<- предыдущая страница следующая ->

ЧТО НАС ЖДЕТ, ЕСЛИ...

Евгений ЯСИН, доктор экономических наук

Состояние дел в экономике внушает тревогу и уныние. Еще недавно шла битва программ, Правительственной и «500 дней», и казалось — как одна из них победит, перспектива прояснится и появится надежда.
Но вот битва завершилась принятием «Основных направлений по стабилизации народного хозяйства и переходу к рыночной экономике». Президент сам взялся за их реализацию, издавая один за другим Указы. А успокоения и ясности не наступило. Не родились и энергия, уверенность, воодушевление, столь необходимые нам для решения исключительно трудных задач, стоящих перед страной. Видимо, сказались и обстановка, и усталость от нарастающего напряжения, и расплывчатость «Основных направлений», оставляющих возможность двигаться разными путями.
Тем временем усиливается спад производства; неопределенность с хозяйственными связями, с решением финансовых проблем внушает мысль о том, что кризис перерастает в нечто более грозное. Со всех сторон раздаются предупреждения относительно близкой катастрофы, развала государства, военного путча, гражданской войны.
Во всем этом много некомпетентности, надуманных страхов, политических страстей. Не думаю, что какая-либо статья могла бы повлиять на настроение общества. Но внести больше ясности в понимание происходящих экономических процессов и того влияния, которое оказывает на них политика, выявить подлинные опасности, пожалуй, было бы возможно.
То, что говорится ниже,— суждения профессионала, с которыми вряд ли можно баллотироваться в депутаты. Многим они не понравятся. Но должны же мы иметь представление о реальном положении вещей.

ДЕРЕВО ВОЗМОЖНОСТЕЙ
Будущее, как известно, во многом определяется прошлым. Инерция социально-экономических процессов очень велика. Мы в своих требованиях и пожеланиях чаще всего склонны опережать естественный темп развития событий. Многим из нас кажется, что стоит проявить волю и решительность, поставить подходящих людей — и сразу обстановка изменится. Если нам при этом говорят: чтобы дело пошло на лад, сначала должно стать хуже, мы не верим; не может быть, чтобы не нашлось иного выхода.
Между тем возможный разумный выбор действий, как правило, лежит в узком диапазоне, особенно на ближайшую перспективу. Выскочить из него, поддавшись соблазну поскорее преодолеть трудности, в подобной ситуации значит только усугубить их. Кроме того, сложность взаимовлияний многообразных факторов обычно такова, что она не поддается осмыслению даже синклитом самых изощренных мудрецов, а если события развиваются быстро, порой самое целесообразное — не суетиться, наблюдать и ждать момента, когда доступными человеческому разумению средствами можно направить их в нужную сторону.
Но в этом смысле в течении социально-экономических процессов нет и предопределенности. Как говорят прогнозисты, от каждого данного момента, как от корня, вперед уходит «дерево возможностей». На нем можно выделить ряд путей, каждый из которых характеризуется по меньшей мере двумя показателями: вероятностью осуществления и суммой издержек, которую придется уплатить за движение по данному пути. Соответственно можно отличить путь наиболее вероятный, движение по которому в наибольшей степени определяется инерцией, и путь оптимальный, то есть такой, на котором достигается минимум экономических и социальных издержек.
Посмотрим теперь с помощью этих понятий на истекшие годы перестройки и те, что нам предстоит пережить.

ПРОЙДЕННЫЙ ПУТЬ
Если взять за точку отсчета 1985 год, то пройденный нами путь далек от оптимального: экономические и социальные издержки могли бы быть существенно меньше. Но, если учесть всю совокупность реальных обстоятельств, в том числе готовность различных слоев к преобразованиям, компетентность руководства и т. п., этот путь можно считать наиболее вероятным. Если вдуматься, трудно было ожидать иного.
Первые два года ушли в основном на попытки переломить негативные тенденции старыми методами. Не получилось. Сейчас порой раздаются голоса: не надо было ничего менять, система была с изъянами, но все же работала. При этом как-то забывают, что работала она все хуже, что проблемы буквально выпирали со всех сторон, настойчиво требовали решения, и давно уже стало ясно, что в рамках системы их не решить, ибо они — ее врожденный порок.
К середине 1987 года созрело понимание необходимости радикальной экономической реформы, которая мыслилась, однако, только в терминах расширения самостоятельности предприятий, производственной демократии и самоуправления, сочетания плана и рынка, то есть в рамках некой промежуточной модели, без глубоких преобразований собственности и политической системы, с ограничением сферы действия рыночного механизма. Теоретически подобная модель ущербна, поскольку не обладает целостностью и не может работать эффективно. Специалистам это ясно. Но для нас она в каком-то смысле была необходима, как некий переход сознания, не способного сразу оторваться от догм административного социализма.
Уже с начала 1988 года, когда вступил в действие новый Закон о государственном предприятии, обнаружились и стали быстро нарастать проблемы. Сразу выяснились негативные стороны выборности директоров, снизилась сила команд по линиям административной подчиненности.
По идее их должны были заменить экономические стимулы. Но те, которые применялись, скорее нагоняли денежную массу и дезориентировали предприятия. Им нужна была не просто возможность зарабатывать, но принципиально иная экономическая среда, рынок со свободой цен и конкуренцией. Однако к этому выводу пришли еще через два года.
Дальше начала нанизываться цепь тактических просчетов, проистекавших прежде всего из стремления избежать потерь и болезненных мер. Нужно было реформировать ценообразование, но убоялись сопротивления общественности, решили отложить и через два года посоветоваться с народом. Так были посеяны зубы дракона.
Как воздух, была необходима жесткая финансовая и кредитная политика, но ей по привычке не уделяли внимания, сосредоточив усилия на госзаказах, лимитах, нормативах и иных перекрашенных аксессуарах старой системы. А тем временем увеличивались расходы государства на инвестиции, дотации, социальные программы, хотя источников реальных средств не было. Практически их все больше заменяла эмиссия.
В нормальной экономике подобная политика немедленно вызвала бы рост цен, ускорение открытой инфляции, и это побудило бы правительство действовать. Но у нас при замороженных ценах следствием были усиление дефицита, подрыв денежной системы, натурализация обмена. Правительство действовало, но по преимуществу в сфере распределения натуры.
Между тем хозяйственные связи все более разлаживались, начался прямой спад производства. И это было естественным следствием того, что экономические стимулы при падающем рубле становились все слабее как раз тогда, когда требовалось их усиление. Старые методы управления также работали все хуже, в этом правительство убедилось два месяца спустя после одобрения в декабре 1990 года им же самим предложенной программы оздоровления.
Тогда было решено ускорить переход к рынку. Но и он стал осуществляться далеко не оптимальным образом. Зубы дракона, посеянные на ниве ценообразования летом 1988 года, взошли. Пришла пора собирать плоды: то ли волевым порядком повышать цены, то ли, как было обещано, советоваться с народом по этому достойному поводу. Посоветовались.
В мае, когда проект реформы цен вынесли на публичное обсуждение, люди не сказали: ну ладно, согласны. Они среагировали по-иному, причем не просто выразили недовольство. В считанные дни потребительского рынка буквально не стало. Прилавки превратились в пустыню. Спрос из ажиотажного перерос в ненасытный. Для расцвета теневой экономики были созданы идеальные условия. Законное же производство и люди, им занятые, столкнулись с волной дополнительных трудностей.
Еще об одном стоит напомнить: в тот же день, когда Н. И. Рыжков докладывал в Верховном Совете СССР Правительственную программу перехода к рынку, Б. Н. Ельцин был избран Председателем Верховного Совета России. И едва ли не первое, о чем он заявил, выступая в новом качестве, это о неприемлемости программы Рыжкова, о том, что переход к рынку может и должен быть совершен без ущерба для народа, без снижения уровня жизни. Тем самым проблемы экономической реформы стали предметом политической борьбы на новом, более высоком уровне.

ДВЕ ПРОГРАММЫ: РЕАЛИЗМ ИНЕРЦИИ И РЕАЛИЗМ ЗАДАЧИ
У программы «500 дней» была изначальная задача: найти иной путь, избежать административного повышения цен. В ней предлагалось действовать по классической, признанной во всем мире схеме: финансовое оздоровление, затем либерализация цен и параллельно энергичные меры по разгосударствлению, приватизации и демонополизации экономики. Логика этой схемы такова: упреждающее финансовое оздоровление не допустит чрезмерного роста цен при их либерализации и удержит инфляцию; быстрые темпы приватизации и демонополизации должны привести в действие рыночные стимулы производства и конкуренцию, включить механизм саморегулирования, прежде чем будет снят финансовый пресс, который не может не сдерживать развития экономики.
Программу «500 дней» обвиняли в нереалистичности. Указывали на неповоротливость и сопротивление традиционных административных структур, на угрозу усиления инфляции, которую таит в себе несоответствие между старой, тяжелой производственной структурой и требованиями рынка. Отмечали невозможность за 3—4 месяца сократить до предложенных размеров бюджетный дефицит, не затрагивая социальные программы, в том числе дотации к розничным ценам. А если бы намеченные на первые 100 дней стабилизационные меры и удались, то нам грозил бы сильный дефляционный шок — падение производства, банкротство, безработица.
Я намеренно выделяю те критические замечания, которые справедливы с профессиональной точки зрения. Но в программе был свой реализм, реализм задачи.
То, что мы обычно именуем реализмом,— это реализм инерции. Его смысл — надо делать то, что позволяют обстоятельства, что проще и легче, что не повлечет крупных потерь и конфликтов. Таков реализм Правительственной программы.
Реализм задачи иной. Он исходит из того, что наша экономика у опасной черты, что нам грозит катастрофа с неисчислимыми бедами и ее необходимо предотвратить любой ценой, ибо размер будущих потерь неизмеримо больше тех жертв, которые требуется принести сегодня. Еще в сентябре у нас был шанс перевести стрелки и пойти по пути оптимальному, а не наиболее вероятному, избежать раскручивания инфляционной спирали и ее разрушительных последствий и, стало быть, обойтись без самых суровых мер, неизбежных в ситуации, когда механизм гиперинфляции уже пришел в движение.
Этот шанс оказался упущен. Теперь надо думать о том, что делать в изменившейся ситуации.

НЕИЗБЕЖНОСТЬ КРИЗИСА
Но прежде стоит осмыслить объективные факторы, которые определяют протекающие в экономике процессы, уяснить, что даже если бы мы с самого начала двигались по оптимальному пути, все равно кризис был неизбежен и мы еще не прошли его критической точки. Нравится нам это или нет, но такова реальность.
Во-первых, кризис предопределен наследием административно-командной системы. Десятилетиями она формировала структуру производства вне связи с потребностями людей, со структурой спроса. В других странах кризисы, приводившие их в соответствие, разражались при значительно меньших расхождениях между ними.
Десятилетиями система, давно изжившая себя, разлагалась, разрушительно действуя на все стороны жизни общества. Последние годы видимость благополучия поддерживалась дождем нефтедолларов. Стоило ему прекратиться — и кризис разразился бы независимо от того, началась перестройка или нет.
Во-вторых, реформы могут привести к успеху лишь в том случае, если одна социально-экономическая система, пусть негодная, но обретшая за долгие годы свойство целостности, сопряженная с взаимной приспособленностью всех звеньев, будет заменена другой, не менее целостной. А преобразования такого масштаба не могут пройти безболезненно.
Стоило ослабить административные вожжи — и начали рваться сложившиеся по команде сверху хозяйственные связи. Предприятия следуют своим интересам, и, чтобы экономика могла действовать, побуждаемая этими интересами, нужна новая, рыночная инфраструктура, новая система хозяйственных связей, принципиально иной механизм ориентации частных интересов на нужды общества, и все это не может возникнуть сразу, но должно вырасти, сформироваться, пройти период отладки.
Сейчас можно слышать: нельзя разрушать старую систему, пока не создана новая. Но в том и дело, что новая система не может появиться, пока живы прежние структуры. Их сосуществование не только неэффективно, но и само по себе углубляет кризис.
При переходе к рыночной экономике никак нельзя минуть того момента, когда предприятия, освобожденные от плановых заданий, госзаказов, лимитов, нарядов, окажутся перед необходимостью самим искать поставщиков и потребителей, осознать пользу торговых посредников, изучать конъюнктуру и т. д. Сейчас, собственно, этот момент настал. Можно постараться смягчить последствия прохождения через него, но нельзя их вообще избежать.
Когда ощущается приближение подобных явлений, многим именно они кажутся главной опасностью, сутью грозящей катастрофы, которую любыми средствами надо предотвратить. В том числе путем сохранения старых порядков или их восстановления. Так и хочется взять штурвал на себя. И это можно понять, ибо за разрывом связей, банкротствами, снижением производства, неразберихой, при сем происходящей, стоят судьбы людей, их жизнь и благосостояние.
Но в то же время, чем дольше удерживаются старые структуры, тем хуже условия для формирования новых. Кризис, а в данном случае речь должна идти именно о кризисе выздоровления, а не катастрофе, при этом затягивается и углубляется.
Именно это мучительное противоречие ежедневно приходится разрешать правительству, другим органам власти, реагируя на тысячи фактов и обращений. И здесь исключительно важно, какой стратегии оно придерживается, насколько компетентные решения принимает, чьи интересы выражает.

ОСНОВАНИЯ ДЛЯ ОПТИМИЗМА
Если мы осознали неизбежность кризиса, поняли его природу, оздоровляющий характер, то даже в нынешних, казалось бы, нетерпимых условиях можно увидеть основания для оптимизма.
Когда начиналась перестройка, большинство, пожалуй, ожидало быстрых и эффективных результатов. Стоит дать предприятиям больше самостоятельности, заинтересовать людей — и дело сразу пойдет, многие и, честно признаюсь, в значительной мере я сам разделяли эту иллюзию. А дела пошли все хуже и хуже. Исчезали товары, росли цены. Долгожданная демократия все чаще показывала свою оборотную сторону, и таяли надежды, вера в лучшее будущее.
Да, плохо, больно. Но когда звонишь в больницу, чтобы справиться о больном, слышишь ответ: по течению болезни состояние удовлетворительное. На собрании руководителей государственных предприятий в декабре 1990 года нашелся только один оратор — генеральный директор объединения «Аммофос» из Череповца, который в ответ на призывы коллег остановиться, переждать, а то и вернуться к истокам перестройки ответил примерно так: «Какое переждать! Идет операция. Нельзя зашить больному живот, не вырезав опухоль, нельзя ждать, оставив все как есть. Надо завершить операцию, и только тогда больной может выздороветь».
Но есть ли на самом деле надежда? Какой путь надо пройти, чтобы экономика заработала нормально и положение улучшилось?
Преимущества рыночной экономики по сравнению с командной обусловлены двумя основными факторами — стимулы и координация.
Рынок создает мощные стимулы трудовой и хозяйственной активности. Он дает возможность зарабатывать без ограничений и приобретать на заработанные деньги все, что угодно. Одновременно он подгоняет тех, кто нерадив и не умеет хозяйствовать рационально.
Вместе с тем он способствует четкой координации действий всех участников производства, сигнализируя прежде всего через гибкие цены, реагирующие на динамику спроса и предложения, что и в каком количестве производить, куда направлять ресурсы, чтобы они использовались наиболее эффективно.
Подъем экономики, повышение ее эффективности, рост благосостояния народа могут начаться только тогда, когда будут пущены в ход эти факторы.
Что делать, более или менее ясно, об этом записано во всех программах: навести порядок в денежном хозяйстве, финансах и кредите; либерализовать цены; осуществить приватизацию и демонополизацию экономики; убрать старые административные структуры, ибо без этого не возникнет конкуренция; открыть экономику для внешних связей, для чего совершенно необходима хотя бы частичная конвертируемость рубля; последовательно, уже опираясь на рыночный механизм, провести перестройку производственной структуры. Чтобы люди смогли пережить трудности, неизбежные при реализации этих мер,— создать эффективную систему социальной поддержки населения, прежде всего для тех, кто не может сам трудиться.
Сегодня главный вопрос в том, как все это делать, медленно или быстро, в каких социально-политических условиях.

ТРИ СЦЕНАРИЯ
Итак, ситуация изменилась, действовать по схеме, заложенной в программе «500 дней», невозможно. Одобренные «Основные направления» оставляют свободу выбора. Кризис, как мы видели, еще не исчерпал своего потенциала и будет углубляться независимо от характера предпринимаемых действий.
Но от них во многом зависит то, как конкретно будут развиваться события. С известной условностью, если ограничиться только экономикой, можно представить себе три сценария.
Сценарий первый. Упор делается на стабилизацию объемов производства, поддержание хозяйственных связей. При этом используется прежний административный аппарат — министерства, Госснаб, концерны-монополисты, возникшие в последнее время на месте прежних главков. Допустим, что меры такого свойства оказываются достаточно успешными.
Проводится административное повышение цен, и далее государственный контроль за ценами сохраняется на большинство видов продукции. Некоторая доля товаров — 30—40 процентов — реализуется по договорным ценам.
В области финансов, кредита и денежного обращения осуществляется определенное ужесточение, но не слишком сильное, чтобы не нанести ощутимого ущерба предприятиям. Дефицит бюджета сокращается незначительно, главным образом за счет повышения налогов, а не урезания расходов. Реализуются все принятые социальные программы. Таким образом, проводится программа, близкая к Правительственной.
От такой политики можно ожидать следующих результатов.
Спад производства все равно идет, но медленно и дольше. Цены, как оптовые, так и розничные, растут, но при этом рынок не балансируется и сохраняется дефицит вместе с ажиотажным спросом. Возможно, временами и местами в момент повышения цен острота дефицита спадает, но ненадолго, поскольку слабость финансовой политики не прекратит притока избыточных денег, а государственный контроль над ценами воспрепятствует установлению равновесия спроса и предложения.
Удерживание старых хозяйственных связей будет препятствовать структурной перестройке и развитию рыночных отношений. Параллельное применение договорных и фиксированных цен станет непрерывно порождать напряжения и диспропорции, массовые злоупотребления, крики о помощи, подталкивая инфляцию. К этому присоединится рост доходов, который при недостаточно жесткой денежной политике сдержать не удастся, а повышение розничных цен, реализация социальных программ будут его еще больше стимулировать.
Возможные последствия уже, пожалуй, можно наблюдать на «экспериментальном полигоне» в Эстонии: цены выросли, товаров нет. Нет и стимулов для их производства, ибо твердый рубль отсутствует, продолжается натуральный обмен, ведущий к еще большему его расстройству.
Короче говоря, этот сценарий означает сохранение в основном нынешнего положения, которое уже сейчас стало невыносимым. Рано или поздно события начинают разворачиваться по второму сценарию.
Сценарий второй — наиболее вероятный. Предпринимаются попытки поддержать производство и хозяйственные связи, контролировать цены административными методами, но они не удаются. Провозглашается жесткая финансовая и кредитная политика, но на деле под влиянием различных обстоятельств она проводится недостаточно решительно. Прежние административные структуры блокируют разгосударствление и демонополизацию.
В итоге на фоне нарастающего спада производства экономика срывается в гиперинфляцию. Рост цен и доходов может достигнуть 1000 процентов в год. Накопления становятся бессмысленными, разваливается кредитная система, и государство утрачивает всякий контроль за денежной массой. Усиливается сепаратизм. Следуют еще больший развал производства, натурализация обмена и распределения.
То, что может наступить в итоге, это и есть катастрофа. Выйти из нее или предотвратить ее в последний момент можно уже только жесточайшими, безжалостными мерами, сам факт применения которых наложит тяжелый отпечаток на все последующее социально-политическое развитие страны при том, что и после них выход из кризиса будет долгим и мучительным.
Нисколько не желая драматизировать ситуацию, считаю своим долгом сказать: это наиболее вероятный исход, если события и дальше будут разворачиваться так, как они шли до сих пор. Здесь главная опасность, и она нарастает.
Сценарий третий. Немедленно начинается осуществление предельно жесткой финансовой и кредитной политики: беспощадно урезаются расходы, бюджетный дефицит ликвидируется любыми средствами. Банковские ставки поднимаются до того уровня, на котором образуется дефицит денег. Одновременно, теперь уже безотлагательно, проводится либерализация цен, используемая как один из факторов финансового оздоровления, поскольку она позволяет сократить дотации. Контроль за ценами можно сохранить не более чем на 20—30 товаров и услуг, включая топливо, энергию и сырье, потребительские товары, транспортные услуги, но и регулируемые цены корректируются с учетом роста издержек. Осуществление большинства социальных программ приостанавливается. Доходы населения индексируются на минимальном уровне.
Предоставляется максимальная свобода для предпринимательства. Энергично проводятся меры по разгосударствлению и демонополизации, демонтажу старых административных структур.
Ближайшие последствия таковы. Спад производства быстро достигает большой глубины, банкротство значительного числа предприятий, массовое высвобождение рабочей силы. Цены растут, но после первого скачка — умеренными темпами, поскольку у покупателей нет денег. Снимается ажиотажный спрос, особенно если в момент либерализации цен осуществляется товарная интервенция за счет накопления запасов и иностранной помощи. При этом либо исчезает вовсе, либо очень заметно сокращается товарный дефицит.
Свертываются инвестиции, резко ограничивается фронт строительства. Недостаток денег у предприятий принуждает их ограничивать доходы своих работников и искать рынки сбыта, беречь старых клиентов. В этой обстановке начинают укрепляться экономические стимулы, рубль приобретает цену, прекращается натуральный обмен. Создаются условия для конвертируемости рубля, следом за этим активизируются внешнеэкономические связи, иностранные инвестиции. Складываются предпосылки для подъема производства.
Если параллельно поспевают процессы разгосударствления и демонополизации, то при этом сценарии стабилизация народного хозяйства и формирование рыночного механизма происходят в кратчайшие сроки. Но есть три критические точки: тяжелые экономические и социальные последствия финансового оздоровления, либерализация цен, стимулирование производства и инвестиций под давлением финансового пресса, когда стабилизация достигнута, а рыночный механизм еще не заработал.
Есть ли еще какие-либо варианты? Есть, конечно. Но, если не считать движения вспять, совершенно бесперспективного, все они лежат в этом треугольнике. Оптимальная в сложившихся обстоятельствах стратегия близка к третьему сценарию. От него отличается она, пожалуй, только несколько более гибкой денежной политикой. Гибкость должна проявляться тогда, когда смягчением финансового пресса можно достичь разрешения наиболее острых социальных конфликтов, избежать чрезмерной дифференциации доходов, оказать поддержку производству в наиболее узких местах.
Но нужно иметь в виду: требований усилить защищенность, повысить оплату, дать инвестиций будет миллион. И это будут требования людей, доведенных до крайности. Можно пойти им навстречу. Но тогда неизбежно усиление инфляции, которая лишит тех же людей полученного, отдалит выход из кризиса.
Чрезвычайно важно иметь налоговую систему, позволяющую в условиях инфляции избегать бюджетного дефицита. Мировой опыт показывает, что для этого нужен налог на продажи, доходы от которого поступают немедленно и растут с повышением цен.
Такова стратегия управляемой инфляции: она исходит из того, что инфляция теперь стала неизбежной и поэтому ее нужно не предупреждать, но контролировать и использовать. В этом, пожалуй, состоит одно из главных изменений в оптимальной стратегии по сравнению с тем периодом, когда подготавливалась программа «500 дней».
В реализации этой стратегии необходимы, как никогда, последовательность, компетентность, быстрая реакция на изменения ситуации.

КАТЕГОРИЧЕСКИЙ ИМПЕРАТИВ
С социальной точки зрения наиболее трудным является третий сценарий и, стало быть, близкий к нему оптимальный. И это понятно: люди должны согласиться на новые испытания, которые еще не всем представляются необходимыми, когда они уже немало вынесли и терпение близится к концу. Инерция сознания понуждает их оценивать положение в сравнении с прошлым, а не с будущим. Так, человек, которому назначена операция, склонен думать, что она не оправдана его нынешними недомоганиями.
Поэтому политикам трудней всего убедить общество идти по пути, на котором главные тяготы нужно принять сразу, а не попозже. Среди них обязательно найдутся те, кто будет выступать под популистскими лозунгами, с требованиями «защиты трудящихся», стараясь набрать очки. Тем же, кто уже понимает, о чем идет речь и сколь высоки ставки, поддержка радикальной экономической программы может обойтись дорого для дальнейшей карьеры. И, очевидно, всю ответственность за ее реализацию будут нести те, в чьих руках власть.
Между тем политический фактор ныне стал решающим для судьбы экономических преобразований, для вывода страны из кризиса. А расстановка сил отличается исключительной сложностью. Коммунистической партии, тесно связанной со старой партийно-государственной номенклатурой, все трудней доказывать, что она перестроилась и действительно хочет перемен. Прошлые грехи тянут ко дну.
Разношерстные некоммунистические силы, для которых центром притяжения стали Б. Н. Ельцин, российский парламент, Советы Москвы и Ленинграда, страдают организационной рыхлостью, у них свои экстремисты, требующие немедленного отстранения от власти коммунистов и Горбачева.
Национальные движения, быстро набравшие силу в условиях демократии и гласности, все больше переходят от демократических требований к национальному радикализму. Война суверенитетов грозит полным подрывом исполнительной власти и законности. Все это ставит под вопрос преобразования в экономике. Мы напоминаем толпу людей, которые толкаются на краю пропасти.
Если демократический блок поведет сейчас борьбу с КПСС за власть, упирая на то, что старая номенклатура не может осуществить радикальной реформы и вывести страну из кризиса, вероятней всего, не победа его — для этого силенок маловато, организация слаба,— а скатывание ко второму сценарию, поскольку «перетягивание каната» приведет скорей всего к утрате контроля за событиями всеми сторонами.
В то же время сторонники реформ, к каким бы блокам они ни относились, не могут отдать все козыри старой партийно-государственной машине, ибо она будет толкать нас на движение по первому сценарию. Да и сторонники реформ в аппарате должны понимать: без поддержки демократов, без хотя бы минимума доверия народа, который сулит коалиция с ними, возможно лишь поражение. Весь удар придется принять на себя.
Категорический императив политического выбора ныне состоит в следующем: либо вновь двинуться по наиболее вероятной дорожке, ведущей к тяжелейшим экономическим и социальным катаклизмам, либо хоть в этот раз из чувства самосохранения успеть перевести стрелки на оптимальный путь. А для этого необходима сильная государственная власть, исполненная решимости довести дело реформы до конца.
Она возможна в двух вариантах: либо диктатура, лишающая нас важнейших достижений перестройки, а Россию — исторического шанса демократического развития, либо пресечение конфронтации и сплочение всех политических сил, на деле стоящих за реформу в экономике и демократические преобразования в обществе, с целью поддержки власти и уважения законов. Ответственность за ход событий, за судьбу людей должна заставить всех пойти на уступки, отложить амбиции, начать каждодневную совместную положительную работу, в которой можно и нужно отстаивать свои позиции, но также идти на компромиссы и не быть принципиальными в мелочах.
Кто не способен на это, должен отойти в сторону.
Сможем мы это сделать — переживем трудный период достойно, сохраним достижения последних лет, возродим страну. Нет — тогда страна сорвется в пропасть, и всем действующим лицам драмы, которая разыгрывается на наших глазах, не будет прощения.

Фото Юрия ФЕДОТОВА.

<- предыдущая страница следующая ->