<- предыдущая страница следующая ->

ЛЮБАВИНЫ
Василий ШУКШИН

Главы из неопубликованной книги

Обидно рано оборвалась жизнь замечательного писателя, актера и режиссера Василия Макаровича Шукшина. Не все задуманное он успел осуществить. Незавершенной считал и вторую книгу своего романа «Любавины»...
Сегодня мы предлагаем вашему вниманию главы из этой книги.
Иван Любавин возвращается в родную деревню, где живут его отец и брат Пашка. Едет он туда вместе с молодыми учителями Майей и Юрием. А первым, кого встречает, оказывается секретарь райкома Родионов, когда-то любивший мать Ивана...

...Жены Родионова не было дома, зато была дочь.
— Здравствуйте,— сказал Иван, входя в ту самую комнату, в которой они с секретарем пили вчера чай.
Ему негромко ответили:
— Здравствуйте.
На диване, поджав под себя ноги, лежала крупная женщина с красивой шеей и маленькой, гладко причесанной головой. Читала книгу. На Ивана посмотрела мельком — поздоровалась и отвернулась. Короткая юбка ее вздернулась. Он так поспешно отвернулся, что у него в шее что-то хрустнуло.
— Познакомься, Мария,— сказал Родионов,— это Любавин Иван, мой старый друг.
Мария повернула голову к Ивану: в глазах ее, серых, спокойных, немножко усталых,— ленивое любопытство. Подала крупную белую руку. Иван пожал ее, пожал немножко крепче, чем обычно, когда знакомился с женщинами. Увидел, как на короткий миг глаза ее стали чуть-чуть веселей. Она, не стесняясь, окинула взглядом всего его.
— Что-то больно молод для старого друга,— сказала она и улыбнулась. Улыбка у нее скупая, злая, усталая — уголки губ вниз. Но именно она, эта улыбка, врезала вдруг в сознание Ивана мысль, что женщина эта красива. Красива не той легкой, скоро отцветающей красотой, а прочной, никому не нужной, нехорошей красотой. Такая красота знает, что она — красота, и уж не заволнуется, не забудет о себе, не испортит себя слезами... И она всегда каменным образом ждет себе кого-нибудь, кого может подчинить своей власти. Без подчинения себе, без поклонения она не мыслит существования, тоскует. Поэтому она никому не нужна — ее боятся. Боятся, потому что очень уж снисходительно, очень спокойно выбирает она тех, кого должна подчинить, а подчинив, так же спокойно и снисходительно ждет других. Она всегда ждет — вот что пугает. И, может быть, именно поэтому к ней так тянет — всем хочется оказаться счастливее других. Иван один раз в жизни уже встречал такую красоту — женщину с такой красотой. Во время той самой драки, когда сердце его пронизывал смертельный холодок, такая же вот красивая стояла и спокойно смотрела на все. Не кричала. Не звала на помощь. Стояла и смотрела. И за это любил ее Иван. Это была его жена. Из-за нее потом, когда она ушла от него, мучился и не находил себе места. Но только та, кроме всего прочего, была очень глупа, и это делало ее особенно неумолимой.
— А где мать наша? — спросил Родионов у дочери.
— Пошла в кино.
Мария встала с дивана, поправила юбку, пошла из комнаты — рослая, легкая, с крутыми бедрами. Юбка и кофта были тесны ей — так, наверно, было задумано. Это должно было доконать того, кого она ждала, чтобы подчинить себе.
«Уж не меня ли она ждет?» — с тревогой подумал Иван.
...Мария села рядом с Иваном, причем так, что ногой — бедром — коснулась его ноги, но не обратила на это внимания. Ивана опять охватило тревожное и радостное предчувствие.
«Нет, тут что-то будет»,— подумал он. Угрюмость понемногу сходила с его лица, глаза засветились необидной насмешливостью. Он потихоньку убрал свою ногу и опять подумал: «Будет дело».
— А ты чего в кино не пошла? — спросил Родионов.
— Не хочется,— ответила Мария, лениво перегнулась назад, через стул, включила приемник. Опять коснулась своей ногой ноги Ивана. И опять не обратила на это внимания, причем действительно не обратила: Иван умел разбираться, когда не обращают внимания, а когда делают вид, что не обращают. Он не убрал свою ногу.
Из приемника полилась хорошая музыка. А может, показалось, что хорошая. Во всяком случае, с музыкой Ивану стало еще лучше.
— Странное вы поколение, молодые люди,— заговорил Родионов,— иногда просто трудно понимать вас.
— Мы пассивные, неинициативные, равнодушные,— спокойно стала перечислять Мария.— Неужели активность в том только и заключается, чтобы в кино каждый вечер бегать?
— Не в том, конечно.
— А в чем? — Мария взяла со стола спички, прикурила.
— А в том хотя бы, что ты вот куришь! Да еще при отце.
Мария слабо усмехнулась, но продолжала курить.
— Ведь это же дико!— Родионов посмотрел на Ивана, точно призывая его согласиться с ним.
— А без отца не дико?
Родионов сердито глянул на дичь. И отвернулся. Видно, это был старый разговор у них.
— Я понимаю, о чем ты говоришь, отец. Но вот чего я действительно не понимаю: почему я сейчас должна волноваться, суетиться, проявлять инициативу?.. Во-первых, где проявлять? На работе? Я неплохо работаю, меня даже хвалят. Что еще? Целина? Но сколько бы я ни волновалась по поводу целины, я ничего не изменю — ее вспашут без меня. И посеют, и уберут хлеб, и выполнят план. Что еще? Государственные вопросы? Там тоже без меня все сделают. Что я должна делать, чтобы не казаться равнодушной? Заметки писать в областную газету? Не умею... Все идет своим чередом — что же тут волноваться?.. А в кино не люблю ходить — неинтересно. Фильмы неинтересные. Ну, что я могу сделать, если фильмы неинтересные?.. Если я знаю заранее, чем, все кончится, кто кого полюбит, кто будет прав, кто виноват. Скучно.
— Что ты с фильмами привязалась? Не в фильмах дело... — Чувствовалось, что отец не сразу находит, как возразить дочери, и от этого больше злится.
Иван с интересом слушал перепалку отца с дочерью.
— А в чем?
— А в том, что ты вот сейчас сидишь и преспокойненько меня же спрашиваешь: «А почему я должна волноваться?» Да ты молодая, черт возьми-то! Поэтому. Почему я, старик, должен волноваться?
— По должности.
— Поехала!.. Не то ведь совсем говоришь! И не так думаешь. Кривляешься.
— Возможно.
«Сам ты не то говоришь»,— с досадой и сожалением подумал Иван; его начала раздражать деланная невозмутимость молодой женщины. Захотелось, чтобы ей хорошо, крепко ответили.
— Вот!.. Вот это самое и называется равнодушием.
— Неубедительно.
Иван заскучал. Разговор перестал его интересовать. Кроме того, ему разонравилась Мария. Захотелось уйти домой.
— Пожалуй, поздно,— сказал он, глядя на Родионова. Тот спохватился.
— Ты что? Ну нет. Это, брат, нет...
Иван усмехнулся, вспомнив брата Пашку: сидит сейчас, наверно, с отцом и с Гринькой и учит их петь про восемнадцать лет.
— А вы с кем согласны: с отцом или со мной? — спросила вдруг Мария.
Иван спокойно посмотрел ей прямо в глаза.
— Мое дело маленькое.
— Ну, а все-таки? Вы же слышали, о чем мы говорили...
— А о чем вы говорили? — Ивана охватило непонятное раздражение. Показалось ему, что женщина ждет от него какой-нибудь смешной глупости — тоже, видно, заскучала.— Вы в общем-то ни о чем и не говорили. А вы особенно.
— Так их. Иван! — поддакнул Родионов и испортил все дело: Иван замолчал.
— Так,— неопределенно сказала Мария и опять, как давеча, просто и весело оглядела его всего, потом внимательно посмотрела в глаза.
— Что? — спросил Иван.
— Ничего...
«Воображаешь из себя много»,— подумал о ней Иван. И почувствовал, что женщина наступила ему на ногу. Иван ухом не повел. Как сидел, так продолжал сидеть — в сторону Марии не посмотрел... Женщина опять наступила на его ногу. У Ивана сдвоило сердце... Он откинулся на спинку стула, нехотя полез в карман за папиросами. На женщину опять не посмотрел. Она убрала ногу.
«Вот так. Так-то оно лучше будет»,— весело и победно подумал Иван. Домой идти расхотелось.
— Ну так споем? — Родионов посмотрел на Ивана.
— Я певец неважный. Подтянуть, если что, могу,— сказал тот.
— Какую вы любите? — спросила Мария.
— Гоп со смыком. — Иван посмотрел на женщину и улыбнулся. И понял, что пошутил рискованно: у той нехорошо дрогнули крупные ноздри красивого прямого носа, и так же, чуть дрогнув, сузились холодноватые глаза. — Русскую какую-нибудь.
Родионов встал.
— Сейчас гитару принесу,— сказал он и вышел из комнаты.
Иван внутренне весь подобрался — ждал.
— Вы молодец,— насмешливо сказала Мария.
— Спасибо,— вежливо поблагодарил Иван. И спокойно, и серьезно посмотрел на нее. — Стараюсь.
Мария слегка растерялась. Иван понял, почему: она, видите ли, позволила себе вызывающе смелый жест — наступила на ногу. А это не приняли. (Причем это, конечно, надо было принять и понять как знак союзнической солидарности в борьбе со стариками.) Но после этого молодой союзник может «по-товарищески» обнять женщину за талию, а при удобном случае притиснуть в углу. И тогда-то получит в ответ обжигающую пощечину. Иван эти штучки знал. Потом выяснится, что она просто «хотела обратить его внимание на то-то и на то-то, а он, оказывается, понял это вон как!..».
«Сильно умная»,— думал Иван о женщине. Он не хотел затевать с ней никакой игры. Он устарел для игры.
— А где гитара-то, Мария? — спросил из другой комнаты Родионов.
— На комоде, наверно! — громко сказала Мария. — Или за ящиком.
Иван аккуратненько мизинцем стряхнул пепел в блюдечко.
— Вы оригинальничаете или действительно такой? — спросила женщина.
— Какой?
— Такой... что-то вроде телеграфного столба — прямой и скучный.
— Я бы ответил, но неудобно — в гостях все-таки.
— А вы коротко — в двух словах.
— В двух словах не умею. Я не учитель.
— А вы кто, кстати?
— Шофер.
Женщина не сумела скрыть удивления. Ивана это окончательно развеселило. Он повернулся к женщине и тут со всей ясностью понял: она красива, как черт ее знает кто!
— Что? — спросил он и опять улыбнулся.
Женщина ничего не сказала, пристально и серьезно смотрела на него.
Родионов нашел наконец гитару. Неумело забренькал, направляясь к ним.
— Ну-ка!..— сказал он, подавая гитару дочери.
Мария взяла ее, отодвинулась со стулом от стола, положила ногу на ногу...
— Так что же?.. — Мария посмотрела с усмешкой на Ивана.
— Что хотите. Спойте только одна.
Мария подстроила гитару, подумала...
Запела негромко:
Не брани меня, родная.
Что я так его люблю...
При первых же звуках песни, необычайно верно выбранной, у Ивана заболело в груди сладко и мучительно. Пела Мария хорошо, на редкость хорошо — просто, тихо, точно о себе рассказывала. А Иван так и видел: стоит русская девка в сарафане и просит матушку: «Не брани ты меня, милая, не надо...» Мария пела и задумчиво смотрела в темное окно. Гитара тоже задумчиво гудела, навевала ту тихую грусть, которая где-то когда-то родилась и осталась жить в песне.
Я не знаю, что такое
Вдруг случилося со мной...
«Ох ты!..» — Иван посмотрел на Родионова. Тот сидел, накоршунившись над столом, печально смотрел в стол. Наверно, многое он прощал дочери за ее песни. И стоило. Ах, какая же это глубокая, чистая, нерукотворная красота — русская песня, да еще когда ее чувствуют, понимают. Все в ней: и хитреца наша особенная — незлая, и грусть наша молчаливая, и простота наша неподдельная, и любовь наша неуклюжая, доверчивая, и сила наша — то гневная, то добрая... И терпение великое, и слабость, и стойкость — все.
Мария допела песню, положила ладонь на струны, посмотрела с улыбкой на Ивана и на отца: она знала, что поет хорошо.
— Чего носы повесили?
Родионов очнулся, поднял глаза, внимательно и долго смотрел на дочь, точно изучал.
— Давайте вместе какую-нибудь? — предложила Мария.
— Ну уж нет!— возразил Иван.
Родионов тоже сказал:
— Зачем? Спой еще.
— Я о прошлом уже не мечтаю... — запела Мария, и опять властное чувство щемящей тоски и скорби — странной какой-то скорби: как будто вовсе и не скорбь это, а такое состояние, когда говорят: «Э-э, да чего мы! Вот она, жизнь-то! Жить надо!» — такое чувство опять сразу охватило Ивана. И он увидел степь и солнце... И почему-то зазвенела над степью милая музыка далекого детства точно где колокольчики вызванивали тихо и тонко. В таком состоянии люди плачут. Или молятся. Или начинают любить.
«Наверно, я влюбился в нее,— думал Иван. И не пугался, и не тревожился больше. — Значит, песни эти будут мои. Вся она моя будет». Это радовало.
У Родионова были другие мысли. Он думал:
«Почему я еще горюю? Да у меня же хорошая жизнь была — я же любил всю жизнь. Другие в двадцать пять лет скисают, а я всю жизнь любил. Радоваться надо, а не горевать».
Песня кончилась.
Долго все трое сидели молча — додумывали те думы, какие породила песня. Жалко было уходить из того смутного, радостного и грустного мира, в который уводила песня.
— Да-а,— сказал Родионов. — Так-то, братцы.
Иван смотрел на руку женщины, лежащую на струнах, и его подмывало сильное желание взять ее и положить себе на грудь...
* * *
Танцы в клубе были в разгаре.
Иван купил в окошечке, в фойе, билет, вошел в зал. И первого, кого увидел, брата — Пашку. Пашка танцевал с той самой девушкой, с которой ехал сюда Иван,— с Майей. Иван присел на стул возле стенки, стал смотреть на танцующих. Подумал: «Вообще-то никакое тут не захолустье. Девки одеваются так же, как в городе. Даже лучше — скромнее».
Пашка, проходя мимо него, сделал рожу: Иван понял это так: держу в руках такое, что самому не верится. Майя была очень стройная девушка... В общем, красивая. Она тоже увидела Ивана, улыбнулась, кивнула головой. Иван улыбнулся в ответ.
Когда танец кончился. Пашка с Майей подошли к нему.
— Поспорили из-за тебя, братка!— заорал радостный Пашка. — Она говорит, что ты не танцуешь, а я говорю — танцует...
Майя засмеялась, откинув назад головку. Пашка смотрел на нее, улыбался... А глаза не улыбались, глаза пожирали красивую девушку. Похоже было, что он опять влюбился. И сейчас был тот момент, когда он. расправив крылья, готов был взлететь в голубой вольный мир изменчивого, трудного своего счастья.
Майю позвали; в клубе были еще двое из тех, с кем ехал сюда Иван: парень-учитель и вторая девушка. Поздоровались с Иваном. И увели Майю. Пашка проводил ее тоскливым взглядом.
— Нравится? — спросит Иван.
— А?.. Кошмар,— сказал Пашка,— меня опять сфотографировали.
— Хорошая девушка,— подзадорил Иван. — Скромная, умная...
Пашка заволновался, поправил рубашку, хэкнул...
Заиграла музыка. С Майей пошел танцевать парень-учитель. Пашка не мог спокойно смотреть на это.
— Пойдем покурим,— сказал он. Вышли в фойе, закурили. Стояли и смотрели на танцующих через дверь. Иван заметил, как проходившие около двери девушки окидывают его оценивающим взглядом.
«Мария всех бы тут заслонила»,— подумал Иван, и опять в душу его въелось сомнение. Подумалось, что не мужа ищет и ждет Мария, не любви, а чего-то другого, черт ее знает чего.
— Ерунда,— сказал Пашка. — Если враг не сдается, его уничтожают. Это я тебе как танкист говорю.
— Нет, плохо твое дело. Ты видишь, как он на нее смотрит?
— Ну и что? Пусть пока посмотрит.
— Пока посмотрит, а там, глядишь комсомольская свадьба.
Пашка посмотрел на брата и ничего не сказал, он сам чуял немалую опасность со стороны этого парня-учителя.
Танец кончился.
— Пойдем,— сказал Иван,— не зевай, главное.
Вошли в зал.
С ходу заиграла музыка. Объявили:
— Дамский танец!
Пашка пошел было в ту сторону зала, где сидела Майя, но она сама шла к ним.
— У меня будет беспартийная свадьба!— гордо сказал Пашка, возвращаясь на место.— Сама идет.
Но Майя шла не к нему, а к Ивану.
— Пойдемте, я вас приглашаю!
— Но я же...
— Ничего, надо учиться. Пойдемте, пойдемте. Это вальс, очень просто.
Иван положил тяжелую руку на ее беленькое полуголое плечико... Майя сняла ее, взяла в свою руку.
— А правой поддерживайте меня слегка за талию,— велела она. — Так. Теперь пошли... Раз! Делайте, как я. Раз... два...
Пошли с грехом пополам.
— Вот и получается! — Майя была довольна.
«Пашка сейчас рвет и мечет»,— думал Иван.
— Охота вам возиться со мной. Павел-то хорошо ведь танцует.
— Он действительно ваш брат?
— Да.
— Он очень смешной. Он говорит, что влюбился в меня. — Майя засмеялась.
Иван серьезно смотрел на нее. А сам думал: «Вот первая ошибка Пашкина — сразу про любовь начинает».
— А что тут смешного? — спросил он.
— Ну как же!.. Первый раз видит и сразу — влюблен.
— Бывает и так.
— С вами так бывало?
«Выпила она, что ли?»— недоумевал Иван. Уж очень смело, свободно держит себя. Учительница все-таки...
— Бывало. Сколько раз.
— Да? А вы женаты?
— Женат,— соврал Иван. Девушка его не интересовала. Даже неудобно стало, что он таскается с ней по залу — на смех людям.
— Все,— сказал он,— натанцевался. Голова закружилась.
— Ну-у, такой большой, а голова закружилась.
Иван подвел ее к Пашке.
— Выручай, браток, я не могу больше. Пашка взял Майю и умчал ее на середину зала.
Иван вышел на улицу и широким, решительным шагом направился к Родионовым. После того, как он подержал в руках чужую, ненужную ему женщину, в нем пробудилось вдруг неодолимое желание взять так же бережно в руки любимую, желанную. Пока шел, выдумывал способ, как вызвать Марию на улицу. Решил так: написать записку и сунуть ей незаметно. А к Родионову у него есть дело: спросить насчет завтра — когда подавать машину.
Остановился у столба, под электрической лампочкой, написал на клочке бумаги химическим карандашом:
«Выйди. Надо сказать пару слов».
Все Родионовы были дома. Мария слушала музыку в своей комнате, Кузьма Николаич сидел в прихожей на корточках — чинил примус, хозяйка кроила на столе в другой комнате материю.
— Здравствуйте,— сказал Иван, увидел через дверь Марию, и у него екнуло сердце.
Родионов поднялся.
— Я на минуту,— сказал Иван, проходя в комнату Марии.— Я хотел спросить: когда завтра выезжаем? — Получилось так, что он прошел в комнату впереди секретаря.
— Завтра никуда не поедем,— ответил Родионов. — Садись.
Иван остановился около Марии, заслонил ее собой от Родионова, бросил на колени ей бумажный комочек-записку. И отвернулся. Он не видел, взяла ли она его,— почувствовал, что взяла. На сердце стало немного веселее.
— Не едем, значит?
— Нет. Садись.
— Да я на минуту... хотел спросить только.
— Садись! Чаю попьем сейчас,— настаивал Родионов, но Иван уперся на своем.
— Нет, пойду. Спасибо большое.
— Ну-у, елки зеленые!..— Кузьма Николаич был огорчен. — Чего так?
— Да надо идти. — Ивану не терпелось уйти. Не терпелось скорей начать ждать. Что если выйдет! Почему-то не верилось, что Мария выйдет. Неужели выйдет?
Попрощавшись, он вышел на улицу, облегченно вздохнул... Отошел к воротам, прислонился к столбу, закурил.
«Заварил кашу».
Ждать пришлось долго. Иван решил уже, что Мария не выйдет, но отойти от столба не было сил. Стоял, материл себя.
Вдруг сеничная дверь скрипнула; кто-то вышел на крыльцо, остановился... Иван отделился от столба, кашлянул... Мария — это была она — спустилась с крыльца, подошла к нему.
— Ну?
Белело в темноте ее холеное крупное лицо, блестели веселые холодные глаза.
— Сейчас скажу... — охрипшим голосом проговорил Иван: он струсил. — Нравишься ты мне.
Мария усмехнулась. Некоторое время молчала, потом спросила:
— Все?
— А чего еще?
— Можно идти?
Иван растерялся... Долго молчал.
— Что ты из себя строишь вообще-то? — спросил он, желая казаться спокойным.— Ты можешь объяснить?
Мария засмеялась. Смеялась негромко, весело, в нос. Иван пошел прочь от нее. Стало невыносимо тяжко и стыдно. Шагал, матерился шепотом и думал:
«Ну, ладно. Это вы над Любавиными смеетесь? Ладно».
Вспомнилось почему-то, как смеялась в клубе над Пашкой веселая девушка Майя.
«Ладно».
(Окончание в следующем номере).

Рис. Е. ФЛЕРОВОЙ.


СТРОКИ О ЛЮБВИ

199 лет назад в Шотландии вышел томик стихов, написанных молодым бедным фермером. Сам себя он считал неплохим пахарем, лихо справлялся с молотьбой... «Все знают наш деревенский обычай,— вспоминал он,— во время жатвы давать парням в подручные девушек. Моей помощницей была прелестная девочка, всего одной весной моложе меня. У нас в Шотландии про таких говорят: «Хорошая, пригожая да ласковая». Короче говоря, она, сама того не зная, впервые пробудила в моем сердце ту пленительную страсть, которую я и по сей день, несмотря на горькие разочарования, опасливую житейскую мудрость и книжную философию, считаю самой светлой из всех человеческих радостей...»
Имя молодого фермера и поэта —
Роберт БЕРНС

* * *

В полях, под снегом и дождем,
Мой милый друг,
Мой бедный друг,
Тебя укрыл бы я плащом
От зимних вьюг,
От зимних вьюг.
А если мука суждена
Тебе судьбой,
Тебе судьбой,
Готов я скорбь твою до дна
Делить с тобой,
Делить с тобой.
Пускай сойду я в мрачный дол,
Где ночь кругом,
Где ночь кругом,—
Во тьме я солнце бы нашел
С тобой вдвоем,
С тобой вдвоем.
И если б дали мне в удел
Весь шар земной,
Весь шар земной,
С каким бы счастьем я владел
Тобой одной,
Тобой одной.

ПЕСНЯ

Ты свистни — тебя не заставлю я ждать,
Ты свистни — тебя не заставлю я ждать.
Пусть будут браниться отец мой и мать,
Ты свистни — тебя не заставлю я ждать!
Но в оба гляди, пробираясь ко мне.
Найди ты лазейку в садовой стене,
Найди три ступеньки в саду при луне.
Иди, но как будто идешь не ко мне,
Иди, будто вовсе идешь не ко мне.
А если мы встретимся в церкви, смотри:
С подругой моей, не со мной говори,
Украдкой мне ласковый взгляд подари,
А больше — смотри!— на меня не смотри,
А больше — смотри!— на меня не смотри!
Другим говори, нашу тайну храня,
Что нет тебе дела совсем до меня.
Но, даже шутя, берегись как огня,
Чтоб кто-то не отнял тебя у меня,
И вправду не отнял тебя у меня!
Ты свистни — тебя не заставлю я ждать,
Ты свистни — тебя не заставлю я ждать.
Пусть будут браниться отец мой и мать,
Ты свистни — тебя не заставлю я ждать!

ЗАСТОЛЬНАЯ

У женщин нрав порой лукав.
И прихотлив, и прочее,—
Но тот, в ком есть отвага, честь,—
Их верный раб и прочее.
И прочее,
И прочее,
И все такое прочее.
Одну из тех, кто лучше всех,
Себе в подруги прочу я.
На свете чту я красоту,
Красавиц всех и прочее.
От них отпасть,
Презреть их власть —
Позор, и грех, и прочее.
Но есть одна. Она умна.
Мила, добра и прочее.
И чья вина, что мне она
Куда милей, чем прочие!

* * *

Пробираясь до калитки
Полем вдоль межи,
Дженни вымокла до нитки
Вечером во ржи.
Очень холодно девчонке,
Бьет девчонку дрожь:
Замочила все юбчонки,
Идя через рожь.
Если кто-то звал кого-то
Сквозь густую рожь
И кого-то обнял кто-то,
Что с него возьмешь?
И какая нам забота,
Если у межи
Целовался с кем-то кто-то
Вечером во ржи!..

Переводы С. Маршака

Рис. Е. НОВИКОВОЙ.


"Крапива"

ВЗЯЛИ НА КОНТРОЛЬ

Обидно, когда в родном селе нет магазина. Еще обиднее, когда магазин вроде бы и есть, и в то же время его нет: стоит он пригорюнившись, глядит тоскливо и безнадежно на своих бывших покупателей пустыми запыленными витринами. А покупатели с упреком — на него...
Так случилось в селе Базыкино Ливенского района Орловской области. Внезапно сдав дела и рассчитавшись, продавец магазина покинул пределы района и обосновался в соседнем. С тех пор и стоит магазин закрытым, взирая на мир пустыми глазницами. А базыкинцы на попутках едут в город Ливны. За мылом, за солью, за спичками...
— Э, да мы, оказывается, не одиноки!— могут воскликнуть жители деревни Лиль Бокситогорского района Ленинградской области.— Картина такая же, как у нас...
— И у нас,— отзовутся жители села Никитино Щучанского района Курганской области.— Живем друг от друга за тысячи километров, а ситуация одна и та же!
И та, и все-таки немного не та. Потому что базыкинцев, в отличие от лильцев, никто пока не заставляет заниматься подбором кадров продавцов. Лильцам же прямо говорят:
— Если хотите, чтобы работал магазин,— ищите продавца.
А руководители торговли Щучанского района пошли дальше — всю ответственность за малосознательных тружеников прилавка возложили на правление местного колхоза. Они явно не надеются на успех неорганизованных масс...
«Если хотите...» Это новая форма самообслуживания с неограниченными возможностями. Стоит лишь перенести ее на другие сферы жизни — и все давно привычное нам в корне изменится. Хочешь, например, поехать на работу на автобусе — покупай бензин и запасные шины, хочешь помыться в общественной бане — нагрей воды и запасись тазиком, хочешь укоротить брюки — приходи в мастерскую со своей швейной машинкой и складным металлическим метром...
«Если хотите, ищите продавца...»
А в результате под носом у райпо и других контролирующих органов вдруг появляются за прилавком этакие умельцы от торговли, которым в высшей степени наплевать на запросы покупателей, так как все помыслы и деяния этих умельцев направлены на выполнение плана любой ценой и на еще кое-что, приносящее личное материальное благополучие.
«Дорогая «Крапива»! — пишут жители села Михайловка уже упомянутого выше Щучанского района.— Поглядела бы ты, как работают наши продавцы, когда поступает в магазин много вина и водки. Вдохновенно работают, красиво, с шутками и прибаутками. Зайдешь хлеба купить — а тебе такой взгляд подарят, что забываешь, зачем и пришел. Оно и понятно: люди план делают, а ты с двадцатью копейками лезешь, время отнимаешь».
Если бы спрос так удовлетворялся и на все другие продукты! Так нет же, не удовлетворяется! И очень часто не потому, что этих продуктов на складах и базах нет, а потому, что работники прилавка не знают, чего и сколько надо. Завезешь мало — плохо, завезешь много — еще хуже, залеживаться будет. А тут уж без торговли с нагрузкой не обойтись...
Ведь если бы труженики прилавка села Галибиха Воскресенского района Горьковской области хоть на минуту подумали о спросе, разве они не вспомнили бы, что почти все их покупатели имеют огороды и выращивают капусту? А вспомнив, разве завезли бы они столько этого белоснежного овоща, что, борясь за план, вынуждены были навязывать по кочану к каждой коробке овсяных хлопьев?
Покупатели не удержались от возмущения, но работники прилавка дали им такую отповедь, что пришлось отступить.
Как отступили они и перед продавцами магазина в совхозе «Бояровский» Камешкирского района Пензенской области, где все, что пользуется спросом, продается только с нагрузкой. Даже отпуская рыбу по 37 копеек за килограмм, умельцы в белых халатах, заботясь о покупателе, навязывают ему в нагрузку полкило «Ивасей» по 2 рубля 65 копеек за килограмм.
— Да где же вы, вышестоящие торговые инстанции? — познакомившись с такими фактами, встревожилась «Крапива».— Куда смотрите? Что думаете по этому поводу?
— Лично мы — на месте, — отпарировали руководители торговли Воскресенского района Горьковской области.— Письмо твоих читателей проверили. Факты подтвердились. За торговлю с нагрузкой заведующей магазином А. Максимовой и продавцу А. Турлановой объявили по выговору.
— А мы пошли дальше,— сообщили руководители Витебского облпотребсоюза.— Не только наказали продавцов за антисанитарное состояние магазина в деревне Старые Крюки, но и обязали правление Миорского райпотребсоюза поставить работу этого магазина на контроль.
«Неужели на контроль? — удивилась «Крапива».— А потребовалось всего лишь отчаянное письмо читателей и вмешательство журнала...»
Как не вспомнить здесь другой случай. Переслала «Крестьянка» письмо работников хлопкозавода г. Джума Самаркандской области в областные торговые инстанции. В письме том говорилось, что некоторые работники местного универмага с честностью и порядочностью находятся в затянувшейся принципиальной ссоре.
— Не может быть! — возмутились вышестоящие торговые руководители.— Ведь работа этого магазина у нас на контроле!
Но возмущение возмущением а проверять факты надо. И когда проверили, глазам своим не поверили. Все товары, пользующиеся спросом, минуя прилавок, шли транзитом, в обувном и одежном дефиците щеголяли лишь работники торговли, их родные и близкие, цены на товары продавцы устанавливали кому какие вздумается...
Материалы проверки пришлось передать в следственные органы. Продавцы Г. Ачилова, Р. Мардинов и Т. Махмудова получили по... строгому выговору, директор универмага Ш. Тураева освобождена от должности... на три месяца.
«Крапиву» уверяют, что злостные нарушения правил советской торговли пресечены навсегда. А деятельность Джумского универмага взята на новый строгий контроль...
Значит, что же, можно больше не беспокоиться, получив подобное сообщение? Хотелось бы полагаться на то, что «контроль» — действительно надежный защитник интересов покупателей, а не новая бюрократическая уловка для отвода глаз. Но вот пришло к нам письмо из деревни Боброво Дубровенского района Витебской области. Магазин, сообщали читатели, торгует с нагрузкой. В воскресенье, когда у всех выходной, он не работает, а открыт в часы, когда колхозники целый день в поле и на фермах.
По просьбе редакции руководители торговли Дубровенского района выходной день магазина перенесли на понедельник, торговлю с нагрузкой запретили. И что очень важно — взяли его работу на контроль...
А недавно из этой деревни снова написали: «Дорогая «Крапива», после твоего вмешательства порядок в магазине был наведен. Но через полгода все вернулось на круги своя...»
Так как же быть? Надеяться, что местные инспектирующие органы справятся с выходящими из подчинения и самоуправствующими работниками торговли или взять магазины по всем указанным читателями адресам на контроль «Крапивы»?..
И. ШМЕЛЕВ

<- предыдущая страница следующая ->