<- предыдущая страница следующая ->
БРИГАДНЫЙ ПОДРЯД: КОЛЛЕКТИВ И ЛИЧНОСТЬ
ПРИБЛИЖЕНИЕ К ТВОРЧЕСТВУ
Валентин ЛЯШЕНКО
Еще называют эти звенья (бригады, участки) в обиходе то хозрасчетными, то подрядными. Иные предпочитают определения более пространные, например: работа по единому наряду (подряду). Но суть остается одна — то, что за этими определениями стоит, ширится в числе, приковывает к себе все более пристальное внимание и, безусловно, находится на одном из главных направлений нашего сегодняшнего хозяйственного (и сельского и промышленного) наступления.
Коллективный подряд — наиболее эффективная форма хозяйственного расчета, он основан на оплате труда по его конечному результату. В самом деле, нам с вами совершенно безразлично, сколько за смену вот эта конкретная работница швейной фабрики пришьет к рубашкам пуговиц, нам важно, чтобы сама рубашка, которую мы покупаем, была современной, модной, удобной, чтобы таких рубашек было побольше в наших магазинах. А нужно ли это работнице, если ей платят за количество пришитых пуговиц? Значит, надо платить за саму рубашку, частью которой и стали пришитые ею пуговицы.
Видите, как просто? Но это, конечно же, кажущаяся простота. Тут ведь недолго договориться и до утверждения, что пусть, дескать, работница заодно и всю рубашку сама шьет, да и реализует заодно пусть сама во имя большей заинтересованности... Но не повернуть историю вспять, современное разделение труда есть факт свершившийся, а необходимость внедрения коллективного подряда сегодня диктуется именно необходимостью примирить это великое (на благо человеку) разделение с личным интересом самого человека: примирить отдельно взятую операцию со всем сложным процессом сотворения вещи, продукта, изделия.
Вспоминаю веселое недоумение на лице рязанского механизатора Павла Пителина из села Борки, когда произошел вот такой показательный казус. На чем свет стоит клял Пителин погожим августовским днем того безвестного тракториста, что во время осенней вспашки так изуродовал хлебное поле, на котором теперь то и дело ломался его, Пителина, комбайн. «Руки-ноги надо поотрывать, это где ж его хлеборобская совесть?» Слушали мы эти сетования, а председатель колхоза возьми и спроси: «А не ты ли, Пителин, часом, сам это поле осенью пахал?» Вернулись в контору, не поленились поднять документы. Хоть смейся, хоть плачь — он это поле пахал, да вот запамятовал, не предполагая, что через год волей случая (бригадир ведь мог послать убирать другое поле) доведется столкнуться с собственной тяп-ляп работой. Сейчас Пителин руководит лучшим в районе звеном, работающим на коллективном подряде.
И еще думается о том, до чего же она сильна, обезличка в работе, если на какой-то момент в определенных обстоятельствах осиливает она хлеборобскую совесть даже таких людей, как Павел Пителин. Это сегодня обезличка атакуется по всему фронту, это ей теперь найдено противоядие, а ведь еще не так давно противопоставить обезличке могли только совесть работника. Слов нет, это великие понятия — честь хлебороба, совесть землепашца. Великие и очень нужные во все времена, однако и они, случается, остаются вещью в себе, не подкрепленные другим очень существенным — личным интересом.
...Уходило под снег неубранное картофельное поле. Да какое поле, какая картошка — бульбочка к бульбочке! И стоял на краю, смотрел на это поле председатель белорусского колхоза «Рассвет» Кирилл Прокофьевич Орловский. Ну, а делать-то что? Люди на льне, с утра до вечера на льне. И с ферм людей не снимешь. И шефы подвели — не прислали студентов. А что может быть для землепашца более безнравственным, нежели пропадающий, гибнущий урожай? Это потом, на досуге, будем искать правых и виноватых. А пока... А пока трудное и с точки зрения финансовой дисциплины противоправное пришло к нему решение. Решение, которое нельзя было оформить из-за этой противоправности распоряжением, но которое уже вечером передавалось по селу из дома в дом: на картошке завтра вот как будет — два мешка копаешь колхозу, а третий берешь себе.
Вы, конечно, догадались: было убрано то поле до самой последней бульбочки. Убрано после выматывающей работы на льне и после окончания вечерней дойки. Убрано, несмотря ни на что. Районное начальство закрыло глаза на это нарушение — все-таки Орловский. А он очень любил об этом «опыте» рассказывать. Но показательно, что о подобном же, и тоже связанном с картошкой, рассказывала мне позднее знаменитая Прасковья Малинина (она, правда, схлопотала выговор).
Показательный, очень показательный пример несокрушимости такого понятия, как личная заинтересованность, не правда ли? И не призвать это в союзники — не грех ли? Потому ведь и запамятовал Павел Пителин про то свое искореженное поле, что при существующей тогда в колхозе системе оплаты то поле было «общим». То есть, конечно же, оно было колхозным, как принято говорить, «нашим». И привела его к такому ничейному знаменателю именно система организации оплаты труда, расчленившая дело, которым человек занимается, на некие безликие составные. Ибо тогда, по осени, получал за свою работу Павел Пителин именно за пахоту. Вот и дала осечку совесть хлебороба...
Ох, уж эта оплата «с колеса», от того, сколько гектаров на колесо накрутишь! Тут ведь как: вспахал поле — получи за пахоту. Прокультивировал — закрывай наряд на культивацию. А об общем и целом — то есть об урожае, о том, во что обойдется пшеничка, о том, сколько пожжешь бензина и солярки, сносишь протекторов у трактора, каким оставишь поле для следующей операции, — обо всем этом пусть болит голова у председателя да агронома. Ну, еще у бригадира или инженера...
Тем не менее никогда, ни в какие времена совестливая душа хлебороба с таким обезличиванием не мирилась. При сдельной оплате за отдельные операции противоречия копились беспрерывно, рождая все более смелые попытки разорвать заколдованный круг. До того, как коллективный подряд получил права гражданства, на него не раз выходили интуитивным путем. Есть звенья, работающие на основе коллективного хозрасчетного подряда десятки лет.
Интересна сама логика, которая выводила пытливую человеческую мысль на подряд. В свое время мне пришлось быть свидетелем (и летописцем) рождения одного из первых в нашей стране хозрасчетного подразделения — знаменитого ныне звена Героя Социалистического Труда Владимира Яковлевича Первицкого. Но это сегодня Первицкий знаменит, а ведь изначально он, по сути, работал «как все». Посылали пахать — пахал, надо сеять — сеял. «Как все», конечно, не предполагает полной равнозначности, по тамошним меркам (а кубанские мерки весьма высоки) считался он хорошим, даже очень хорошим механизатором. Сложные, полеглые хлеба, например. Первицкому доверяли убирать чаще, чем другим. И сеял он точнее других, более снайперски.
Той весной руководители хозяйства, в котором работал Первицкий, раскритикованные за низкие урожаи кукурузы, решили поправить дело вот каким способом — закрепить большое кукурузное поле за постоянными людьми. Эксперимент не ахти какой свежий по мысли, но дело, как говорится, не в этом. Встал вопрос, за кем закрепить поле. Трактористу, получающему «с колеса», не очень-то выгодно работать на одной кукурузе, ему размах нужен, ему «гектары гнать». А если правду сказать, то и совсем невыгодно.
Один отказался, второй, третий... И тогда нажали как следует на двоих, которые «с совестью», — Владимира Первицкого и Ивана Карнаухова. Ни у кого еще и мысли не было, что это рождается первое подрядное звено, что это становится на ноги новая система хозяйствования. А было вот как просто: подошли Первицкий и Карнаухов к своему полю, почесали в затылках и решили по-своему, по-механизаторски: раз уж так получилось, то задачу надо упростить. Ты, Ваня, выращивай кукурузу на правой половине поля, а я — на левой.
Однако это оказалось не с руки. Сеять-то вдвоем надо, убирать тоже вдвоем — и там и там одному не управиться. А это значит, что по нормам заработает больше тот, кто непосредственно сеет или управляет комбайном, нежели выполняющий роль прицепщика или штурвального. Можно, конечно, поменяться местами, но и это делу помеха: Иван лучше сеет, а Владимир лучше управляет комбайном.
Тогда пошли друзья в бухгалтерию и сказали: что заработаем — делите поровну, мы так между собой договорились, не обидимся. А им в ответ: не положено.
Что тут будешь делать? Как решить вопрос с оплатой? Махнули друзья рукой и начали свой заработок делить поровну, независимо от того, кому сколько начислили. Неудобно, конечно, но что поделаешь...
Поработали хорошо, славно, получили с гектара на 10 центнеров кукурузы больше, чем в среднем по хозяйству, но самое главное — расчеты экономиста Еркаева показали, что это самая дешевая в стране кукуруза. Эксперимент вроде бы удался, неудобство оплаты представлялось всего лишь досадной помехой. Еркаев писал отчет, возле него крутился любопытный Первицкий. «А скажи, Дмитриевич, зачем мы восемь раз культивировали? Для этого лета достаточно было трех культивации». «А что бы вы тогда в тот месяц заработали?» «А пусть мне платят за урожай, а не за культивации».
Стоп. Вот оно, искомое. И какое простое! Какое четкое! Оплата за конечный продукт. Стимул качественной работы. Стимул снижения затрат. Личная заинтересованность. Логичное соединение морального и материального. Молодец, Первицкий, светлая у тебя голова. Работай по-новому, твори!
Было образовано новое звено — Владимир Первицкий, Николай Пруглов, Даниил Галка. Первое звено на полной хозрасчетной основе, хорошо оснащенное техникой. Пройдет два года, и газеты расскажут: «Звено кубанского механизатора Владимира Первицкого впервые в нашей стране вырастило кукурузу (55 ц с га) без затрат ручного труда». И совсем уже фантастическое: «На производство центнера продукции затрачено 8,9 человеко-минуты». Это самый лучший показатель в стране. И родится знаменитая «система Первицкого», и за ее разработку и внедрение Владимир Яковлевич будет удостоен звания Героя Социалистического Труда.
Все это будет, и обо всем этом, то есть о его кукурузных успехах, много написано. Как немало написано уже о хозяйственных успехах других подрядных звеньев. Но недостаточно, на наш взгляд, прояснено пока самое главное: как и почему при работе на хорошо поставленном коллективном подряде человек, который еще вчера был просто добросовестным работником, сегодня превращается в рачительного хозяина?
А вывод напрашивается сам собой, и вывод этот до крайности прост: человек приближается к творчеству, будучи поставлен в условия, побуждающие к творчеству. Земледелец, работающий на основе продуманного коллективного подряда, силен счастливым соединением, когда земля, общественная собственность, как бы сливается в его сознании с личным, сокровенным, хлеборобским, когда она впрямую его поилица и кормилица. Люди подрядного звена или бригады как бы вступают от имени государства во владение этой землей со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде высочайшей ответственности, творческого горения, рачительности.
Оплата за урожай — и человек куда внимательнее всматривается в землю. В нем пробуждается любознательность, ему уже до крайности мало просто вспахать или посеять, все операции он соотносит с будущим урожаем. Это сама земля побудила, скажем, людей Первицкого разобрать в библиотеке все книги по агрономии, выпытывать все до тонкостей у агрономов, заложить свои собственные опыты, читать, слушать, сопоставлять, ездить.
Но вы, конечно же, обратили внимание на выражение: при хорошо поставленном подряде. Поставить же подряд хорошо — не такое простое дело. Оплата за конечную продукцию — это всего лишь общее (хотя и главное) направление движения. На пути к нему возникает еще немало вопросов.
Единого ответа на эти вопросы, как вы сами понимаете, нет и быть не может. Творчески выработать работоспособную модель — вот к чему сводится дело. Целинники Казахстана, например, переходят на подряд, как правило, целой бригадой. В Нечерноземье налицо дробность форм, здесь встретишь подрядный коллектив и на отдельных культурах, и на целом севообороте. В иных местах в системе оплаты за конечный продукт весома роль натуроплаты, в других предпочитают все расчеты вести в денежном выражении. Кое-где применяют в расчетах между подрядными подразделениями так называемые чеки, по которым затем, по осени, идет окончательный расчет... Это понятно: дело творческое, то есть развивающееся. И ответы на вопросы не случайно рождаются в практической работе, так сказать, без отрыва от земли. Они рассчитаны на конкретную ситуацию, на лучшую работу в данном хозяйстве. Но многое уже утвердилось, устоялось. Ясно, например, что, ставя порой каверзные вопросы, подряд не терпит ответа формального, «выученного». Невозможно повторить чужой, даже хороший опыт, не скорректировав его применительно к своему хозяйству.
Подряд хозяина любит и хозяина воспитывает. Вот типичная ситуация: людей из подрядной бригады отвлекают на другие работы или, наоборот, бригаде приходится «призывать» на помощь. В колхозе «Победа» (Курганская область) есть кормодобывающая бригада на подряде. Людей из нее без конца посылали возить «зеленку» на фермы. И они решили вообще взять это дело на себя, со всеми вытекающими обязательствами и правами. А вот как ответила на этот же вопрос бригада Героя Социалистического Труда И. С. Аверина из Подмосковья: здесь завели «копилку» бригады. Если на них работают люди из других подразделений (скажем, комбайнеры) — им платят из «копилки». Если же люди из бригады отвлекаются «на сторону» — кассу бригады пополняют за счет того подразделения, которому бригада помогает.
Те, кто сумел трудиться «на уровне требований подряда», вознаграждаются и морально и материально. Семь лет подрядная бригада колхоза «Коминтерн» (Сумская область) работает по-новому. И каждый год гектар дает ей на 100 центнеров свеклы больше, чем получают остальные подразделения в хозяйстве. Но сначала бригадир не раз наведается на калибровочный завод — посмотрит, как готовят семенной материал. А потом уже у себя в специальном цехе «дошлифуют» семена. До двух десятков приспособлений здесь применяют механизаторы для лучшей обработки земли, на севе, при уборке. Машины берегут, удлиняя срок их службы. И гораздо охотнее, чем прежде, идут на курсы переподготовки механизаторов — ведь подряд должен базироваться на хозрасчете, а значит, учит и думать и считать.
Он поднял роль экономиста, заставил и его работать по-новому, тоже заставил учиться, думать. Иначе ему просто не справиться с новыми задачами. И вот уже экономисты думают о совершенствовании типового положения об оплате труда: оно перегружено параграфами о всевозможных надбавках. Заработок механизатора сейчас, например, определяется более чем по двадцати пунктам.
Уроки подряда — и экономические и нравственные — чрезвычайно убедительны. Сегодня усваивать его придется всем, потому что подряд внедряется широко. И тут следует сказать еще об одной особенности его: работой на подряде невозможно «охватывать» сверху. Кампанейщины он не терпит, ибо непременно должен быть подготовлен снизу и морально, и материально, и организационно. Иначе может получиться, как было в Новгородской области. Здесь уже через год после того, как первые бригады стали работать по-новому, перевели на подряд 90 коллективов, но... к 1982 году собственно подрядными можно было назвать едва ли десять. Но это не значит, что можно с внедрением подряда тянуть. Это значит только, что подряд не терпит обмана, подмены, что он не смена вывески, а глубокая перестройка, точнее — настрой всех людей, всей организации труда на принципы истинного хозрасчета, исключающего и рвачество и бесхозяйственность во всех их проявлениях.
Намного повышается роль руководителей — и колхозных, совхозных и тех, что возглавляют подрядный коллектив. Вспомним: у психологов, изучающих отношения людей в коллективе, есть термины — «формальный» и «неформальный» лидеры. И не всегда назначенный руководитель и есть настоящий вожак. Не случайно сейчас в подрядных коллективах его выбирают. Выбирают и совет бригады для коллективного решения всех вопросов.
Руководителям и специалистам хозяйств подряд — проверка, глубокая, объективная, на умение быть организатором и хозяином. Договор, который бригада или звено, работающие на подряде, заключают с администрацией хозяйства, высветит и чувство ответственности руководителя и его обязательность, ибо лишний раз покажет: нельзя только требовать, не в этом только умение вожака коллектива, свою долю в общем деле и он должен делать и нести за это ответственность. А если не несет, то опять же нарушается один из главных принципов подряда: у каждого свой участок работы, где тебя никто заменять не должен. Можно клясться в любви к подряду, говорить о нем со всех трибун, но если, например, бригада, работающая на поливных землях, изо дня в день не получает воды (как это случалось в колхозе имени Чкалова в Оренбуржье), то и спрос пусть поделят по справедливости.
Да, много проблем у сегодняшнего подряда. Но это проблемы роста, мужания. «Не понимаю, как мог я раньше работать на сдельщине», — говорят сегодня тысячи и тысячи механизаторов Дона. Алтая, Казахстана. Средней Азии. Закавказья.
На встрече с рабочими московского металлургического завода «Серп и молот» Константин Устинович Черненко сказал, что бригадная организация труда «рождена в самой гуще масс и является результатом социального творчества народа.
Выработан эффективный, свойственный нашему строю путь повышения производительности труда. Найден правильный метод соединения личных интересов труженика, коллектива и общества».
В этом — сила подряда.
ЖЕНЩИНЫ НА ВОЙНЕ
ФОТОАЛЬБОМ «КРЕСТЬЯНКИ»
ДОРОГАЯ МОЯ ПЕХОТА
Юлия ДРУНИНА
ИЗ ОПЕРАТИВНОЙ СВОДКИ СОВИНФОРМБЮРО ЗА 28 ИЮНЯ 1944 ГОДА
Северо-западнее деревни Ядрево Витебской области рота немцев при поддержке двух орудий днем 25 июня контратаковала позиции нашего подразделения. Впереди себя, на расстоянии 50 метров, гитлеровцы гнали толпу женщин и детей. Наши минометчики дали залп по немцам и метким огнем отсекли их от мирных жителей. Советские граждане начали разбегаться. Немцы залегли и открыли по ним огонь. Стремительной атакой наши бойцы разгромили немцев и освободили оставшихся в живых советских граждан.
Отступая под ударами Красной Армии, гитлеровские вояки прячутся за спиной женщин и детей, пытаясь спасти свою подлую шкуру. Но никакие коварные приемы не спасут фашистское зверье от сурового возмездия.
В свое время меня очень удивило, почему так точно «попали в яблочко» мои ничем не примечательные строки: «Кто говорит, что на войне не страшно. Тот ничего не знает о войне». Вот история этих строк. Их могла бы написать любая девушка моего поколения.
Когда началась война, на фронт меня не взяли: до совершеннолетия не хватало двух лет. По совету отца (он был учителем) я пошла в глазной госпиталь. В палате с тяжелоранеными выбрала самого тяжелого — жестоко обожженного танкиста с повязкой на глазах. Ему грозила полная слепота и ампутация рук и ног. Но мне все-таки удалось пробиться сквозь глухую стену предельного человеческого отчаяния. Как я была счастлива, когда мой подопечный проглотил первую ложку супу! Вся палата следила за нами с величайшим сочувствием и добродушно подшучивала: «Невеста пришла, Вася!» А Вася всерьез принял эту шутку. Стал говорить, что покажет меня своим родителям. Когда с его глаз сняли повязку (часть зрения удалось сохранить), каково же было разочарование этого украинского хлопца! Вместо гарной дивчины он увидел тощего, нескладного заморыша...
Дождалась я выздоровления Васи и решила, что пора пробиваться на фронт во что бы то ни стало. Реальный путь был один — через окопы. В Можайске под холодным дождем рыли землю сотни людей. Мне сказали, что здесь же работает ополченская дивизия. Когда среди ночи ополченцев подняли по тревоге, я, никого не спрашивая, присоединилась к ним. Мы попали в окружение и прорвались в районе Можайска. Для меня все началось сначала: я вернулась в Москву, решила попрощаться с родителями, а потом пойти в райком комсомола — подружки говорили, что там несовершеннолетних берут в школы радистов и разведчиков.
Дома произошел один из самых мучительных разговоров в моей жизни. Отец просил меня поехать с ним и матерью в Сибирь — туда эвакуировалась первая спецшкола ВВС, где он преподавал. У отца был вид тяжелобольного. К тому же на меня подействовал довод, что на фронт можно попасть и из Сибири.
Там я закончила двухмесячные курсы медсестер. Обивала пороги военкоматов и, наконец, добилась своего: в августе 42-го получила долгожданную повестку. Но воинский эшелон повез нас не на запад, а на Дальний Восток, в Хабаровск. Я попала в ШМАС — школу младших авиаспециалистов. В отличие от других девушек, в основном механизаторов и работниц от станка, привычных к технике, я оказалась абсолютно неспособной воспринять то, чему нас учили. Даже по окончании курса мне с грехом пополам удавалось разобрать, например, пулемет, но о том, чтобы собрать... Вечно какие-нибудь части оказывались «лишними».
Мне вручили направление «для дальнейшего прохождения службы» в штурмовой авиаполк, и там я получила первое «боевое» ранение от... прямого попадания бомбы. Во время тревоги я под плоскостью регулировала положение бомбы специальными винтами. Ребята, поддерживающие ее сверху, уронили эту стокилограммовку. Хорошо, что она только чиркнула меня по лбу стабилизатором. Кровь заливала глаза, а инженер по вооружению честил меня же...
С великим трудом я вырвалась в Москву за новым назначением и попала... в писаря. Наконец добилась, чтобы меня переслали на сборный пункт. А там сияющий старшина объявил: «Пришло указание вашего брата в действующую из тыла не посылать. Теперь уж мы, мужики, сами справимся. А вас — в женский запасной полк». Даже смешно: вывернуться наизнанку, чтобы стать прачкой в бабьем батальоне! «Окромя тех, кто медики, — добавил старшина. — Больно много медицины там выбывает».
Вот выход — я же все-таки медсестра! Так я и получила направление в сануправление 2-го Белорусского фронта. Два с лишним года понадобилось мне, чтобы вернуться в дорогую мою пехоту.
На фронте пришло самое главное — счастливое сознание, что я делаю основное дело своей жизни.
Больше всего солдат боится, что его, раненного, беспомощного, могут бросить. Сколько ребят тайком отводили меня в сторону и просительно бормотали: «Ты уж меня, сестренка, не брось в случае чего. А если тебя ранят, я вынесу». Поначалу такие просьбы даже сердили меня: ну как же может быть иначе! Потом привыкла.
Вместе со мной воевала медсестра Зина Самсонова. Солдаты говорили, что «наша Зинка командует батальоном». Она всегда была впереди, а когда впереди девушка, можно ли мужчине показать свой страх? И тот, кто заколебался, кто не в силах был подняться под ураганным огнем, видел перед собой спокойные серые глаза девушки, ее чуть хриплый тихий голос: «А ну, орел, чего в землю врос? Успеешь еще в ней належаться!» Зина погибла, так и не узнав, что ей присвоено звание Героя Советского Союза...
Это неверно, что к опасности не привыкают. Кто не привыкнет, тот должен сойти с ума. На войне невозможное становилось возможным, например, не спать трое суток. Засыпали на ходу. Заснет солдат, и повело его в левую сторону. Обязательно в левую. И вот почему. Направо, за обочиной, лежала обычно еще не разминированная земля. Об этом солдат «помнил» и во сне.
...Как-то в санвзвод добрался легкораненый боец с передовой с приказом комбата прислать санинструктора. Передо мной лежало голое, насквозь простреливаемое немецким снайпером поле. В обход несколько километров крюку. Я решила идти напрямик. Сняла ушанку, чтобы видны были волосы, сменила ватные брюки на юбку, перекинула через плечо сумку с красным крестом и в рост медленно пошла через поле.
Поле промолчало. Такое тоже бывало.
Не думаю, впрочем, что снайпер был очарован моей прической. Как-то полковая разведка притащила «языка». Перед тем, как передать его в штаб, ребята попросили меня чуток «отремонтировать фрица». Светловолосый, с правильными чертами лица, он был красив, ничего не скажешь. Я смочила перекисью ватный тампон и наклонилась над раненым. И тут же у меня помутилось в глазах от боли: фашист изо всей силы ударил меня сапогом в живот.
Вскоре меня ранило, я была демобилизована и получила инвалидность 3-й группы с перекомиссовкой через полгода. В Москве, по дороге домой, зашла в магазин и на все выданные мне в госпитале деньги купила шелковое черное платье, а выйдя из собеса и натолкнувшись на продавщицу мороженого, на всю свою «громадную» пенсию (110 дореформенных рублей) купила три порции мороженого — так я отметила свое совершеннолетие.
Промаявшись в Москве около месяца, пришла в военкомат со слезной просьбой направить на фронт. Получила направление в самоходный артполк.
Во время маршей передвигалась на броне, а во время боя была внутри самоходки. Но вскоре поняла: присутствие медика в машине, которая ведет бой, бессмысленно. Пришлось придумывать свою тактику, я ее называла «смешанной». Доезжала с ребятами до исходных позиций, потом спрыгивала с брони и действовала, как в пехоте.
Кстати, до войны я не переносила вида крови. Но на фронте даже ни разу не вспомнила об этом. Когда уже училась в институте, за мной прибежали студенты: во дворе подросток нечаянно залепил мячом в лицо другому. А я, увидев мордашку в крови — она хлестала из разбитого носа, — почувствовала, что мне плохо. Вот удивились ребята: фронтовая ведь медсестра! А я удивилась больше всех.
Опять ранение. Лежа в госпитале, вспоминала свои самые первые дни на фронте. И то окружение, из которого мы выходили тринадцать суток, и моего первого комбата. Написала длинное, вялое стихотворение — пятьдесят строк. В окончательном варианте оставила лишь четыре:
Я только раз видала рукопашный.
Раз — наяву. И тысячу — во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно.
Тот ничего не знает о войне.
Медсестра Юлия Друнина.
Е. Ф. Барсукова — участница первой мировой, гражданской и Отечественной войн.
Санинструктор 175-го стрелкового полка 1-й Московской мотострелковой дивизии старшина медицинской службы Е. Б. Ковальчук. Она вынесла с поля боя около 800 раненых. Награждена шестью орденами, в том числе орденом Ленина.
<- предыдущая страница следующая ->