скачать журнал

<- предыдущая страница следующая ->

ЧТО ДЕЛАТЬ?
— Вопрос этот как-то вроде даже и задавать неудобно, а не только в подзаголовок выносить. Герцен, Чернышевский, Ленин. Сначала спрашиваем: «Кто виноват?», а потом: «Что делать?»
И все же что делать с новыми, завоеванными в жарких парламентских дебатах крестьянскими правами, что делать для того, чтобы возникла истинная крестьянская свобода? Кто из журналистов, пишущих на аграрные темы, не задавал таких вопросов!
Пару лет назад мне показалось, что ответ в какой-то мере содержит в себе опыт организации фермерских хозяйств в Переславском районе Ярославской области. Их возникло там с десяток. Напомню: во всей Оренбургской области в конце 1990 года имелось лишь четырнадцать.
Ярославщина не южноуральские степи, распаханные под завязку. Здесь пустующей земли сколько хочешь, а вот людей активных и трудоспособных почти не осталось. Поэтому организатор этих хозяйств — кооператив «Колос», куда вошла группа московских ученых во главе с доцентом Ефимовым, ориентировался в основном на приезжих.
В «Колосе» их немного подучивали основам экономики, агротехники и зоотехники, хотя в большинстве своем то были люди с достаточным практическим опытом, а потом, что самое главное, помогали получить землю, кредиты, скот, технику.
Закон об аренде еще не вышел. Приходилось использовать другой законодательный акт — о кооперации. Фермерские семьи при заключении договоров с колхозами считались семейными кооперативами. Если захотеть, юридическое обоснование всегда можно найти.
Районное руководство с пониманием отнеслось к этой затее, рассчитывая на определенный политический капитал. Колхозы же находились в таком «лежачем» состоянии, что им было все равно — лишь бы живые люди в их стариковском царстве появились.
Кто только не перебывал тогда у переславских фермеров! И Юрий Дмитриевич Черниченко, и заместитель председателя Российской ассоциации крестьянских хозяйств Владимир Федорович Башмачников. И я, грешный, отправился в Переславль-Залесский полюбоваться надеждой и опорой нашей — свободной и трудолюбивой крестьянской семьей, сидящей на своей земле.
После нескольких газетных и телевизионных репортажей из района туда начали съезжаться претенденты на фермерство — предприимчивые и, как правило, молодые люди. Но кампания закончилась. Ефимов ездил по западным странам, знакомясь с опытом то голландских, то английских фермеров. Местный партийный руководитель, оказавший в свое время содействие «Колосу», пошел на повышение — стал председателем областного Совета. Думается, его репутация прогрессиста сыграла здесь определенную роль. В кооперативе начались какие-то финансовые трудности. Словом, будущие фермеры сидели в гостинице без дела, проедая последние деньги.
Землю им предлагали, это пожалуйста. Но что делать с запущенным, заболоченным, а то и заросшим березняком полем? Пройти же через банковские хитросплетения для получения кредита, через лабиринты сельхозтехники, строительных организаций, которые должны выделить трактор, помочь построить дом, наконец, наладить нормальные отношения с колхозом, в одиночку, без квалифицированной и доброжелательной помощи было невозможно.
Когда задумываешься над тем, почему же «Колос» оказался несостоятельным, понимаешь, что неуспех дела был заложен в самом подходе к нему. Одним его организаторам важен был экономический эксперимент, о котором можно писать научное исследование, другим — политическая кампания. А успех в данном случае может быть тогда, когда есть обычный денежный интерес. Да-да, примитивный денежный интерес. Это когда люди живут и зарабатывают себе на кусок хлеба, да еще желательно с маслом, тем, что способствуют успешной работе крестьянских хозяйств.
Представьте себе, что на первых порах в областном центре, а потом и в районных появляется группа специалистов, назовем ее как угодно — посреднический кооператив или хозрасчетная фирма. Среди них обязательно один или два юриста, экономист, агроном, зоотехник, инженер — пять-шесть, не больше десятка человек.
К ним могут обратиться мужики, которые подобно переславским парням хотят сесть на землю, стать фермерами. И им оформят документы, проведут через всякие ведомственные лабиринты, помогут приобрести технику, посоветуют, где семена взять, скот купить. Полный комплекс услуг, за которые расчет в виде определенного процента от первой полученной прибыли.
Необязательно пользоваться полным комплексом услуг. У арендатора Радченко появились первые доходы, ему нужен трактор, лучше новый, на худой конец — подержанный. Где его взять? В нашем отечестве ведь никогда ничего нет и вместе с тем все есть. Места знать надо. Инженер нашей фирмы их знает. За это надо платить. Обыкновенная посредническая услуга. А юрист? Юристу особенно много работы. В областном суде мне показывали крестьянские жалобы. Все то же: обсчеты, невыполнение колхозами договоров. Районные суды далеко не всегда принимают правильные решения, привыкли отстаивать колхозно-совхозные интересы. Таких жалоб пока немного. Какой внутренний барьер надо преодолеть крестьянину, как распрямиться после десятилетий рабской покорности, чтобы подать в суд на колхоз? Думается, подобного рода судебных дел будет все больше. Если, конечно, обществу не сдавит горло железная рука очередной диктатуры, если действительно пойдем по пути к правовому государству, профессия юриста станет одной из самых дефицитных, уважаемых и массовых.
Откуда могут взяться такие посреднические кооперативы, как набрать и объединить специалистов, тем более что дело предстоит хлопотное, связанное с поездками по селам, с постоянным противодействием местного начальства, да и крестьянство пока еще малоактивно, не очень-то приучено обращаться за помощью. Но ведь всякая новация такова: глаза боятся, а руки делают. К тому же повторю: у нас в России ничего нет, а вместе с тем, если поискать, все найдется.
Я подумал об аграрном чиновничестве, высвобождающемся при сокращении аппарата. Там и пенсионеров активных много, и более молодых людей, ищущих точку приложения сил. Консервативны? Воспитаны системой? Не все же.
Ходил по всяким оренбургским конторам, пока не наткнулся на живого умного человека Сергея Алексеевича Бочкарева, начальника агропромышленного отдела Главного планово-экономического управления облисполкома. Он понял все с полуслова и тут же вручил проспект информационно-консультационного центра «Агроконтакт», создаваемого им вместе с сотрудниками своего отдела. Центр обращался прежде всего к руководителям районов, колхозов-совхозов и всяких предприятий, к крестьянам же — в последнюю очередь и к тому же брал на себя в основном информационные функции. А я говорил о посредничестве, защите интересов фермера. Сергей Алексеевич обещал подумать.
Другая встреча — с председателем областного союза предпринимателей и арендаторов Геннадием Александровичем Люлякиным. - «В миру» Люлякин — директор кирпичного завода, взятого коллективом в аренду. В его союз вошло несколько десятков таких же заводов, предприятий службы быта, строительных организаций. Есть и аграрная секция, пытающаяся защищать сельских арендаторов. Наняли юриста, ездит по районам, ведет дела. Люлякин также обещал подумать над моим предложением. Но все у него в самом начале. Союз организовали полгода назад, и реальной общественной силой он себя еще не чувствует.
А нужна общественная сила. Какая? Стародубцевский аграрный союз выражает интересы руководителей колхозов и совхозов. Российская ассоциация крестьянских хозяйств? Крестьянская партия? В Оренбурге даже не слыхали о таких новообразованиях.
Вспомнилось, как в «Огонек», прочитав сообщение о создании крестьянской партии, забрел некий американец. Он специалист по истории эсеровского движения, написал книгу о Викторе Чернове и вот, прочитав о том, что в России теперь после столь долгого перерыва воссоздана крестьянская партия, желает окунуться в ее жизнь. Пришлось осторожно объяснять, что пока речь идет о группе демократически настроенных публицистов, ученых, депутатов, пытающихся опереться на первых фермеров.
Было время, когда мне казалось, что наиболее здоровые силы коммунистической партии, стремясь реабилитировать себя в общественном сознании, начнут поддерживать крестьянские хозяйства, отстаивать их интересы. Бесплодная надежда. Партийный аппарат, породив колхозы и совхозы, слишком тесно связан с ними и никакого экономического соперничества в деревне допустить не может. Значит, остается рассчитывать на альтернативные демократические общественные силы. И они есть в городе.
В кабинете «местного Станкевича» — заместителя председателя горсовета Евгения Федоровича Польщикова — несколько митинговая атмосфера. Толпятся депутаты, обсуждаются последние городские и союзные политические новости, тут же идет совещание недавно созданного социологического центра. Сам хозяин — моложавый, статный, в хорошо сшитом костюме, в недавнем прошлом преподаватель сельскохозяйственного института — только что вернулся из Парижа, куда ездил с группой российских социал-демократов по приглашению Социнтерна, и еще полон впечатлений.
Потолкавшись в этом кабинете, где корреспондента «Огонька» встретили с энтузиазмом, я ушел с объемистой брошюрой программы социал-демократической партии России. Проглотил ее в тот же вечер с интересом. Блестящий образец современной политической публицистики! Правда, насколько знаю, и другие недавно созданные партии упражняются в этом искусстве с немалым успехом. А практические дела?
— Есть и практические дела,— рассказывал Польщиков.— Горсовет усилиями демократических депутатов организовал социологический центр, свою газету «Оренбургские ведомости». Готовим приватизацию городской торговли. Хотим поставить вопрос о нерациональном использовании земель, входящих в городскую черту овощеводческих совхозов, и передаче их фермерским хозяйствам.
Стоп. Это уже по моей части.
— А как вы думаете передавать земли крестьянам? Какой механизм? Кто будет этим заниматься?
Мой собеседник задумался:
— Наверное, отдел создадим в горисполкоме.
Отдел? Еще одно чиновническое звено, которое будет управлять, указывать, отчитываться.
— А что вы предлагаете?
Я предлагал все то же: посреднический кооператив. Он слушал долго, не перебивая, как будто не реагируя. На следующий день я зашел, чтобы вернуть брошюру с программой.
— А вы знаете, меня заело. Всю ночь думал над этой идеей. Я ж сам из села. По-другому не пойдет дело. Надо браться.
Слава Богу, хоть один реальный союзник нашелся. А может, где-то уже идут по такому же пути? Страна велика. Начать бы и здесь, в Оренбурге. Лиха беда начало. Ну что бы тому же Польщикову с его энергией, связями начать. Не век же ему зампредом горсовета быть. А тут живое, самонужнейшее дело.
Хоть один бы такой кооператив, а там пойдет, не может не пойти. Только чтоб без показухи, чтоб загудело по окрестным селам: есть такие люди. Не показное чтобы народолюбие, а истинное, которое, кстати, всегда было в традициях русской интеллигенции. А. впрочем, вовсе не в народолюбии дело. В нашем общем корыстном интересе. Он же, этот интерес, состоит в том, чтобы был свободный крестьянин, который может накормить меня, горожанина, чтобы возродились канувшие в пучину истории степановские огородники, степановские кулаки, так исправно снабжавшие город овощами.


ПОЧТА "ОГОНЁК"

СЕКРЕТЫ СЕКРЕТНЫХ СЛУЖБ •
ОПЕРАЦИЯ ПО ЗАХВАТУ... МУЗЕЙНОГО ТАНКА •

В своей документальной повести я попытался на основании различных материалов, появившихся в периодической печати в последнее время, и собственных журналистских расследований рассказать об одном из самых кровавых палачей из ведомства Берия — полковнике НКВД Родосе, уроженце Мелитополя. Тогда же я вынужден был сделать оговорку, что о Родосе мне известна лишь малая часть того, что им было сделано, и выразил надежду, что скоро все его преступления будут выявлены до конца.
Но, как видно, время для этого еще не настало. На официальный запрос от имени редакции «Комсомолец Запорожья» с просьбой ознакомиться с приговором на Родоса Военная коллегия Верховного суда СССР сообщила, что сведения, которые там имеются, являются секретными. Как и любой здравомыслящий гражданин страны, прочитав такой ответ, я удивился. Что за государственные секреты скрывает в себе дело Родоса через тридцать пять лет после окончания следствия и вынесения обвинительного приговора?
В кратком послужном списке, который мне предоставили из архива КГБ СССР, указано, что Борис Вениаминович Родос был арестован 2 июня 1953 года и 26 февраля 1956 года Военной коллегией Верховного суда СССР был осужден к расстрелу. Но если суд над Берия, арестованным в то же время, не заставил себя долго ждать, то следствие по делу Родоса затянулось почти на три года.
Мне не известны подробности следствия, но можно не сомневаться, что Родос до конца боролся за свою жизнь. Он многое помнил, многое мог рассказать, в невыгодном свете представить многих высокопоставленных деятелей из сталинского окружения. Не в этом ли кроется причина отказа, полученного из Военной коллегии Верховного суда СССР?
Но есть, как мне кажется, еще одна весомая причина не предавать приговор на Родоса публичной огласке. Ведь осудили Бориса Родоса «за измену Родине и участие в террористической организации», то есть по тем самым статьям Уголовного кодекса, под карающую суть которых он в бытность свою следователем подводил многих своих подопечных.
Конечно, секретным агентом ничьих иностранных разведок Б. Родос не был и в подпольной террористической организации не участвовал. И не проникал со спецзаданием в НКВД, чтобы затем изнутри опорочить авторитет этого могущественного учреждения. Он был порожден самой тоталитарной системой, которая тогда существовала в стране, служил ей верой и правдой. И никакие террористические организации не могли нанести столь страшного урона нашему народу, чем орган, который был призван стоять на страже его интересов. Через застенки НКВД прошли десятки, сотни тысяч без вины арестованных людей. И правда о кровавых деяниях бериевских палачей рано или поздно все равно выявится.
Но хотелось, чтобы законодательным путем наконец было бы определено, какие документы в нашей стране могут являться секретными, каков срок их хранения в спецхранах. Тогда предание их гласности не зависело бы от прихоти того или иного чиновника, а основывалось бы только на букве закона.
С. АВДЕЕНКО, член Союза журналистов СССР
Мелитополь

Не так давно я, москвичка, была в Киеве и увидела в аптеке № 24, что на Крещатике, довольно дорогое лекарство, которое в Москве я уже давно не могу достать. В качестве ветерана Великой Отечественной войны я обычно получаю лекарства бесплатно. Но когда я предъявила рецепт, мне разъяснили, что по московским рецептам для инвалидов войны на Украине лекарства выдают только за полную стоимость.
Проверки ради я зашла еще в несколько киевских аптек. Да, действительно, в связи со «сложностями финансовых расчетов между республиками» аптекоуправление Минздрава УССР распорядилось отменить бесплатность инвалидных рецептов, выданных вне Украины.
В качестве забавной детали могу сообщить, что волею судьбы я была в воинской части, одной из первых вошедших в освобожденный от фашистов Киев, и хорошо помню Крещатик в огне и развалинах...
Не могу сказать, что мне все ясно в проблемах экономического суверенитета республик. Но вот что я уж решительно не в состоянии понять, это следующее.
Как известно, городской транспорт — организация хозрасчетная и далекая от благотворительности и деклараций о гуманности. Тем не менее ни в метро, ни в наземном транспорте города Киева никто не поинтересовался, где выдано мое удостоверение участника войны — в Киеве, в Москве или еще где-то. В музеях Киева (организации небогатые) участники и инвалиды войны также пользуются льготами независимо от места выдачи удостоверения. А украинское управление аптеками, представители «самой гуманной медицинской профессии», почему-то делит участников и инвалидов войны на своих и чужих — хоть бы уж по месту участия в боях, так нет, по месту выдачи документов!
Может быть, межреспубликанские финансовые расчеты лучше бы начать не с инвалидов?
Ф. ИВАНОВА
Москва

Поскольку с продовольствием в нашей стране туговато, посадил я картофель. Урожай выдался отменный. Хотел часть сдать в КООП — не вышло, все старо как мир: нет тары, нет транспорта или просто план по заготовке картофеля выполнен.
В Таганроге живут мои родители-пенсионеры. Хотел поделиться с ними картошкой, послать пару багажей по 50 килограммов. Но опять неудача. На этот раз из-за решения Свердловского облисполкома. Теперь еще одна проблема.
Мои некурящие таганрогские родственники собрали мне небольшую посылку из табачных изделий. Но вот уже два месяца мать не может ее отослать, так как в Таганроге на это тоже наложен запрет. В итоге мой картофель обречен на медленное гниение, а родители-пенсионеры вынуждены покупать его на рынке по кусающимся ценам или, по слухам, ждать картофель из Польши. Нас, в Свердловской области, не обидели: из Болгарии пришел транспорт с сигаретами, и я получил пять пачек «Рали» на месяц. Возможно, и моих стариков выручит Польша. А вот напрямую — из Свердловска в Таганрог один центнер картофеля, а оттуда 30—40 пачек сигарет — нельзя. Так кто же выгадывает от этих запретов?
В. КОПЫЛОВ
с. Ялунино Алапаевского района Свердловской области

Русская православная церковь возрождается. Восстает буквально из руин после более чем полувековых гонений. На фоне всеобщей демократизации общества факт этот кажется поистине божественным провидением.
Как это происходит? Вопрос сложный и трудный.
Активность проявляют сами миряне. Каждый день ходоков по различным нуждам церкви, а чаще всего с просьбами об открытии новых храмов, можно встретить в Воронежской епархии. Им помогают. Но, увы, очень скудно и не многим.
В последнее время на экранах наших телевизоров тоже появляются иногда лица в духовном облачении. Они выступают с короткими речами, присутствуют даже в зале заседаний Верховного Совета СССР. Однажды телевидение показало занятия детей в воскресной приходской школе. И это для нас было уже сенсацией. Хотя не исчезает и недоверие. А не показуха ли это? Не представляют ли нам священнослужителей как актеров? Не надо забывать, что показ этот по-прежнему осуществляется под неослабным контролем. Ну что может в таких условиях сказать, например, архиерей, приведенный на телестудию партийным функционером? Да будет если не молиться ему, то кланяться. Именно так произошло с Митрополитом Воронежским и Липецким Мефодием. Он не нашел ничего другого, как усердно поблагодарить председателя горсовета и других чинов за помощь в стройматериалах. Факт, стройматериалы — нужная вещь. Но нам хотелось услышать слово о Божьих заповедях, о нуждах православных приходов; чтобы слово это сказалось на умонастроениях людей, вызвало в сердцах теплоту.
Русская православная церковь — это не молитвенный дом сектантов. Это один из больших и сильных организмов России. Значит, она в силах влиять на общество, положительно улучшая его структуры, в силах вылечивать отдельные деформированные личности. К несчастью, наша церковь опустошена в прошлые десятилетия грабежами невежественных идеологов. Мало осталось храмов, обескровлен репрессиями клир. Ничего из утраченного церкви не возвращено. И в сущности, ничего ею не приобретается из того, что мы называем духовной пищей. У государства нет желания освободить церковь от своих запретных пут и предоставить ей свободу действий. А у церкви, как видно, нет особой целеустремленности и смелости идти на риск, который неизбежно может привести к трениям с правящими кругами.
До революции в России издавалось более ста церковных изданий. А что сейчас? Выходит мизерным тиражом журнал «Вестник Московской Патриархии». И только что стала выходить газета «Московский Церковный вестник». Оба издания расходятся по внутренним церковным каналам. Это капля в море.
Для церкви нужны другие масштабы, исходя из масштабов страны.
Мы должны раз и навсегда усвоить, что если церковь отделена от государства, то отделение это должно быть подлинным, а не фиктивным. Отделение же предполагает полную самостоятельность и равноправие среди других структур государства. Самостоятельность дает право на независимые от властей действия, право на собственность. У самостоятельной церкви должна быть собственная полиграфическая база. При наличии такой базы была бы возможность издавать свои газеты, журналы, книги миллионными тиражами, какие имеют многие светские издания. У самостоятельной церкви были бы свое радио и телевидение. Была бы сеть воскресных приходских школ и многое другое.
И. КОПЫСОВ, Бобров Воронежской области

Для Ленино-Снегиревского музея наступили тревожные дни. 27 октября прошлого года в парке Победы, где расположен музей, загудела тяжелая техника. Начали разворачиваться тягачи и краны. Из подъехавших крытых машин выскочила дюжина бравых парней в пятнистой форме десантников. Заверещали рации. Начиналась операция по захвату у музея танка периода Великой Отечественной войны «шерман». Операцией руководил командир военно-патриотического отряда «Экипаж» Цветков. Финансировал операцию молодежный центр «Искра» при Свердловском райкоме ВЛКСМ города Москвы.
К военным операциям музею не привыкать. Здание бывшей школы осенью 1941 года переходило из рук в руки. Но тогда это был последний рубеж обороны столицы. И враг был суров. Хотя и теперешний — представители славной ленинской комсомольской организации — не очень церемонился. К тому моменту в музее находились девушка — научный сотрудник и престарелый сторож — участник войны. Их слабые протесты и даже попытка встать на пути тягачей на Цветкова не оказали никакого впечатления. Девушку и старика бравые ребята оттащили в сторону. Прибывшему наряду милиции Цветков показал копию акта с круглой печатью, в котором говорилось, что якобы танки принадлежат группе «Экипаж». У похитителей не проверили даже документы. Где их искать и куда увезли танк, неизвестно. В музей уже приезжали представители из ФРГ, предлагали за «тигр» 15 тысяч марок. Как оказалось, ржавые корпуса танков, оставшихся на бывших полях сражений, представляют не только историческую, но и валютную ценность.
Покидая парк Победы, патриот Цветков заявил, что следующим к вывозу намечен «тигр». Когда это произойдет? И как противостоять этому натиску?
Музей охвачен тревожным ожиданием.
А. ЕГОРОВ, директор военно-исторического музея
пос. Снегири Московской области

Можно и, наверное, нужно спорить об уместности монументальной Ленинианы в тех или иных случаях. Между тем есть случаи такие, когда соответствующие памятные знаки необходимо убрать безоговорочно, просто чтобы не вызывать насмешек над державой да и над самим В. И. Лениным.
В центре Европы, на фешенебельных Елисейских полях в Париже, размещается агентство Аэрофлота. Внутренняя боковая стена этого офиса с огромными стеклянными витринами расположена под острым углом к улице и своим продолжением образует внешнюю стену знаменитого ресторана «Pizza Pino». В любое время дня, а благодаря подсветке и ночью можно созерцать на внутренней части стены внушительных размеров профиль Владимира Ильича, выполненный из самоцветов. На вопрос «Кто здесь изображен?» восемь из десяти случайных прохожих уверенно заявили, что это основатель компании «Аэрофлот», а двое предположили, что на стене профиль... первого хозяина соседствующего ресторана. Мои французские друзья, предложившие этот мини-опрос, весело смеялись — они бывали в Советском Союзе, отлично понимали подоплеку вопроса и подавали происходящее как свежий парижский анекдот.
Когда же мы наконец поймем, что мир устроен не совсем так, как нам объясняли с детства? Всего лишь триста миллионов из шести миллиардов людей на планете «живут с именем Ленина в сердце» и могут «опознать» облик вождя в любом ракурсе и в любом неподходящем месте. А если учесть, что процент наших соотечественников, пользующихся услугами Аэрофлота, в Париже весьма невелик, то и впрямь возникает вопрос: а стоит ли осенять процедуру продажи авиабилетов мало кому понятной символикой? Ну не приходит же в голову руководству Эр Франс украсить свое представительство в Москве портретами вождей Французской революции. Давайте уберем Ленина от билетных касс и ресторанов.
М. ФЕЛЕР
Минск

Этот адрес, к несчастью, знаком мне до боли: детская клиническая больница № 9, 8-я хирургия — я хожу сюда уже год. Сколько же страдающих глаз видела я здесь!
Тринадцатилетнего Сашу в бессознательном состоянии оставил на дороге сбивший его водитель, свидетелей «нет». Одиннадцатилетняя Аня после наезда «Жигулей» лежит уже четвертый месяц — следователь Киевского РУВД «пока» не появлялся. У пятилетних девочек-двойняшек, сбитых грузовиком вместе с папой, двойное горе — тяжелые травмы и гибель отца. Трехгодовалый малыш в гипсе лишился бабушки... Я не в силах перечислить всех — статистика детского дорожного травматизма ужасающая! И среди тысяч раненых — мой сын.
25 января 1990 года в районе остановки троллейбуса на Б. Грузинской улице напротив посольства ФРГ светлой «Нивой» был сбит ученик 5-го класса Максим Стрельцов. Я вышла встречать сына, но не успела, он уже навзничь лежал среди обступивших его людей. К счастью, «Скорая» не опоздала, врачи спасли ребенка, хотя травмы были жестокие.
В феврале 1990 года Краснопресненское РУВД Москвы возбудило уголовное дело, и я тогда, занятая всецело сыном, не сомневалась, что компетентные органы во всем объективно разберутся. Но... свидетелей наезда в людской толпе сотрудники милиции «не нашли»; никаких следов на проезжей части «не обнаружили»; автотехническая экспертиза, как и описание места происшествия, строилась по словам совершившего наезд водителя; показания сына и мои сомнения во внимание приняты не были; обстоятельства дела следователем Никоновым по-настоящему не исследовались. Освобожденный вскоре от уголовной ответственности водитель освободил себя и от ответственности материальной - все тяготы и невзгоды выхаживания сына лежат на нашей семье.
Только в декабре, чуть поставив сына на ноги, я смогла обратиться в прокуратуру — теперь следствие должно возобновиться. Но даст ли оно результаты — ведь прошел год, а свидетелей происшествия так и нет. Как нет и свидетелей того, как живется после больничной койки, а то и реанимации маленьким «подранкам». Освобождая водителя «источника повышенной опасности», совершившего наезд, от ответственности, наше государство просто-напросто оставляет семью один на один с горем, болезнью, инвалидностью. Если же вдобавок водитель «не из простых», то и с ощущением мучительной беспомощности от попыток добиться истины и справедливости.
С. В. Образцов как-то рассказывал, что в Бельгии и Голландии на домашних кошек надевают звонкие бубенчики — «чтобы к птичке незаметно подкрасться не могли». У нас же «незаметно» гибнут дети.
Водитель Сычев, причинивший столько боли моей семье,— сотрудник Управления делами ЦК КПСС. Так неужели по-прежнему действует самая страшная из привилегий, присвоенных определенным слоем нашего общества,— право на безнаказанность действий? Неужели «у сильного всегда бессильный виноват»?
Валерия СТРЕЛЬЦОВА

СПЕЦСЛУЖБАМ — СРОЧНО!
За последние недели со стороны различных органов печати прозвучали обвинения в адрес «Огонька», в которых, с одной стороны, утверждается, что журнал живет на средства спецслужб, с другой — что он активно подкармливает КПСС.
В связи с этим убедительно просим спецслужбы переводить деньги, предназначающиеся на содержание «Огонька», непосредственно (и полностью!) в Управделами ЦК КПСС, что существенно упростит систему взаиморасчетов в московской прессе. Тем более что вот уже год, как в наших редакционных анкетах нет граф «национальность» и «партийность».
Со своей стороны, заверяем, что, когда учредитель «Огонька» — его трудовой коллектив — займется благотворительностью, он сам уведомит об этом все заинтересованные стороны.
Редакция «ОГОНЬКА»

НЕТ ПРОБЛЕМ?
Деятельность любых объединений граждан, в том числе политических партий, общественных организаций и массовых движений, направленная на возбуждение национальной или расовой вражды, розни или пренебрежения, применение насилия на национальной, расовой, религиозной основе, а также их деятельность, непосредственно направленная на насильственное нарушение закрепленного Конституцией СССР единства территории Союза ССР, союзных и автономных республик, автономных областей и округов, является противозаконной и подлежит запрету.
Из Закона СССР «Об усилении ответственности за посягательства на национальное равноправие граждан и насильственное нарушение единства территории Союза ССР».
Рисунок из газеты «Московский строитель» № 44 за 1990 год.

<- предыдущая страница следующая ->