скачать журнал

страница следующая ->

ISSN 0130-2574
КОСТЁР
10
ОКТЯБРЬ 1987

КОСТЁР
10
ОКТЯБРЬ
1987
Ежемесячный журнал ЦК ВЛКСМ Центрального Совета Всесоюзной пионерской организации им. В. И. Ленина
Союза писателей СССР
Издается с 1936 года
© «Костер», 1987 г.

ЖУРНАЛ ПЕЧАТАЕТ:
Все начинается с детства 1
Аз, буки, веди
повесть А. Дорофеева 3
Стихи твоих ровесников 13
Барабан 14
Подвиг знаменосца
очерк И. Ломакиной 18
Рассказы
В. Перепелка 20
«Родина слышит, Родина знает...»
очерк В. Горькова 22
Прочти и передай товарищу
очерк Н. Дьяченко 26
Дед
Ю. Виноградов 28
Как строят метро
очерк В. Соловьева 30
Зеленые страницы 32
Я отвечаю за все... 34
Профессии жидких кристаллов
очерк Н. Климовой 36
Кто есть кто
очерк Л. Безруковой 38
Ирины подушки
сказка Г. Петриашвили 40
Стихи
В. Семенов 42
Морская газета 43
Веселый звонок 44
Арчебек 46
Спортклуб «Кузнечик» 47

На обложке рисунок А. Борисенко


ВСЕ НАЧИНАЕТСЯ С ДЕТСТВА
Рисунок О. Филипенко

Давно ли сидел он передо мной, поджав упрямые губы, и не хотел объяснять, зачем им с Петькой понадобилось лезть во двор детского сада. Поздним вечером, через забор, на прутьях которого едва не повисли. Петька обязательно бы повис. Он между двумя партами ни разу не прошел, чтобы какую-нибудь не задеть. Но ловкий дружок помог ему спрыгнуть на кучу песка. Там их и засек завхоз детского сада. Ему бы обоих хватать, а завхоз вцепился в курточку меньшего ростом, очевидно полагая, что «соучастник» все равно никуда не денется.
Завхоз не знал Петьку, у которого в критические моменты безотказно срабатывала способность вовремя скрыться.
Когда в дверях пустого класса, где я проверяла тетради, возник длинный худой человек, держа за руку моего ученика, я удивилась: как он сумел поймать Володьку? Как тот позволил себя привести? Но в следующую минуту все поняла: у конвоира был протез, а у Володьки — принципы. Мальчишка не захотел сопротивляться инвалиду и никуда от него не убегал. Следуя своим принципам, он честно назвал завхозу школу, где учится, а на вопрос: кто с ним был? — отвечать отказался. Мне тоже этого не сказал.
Странные чувства испытывала я во время нашего разговора.
С одной стороны — явное нарушение: зачем лезть на территорию детского сада? А с другой — явное доказательство: Володя не способен на подлость.
А утром в класс со скандалом прибежала мать Петьки. Накануне она устроила ему взбучку за испачканные костюм и ботинки. Тут он и заявил, что это Володька затащил его в детсадовский двор, где под яблоней зарыт клад золотых монет.
Слушая ее слова, я подумала, что все это ложь: искать зарытые клады — это же Петькина болезнь. А что же Володя? Он не пытался защищаться. Потом подошел к последней парте, из-под которой торчал рыжий хохолок товарища, и сказал: «Вылезай, я не буду драться. Я с такими, как ты, трусами и предателями не дружу». Так он отметил свое десятилетие — первой горькой утратой.
Да, все начинается с позиции. С нее начинается и Человек. Поведение Петьки указывало на ту позицию, которую он выбрал себе не без помощи своей матери. Перевоспитывать его было непросто. Он буквально обезоруживал своим полным согласием с любым вашим замечанием. Очень тонко улавливал, что от него требовалось в данный момент. И обещал. И клялся. И поступал так, как вы этого хотели. До той минуты, пока иная ситуация не побуждала его к отступничеству. В восьмом классе я отказалась дать ему рекомендацию в комсомол, хотя учился он неплохо и в пионерском отряде считался общественником. Да, считался, и по характеру был покладистым, незлобивым, и ребята относились к нему в общем-то снисходительно.
На сборе отряда я сказала: «Представьте себе, что вам грозит беда. Большая беда. А рядом — Володя и Петя. К кому из них вы обратились бы за помощью?» Все, как один, ответили: «К Володе!» — «Но почему? — допытывалась я. — Володя — резкий, колючий, на него многие обижаются. А кто из вас в данный момент конфликтует с Петей?» Ни одна рука не поднялась. «Так почему же не к Пете?» И тогда мальчишки и девчонки стали медленно подыскивать характеризующие его поведение слова: «На него нельзя положиться», «забывчив», «может испугаться», «себя в первую очередь постарается спасти», «всем растреплет про твою беду»...
Петька слушал и не возражал. И все шло так, как я и предполагала. Но вдруг встал Володя: «Мы оба просили у вас рекомендацию как у секретаря комсомольской организации и нашего классного руководителя. Я понимаю: вы хотите, чтобы каждый задумался над своими поступками. Но что получается? Значит, если бы не в комсомол вступать, так никому бы и не было дела до Петьки? Разве мы раньше не понимали, что он из себя представляет? Только плевать нам было на него. Он же никому не мешал, наоборот, в услужливых числился. Билетик на стадион достать или ручку покрасивее. А ему в глаза, что думали о нем, говорили? Я сказал — в третьем классе, а затем тоже замолчал. Хотя видел, что он меняется в любую сторону, куда ветер дунет. Я сейчас подумал и решил, что надо мне забрать свое заявление. Рано мне еще в комсомол, если думаю лишь о том, чтобы самому чистеньким остаться...»
Вот такую длинную, не очень складную и, главное, неожиданную речь произнес Володя. И это не было позой. Это было его гражданской позицией, верность которой он всегда сохранял. Он действительно чувствовал личную ответственность. За всех. И за неуважаемого им Петьку тоже.
А теперь о том, когда это было. Это было около тридцати лет назад. И за эти годы я несколько раз слышала о своих учениках. Первый раз, когда Петра назначили начальником большой стройки, а потом сняли за использование служебного положения в корыстных целях. Вот вам и добрый, незлобивый мальчик. Что ж, вполне закономерное развитие беспринципности. Но самое удивительное — все это я узнала от Володи. Ему пришлось принять руководство той самой стройкой — так распорядилась жизнь. Конечно, ему было нелегко выдержать трудный бой с давним школьным товарищем. Сдав дела, бывший Петька не собирался сдавать собственные позиции, хотя и решил остаться на стройке рядовым инженером. И, конечно, Володя мог от него освободиться и тем самым облегчить себе жизнь. Но он не привык жить по облегченному варианту. И бой продолжался. Новый начальник принес с собой безупречную честность и требовательность. А старый «мутил воду»: «раньше ходили в передовиках, получали премии», подбирал ключи к недовольным. И новому надо было убеждать, доказывать: «жить так, как жили раньше, нельзя...»
И вдруг я встречаю Володю на улице его детства. Он катит коляску с сыном и приветливо мне улыбается.
— В отпуске? — спрашиваю его.
— Нет, у Павла неприятности. Приехал поддержать.
Павел — его старший сын и тоже строитель — работает бригадиром. И, оказывается, у них на стройке — та же самая история: кое-кто хочет получать премии, а работать спустя рукава. Павел принял бой. Но силы пока неравные. Поэтому отец и прилетел на помощь, чтобы сын не дрогнул, не сломался.
А теперь — о главном: почему я решила рассказать эту историю. Как педагог, я убеждена: в ряду сложных процессов становления духовного мира человека самый сложный — процесс формирования в детстве личных убеждений и взглядов. И когда в классе слышу от ребят, что у одного из них дома отключили в двадцатиградусный мороз отопление — авария на теплотрассе, а у другого сломался только что купленный цветной телевизор, мне хочется сказать всем этим начальникам, по вине которых происходят аварии и поломки, что они вредят воспитанию мальчишек и девчонок. Знаю, они бы удивились. При чем тут воспитание, если у них иная сфера деятельности, иные задачи? Нет, задача у всех одна — честно делать порученное дело. А для этого нужна совесть, которую можно воспитать только верностью. Верностью слову и верностью товарищу. Верностью мечте, идее, памяти, родному дому. Верностью самому святому — Отчизне.
Р. ПОЯРКОВА


АЗ, БУКИ, ВЕДИ
ПОВЕСТЬ
А. ДОРОФЕЕВ
Рисунки А. Голованова

Окончание. Начало см. в № 9.
ЯБЛОНИ И КОРАБЛИ
На берегу Плещеева озера Петр посадил яблони. За три года, что строили здесь флот, деревья подросли. Они уже цвели и яблоки давали.
— А все же корабли наши быстрее растут, чем яблони! — сказал как-то Петр Федосею Скляеву.
— Зато яблони долго живут, а у корабля жизнь короткая, — ответил Федосей.
— А хоть коротка жизнь, да славная! Под ветром и волнами! Пусть короткая жизнь, да бурная!
Подошло время спускать первый корабль на воду. Петр подрубил подпоры, и корабль медленно сошел в реку — тихая волна покатилась к берегам.
Под колокольный звон и пушечные залпы вышел первый корабль в Плещеево озеро.
Как раз яблони зацвели.
ПЕРВАЯ САБЛЯ
Когда Петру было три года, ему подарили саблю. Так он этой сабле обрадовался, что оставил все прежние игрушки. А с саблей не расставался — даже спать, говорят, ложился.
Когда Петр подрос, решили для его забав собрать целый полк из ребят — сверстников Петра. Полк назвали — потешным.
В этот потешный полк записали детей дворовых людей и царских конюхов.
Потешные солдаты целыми днями учились стрелять из ружей и пушек, строили земляные укрепления и брали их штурмом, рыли траншеи и минные подкопы.
Сначала Петр числился барабанщиком в потешном полку. И только за храбрость и отличия был произведен в сержанты.
На всю жизнь Петр сдружился с однополчанами — Гаврилой Меншиковым и Федосеем Скляевым, Лукьяном Верещагиным и Степаном Васильевым, братьями Григорием и Тихоном Лукиными.
Вместе они строили флот в Переяславле. Были неразлучны и в других славных делах — мирных и военных.
ОХОТА
Боярам и придворной знати совершенно не нравилось, что юный царь Петр только и знается с простыми людьми.
«Что это такое?! — возмущались они. — Нас, бояр да князей, не замечает. С детьми конюхов, с иноземными купцами дружбу водит, как с ровней!»
Решили они увлечь Петра другой забавой. Стали приглашать на охоту.
— Верховая охота с собаками — вот царское занятие! — уговаривали бояре.
Петр согласился для интереса поехать.
Рано утром выехали. Кони горячие. Собаки волнуются на поводах псарей.
— Эй, отпустите-ка псарей! — приказал вдруг Петр. — Зачем среди знати простолюдины?! Сами со сворой управитесь, господа бояре!
Псари отдали собак господам да уехали. А те не знают, что делать — собаки гончие рвутся с поводков, лошадей пугают. Лошади брыкаются, встают на дыбы. Ездоки знатные в грязь падают.
Охота совершенно расстроилась.
А на другой день, чуть свет, Петр зовет бояр на соколиную охоту. Только без сокольничих людей!
— Ох, государь, — говорят господа-бояре, — что-то зверя в лесах не видать! Может, в другой раз?
Петр был очень доволен.
— Царю надо воином быть, а не охотником, — говорит, — от этого дела слава и польза государству. А вам, господа, без простого народа умелого ни с одним делом, видно, не справиться — даже охота не по плечу! Так что не лезьте, «буки», наперед «азов»!
Вспоминал иной раз Петр своего первого учителя Никиту Зотова.
Это правильно — не тем, так этим первый учитель всегда запоминается.
КОЖУХОВСКИЙ ПОХОД
А игры военные становились все серьезнее. Напоминали теперь военные учения — маневры.
Потешный полк так разросся, что стало ему тесно в селе Преображенском. Часть солдат Петр перевел в соседнее село — Семеновское.
И вскоре из потешных полков сформировал два настоящих. Они так и назывались — Преображенский и Семеновский. Это была отборная, преданная Петру гвардия — солдаты отважные, выносливые, умелые. Не первый год они учились ратному, военному делу — сначала шутя, потом серьезно.
Петр составил две армии — «нашу» и «неприятельскую» во главе с «королем». В «нашу» входили Преображенский и Семеновский полки, три роты «гранатчиков» и еще две роты боярских людей — «Навалы» и «Налеты». А «неприятельская» армия была собрана из старого московского войска — из стрельцов.
Выбрали поле для сражения на берегу Москвы-реки за деревней Кожухово. Тут построили земляной городок, окруженный рвом и валом.
В середине сентября обе армии собрались в поход.
«Неприятель» выступил через всю Москву. «Опять государь шутить отправился, — говорил народ на улицах. — Одна потеха на уме!» Торжественно прошагали стрельцы по Тверской, через Кремль, Каменный мост и Замоскворечье — и вышли в Серпуховские ворота. Через три дня «король» дал знать, что готов оборонять земляной город.
Вышла и «наша» армия, в которой сам Петр был в звании бомбардира артиллерии, и вскоре приблизилась к «вражескому» городку.
НЕЧАЯННАЯ ПОБЕДА
Был сильный дождь, когда «наша» армия пошла на приступ городка.
С крепостного вала стрельцы палили из самопалов холостыми патронами, бросали гранаты и горшки с горючей смесью, лили воду из медных труб, отбивались длинными шестами с горящей паклей.
— Налети, «Навалы»! Навались, «Налеты»! — прокричал Петр, заряжая пушку.
И тут все произошло так быстро, что Петр, говорят, даже из пушки не успел выстрелить.
Может, не хотели стрельцы мокнуть до костей под осенним ливнем. Может, «Навалы» и «Налеты» так отчаянно штурмовали городок, мечтая поскорее укрыться от дождя и ветра. Одним словом, крепость сдалась на милость победителя. Привели и самого «короля» со связанными за спиной руками.
Петр ужасно рассердился.
— Вот тебе моя милость! — сказал он «королю». — Собирай свое войско в крепости и до крайности обороняйся — иначе хуже будет!
Петр не хотел такой скорой, случайной победы. Войска должны научиться осаждать крепость по всем правилам военного искусства. «От лихого навала да простого налета мало толку будет в серьезном сражении!» — понимал Петр.
САПЫ И АПРОШИ
По осадной науке нужно было взорвать крепостной вал в нескольких местах сразу и тогда брать городок приступом.
Войска «наши» принялись копать сапы и апроши — узенькие ровики, по которым можно было подобраться к валу, устроить под ним минную галерею. Вели апроши и сапы зигзагами, землю выбрасывали вперед — это защищало от вражеских пуль.
Петр копал сапы и апроши наравне с другими солдатами-саперами. Дождь не утихал который день. Воды в канавах набралось чуть не по колено. Жидкая грязь летела из-под лопат и заступов.
Но когда дело дошло до минных подкопов, стало еще труднее. Вдруг забили подземные ключи — до краев наполнили подкопы. Да еще осажденные непрестанно лили сверху воду.
Все-таки Петр с товарищами быстрее других подвел подкоп и заложил в него четыре ящика пороху. Теперь ждали приказа — взорвать мину!
Только дали сигнал к решающему штурму, раздался сильный взрыв. Вал вздрогнул и как бы присел в одном месте. «Наши» полки легко перешли через него. Но в самой крепости осажденные дрались не на шутку — сдаваться-то было не велено! Уже казалось, что идет настоящий бой. Много было раненых, обожженных.
Петр сражался рядом с друзьями из Преображенского полка.
— Господин бомбардир! — кричал ему Гаврила Меншиков. — Слева! Слева заходи! Сейчас мы его!
«Неприятельский» полковник, здоровенный детина, замахнулся было шпагой на Петра — да остановился. Петр сбил его на землю и скрутил руки за спиной.
— Плохой ты полковник, — склонился он над пленным, — если простого бомбардира устрашился!
Кожуховский поход закончился большим пиром. А на другой день все войска — и «наши» и «неприятельские»— мирно отправились в Москву, на свои квартиры. «Напотешился царь»! — говорили на улицах москвичи.
ШУТКИ В СТОРОНУ
— Потрудились мы под Кожуховым на военной потехе, — говорил Петр своим друзьям. — Ничего более, кроме игры да шуток, на уме не было. Но привела игра к настоящему делу. Пора поднять оружие на врагов России!
— Пора, государь, пора! — отвечали преображенцы. — Вдоволь мы наигрались-напотешились! Проверим силу русского оружия!
— А ведь велено азбуку с первой буквы учить, — усмехнулся Петр. — С «азов» все начинается, как говаривал мне Никита Зотов. Так и мы, ребята, начнем ратные дела с похода на Азов!
Задумались преображенцы — не простое дело штурмовать Азов-крепость. На самом юге земель русских стоит этот город — там, где река Дон впадает в море Азовское, которое Синим зовется.
Здорово укреплен город — каменная крепость с отдельным замком внутри, повсюду пушечные батареи, вокруг ров глубокий и вал земляной.
Сильна крепость Азов! И с моря Синего в любую минуту поможет турецкий флот — подвезет людей, снаряды, еду.
А чтобы донские казаки не беспокоили, турки саму реку Дон перегородили. Выстроили на обоих берегах каменные каланчи-башни, протянули между ними толстые цепи — теперь ни одна казацкая лодка не пройдет дальше турецких каланчей!
Не позволяла крепость Азов выходить русским в море — идти по нему в заморские страны, торговать свободно.
Да, Азов — это, конечно, не земляной городок под деревней Кожухово! Тут шутки-потехи в сторону — дело серьезное...
НАЧАЛО ПОХОДА
Во главе армии Петр поставил трех генералов — Головина, Лефорта и Гордона. Сам царь числился бомбардиром бомбардирской роты Преображенского полка. Он, верно, хотел быть ближе к своим друзьям потешным. А собирались в поход и Федосей Скляев, и Гаврила Меншиков, и Сашка Кикин, и братья Лукины — Григорий да Тихон.
Появился у Петра и новый товарищ — голландский матрос и артиллерист Якоб Янсен. Петр любил его, как друга верного и честного, и назначил командиром батареи мортир.
— Что, Яшка, — спрашивал его Петр, — как тебе на русской службе живется?
— Не скажу ни добра, ни худа, — весело отвечал Янсен. — Плати хорошо, герр Питер, и я исправен буду!
— Ну, а под Азовом, думаешь, победим мы?!
— Кто-нибудь да победит, — отшучивался Янсен.
Петру нравился этот весельчак, знающий свое дело артиллериста.
План похода на Азов утвердили на Пушечном дворе. Дивизия генерала Гордона подходит первой и окружает город, чтобы он не получал подмоги.
Два месяца добирались полки Гордона к Азову. В дороге у города Раздоры присоединился к ним атаман Фрол Минаев с донскими казаками. Наконец, в жаркий июньский полдень поднялись войска на гряду холмов. С самого высокого холма — Скопиной кровли — увидали Азов-крепость.
По военному обычаю того времени генерал Гордон приказал дать залп из трех пушек.
Турки из крепости открыли беспорядочную пальбу.
— Куда стреляют? — удивился Гордон. — Напугать, что ли, хотят?!
Но вскоре дело прояснилось — турки целились в деревянные постройки вокруг крепости, чтобы не мешали обороне. И несколько часов окрестности Азова полыхали.
«Торжественная встреча! — подумал Гордон. — Тут, действительно, не до шуток будет».
Долго еще дымилось вокруг крепости черное пепелище.
КАЛАНЧИ
На грузовых лодках-стругах прибыли по Дону дивизии Головина и Лефорта. Дошли, конечно, только до каланчей. Тут Петр приказал высаживать войска, выгружать артиллерию.
— Обедать после будем, — сказал он встречавшему генералу Гордону. И сам принялся таскать бочки с порохом, кули с дробью.
— Сколько у тебя, Лукин, бочек-то на струге? — спрашивал он Григория.
— Ни много, ни мало, а 275 — ровным счетом. Да еще тысяча двести бомб.
— Выгружайте, ребятушки, выгружайте, — говорил Петр, подставляя спину под куль с дробью. — Гей, здорово! Все в Азов-крепость полетит!
Подошел генерал Головин.
— Жара-то какова, господин бомбардир! Пекло адское, и нет тени под этим солнцем...
— Да скинь ты парчовый кафтан, Автомон Михайлович! Не пекись зря — пекись о деле! Подставляй плечо под бочку — пусть турки на вежах своих знают-ведают, каковы русские генералы.
Петр сбросил на землю куль с дробью, вытер пот со лба.
— Нам-то жарко, а туркам жарче будет — как мортиры установим да зачнем бомбы метать. Вон, какие славные у нас бомбардиры!
— А что есть «вежды», герр Питер? — спросил Якоб Янсен. — Кажется, так называют глаза?
— Вежа! — рассмеялся Петр. — Вежа — это каланча. Далеко туркам видно с высокой каланчи, много узнать-проведать могут. А сейчас они все отдадут, чтобы наши планы вызнать! Первым делом, Яшка, нужно турецкие каланчи захватить!
Было новолуние, и ночь была черна. Трещали цикады, долетал с моря Синего теплый ветер. Двести казаков, войдя по плечо в реку, тихо подступили к одной каланче. Казалось, немая каменная гора вылезла вдруг посреди степи и протянула в Дон железную суставчатую руку — цепь. Держась за эту цепь, вышли казаки из воды. Они подложили под железные ворота каланчи мину. Плеснул огонь, грохнул взрыв — ворота вздрогнули, перекосились, но уцелели.
Пока еще турки не опомнились, казаки ломами разбили бойницу и ворвались в каланчу. В самой каланче бой шел больше часа. Турки отстреливались на узких крутых лестницах, швыряли сверху камни.
Но все же казаки одолели их — захватили много пленных, все пушки и снаряды.
Как только показалось над степью донской солнце, казаки начали обстреливать из сдавшейся каланчи вторую — на другом берегу Дона.
Говорят, метко они стреляли. Турки бежали из этой каланчи, оставив все оружие, раненых и убитых.
В русском лагере была большая радость. На военном совете Петр сказал генералам:
— По взятии каланчей врата к Азову отворились!
ОСАДА КРЕПОСТИ
Войска продвигались к Азову, роя сапы и апроши. К началу августа так близко подошли, что слышно было, какой табак турки курят.
Дни стояли красные, ночи тихие. Земля была иссушена солнцем. Пыль от снарядных разрывов подолгу висела в воздухе, серебрилась в солнечных лучах. Заступы и лопаты тоже поднимали пыль, как дымовую завесу. Солдаты от солнца и пыли азовских были черны — только глаза поблескивали да зубы.
— Эй, Гришка! — хлопнул Петр по спине Лукина. — Что загрустил, бомбардир, — надоело в земле копаться?! Глядите-ка, братцы, арап да и только... Черен, как деготь! Подумают турки, что под Азовом африканское войско стоит!
— Сам-то хорош, господин бомбардир! — улыбнулся Григорий. — Тебе в самый раз в Сине море окунуться!
В Азове начались пожары. Рухнула караульная башня. Но турки и не думали сдаваться. К ним безо всякого труда подходило с моря пополнение, выгружали с кораблей снаряды и продукты. Русские войска не могли этому помешать — флота не было...
Турки тушили пожары в городе, чинили разбитые укрепления и делали опасные вылазки из крепости.
— Близко мы подошли к гнезду, — говорил Петр генералам, — и шершней раздразнили. Гнездо их сыплется, а они крепко кусаются.
Действительно, меткие стрелки с длинными ружьями зорко следили за нашими сапами и апрошами. И. стреляли-то они, конечно, не холостыми патронами.
— Ведите сапу тихую, да глубокую, — наказывал Петр своим товарищам. — Голова целее будет!
Самому Петру приходилось ходить по окопам, сгибаясь, как говорится, в три погибели. Да если бы он встал в полный рост, голова его показалась из самого глубокого окопа.
— Скоро уж распрямимся! — утешал себя Петр.
Как-то ранним утром поднялся он на высокий берег Дона. Далеко к горизонту уходили донские степи нетронутые. А здесь перед Азовом все было изрыто траншеями, апрошами, сапами да окопами, разметана земля снарядами.
«Плугом войны вспахано, — подумал Петр. — И засеяно тоже! Добрый должен быть урожай».
Да только не было в этом году «добрых всходов».
ИЗМЕНА
Темной ночью командир батареи Якоб Янсен перебежал к туркам. Он разбил-изуродовал пушки на своей батарее, связал часовых.
Петр долго не мог поверить в это предательство — был скучен, мрачен. Генералы боялись подойти к бомбардиру.
А Якоб Янсен благополучно пробрался в Азов и встретился с комендантом города Муртазойпашой.
— Наконец я среди достойных людей, — сказал он. — Этот русский царь Петр живет, как простой солдат. Он думает, что все его любят за это! А скажите, паша, какая может быть любовь на службе военной? Главное, чтобы жалованье платили!
Янсен рассказал, что лучше всего напасть на русских в полдень — тогда они спят, укрывшись от жары.
Ровно в полдень отряд турок незаметно выбрался из крепости. Потихоньку — полем, засеянным коноплей, — подкрались они к передовым окопам и батареям. И набросились внезапно с гиканьем и страшными криками, перебили тут же сонных часовых. Генерал Гордон поспешил на помощь с небольшим отрядом, но чуть было сам не попал в плен.
Турок выбили с батареи, когда подошел Преображенский полк. Но те утащили с собой семь пушек, а остальные вывели из строя.
— Ну, Яшка-подлец, доберусь я до тебя, — негодовал Петр. — Змея подколодная! Бука — рогатая да копытная! Завтра же идем на штурм крепости турецкой!
ШТУРМ
Петр не захотел ждать, когда подведут минные подкопы, как это было под Кожуховым. Так он раздосадовался, что решил взять крепость именно навалом и налетом.
Пятого августа, через месяц после начала осады, русские полки пошли на приступ.
Солдаты храбро лезли на вал. Турки яростно отстреливались.
Получилось так, что наши войска штурмовали крепость только на одном участке. Турки как раз подтянули сюда лучшие силы и сбросили русских с вала.
Пришлось трубить отбой атаке.
Много было в нашем стане убитых и раненых.
Не так-то просто оказалось войти в Азов. Но Петр еще не сомневался в победе.
— Доберусь-таки я до Яшки-изменника. Спрошу — отчего предал?!
Казалось ему — все беды русского войска пошли от этой подлой измены...
ТЯЖЕЛО ДРАТЬСЯ ОДНОЙ РУКОЙ
Второй штурм крепости тоже был неудачен. Трофеев добыли — одно знамя да одну пушку. А потерь много...
От тяжелых ран умер Григорий Лукин. Петр очень горевал, видя, как гибнут старые его товарищи. «Друга моего не стало, — писал он в Москву. — Не оставьте без заботы родителей его».
В конце сентября наступили холода. Солдаты мерзли в легкой летней одежде — с тоской вспоминали о жарких днях.
На исходе была мука, сухари да солонина.
А к туркам подходила морем подмога — свежие силы. Крепость Азов была вроде Кощея Бессмертного — срубят ему голову, а он в море окунется — и цел-невредим.
Вновь собрался военный совет. Снять осаду порешили. Петр только молча кивнул. Не хотелось так бесславно от Азова уходить, но понимал — не взять в этот раз крепость.
В захваченных каланчах оставили три тысячи войска для обороны и двинулась русская армия домой по морозным заснеженным степям донским. Путь был тяжелый и на душе у всех было тяжело. Неудачей закончилось первое ратное дело.
— Господин бомбардир, Петр Алексеевич, — подошел к царю Федосей Скляев, — как же так — не пойму! Три месяца стояли под Азовом, дрались с турком храбро, а уходим, как псы побиты, несолоно хлебавши?!
— Да как думаешь, Федосей, можно ли одной рукой драться и в драке сей победить? Всегда битым будешь! А у нас-то всего и есть одна рука — войско полевое. Вот к весне флот построим — ухватимся за Азов-крепость двумя руками!
Это было удивительно слышать в голых степях донских! Откуда за зиму флоту взяться?
ГОЛЛАНДСКАЯ ГАЛЕРА
Вернулась армия в Москву. А уже через неделю вышел приказ — запасы готовить, оружие чистить, лошадей кормить! — новый поход весной.
Но без второй руки, которая бы охватила крепость с моря, конечно, не обойтись. Нужен настоящий флот — не казацкие лодки, не струги да плоты. Они перед военным кораблем, что мухи перед слоном.
Например, галеас — тридцать метров длиной, шириной девять, три мачты с парусами и тридцать шесть пушек! Или галера — длиной сорок метров и шириной шесть да еще шестью пушками вооружена. Полторы сотни матросов управляются на галере с веслами, парусами и пушками.
Такую вот галеру еще до Азовского похода заказал Петр в Голландии. А уже под Азовом получил письмо — готова галера! Доставили ее разобранную под Москву, в село Преображенское. Вот пригодилась-то ныне голландская галера!
По ее образцу решили соорудить столько галер, сколько успеется до весны. И уже к концу февраля 1695 года солдаты и плотники срубили из сырого мерзлого леса части двадцати двух галер.
Да это только четверть дела!
Нужна верфь на судоходной реке. Нужно собрать галеры, спустить их на воду. Сколько еще всяких «нужно»?!
ДЕЛА КОРАБЕЛЬНЫЕ
Пожалуй, не четверть — какая-нибудь десятая часть дела была пока закончена.
Нужны работные люди. Нужны умелые плотники и столяры. Нужны — лес, канаты, металл, пенька, парусина, смола. Нужны транспортные суда для перевозки под Азов солдат и артиллерии — тысяча триста стругов, пятьсот лодок, сто плотов.
И все это за два с небольшим месяца — весной морской караван должен выйти к Азову. Есть от чего растеряться, опустить руки!
Но Петр руки не опускал. Он умел не только плотничать-столярничать, рыть окопы, стрелять из пушек. Умел Петр приказать — да так, что ослушаться его не смели.
Для строительства первой русской флотилии Петр выбрал город Воронеж. Тут и река судоходная — прямой путь к Азову, и леса дремучие — дубовые, буковые, липовые, сосновые. А на небольшом острове против города издавна рубили и строгали грузовые лодки — струги. Каждый год на них перевозили хлебное жалованье донским казакам, охранявшим южные границы России. По реке Воронеж струги спускались в Дон и дальше — вниз по течению — в донские степи. Обратно их не пригоняли — тяжело против течения.
В городе было много мастеровых людей — плотников, смолокуров, канатчиков, необходимых для корабельного дела.
В марте начали прибывать в Воронеж галеры из Преображенского. При каждой разобранной галере уже был капитан с командой из солдат Преображенского и Семеновского полков. Лучших своих товарищей отрядил Петр в морскую службу.
День и ночь — то в распутицу и грязь непролазную, то в метель и жгучий мороз — шли санным путем в Воронеж десять тысяч крестьянских подвод.
Петр спешил в Воронеж. Не по душе ему было только приказывать — хотелось, видно, обеими руками за дело корабельное взяться.
ВОРОНЕЖ
Воронежские господа очень хлопотали, поджидая Петра. Дома свои особенно убирали, наряды пышные надевали. Хотели удивить царя, порадовать, какая в городе жизнь богатая. Но Петр приехал не удивляться, а дело делать. Встречали в Воронеже царя, а прибыл капитан морской в черном глухом мундире.
Петр поселился на берегу реки близ пристани в небольшом домике. Дом был совсем скромный, хотя и назывался громко — Государев Шатер. Зато баню во дворе поставили знатную.
— После трудов корабельных добрая баня нужна! — говорил Петр.
Тогда все бани топили по-черному, дым выпускали через дверь, на стенах сажа была, копоть. А эту соорудили с трубой — по-белому, с двумя окошками, с печкой, выложенной изразцами. Сени банные были с перилами, опиравшимися на точеные столбики — балясины.
— Хороши балясины! — любовался Петр. — Да вот только балясничать, из пустого в порожнее переливать, — нам некогда!
С раннего утра Петр уже на верфи — при корабельном деле.
А на берегу круглые сутки горят костры, стучат топоры, повизгивают пилы, хлопочет рабочий люд, деловито шагают заморские мастера. Тут и там громоздятся бревна, доски, бочки со смолой, канаты.
Каждую галеру собирала такая бригада — главный мастер, плотник, подмастерье, шесть кузнецов, шестьдесят подручных плотников, один столяр, один резчик по дереву, украшавший борта галер резными узорами, один маляр да еще лекарь.
Петр за всем успевал доглядеть. То циркуль у него в руке и бумага, то пила или топор.
На пару с Лукьяном Верещагиным работал Петр над галерой, которую решили назвать «Принципиум» — «Начало».
На эту галеру заранее были зачислены матросами Федосей Скляев, Лукьян Верещагин и Степан Васильев, боцманом — Гаврила Меншиков, а капитаном — сам Петр Алексеевич. Да еще Сашка Кикин при нем денщиком.
Так вместе они и работали — за одну пилу держались, из одного котла кашу да клецки ели.
Со всех концов России съехались в Воронеж мастера строить флот для победы над турками. Из Архангельска и Астрахани, из Вологды и Нижнего Новгорода. Был тут Осип Щека с двадцатью четырьмя товарищами и мастер Яков Иванов с командой плотников.
Дело шло, как говаривал Петр, — с поспешением. Росли корабли, поднимались, как дома огромные. «Неужто, — думали воронежцы, — пойдут по воде эти громадины? Да куда им, таким тяжелым, — потонут!»
БЕДЫ-НЕНАСТЬЯ
Не все, конечно, гладко шло в корабельном деле.
Железа не хватало!
Капитаны жалуются — в кузнице нет угля, дело стало!
Подводчики бегут с дороги, бросая поклажу. Да и как не бежать, когда лошади еле на ногах держатся от тяжелой работы. А уж весна на дворе — пахать, сеять нужно! Без лошади — горе!
Во всем Петру надобно разобраться. В домике своем выслушивал он доклады помощников о расходах, о найме новых плотников, о заготовке пеньки, смолы, снастей, о подвозе железа.
— Оглядеть в округе все железные заводы! — приказал Петр. — Доставить с них все железо, какое найдется!
На дворе занимался рассвет, а капитан Петр Алексеевич еще спать не ложился.
«Восемь компасов, — писал он роспись припасов необходимых. — Десять песочных часов, смолы жидкой шестьдесят три бочки, 200 гвоздей по 10 пальцев длиной, 2 000 гвоздей — по 7 пальцев».
Со всеми делами можно управиться, а вот с погодой да природой — трудно!
Вдруг леса загорелись именно там, где рубят струги! «Или злодеи-поджигатели хотят морскому походу остановку учинить?» — размышляет Петр. Да что тут размышлять — пожары не уймешь!
Хорошо дожди зарядили — весенние, проливные. Реки начали вскрываться. Уже собрались для пробы галеру на воду спустить.
Как вдруг ударили морозы. Да какие! Снежная буря пришла с севера, стужа великая. Целую неделю невозможно было работать на верфи.
Петр томился без дела в Государевом Шатре. Только шахматы его развлекали. Играл он с шутами-балагурами придворными — Степкой Вытащи да Ивашкой Биткой.
— Гляди-ка, — говорил Петр Битке. — У тебя ныне черное войско — быть тебе Азовским пашой! А уж я поведу осаду по всем правилам!
— Аз не без глаз — все вижу, — приговаривал Битка, передвигая фигуры.
А Петр лихо двинул вперед белого короля в окружении пешек.
— Аз, да увяз, да не выбрался, — подмигивал Битка.
Но белые пешки уже ворвались в неприятельский лагерь — тесно стало черным коням.
— «Буки» — букашки, «веди» — таракашки, «глаголь» — кочережка, — вздохнул Битка, положив черного короля на доску.
— А что «добро»? — спросил Петр, улыбаясь.
— Большая ложка, — отвечал откуда-то из угла Степка Вытащи.
За окном гудел буран, окна были залеплены снегом.
— Стольник Засекин свиным ухом подавился, — тихо молвил Битка.
Но Петр не слыхал его, далеко был мыслями своими.
«Под Азовом, верно, тепло уже, — думал он. — Сине море нас дожидается».
МОРСКОЙ КАРАВАН
Как только окончательно вскрылась ото льда река Воронеж, многие сотни плотов, стругов и лодок спустили на воду. Первого апреля начали грузить на них пушки, порох, свинец, ядра, бомбы, хлебные запасы.
На другой день торжественно спустили на воду первую галеру «Принципиум».
— Воистину сегодня начало положено русскому флоту! — сказал капитан Петр. Он поднялся на галеру и салютовал из пушки.
Теперь каждый день воды реки Воронеж принимали все новые и новые суда.
И вот в конце апреля флот выступил в поход.
Впереди пошел грузовой караван с восемью полками под командованием генералов Головина и Гордона.
Через неделю — отряд из семи галер во главе с галерой «Принципиум», которой управлял Петр.
Затем — остальные суда.
День и ночь шли галеры — под парусами и греблей.
Первая русская флотилия шла в первый боевой поход.
Впереди была турецкая крепость Азов, а за нею Синее море.

страница следующая ->