь же стоит и станок. А вот каменная терка для зерна, тоже изготовленная руками ребят. Есть и подлинные предметы, добытые при раскопках. Но их немного. Сделав копию, оригинал «мамонты» передают в краеведческий музей.
— Так все время и занимаетесь дремучей древностью?
— Да нет,— улыбается Йиржи,— большую часть года мы работаем как обычный пионерский отряд. Проводим сборы. Выпускаем стенгазету. Она выходит регулярно, ведь в ней отражается ход игры, которая идет в течение года. «Мамонты» разыгрывают «Историю дома на Старом Месте». Ну, и конечно, изучаем археологию. Ведь для того чтобы проводить эксперименты, надо много знать. Два месяца — обычно апрель и ноябрь — для нас особенные. Члены отряда делятся на группы по интересам и работают в рамках эксперимента. Иногда в башне, иногда на природе, как получится. Кто занимается дроблением камня, кто приготовлением пищи «по-первобытному», кто — чеканкой, обжигом гончарных изделий, изготовлением тканей, украшений, обуви и одежды, кто учится трением добывать огонь. Летний лагерь длится три недели, а готовимся мы к нему целый год.
— И все-таки трудно представить городских ребят, которые живут как первобытные люди...
— А мы и не живем как первобытные люди,— говорит Йиржи.— На эксперимент уходит семь дней, и то только до обеда. В остальное время обычная лагерная программа. Но зато неделю мы живем неподалеку от лагеря в «первобытной деревне» с избушкой. Никаких спичек, котелков, металлических ложек, вилок. У каждого своя деревянная ложка, кремневый нож. Готовим из продуктов, которые были доступны нашим далеким предкам: варим гороховую кашу, печем на огне мясо, хлебные палочки, лепешки. Мы стремимся обойтись тем, что мог иметь первобытный человек. Бывают, правда, исключения. Например, мы берем с собой фотоаппарат. А иначе не рассказать о том, как выглядит жизнь в таком лагере.
Станут ли все наши «мамонты» археологами?— задумывается вожатый.— Вряд ли. Да такая задача и не ставится. Мы хотим лишь, чтобы пионеры почувствовали радость совместного труда, обстановки общности и товарищества. И еще дать ребятам основы знаний в области археологии, экологии, природоведения, научить их бережному отношению к прошлому, культурным памятникам. А в целом — пробудить в них чувство прекрасного. Да и где еще они могут поработать с такими изумительными материалами, как глина, кожа, камень, дерево?
Ростислав КРЖИВАНЕК
Рисунки А. ГРИШИНА.


СЫСКНОЕ БЮРО ЙОЗЕФА ДВОРЖАКА

Сватоплук ГРНЧИРЖ
ТРИ КИРПИЧА

Уж мы-то отлично знали, как надо вести себя в конторе «Утильсырье».
— Поздоровайтесь! Кладите на весы! Отойдите в сторону! — командовал пан Зоуплна, принимавший у нас пачки старой бумаги. Мы послушно выполняли указания. А пан Зоуплна нажимал на ручку весов. И дальше все тоже шло как по маслу: — Отнесите в угол! Получите квитанции и деньги! Попрощайтесь и уходите!
Но однажды, когда наша группа вновь появилась в конторе, пан Зоуплна в ответ на наше «Здравствуйте!» промолчал и стал яростно трепать наши пачки. Мы с удивлением переглянулись. Убедившись, что с бумагой все в порядке, заведующий растерянно пояснил:
— Представьте, какой-то мошенник заворачивает в бумагу кирпичи! Обнаружив первый кирпич, я только поворчал про себя. Через два дня. развязывая пачки и бросая макулатуру в бумагорезательную машину, я вытащил еще один. Насторожился, стал следить внимательнее, но без толку. Вчера мне попался третий кирпич.
Пан Зоуплна схватил кирпич, лежавший у весов, и сунул его нам под нос. Томаш отреагировал, как заправский детектив:
— Гм, старый кирпич...
— Ну, конечно, жулик не пойдет в магазин покупать новый,— засмеялась Йитка.
— На кирпиче следы цемента,— продолжал рассуждать Томаш.— Попытаемся выяснить, откуда он. Не сносят ли тут чего-либо поблизости?
— У меня идея! — воскликнула Дениза.— Пусть пес Батул обнюхает кирпич и приведет нас по следу к развалинам и преступнику.
Ярда притворно зашатался, давая понять, что от таких слов ему стало плохо: — Тоже мне идея! Затесались девчонки в среду детективов, и вот — результат!
— Мне кажется, кирпич не выведет нас на след,— махнул рукой Станда.— Таких кирпичей полно на любой свалке.
— На нем могут быть отпечатки пальцев,— высказала предположение Дениза.
— На кирпиче-то?! С ума сошла! Но даже, если... Ведь его и Томаш держал в руках.
— И я тоже,— вздохнул пан Зоуплна.
— Вы сказали, что стали следить,— напомнила Йитка.— Заметили что-нибудь?
— Пока ничего существенного. Ведь столько народу сюда ходит. Но могу точно сказать, когда это случилось. Вот тут на календаре у меня помечено. Первый кирпич появился шестнадцатого июня, второй — двадцать четвертого, третий — четвертого июля. Конечно, кое-кого подозреваю. Знаю всех, кто часто сюда ходит, знаю, как выглядят их пачки. Но на таких «уликах» обвинения не построишь.
Йитка, проявив интерес к этим косвенным уликам, заставила пана Зоуплну наконец разговориться.
— Пачка с третьим кирпичом была завязана кое-как. Такие носит обычно Михал, вечно замурзанный, но усердный и въедливый, препирается из-за каждых десяти граммов.
— Это Михал Штерба,— обрадовался Томаш.— Из пятого «Б». Ходит по квартирам, у всех выпрашивает бумагу. Знаете, как прозвали его у нас дома? «Макулатурный кошмар»!
— Но, кажется, вчера Михала здесь не было,— заметил пан Зоуплна, продолжая размышлять вслух.— Регулярно ездит со своей тачкой старый Тулка. Пенсионер, прирабатывает на утиле. Привозит в основном старые железяки, ну и макулатуру тоже. Кажется, вчера он здесь был...
— Сегодня, наверно, снова придет,— высказал предположение Станда.— Я видел, как он грузил на свою тачку картонные коробки у магазина самообслуживания.
— А еще, вспоминается, могла тут быть пани Пулпанова. Она обычно привозит бумагу и тряпье в детской коляске. Сто лет утиль собирает...
— Может, и сегодня пожалует? — заинтересовался Томаш.
Пан Зоуплна взглянул на календарь и покачал головой:
— Сегодня пятое число. Нет, не придет. Ходит только по четным дням. По нечетным работает в буфете.
Томаш еще раз взглянул на злополучный кирпич и беспомощно вздохнул. Зато Йитка посерьезнела, точно Шерлок Холмс, только что нашедший ключ к разгадке.
— Давайте,— предложила неутомимая Дениза,— по очереди дежурить на пункте. Принесут макулатуру, пачки тут же распечатаем. Может, там окажется четвертый кирпич.
— И вновь я слышу речь женщины,— усмехнулся Ярда.— Каникулы на носу, мы в лагерь едем!
Пан Зоуплна добавил:
— Думаю, что мошенник теперь будет осторожнее и новый кирпич так быстро не подбросит.
— Посоветуемся с шефом,— предложил Томаш.— Йозеф Дворжак что-нибудь да придумает.
— Ему будет гораздо приятнее, если мы сами раскроем это преступление,— засмеялась Йитка.
— Но как это сделать?
— Не знаете? А мне все ясно. Я знаю, кто смошенничал.
— Так что же? Как ты вычислила? Заведующий «Утильсырьем» ищет злоумышленника три недели, а она, видите ли, все решила за полчаса!
И «следователь» Йитка рассказала, что навело ее на след мошенника. Ярда никак не хотел примириться с тем, что девчонка со своими детективными способностями всех мальчишек за пояс заткнула, а потому заявил, что никаких подлинных улик нет. Однако остальных заинтересовала цепь логических посылок Йитки. Заинтересовался и пан Зоуплна. Он стал внимательнее приглядываться к подозреваемому и через какое-то время поймал его на месте преступления. В присутствии мошенника вытащил из его пачки четвертый кирпич.
КТО ОКАЗАЛСЯ МОШЕННИКОМ?
ЧТО НАВЕЛО ЙИТКУ НА СЛЕД?
Перевод с чешского Марианны Поповой.

ОТВЕТЫ ПРИСЫЛАЙТЕ В РЕДАКЦИЮ ЖУРНАЛА «ПИОНИР». ВОТ ЕЕ АДРЕС:
Redakce Pionyr Dum detskeho a mladeznickeho tisku SSM Radlicka 61 150 02 Praha 5 CSSR


Пионерской организации Чехословакии 40 лет

• 24 апреля 1989 года исполняется 40 лет пионерской организации Союза социалистической молодежи ЧССР. Сейчас в ней почти два миллиона ребят. Самых юных, в возрасте от шести до восьми лет, называют искрами, ребят восьми — одиннадцати лет — младшими пионерами, а тех, кому от одиннадцати до пятнадцати,— старшими.
• Пионерские дружины действуют, как правило, на базе школ, но есть они и при Домах пионеров и молодежи, и при промышленных предприятиях. Устав чехословацких пионеров предоставляет право ребятам самим решать, в каком пионерском коллективе они хотели бы состоять — в школе или вне ее.
• «Год пионерской помощи республике» — так называлась одна из первых операций чехословацких пионеров. С тех пор общественно полезный труд занял прочное место в жизни дружин и отрядов. Пионеры закладывали парки, сажали фруктовые деревья, собирали лекарственные растения. А сколько сдано ими за эти годы вторичного сырья! Если бы его погрузить в вагоны, то получился бы поезд, который пересек бы всю Чехословакию с запада на восток,— длиной в 750 километров! Заслуги пионеров в социалистическом строительстве отмечены Орденом труда — одной из высших чехословацких государственных наград.
• Пионерская организация награждена также Чехословацкой премией мира. Ее члены ежегодно проводят сбор денег в Фонд солидарности, поддерживая своих сверстников во Вьетнаме, Чили, Кампучии, Афганистане, других странах. Вьетнамским пионерам они посылают красные галстуки, детям Кампучии — школьные пособия. В своих семьях они принимают гостей из развивающихся стран, которые приезжают летом в ЧССР, чтобы участвовать в Международных лагерях мира.
• «Путь за красной звездой» — так символично был назван совместный поход чехословацких и советских пионеров по местам формирования и боевых действий чехословацкого корпуса под командованием Людвика Свободы в Советском Союзе. В братском единстве народов СССР и ЧССР — истоки крепкой дружбы, которая и сегодня связывает пионеров наших стран.
ОТ ИМЕНИ ЧИТАТЕЛЕЙ «ЖУРНАЛА «ПИОНЕР» МЫ ПОЗДРАВЛЯЕМ НАШИХ ДРУЗЕЙ СО СЛАВНЫМ 40-ЛЕТИЕМ!

<- предыдущая страница следующая ->