скачать журнал

<- предыдущая страница следующая ->

НЕЧЕРНОЗЕМЬЕ: НОВЬ, СУДЬБЫ, ПРОБЛЕМЫ

Сергей МАКАРОВ
РАДИ ХЛЕБА

«Предметом особой заботы райкома партии является дальнейшее совершенствование организации производства и стимулирования труда в колхозах и совхозах. ...Большое внимание уделяется внедрению хозяйственного расчета и коллективного подряда. ...Это позволило ликвидировать обезличку в использовании земли, способствовало повышению заинтересованности работников в увеличении производства продукции при меньших затратах труда и средств».
Из постановления ЦК КПСС «О работе Глазуновского райкома партии Орловской области по выполнению решений майского (1982 г.) Пленума ЦК КПСС».
I
Это было весной. Мы встретились в Орле, в обкоме партии. Держалась она строго и неприветно, всем видом давая понять, что временем для бесед не располагает.
— Опять эти журналисты,— сказала она с досадой.— Едут и едут.
Но когда мы сели в машину и выскочили за город, когда навстречу побежали знакомые избы деревень, зеленые перелески, поля, уже укрытые молодым хлебом, когда ровная скорость езды и работа сильного мотора успокоили, что-то в ней переменилось, и стало видно, что человек она в общем-то душевный, разве что излишне замотанный.
— Вы извините за давешнее,— обернулась она с переднего сиденья.— Это так, сорвалось... Но времени действительно мало. А впрочем...
Мне показалось, что она едва заметно улыбнулась.
— А впрочем, не обращайте внимания. У нас всегда его нехватка. Такая жизнь, все бегом и бегом.
Тамара Николаевна Коновалова работает секретарем Глазуновского райкома партии. Вызывали ее в обком по неотложному делу: в Глазуновке намечено провести областной семинар секретарей райкомов и председателей райисполкомов. Будут смотреть, как район выполняет Продовольственную программу. Семинар — не пустяк. Готовиться надо всерьез. Потому что и люди приедут серьезные, глазастые, вникать станут, подмечая каждую мелочь. А на все про все отпущен месяц.
...Глазуновка — это районный поселок в полуста километрах от Орла по дороге к Курску. И когда едешь среди распаханных полей — земля удивительно черна и просторна,— даже возникает вопрос, почему столь благодатные с виду места, мало похожие, допустим, на брянские пески или северные кулиги, тоже причислены к Нечерноземью. И все же...
— Это только видимость одна, что у нас черноземы,— говорила по пути Тамара Николаевна.— А на штык лопатой копни, там чистая глина. Работать с этой землей и работать.
По орловским меркам, район небольшой — одиннадцать колхозов и три совхоза. Хлеб, конопля, гречиха, сахарная свекла... А крупных успехов — и в этом вся соль — тут никогда не знавали, урожаи были до неприличия малы.
— Это ж позор и стыд,— возвращаясь к недавнему, говорила Тамара Николаевна.— Вроде застой тогда был. Понимаете, я о чем? Ведь люди работают. От государства и техника и удобрения поступают. А как жатва, так в бункере пять центнеров на гектар. Непостижимо. Прямо загадка за семью печатями...
Положим загадок особых не было, как не было и не будет на хлебной ниве чудес: гектар не сам по себе кормит — всему начало человек, его отношение к полю, которое он пашет.
Деревенские проблемы для Тамары Николаевны были не в новинку. За плечами сельская школа, институт, полевая работа... Долгим был путь, и те вопросы, которые донимали сельских механизаторов, председателей, агрономов, мучили и ее, секретаря райкома, они были знакомы ей в тонкостях. И разве дело только в системе оплаты? Все так: рубль, выплаченный за промежуточную операцию — пахота, сев, уход за посевами,— выплаченный независимо от того, будет или нет в поле урожай, расхолаживал человека. Все так. Но и, помимо этой системы оплаты, достаточно было всяческих сорняков, заполонивших хлебную ниву. Да что было? Они и есть! И вся острота, удовольствие жить сегодня, может быть, в том и состоят, что идет небывало активная прополка, удаление негодных форм и методов руководства экономикой, в том числе и сельской.
— Не дело, конечно,— говорила Тамара Николаевна,— когда, допустим, председатель колхоза не может по собственному усмотрению установить структуру посевных площадей или размер дойного стада. Он лишен самостоятельности. Он зашорен инструкциями, указаниями сверху. И это «колесо» давит. Так далеко не уехать...
Короче говоря, до недавнего времени Глазуновский район не управлялся с государственным планом, вечно замыкал областную сводку.
А теперь вот семинар. На примере Глазуновки будут учить другие районы, как надо работать. Есть чему поучиться: в короткий срок, используя созданные в соответствии с решениями майского (1982 г.) Пленума ЦК КПСС благоприятные экономические условия, партийная организация района добилась заметных сдвигов в развитии сельского хозяйства. Хотя и проблем осталось много. Это ведь тоже было отмечено в постановлении ЦК КПСС о работе Глазуновского райкома партии.
II
Погода стояла теплая и сухая. Посевная подходила к концу. И каждый день с утра я уезжал первым автобусом в колхоз имени Жданова. Колхоз этот как колхоз, без заслуг век он жил и вниманием не избалован. Часть его деревень тихо достаивает, некоторые уже исчезли с лица земли, названия их, как место рождения, сохраняются лишь в паспортах тех, кто навсегда покинул эти некогда густо заселенные местности. Основная жизнь ныне — в центральной Васильевке, которая припала огородами к речке Неручь, заросла черемухой и тополями.
Я любил бывать в Васильевке. Можно было, конечно, и в «Родину» поехать и в «40 лет Октября»... А «Мир» и вовсе упирается краем поля в райкомовский порог. Два шага! И хозяйство справное. Но именно это обстоятельство и не пустило в «Мир», а колхоз имени Жданова поднимался почти из «небытия» и был поэтому интересен.
— Насчет «небытия» не знаю,— поправил меня тамошний председатель Иван Михайлович Ильин, человек обстоятельный и в суждениях неспешный.— А вот расформировать колхоз намечали. Это точно. Хотели землю нашу передать в сельхозтехникум, да там не пожелали эдакую обузу брать.
И еще неизвестно, как сложилась бы судьба колхоза и самого Ивана Михайловича, но приход его совпал с теми переменами, которые обозначились в целом по району. Он начал с дорог. Был до Ивана Михайловича побитый проселок, только трактором и одолеть, а чтобы вызволить с фермы молоко, то и двух тягачей недостаточно. Дороги отсыпали. Где асфальт положили, где бетонные плиты, эдакие узкие пластины с железными петлями. Неказисто кажется. Скок! Скок!— скачет машина, словно по клавишам, подбираясь к молочной ферме, того и смотри язык ненароком прикусишь на прискоках.
— Ничего, ничего,— улыбается Иван Михайлович.— Скорость невелика. Зато в любую погоду проехать можно. Надежность появилась.
Замечаешь строительный замах. Молодежная улица кирпичных домиков, аккуратных, как скворечни. Весной вторую улицу заселили. Стоит двухэтажный куб правления. Гостиница.
И дорогу и размах с жильем председатель ставит в заслугу правлению. И справедливо. Тамара Николаевна его в этом поддерживает. Ведь под лежачий камень, известно, вода не течет. Всегда нужны энергия и смекалка. Только не лишне уточнить, что на асфальте ныне живут и «Родина» и «40 лет Октября»... Все колхозы и совхозы района — без исключения каждый — соединились с райцентром! Как говорит Иван Михайлович, «надежность появилась». А это вовсе не то, чтобы одному, пусть и очень пробивному, удачливому председателю козыри выдать.
Глазуновский райком партии решительно отказался создавать режим особого благоприятствования одному хозяйству, в то время как другие тащатся в хвосте. Оздоровление экономики происходит не за счет одиночек, а за счет согласованной работы всех звеньев агропромышленного комплекса.
III
Практика большой страны имела немалый опыт по разработке различных форм организации труда в сельском хозяйстве. Но лучше, чем хозрасчетные звенья на коллективном подряде, придумано не было.
— Первый год получилось у нас так-сяк,— рассказывал Иван Михайлович.— Даже мало кто верил, что созданные звенья могут что-либо изменить. Создали, а толком и не знаем, сколько человек должно в звено входить, сколько земли... Сначала для каждой культуры отдельное звенышко создали—свекловичное, конопельное, зерновое. Наплодили мелкоты, а видим — нет, так не пойдет, звено должно иметь полный севооборот...
Он рассказывает, а сам поглядывает за окно. Там, через дорогу, чернеет поле, по полю трактор сеялку таскает, и ветер косо рвет, сносит на сторону шлейф пыли. Иван Михайлович смотрит и морщится, не нравится ему ни этот ветер, иссушающий землю, ни пыль, а более, что трактор постоянно тормозит, и тракторист в белой пляжной кепчонке с целлулоидным козырьком, прыгая из кабины, челноком бегает от трактора к сеялке, побрякает там, постучит и опять к кабине бежит. Что ни минута, то остановка.
— Я сейчас,— говорит Иван Михайлович и решительно уходит. Он прямиком, по пашне, черпая ботинками сухие крошки земли, шагает к трактору. Затем оба, председатель и тракторист, ходят вокруг агрегата, машут руками, сидя на корточках, разгребают землю, проверяя, как часто ложатся семена,— а ложатся они почему-то редко. Наконец Иван Михайлович столь же решительно возвращается в кабинет и повисает на телефоне.
— Алё! Алё!— дышит он в трубку.— Сельхозтехника? Есть там кто из начальства? Что? Конец недели? Тарубарова мне. Пожалуйста, поищите. Я подожду.
В иной раз он и звонить бы не стал, да больно уж нескладный завязывался узел. Дело в том, что всю колхозную пашню делили между собой три звена. Одно, свекловичное, держалось особняком. И не о нем речь. А два других имели полный севооборот. В первом подобралась молодежь, во втором — люди постарше. И отношения между звеньями складывались непростые. И когда делили землю, Иван Михайлович, многое предвидя, бросил в свою шляпу две скрученные бумажки и предложил, чтобы без обид и споров звеньевые тянули жребий. Так поделили они землю.
Дальше каждое звено получило трактора, прочую технику, хозрасчетное задание, денежный фонд. Работайте. Распоряжайтесь. Вы хозяева и земле, и технике, и горючему, и деньгам, и самим себе. Помесячно будете получать аванс. А в конце года — доплата в зависимости от урожая. Благодаря тем звеньям колхоз впервые обошелся без привлечения механизаторов из Орла. И вспахали. И посеяли. И урожай взяли под двадцать центнеров с гектара и зябь подняли, чего в колхозе никогда не бывало.
— Похожее переживал и весь район,— говорила мне Тамара Николаевна.— Были голоса, чтобы звенья на подряде создавать выборочно, в отдельных хозяйствах. Мы на это не пошли. Ну, допустим, создали бы. Они добьются пусть даже небывалых успехов, а люди станут показывать пальцами, дескать, все это показуха, опять, дескать, для одних создали тепличные условия, и они в рост пошли, другие — в забросе. Хуже нет, когда недоверие плодится. И после обстоятельного обсуждения в хозяйствах, реальной оценки возможностей решили переходить на подряд всем районом.
В каждом хозяйстве без исключения всю землю отдали в распоряжение звеньев. Были промахи, ошибки. Были сомнения. Но люди учились. И если в прошлые годы то там трактор стоит на обочине, то тут простаивает, то ныне этого не увидишь. Культура земледелия поднялась. Бывало, около основной дороги все поле колеями изрежут — не жалко! Теперь ни-ни. Свое поле стало. Свой хлеб. Люди поверили и в себя и в бригадный подряд. И это удивительное состояние, когда живешь и видишь, как меняются люди, как отношение к земле меняется.
Покуда я жил у Ивана Михайловича, было немало случаев, чтобы убедиться, насколько Тамара Николаевна права. Но вернемся к тем двум звеньям, что обеспечили успех колхозу имени Жданова. Хотя результат у обоих оказался высокий, в молодежном звене все же ладу больше было. В поле они раньше выехали. С поля — тоже. «Старики» иногда даже звали молодых на помощь. Но это ж поклониться надо! А гордость — штука щепетильная. Во-вторых, приглашая человека со стороны, звено платит ему из собственного фонда зарплаты.
А деньги тоже жаль!
Колхоз приобрел две новые кукурузные сеялки. Молодые без проблем отсеялись. У «стариков» же не заладилось.
IV
Как раз в те дни слышал я разговор Ивана Михайловича с заезжим представителем из района.
— Что голову ломать?— сказал представитель.— У тебя же вторая сеялка есть в молодежном звене. Возьми ее и сей. Распорядись, дай команду.
— А я имуществом звена не распоряжаюсь.
— Так ты же председатель! Ты командир! Начальник!
Иван Михайлович объяснял терпеливо, что, переходя на бригадный подряд, они объявили звенья хозяевами земли не для того, чтобы при первом удобном случае их обмануть. Обмани — и веры не будет. Это раньше мы командовали, дергали людей и отучили их думать. «Начальству с его колокольни видней». Не командовать надо человеком, который хлеб растит, считаться надо с ним, с его характером, привычками, с его знанием. Если уж хлеб всему голова, то, значит, голова и тот, кто его растит. Не иначе.
— Нет, я приказывать и самовольничать не буду. Не могу.
— Вот дожили,— удивился представитель.— В одном колхозе еще два колхоза развели.
Когда представитель уехал, я спросил Ивана Михайловича, неужели и впрямь нет возможности воспользоваться второй сеялкой, и он ответил, что, разумеется, возможность такая есть. «Только не силой приказа». Он с молодыми, кстати, разговор уже имел, а те заявили, что сеялку дадут, не пожалеют, но пусть сам звеньевой придет и попросит, чтобы не по верхам, не через председателя решалось, а на уровне звеньевых. Иван Михайлович объяснил ситуацию звеньевому «стариков» Николаю Заболоцкому. Тот, однако, надеется, что сам отладит высевающий аппарат.
Иван Михайлович, уважая позицию обеих сторон, решил все же ускорить ход событий и позвонить в район.
— Алё! Николай Павлович? Привет! Послушай, что скажу... Приезжай, голубчик, взгляни своим глазом. Да, знаю, что завтра выходной, знаю. Но это ж раньше мы вроде чужими были. Теперь мы в РАПО. Одинаково отвечаем за хлеб...
К вечеру явился Тарубаров. Он намного моложе Ивана Михайловича, что не мешает им быть на дружеской ноге. Плотный, в коричневом, как каштан, костюме, он держит себя уверенно, по-свойски.
— Жду тебя, Николай Павлович. Давай прямо в поле, сеялка стоит.
Теперь они втроем разгребают землю, машут руками, гайки откручивают. Тарубаров что-то записывает и обещает, что утром отыщет токаря — выходной!— и лично доставит запчасти в поле. «Таких на складе нет. но выточить можно». Потом с Иваном Михайловичем они обсуждают в кабинете районные новости.
Тарубаров до недавнего известен был в Глазуновке как управляющий районной Сельхозтехникой. А как создали РАПО, возглавил единую инженерную службу района. Ему даже подчинили инженера сельхозуправления. А что? Прежде колхозы и Сельхозтехника, обслуживающая их организация, никак не завязаны были на урожае. Колхозы убыточны — Сельхозтехника при любых погодах с прибылью. Два разных ведомства. Теперь разработали структуру такую: районный организм — единое целое.
— Мы строим в колхозе дом,— объясняет по-своему Иван Михайлович.— В районе пять строительных организаций. Одна стены ставит, другая отделкой занята, третья — сантехникой и т. п. И каждая, делая свое дело, кромсает, долбит то, что сделано другими. Каждая по-своему права, а спросить не с кого. Где смысл? Почему, спрашивается, не иметь одного ответчика, единую строительную организацию? Иначе ведь распыл, разброд.
Так, помимо инженерной службы, которую возглавил Тарубаров, в районе создана единая служба агрономическая, зооветеринарная, экономическая...
— Кстати,— сказал Тарубаров,— ты к семинару готовишься? Мехдвор тебе надо в порядок привести. И навес для хранения техники перекрыть.
— Надо, надо,— соглашается Иван Михайлович.— Он и был у меня покрыт, да тут вихрь прошел, ураган, весь шифер сбросило.
— Только не тяни,— советовал Тарубаров.— Событие серьезное. Этот семинар будет смотром всех районных начинаний.
И, посвящая меня в суть дела, Тарубаров стал говорить, что как только район начал внедрять внутрихозяйственный расчет и бригадный подряд и менять в рамках РАПО структуру управления, к ним, в Глазуновку, едут с тех пор и едут со всех концов делегации.
— И все, кто приезжает, настроены так, словно хотят увидеть тут небоскребы в поле, чудеса необыкновенные. И обижаются даже, что ничего такого не показываем. А как показать, что меняется психология пахаря, что пробуждается в нем хозяин? Район вышел на первое место в области по продаже сахарной свеклы и на второе по хлебу... Раньше в хвосте тянулись... И люди те же и земля, а результаты несравнимы. Чтобы понять, что и откуда, надо жить здесь, знать, от чего мы ушли, только так осознаешь перемены и оценишь их.
Тарубаров говорит о том, что им удалось и что не очень, о надеждах, о том, что мешает развивать эксперимент — «засилье старых привычек мучает», и о первом секретаре Тамаре Николаевне, которая раскрутила все районное колесо и не дает сбавлять оборотов.
— Она и потребовать может. И понять. И взять в случае чего ответственность на себя.
Велика в людях энергия и желание новизны, чтобы порядка на земле прибавилось, чтобы ушла, сгинула расхлябанность, от нее деревня устала. Люди хотят живой мысли и дела, чтобы появился конкретный смысл, не болтовня, от которой звенит в ушах. Они готовы на любой риск, лишь бы не сидеть сложа руки, лишь бы польза была. Ведь ни машин, ни тракторов в районе не добавилось, ни земли. Активности добавилось. И в этом прямая заслуга райкома, который создает необходимые условия для проявления инициативы и самостоятельности людей.
V
Хлеб замер в полях от зноя. В районе ждали дождя. Ветер гонял по дорогам пыль. Иногда наплывала пустая, дымчатая пелена или случайное облако роняло редкие, скупые капли, оставляя в пыли крапчатый, дразнящий след,— все было обманно, озимь и ярь ждали настоящего обложного дождя, который единственный мог напоить их влагой.
В те дни мы редко виделись с Тамарой Николаевной. Забот и дел невпроворот, особенно теперь — затянулось отставание животноводства, что тем более заметно на фоне первых успехов Глазуновки.
Едва солнце всходило, Тамара Николаевна была уже за рулем и уезжала в поле. Потом из Москвы, из министерства люди нагрянули. Опять в Орел вызывали. Но каждое утро она все же успевала побывать в поле. Зато и не было человека, который бы лучше знал положение.
А я пропадал у Ивана Михайловича. Кукурузная сеялка так и не пошла. Оказалась с заводским дефектом. Звеньевой скрепя сердце поклонился-таки молодым, те сеялку дали, однако с условием, что работать на ней будет человек из молодежного звена. Так, сочли, техника будет сохранней.
Однажды — уже кончали сев — к полю подкатила Тамара Николаевна, и мы возвращались в Глазуновку с ней вместе. В тот день по углам, за лесом, погромыхивало, темнело, несло свежестью и к вечеру наволокло туч.
— Неужели польет?— поглядывала в ту сторону Тамара Николаевна.— Давайте, милые, смелее. Давно вас ждем.
И когда проехали деревню Кривые Вершки, по асфальту смачно защелкали редкие, крупные капли, в воздухе словно раздался шепот и резко запахло пылью. Затем дождь припустил, дорога потемнела, дышать стало легко, и колеса шипели по мокрому асфальту, как в сковороде масло. Тамара Николаевна попросила остановить машину и, открыв дверцу, шагнула под водяные струи. Ее окатило, как из ведра. Прическа, белая кофта и черная, длинная юбка — все враз промокло, облепило ее, но, не обращая внимания, она, как девочка, сняв туфли и держа их за ремешки, на отлете, побежала вперед по лужам... Знала бы она, что скоро эти дожди будут лить и лить...
А впереди была осень, желтая осень с хлебом.
Орловская область.


Зачастую проблемы хлеборобов приходится Тамаре Николаевне Коноваловой решать прямо в поле.
Иван Михайлович Ильин: так хочется, чтобы этот колос был полновесным. Ведь столько труда и забот вложили в него люди!
Фото С. КУЗНЕЦОВА.


КОММУНИСТ И ЕГО ДЕЛО

ДОВОДЫ
Людмила РАКИТОВА, пропагандист

Шестой год мое партийное поручение — пропагандист. О многом мы говорили со слушателями, моими земляками и товарищами: об экономике, о советском образе жизни, о развитии мировой социалистической системы. Что-то я знала лучше, что-то хуже. Одно удавалось, другое — не очень. Моя задача — дать людям знания, помочь преобразовать их в убеждения, побудить слушателей к действию, найти для этого доводы, безусловность которых я могла бы подтвердить не только положениями теории и данными статистики, но и жизненным опытом моих слушателей. Ведь, понимая и принимая новое, человек обязательно исходит из того, что уже знает, в чем уже убежден.
Вот тема занятия: особенности экономического развития стран СЭВ. Я, конечно, еду на семинар в район, читаю, делаю газетные вырезки. А один из слушателей, наш учетчик Геннадий Георгиевич Богданов, спасибо ему, подал мысль: а почему бы не позвать на занятия тех, кто побывал в этих странах? Поездки были хоть и туристические, но ведь опытный крестьянский глаз и при беглом знакомстве многое увидит.
Пришли наши специалисты — те, кто недавно вернулся из Венгрии, Румынии, ГДР. Рассказывают.
Подробность за подробностью — увиденные, услышанные, вычитанные — и люди сами пришли к мысли об экономическом своеобразии каждой страны и о необходимости, целесообразности экономической интеграции. В том числе и интеграции опыта. Таков принцип действия СЭВ, чтобы помогать друг другу, делиться лучшим, делать свою долю общей работы. Общеизвестное обрело на том занятии краски жизни.
Делать свою долю общей работы хорошо — вот это, думала я, нужно нам всем по-настоящему усвоить. Я раз слышала, как Юрий Иванович Измайлов (заведующий машинно-тракторной мастерской — МТМ) отчитывал одного из трактористов:
— Вот ты бросил деталь и пошел. Что, к тебе няньку надо приставить? Не надоело тебе так неаккуратно работать?
К этой мысли, что во многих трудностях, которые испытывает хозяйство, виноваты мы сами, приводили и беседы на другие темы, на других занятиях.
...Ездили от нас люди в Калмыкию. Вернулись и говорят: ох, как там хорошо, какая пшеница! В совхозе «Степной» рабочих снабжают кормами для коровы, а у нас...
— Климат там лучше? — спрашиваю.
— Да нет, сушь...
Так в чем же, говорю, дело? Видно, просто добросовестнее работают люди. К кому претензии? Тем более что в нашей школе занимаются и руководители многих служб, организаторы производства. И поставили мы вопрос иначе: условия у нас и в «Степном» похожи, а наши результаты хуже. В чем просчет каждого из нас?
Вспомнили мы на том занятии и недавнюю ситуацию на наших молочнотоварных фермах. Я тогда была главным экономистом и потому оказалась полностью в курсе дела.
...Началось с парадокса: две фермы работают в одинаковых условиях, а себестоимость молока разная. Стали разбираться. Для начала прохронометрировали все операции, позвали на помощь специалистов. Уточняли по справочникам расценки. И оказалось, во-первых, что получали наши животноводы намного больше, чем зарабатывали.
Потом уточнили лимиты на рабочую одежду, инвентарь, ремонт, транспорт, электроэнергию. И обнаружили множество «щелей», куда утекали рубли и копейки. Так называемый «малоценный инвентарь» — марлю, ведра — люди брали вообще без счета. А халаты? Придет иная доярка, неделю поработает, увольняется — так никто о том халате и не вспоминает. Не вернула, не выплатила стоимость — ну и ладно. Зимой, когда у трактористов меньше работы, все у ферм толкутся, которые, между прочим, навозом заросли. И вроде некому вывезти, хотя трактора друг за дружкой ездят по всяким ерундовым делам.
В расчетах зарплаты нашли просто арифметическую ошибку, которая годами повышала надбавки на 25 процентов! Надои были сравнительно небольшие, но получали у нас доярки по 400 рублей.
Какой шум стоял, когда собрали животноводов и показали им результаты наших подсчетов:
— Мы работаем по десять часов, мы тут горбатимся, а вы...
— Да что же, товарищи дорогие! Ведь треть вашей зарплаты — не-за-ра-бо-та-на! Расчеты-то — вот они!
Пошумели-погалдели, но никто с фермы не ушел.
Кстати, после этого навоз вывезли в поле чуть ли не в считанные дни, а то годами лежал!
Сделали следующий шаг: начали улучшать стадо. Кормодобычу выделили в отдельную отрасль. Одну бригаду специализировали на подготовке первотелок. И сейчас еще наше стадо пестрит, но отобранные первотелки в первый же месяц после отела дали по 231 килограмму молока. Сейчас переходим на цеховую структуру производства молока. В общем, разговор это долгий, скажу главное: в прошлом году себестоимость литра молока снизилась на 8,8 копейки. У хозяйства был долг перед государством — так шестую его часть в один год выплатили.
И при этом не получали ни новых помещений, ни дотаций, ни элитных животных. Просто в том, что есть, навели порядок.
Мнение слушателя Ю. И. ИЗМАЙЛОВА
— Год миновал, столько всяких событий, а эти занятия я помню. Каждый хотел выступить, свое рассказать. И потом еще спорили долго, уже после занятий. Людмила Петровна всегда интересно ведет семинар...
Я люблю, когда темы занятий связаны с экономикой. Тут у меня получается убедительнее, сама чувствую. Так, чтобы в любой теме быть на высоте, меня не хватает. Хозяйство, работа, сыновья, муж, а надо еще все время читать. Беру книги, журналы, где могу, стараюсь не пропускать семинаров. И все-таки то и дело вижу, что чего-то не знаю.
На одном из занятий меня поставил в тупик Валерий Николаевич Зоткин, инженер по внедрению новой техники, наш главный рационализатор и мыслитель. Его интересовали развивающиеся страны: политика, экономика, взаимоотношения. Общими словами ответить было нельзя, Валерий их не хуже меня знает.
— Давай,— говорю,— повремени. Постараюсь ответить в следующий раз.
Записала его вопросы, передала их заранее, как у нас принято, в кабинет политического просвещения райкома партии. И тут на семинар приехал, на мое счастье, лектор из Волгограда, он мне помог.
Но вообще я думаю, что пропагандисту нельзя учиться «от сих до сих», по графику, по расписанию, только там, где «положено». Встреча с каждым умным человеком — тот же семинар. Мне очень много в этом смысле дал Александр Николаевич Виноградов, руководитель первого в колхозе подрядного звена.
Помню, был пленум райкома (а Александр Николаевич у нас член райкома партии). Обсуждали как раз проблемы подряда, пригласили главных специалистов хозяйств. Выступают люди один за другим, все, конечно, «за». Но как колхозников убедить быть тоже «за» — никто конкретно не предлагает.
Вышел на трибуну наш Виноградов. Начал с того, что лично он в первый год на подряде много потерял, «сидел на авансе». Но готов был и еще год просидеть, хотя «деньги мне,— сказал Александр Николаевич,— сами понимаете, совсем не мешают».
— Нет у нас другого пути,— говорил он,— надо это каждому понять. Почему лично я сразу был за подряд? А потому, что мог оставить, будучи уже хозяином поля, чистые пары, треть всех площадей. Мне сказали: «Твое дело, веришь в чистые пары — заводи, но плановую урожайность тогда придется твоему звену повысить на треть».
Мы — четверо — взяли 3000 гектаров (а раньше обрабатывали 300!). И справились. Знаем теперь, что нам делать завтра, через неделю, через месяц. Если пошлют на другие работы, каждый в голове держит: а как там «свое» поле? И весь хозрасчет не в конторе, а вот здесь, в моей папке...
Первый секретарь райкома потом выступал. «У Виноградова,— говорит,— что ни слово, то дело. Чувствуется крестьянская мысль. А у некоторых — набор слов...»
В прошлом году урожай в звене Виноградова на одном из полей поднялся до 40 центнеров с гектара. Даже нынче, в эту сушь, гарантировало звено неплохой урожай. Хотя старики уверяли, что уродит только рожь, а пшеница вся сгорит.
Виноградов все повторяет:
— Благодаря подряду будет у нас больше хлеба.
Вслед за ним еще два звена перешли на эту систему, одно — комсомольско-молодежное. И что интересно: выросли ребята за год не только профессионально. Недавно троих из них, в том числе звеньевого Николая Овечкина, приняли в партию.
Александр Николаевич тогда сказал:
— У нас звенья соревнуются, так я готов отдать этим ребятам первое место за одно их старание и веру в подряд. Они уступают нам в опыте, но в добросовестности — ни на грамм, мы соседи на поле, все это видим. Такая молодежь в партии нужна.
Я думаю, что Александр Николаевич — самый настоящий пропагандист, хотя им и не значится. И «школу», которую он ведет изо дня в день, я бы назвала «Новый тип экономического мышления как составная часть советского образа жизни».
Мнение слушателя В. Н. ЗОТКИНА
— Ходить на занятия «для галочки» мне, извините, представляется лишним. Я тоже газеты читаю и по любому поводу разговоры вести не буду. Но Людмила Петровна умеет обострить вопрос, раззадорить людей, показать в любом вопросе разные возможности решения. Она бежит от оглаженности, от неряшливости мысли, от формализма. Занятия в школе, которую ведет Ракитова, помогают каждому из нас действовать по убеждению, по своему разуму.
Мой муж — шофер. В армии, говорит он, строй на поверке равняется на самого высокого. Так, наверное, и вообще в жизни. Это закон прогресса. Так равнялись наши хлеборобы на Виноградова. Что интересно: он, Александр Николаевич, потребовал, чтобы равнялись и соседи. Причем не из самолюбия требовал, а из чувства справедливости.
Я уже говорила, что нашему колхозу, когда давали «добро» на чистые пары, увеличили плановую урожайность с гектара. У соседей она осталась меньшей. И вот какая получилась ситуация: хлеба мы в минувшем году взяли много, а план при этом едва перевыполнили. У соседей же урожай ниже, а ходят в передовиках. Александр Николаевич и возмутился:
— Это как так? Земля у них не хуже, почему к ним отношение, как к ослабленным детям? Мы понимаем, что нам не снизят плановую урожайность, это и правильно. Но пусть же им тоже ее повысят! Должен быть смысл и логика!
И добился своего.
У меня тоже есть свои «высокие» точки в жизни, есть на кого равняться. Например, моя свекровь, Александра Николаевна. Она участница войны, до Польши дошла. Она хлеб пекла в армии. Ее даже медалью наградили «За оборону Сталинграда». Как же ей лихо досталось! Одна подымала двоих детей. Телятницей на ферме работала в самые трудные послевоенные годы. Как подумаешь: ну разве идут в сравнение наши нынешние трудности? А мы порой ноем, ноем. А свекровь моя такой ясной и веселой души человек. Мне бы ее чувство юмора!
А еще была у нас Зоя Дмитриевна, агроном. Я у нее начинала работать. С пятого класса — на току, потом мы с бабушкой моей бахчи брали, пололи, тоже вроде как на подряде. А потом бригадир позвал меня работать на лето весовщиком.
— Ой,— говорю,— ну как я пойду!
— Ничего,— отвечает,— ты смысленная. Так и сказал — «смысленная».
Я и правда дело быстро поняла, даже понравилось. С 6 утра до 2 ночи — сейчас в таком ритме не работает никто, да и не надо: организация труда-то совершенствуется.
А меня захватил именно ритм — на пределе! Нравилось быть частицей этого большого организма.
...Жара, пропыленные лица. Зоя Дмитриевна по полю широко шагает, копны трясет — хорошо ли вымолочены. Эта картина запечатлелась в памяти. Хорошо начинать с азов. Вот тогда я и стала сельским человеком не только по рождению, но и по убеждению.
Мне в институте предлагали пойти на комсомольскую работу. Но это значило остаться в Волгограде. А у нас в комнате, в общежитии, такой народ подобрался — патриоты села.
Всегда мне хотелось быть такой, как Алексей Константинович Харитонов, наш нынешний руководитель кормодобывающей бригады. Он у нас тридцать лет с лишним был главным агрономом. И всю жизнь — пропагандистом.
Вот мы говорим: берите пример с такого-то, равняйтесь на такого-то. А люди сами себе выбирают, на кого равняться...
Мнение слушателя Л. И. ПЕТРОВОЙ
— Людмила Петровна меня словно бы расшевелила. Ей на занятиях всегда вопросы задают. Она так доходчиво все объясняет, убедительно.
Честно скажу: у нас такого и председателя профкома еще не было. Я ей просто как человеку очень верю — вижу ведь ее каждый день, работаем дверь в дверь. Я, когда решила вступать в партию, попросила рекомендацию у своего пропагандиста.
Колхоз «Путь хлебороба», Иловлинский район, Волгоградская область.
Фото Н. АНТИМОНОВА.

<- предыдущая страница следующая ->