страница следующая ->
ISSN 0130-2574
КОСТЁР
1 ЯНВАРЬ 1986
КОСТЁР
1
ЯНВАРЬ
1986
Ежемесячный журнал ЦК ВЛКСМ Центрального Совета Всесоюзной пионерской организации им. В. И. Ленина
Союза писателей СССР
Издается с 1936 года
© «Костер», 1986 г.
ЖУРНАЛ ПЕЧАТАЕТ:
Ижорский рабочий
очерк А. Гостомыслова 1
Дневник тринадцатилетнего школьника Роальда Назарова 3
Ловать
отрывок из повести Г. Горышина 7
Барабан 10
Тайны буквы «Ш»
очерк И. Шевчука 14
Разведчики
очерк С. Цветкова 16
«Защитник» номер два
рассказ М. Москвиной 18
Чем измеряется время
очерк И. Сергича 22
Жадный птицелов
сказка 24
Стихи твоих ровесников 25
Капитан «Испаньолы»
очерк Е. Перехвальской 26
Зеленые страницы 28
Электроник 30
Рисуют наши читатели 32
За шахматную корону
очерк Ю. Барского 33
Беседы о музыке 36
Стихи
Л. Фадеева 38
Морская газета 40
Арчебек 43
Веселый звонок 44
Следопытский вестник 46
На обложке рисунок Б. Аникина
ИЖОРСКИЙ РАБОЧИЙ
Пятнадцатилетний колпинский парнишка Афанасий Михалев ушел на войну, проучившись в ремесленном всего год. Взяли связным в штаб командира Ижорского батальона. Вернулся он сержантом, командиром отделения связи, имея на груди медаль «За отвагу» и другие награды.
— Чем станешь заниматься? — спросили на заводе.
— Хочу стать рабочим, — ответил.
Афанасий пошел в каменщики, на самую тяжелую работу, чтобы восстановить разрушенный завод. Понадобились цеху огнерезы — выучился на огнереза. Не хватало сварщиков, выучился на сварщика.
Товарищи укоряли:
— Зачем берешься то за одно, то за другое?
Отвечал:
— Пригодится.
Эти профессии знал не кое-как, а по каждой имел диплом. Уж если за что брался, то всерьез, чтобы овладеть делом до тонкости. Да еще — едва сам выучивался, тут же начинал учить новичков.
И пусть цех стоял без крыши, а зимой еще приходилось обогреваться у жаровни, как в землянке, они стаскивали в одно место станки, налаживали их. Измазанные в ржавчине и машинном масле — они радовались — оживает цех!
Между тем, хоть и освоил Афанасий разные профессии, но старался остаться прежде всего слесарем-сборщиком. И вот уже в отстроенном цехе выполнены первые заказы — рыболовные тралы, комбайны для уборки кукурузы, оборудование для Обуховского домостроительного комбината. Михалев уже бригадир.
Получил завод новый заказ — котлы для локомотивов. Кому первому браться за освоение?
— Давайте нашему участку, — предлагает бригада Михалева.
Пришел заказ на речные катера. Опять бригада взялась их сборку осваивать.
Михалев стал настоящим рабочим. Кряжистый, немногословный, на первый взгляд даже медвежеватый, медлительный. Кажется, что руками еле ворочает. А если вглядишься — поймешь, что движения легки, отточены, все наперед продумано и удается с первого раза, и на деле он обходит самых резвых.
Завод принял заказ для предприятий большой химии. Самое трудное в изготовлении гигантских агрегатов — сборка вальцев. Надо обработать тридцатитонную махину быстро, с ювелирной точностью. Кто возьмется? Бригадиры, даже самые опытные, хмурились и отходили молча. Страшновато было и Михалеву, но он все равно предложил:
— А что если мы попробуем?
Получилось, да еще как здорово! За выполнение заказов большой химии Афанасий Прокопьевич Михалев был награжден, стал Героем Социалистического Труда.
Миновало время. Пришел на Ижорский завод атомный век. Многим пришлось переучиваться, переучивался и Михалев со своей бригадой. Работали с металлом невиданной прочности, работу проверял рентгеновский аппарат. Бригада стала собирать реакторы для атомных электростанций. Иногда металл для сварки нагревали почти до пятисот градусов. Сварщики обматывали головы асбестовой прокладкой. Через десять минут менялись, больше было не выдержать.
Михалев и вся бригада одела белые комбинезоны, береты, ботинки. Реактор полировали войлочными кругами так, что в него можно было смотреться как в зеркало, если не побрился, то видно.
Бригада собирала реактор Нововоронежской атомной электростанции, Ленинградской, Кольской.
Стал Афанасий Прокопьевич дважды Героем Социалистического Труда, одним из самых известных рабочих страны.
КОНКУРС
Сегодня у Михалева, теперь уже мастера ПТУ, того самого училища, в котором сам учился когда-то, необычный день. Со всего района по одному от школы съедутся самые смекалистые, самые способные ребята на конкурс слесарей. И среди них обязательно окажется будущий ижорский Левша. Интересно Михалеву, сможет ли его узнать в лицо, угадать по рукам, по движениям?
В школе поселка Саперное в то же утро шел урок труда и учитель окончательно решал, кого же послать на конкурс? И он все чаще смотрел на восьмиклассника Володю Амбросотского. Почему именно на Володю? Потому, что тот уже четыре года ходил на занятия кружка «Умелые руки», мастерил модель паровоза, управляемого на расстоянии корабля, помогал оборудовать класс, ставил верстаки, ремонтировал мебель в школе. А как он здорово работает на школьном токарном станочке! К тому же у парнишки есть опыт, в шестом классе был послан на конкурс столяров и — победил.
Урок труда проходил здорово. Школа заключила договор с заводом игрушек. Ребята наперегонки собирали игрушки с моторчиками. После звонка учитель сказал:
— Спасибо за работу.
Класс встал и дружно гаркнул, непредусмотренное, но уже ставшее традиционным в этом кабинете:
— Спасибо за урок!
Задержавшись в школе, Володя опоздал на конкурс на четверть часа. В слесарном кабинете училища у верстаков уже стояли двадцать взволнованных, готовых к работе ребят. Михалев стоял у доски и объяснял нарисованный на ней чертеж. Предстояло выточить напильником из стальной пластинки лекало — фасонный мерительный инструмент, похожий на сапожок. Володя удивился — точность требовалась очень высокая.
Михалев, рассказывая условия конкурса, вглядывался в лица ребят, смотрел, как они начинают работать, — кто же из них будущий Левша? Никак не мог угадать и злился на себя.
Володя выбрал верстак в самом конце кабинета — сюда будут реже ходить и меньше мешать. Вот розданы заготовки, напильники, штангенциркули и — началось. Володя крепко зажал пластинку в тиски, сосредоточился и сразу перестал замечать окружавшее. Только изредка подымал голову, смотрел, не обгоняют ли его соперники?
А его, действительно, обогнали, все до одного. Но Володя не испугался, он знал, что в начале работы его всегда обгоняют. Он знал и то, что будет позже. Те, кто вначале спешил, наделали ошибок и стали их исправлять. Тут он и вышел вперед, сдал деталь одним из первых.
Когда все сдали работы, ученицы училища, будущие контролеры, начали измерять детали, чтобы определить, какая из них сделана точнее. Целый час они старались, потом разложили их на столе и спросили Михалева:
— Какая лучшая?
Старый слесарь надел очки, провел взглядом по рядам деталей и тут же показал:
— Вот эта!
— Как вы узнали? — ахнули девчонки.
— Вижу руку будущего Левши.
Старый слесарь повязал Володе Амбросотскому ленту чемпиона, спросил:
— Слесарем пойдешь на Ижорский?
— Пойду, — ответил Володя. — Только токарем. На станок с числовым программным управлением. Я видел в цехе — умные машины.
Александр ГОСТОМЫСЛОВ
Рисунок В. Лебедева
4 страницы отсутствуют
ЛОВАТЬ
Г. ГОРЫШИН
Течет на северо-западе нашей страны тихая река Ловать. Впадает река в озеро Ильмень. И Ловать, и Ильмень — на новгородской земле. Земле, расположенной вокруг старинного города Новгорода. И Новгородчина, и Ловать, и Ильмень упоминаются в исторических документах еще с девятого века.
Ласточки
Теплое, долгое-долгое утро. В небе полно ласточек и еще — ласточки сидят на проводах.
Я сижу на крылечке моей избы. Изба в два окошка на фасаде, с дощатой переборкой внутри, поделившей избу на кухню и горницу, с большой русской печью — печь хороша. Были бы сухие да еще березовые дрова...
Низко, низко летают ласточки. К ненастью.
Туман
Утро. В глубокой речной долине — вровень с крутыми берегами лежал туман. Я взял косу деда Тимофея, маленькую, как сам дед, коску, иззубренную, источенную, оббитую, но все еще рабочую косу, с вострым жалом, — и пошел по росе, по траве. Трава по колено, роса — хоть черпай ковшом. И до того было тихо, что я не решался ударить бруском-оселком по косе. Однако ударил.
Когда я учился косить? Не помню. Да и учился ли я? Умение махать косой, свободно пускать ее по земле и в то же время вкладывать силу, жать на пятку, вести прокос, — я унаследовал от отца, крестьянского сына, от моего деда Ивана, новгородского мужика, вот так же косившего эти травы, эти цветы, клеверища.
Я прошел один прокос по высокой, росистой, густой траве, по клеверищам: коса зашивалась немного, но я не сбился. Прошел еще прокос, поправил косу оселком. Поглядел на скошенную делянку, порадовался.
Тут приехала на велосипеде соседская девочка Тоня Егорова и сказала:
— Ой, вы уже косите. И мама косит.
Я понял этот Тонин приезд, как приглашение к серьезной работе. Пошел по деревне, с косой на плече, встал рядом с мамой Тони Егоровой и начал косить.
Дорога
Дорога идет высоченным яром над Ловатью, но реки не видать, она скрыта зарослями лещины, кряжистыми дубами, липами, кленами, осинниками, березняками, черной ольхой, папоротниками. И какое буйство стрикавы! Идешь по дороге — крапива стрикает тебя: целует в щеки и в шею.
Лес разросся, кроны сомкнулись над головой, солнца не видно: дорога не просыхает даже в большую жару. Машинной колеи на ней нет и следа.
Дорога ведет по берегу Ловати далеко-далеко.
Лиса
Ночью прибежала лиса, очевидно, с надеждой полакомиться курочкой Егоровых. Но сам Николай Егоров, хозяин, явился поздно — в одно время с лисой. Он лису шуганул, обиженная лиса огласила всю окрестность противным лисьим вяканьем. Вякая, она пробежала мимо наших окошек.
В лисьем вяканьи было что-то кошачье. Лиса бежала по сельской улице, в третьем часу ночи, и вякала — быть может, в том смысле, что я еще доберусь до ваших курей, вы еще меня узнаете!
Иванов мёд
Я шел к Ивану Петрову за хлебом и медом. Не шел, а рыскал, все норовил соскочить с колеи, углубиться в неведомый лес. Местами лес чуть-чуть расступался, можно было заглянуть в него, как все равно в окошко чужого, большого дома. В потемках ничего не видать и дверь не открыть, не достучаться. А надо...
Беру Иванова меду.
Чем пахнет? Цветущим лугом: мятой, душицей, зверобоем, земляникой, иван-чаем, и еще багульником, липовым цветом. В медовом букете столько оттенков, полутонов, чуть внятных привкусов, придыханий, сколько трав на ловатской пойме, сколько цветов на лугах. Мои дед и бабка знали, какие травы растут в лугах, от каких они лечат недугов. И мне говорили, да я позабыл...
Иванов мед, вобравший в себя весь нектар, всю сладость, все ароматы лесов и лугов Новгородчины, был темен, густ, вязок — такого меду я не едал.
Солнце садится
Дневное освещение сменялось вечерним. Солнечные глянец и лак уступали место матово-глубокому, насыщенному, влажному тону. Синева переливалась в лиловость, зелень в синеву, голубизна в дымчатость; низкое солнце запаляло правобережные обрывы в карминно-гранатовые кострища. Пейзажи обретали строгость, стройность обрамленных картин. Чем ближе к вечеру, тем дичее казались по-таежному заросшие берега.
И все лучше была река, вступая в лучшее свое время, успокаиваясь, отдыхая, отдавая накопленное за день тепло, дыша настоенным на разнотравье воздухом. Каждый следующий плес выставлял себя краше пройденного. На перекатах днище лодки зыбалось, как живое, ощутимой делалась сила реки, перехватывало дух, кружило на скате в плес, и долго потом доносилось урчание порога, а где-то внизу подавал уже голос новый порог-говорун...
А как красивы излучины, с отмытыми добела песчаными косами, с протоками-старицами! В каждой по солнцу...
Наконец, открылась первая прогалина в ловатских дебрях, молочно-спелый разлив ржаного поля на косогоре, глубокая тропа во ржи; где-то там наверху должна быть невидимая с реки изба Ивана Карповича.
Шкипер
На реке ударила рыба.
— Это жерех бьеть, — сказал Иван Карпович, — щука, голавль — те кругами ходють, а этот бьеть, как палкой... У нас река рыбная. По большой-то воде на байдарках ездиють, у берег ткнутся и по суткам живуть, загорають...
Мы вышли к маленькой речке, в высоких, как у Ловати, бережках. Рыбак прилег грудью на гальку, припал губами к бегучей воде, легко поднялся.
— Вода — студеная. Летом студеная, а зимой не замерзаеть. Места у нас вольные. Весной черемуха цвететь, летом липа, — воздух такой бываеть, любую болесть излечить. Я пчелок держу, двадцать пять домиков. Майский мед наилучший. Ко мне приезжають, которые знають, и просють: «Дед, нету ли майского меду?» «Есть, как не быть».
Мы шли тропинкой во ржи.
— Прежде по Ловати баржи гоняли, сынок. Мой дядя Иван Михайлович Яблоков был шкипером на барже. Он мне говорил: «Хочешь, Ивашка, пойдем со мной». Я говорю: «Давай». Мне четырнадцать лет, два класса у меня кончены. Больше не учился, времени не было. Да. Ходил, приглядывался, что, как. Подшкипером ходил. И шкипером — по Ловати, по Ильменю, по Волхову в Ладогу, и в Питер.
Овсы
В овсы на берегу Ловати стал шастать медведь: овсяные колоски обсованы, сжеваны, поле потоптано, укатано. Ходят в овсы и кабаны (надо думать, и свиньи); на пашне полно кабаньих следов, больших, поменьше и совсем маленьких — поросячьих.
Август
Вдруг сделалось ясно. Все было марево, знойная сутемь, не воздух, а цветочный настой, медовый сироп. Краски расплывались от зноя. И не понять было, что на той стороне: деревня Ракитно или серые валуны.
За ночь охолонуло, все умыло, воздух стал прозрачен. Ракитно — вот, рядом, рукой подать. Хорошо видны избы, пристройки, углы, окна с наличниками. Окна темные, наличники светлые, углы бурые, стены изб сизые. И слышно, как кричат ребятишки.
На пирсе
...Деревня Взвад была известна еще в XI веке. Тут проходил древний путь из варяг в греки. На выходе из Волхова в озеро Ильмень встречали гостей твердыни Новгородского Кремля, Юрьева монастыря; в Ильмень плыли добрые гости, злых не допускали. Провожала гостей в долгий путь вверх по Ловати ключевая деревня Взвад. Недавно исполнилось деревне тысяча лет.
Главное место во Взваде не площадь с правлением колхоза, а гавань на берегу Ловати. Свежевыкрашенный в зеленый цвет дебаркадер. Деревянный рыбацкий пирс с горами ящиков, с лентой транспортера. У самой воды амбары рыбоприемного пункта, тут же заводик с засолочным, морозильным, коптильным цехами. Сюда приходят «ракеты», водометы «Заря» из Новгорода, Старой Руссы.
Сижу в тенечке на скамье у стены амбара. Из солнечного марева, из ракитовых кустов появляется попыхивающий дымком катер, тянет за собою несколько рыбачьих ильменских лодок — сойм. Гавань оживает, наполняется голосами, движением, действием. Тарахтит барабан транспортера, уплывают ящики с белесоватой плотвой, с вычерненными, серо-серебряными плахами-лещами, с большеголовыми, бронежаберными, преувеличенно громоздкими щуками, красноперыми окунями.
Без интереса взирали с высоты на рыбное раздолье рыбоедки-чайки: наелись, такая прорва мелких рыбешек повсюду. Меланхолически-равнодушно, краем глаза следили за суетой на рыбацком пирсе устроившиеся на столбах ограды раскормленные рыбой взвадские коты.
Ко мне на лавку сел рыбак, в суконной кепке, в сапогах. Лицо его и шея такого цвета, как ольховое полено. От него пахло, как от ильменской рыбацкой соймы: смолою-варом и рыбой; в глазах плескалось Ильмень-озеро. В это время на транспортере култыхался ящик с гигантами — щуками.
— В прошлом году, — сказал рыбак, — на семнадцать килограмм поймали в озере щуку. В пасти у нее чайка была и окунь на килограмм.
Мы посидели молча. Молчание было не в тягость, как и все в этот день.
Алёша
Закончилась приемка рыбы, рыбаки сели в соймы, выпихнулись веслами на стрежень Ловати, выстроились гуськом, привязались друг к дружке. Катер запыхал, поволок караван в зыблизое марево. В гавани остались коты и чайки. И мальчик Алеша, закончивший третий класс. Он ходил в озеро в рыбачьей лодке, с дедом Сашей. Теперь и ему хотелось что-нибудь мне показать.
— Пойдемте, я покажу, где якуты похоронены.
Я пошел за Алешей. В порядке тесно стоящих друг к дружке домов на сельской улице была прогалина, густо заросшая ракитами, березой, кустами сирени, — маленькая роща посреди села, обнесенная такой же оградой, как все усадьбы, с калиткой на крючке. Алеша открыл калитку, мы вошли в тень ракит, в прохладную тишь сельского кладбища. Постояли у обелиска над братской могилой. На обелиске надпись: «Воинам-якутам, павшим при освобождении села Взвад от немецко-фашистских захватчиков. От правительства Якутской АССР». На стеле нанесены фамилии, воинские звания павших.
— Не все записаны, — сказал Алеша. — Там их больше...
Якутская дивизия наступала на Взвад с той стороны Ловати, зимой, по льду. Стрелкам-якутам поставлена была задача взять Взвад ночным броском. Для наступательной операции, как это бывало на войне, не хватило ночи, атакующие цепи попали под кинжальный огонь вражеской обороны...
К Ильмень-озеру
Опять сижу на березовой чурке. Молодой парень, с усами, с копной волос, спихнул с берега лодку, стоя, длинным веслом, вывел ее на глубокую воду, сел в корму, завел мотор. По фарватеру буксир-толкач тащил большую железную баржу, лодочник в одно касание пришвартовался к борту... Вот уж он взбежал по лесенке в рубку...
Доносится звон колокольцев, возвращается из лугов в село стадо; скоро по селу разнесется чирканье струй молока, падающих в днища подойников...
Течение в Ловати незаметно, здесь реке некуда спешить: ее подпирает озеро Ильмень — восемь километров до озера. Приостановилось время реки. Закончилась и моя повесть о ней.
Рисунки В. Цикоты
БАРАБАН № 1
ЖУРНАЛ ЮНКОРОВ ПЕЧАТАЕТ ТВОИ ЗАМЕТКИ, СТИХИ, РИСУНКИ
Революционный держим шаг!
Мы на марше
Штаб бережливых 80-й средней школы Ростова-на-Дону помог сэкономить за год 5793 рубля.
Пионеры села Харагун Читинской области помогли взрослым высадить лес на 240 гектарах, рядом с селом заложили дендрарий. Об опыте работы юных помощников лесников рассказывает экспозиция на ВДНХ СССР.
Смоленские пионеры передали механизаторам области пятнадцать тракторов «Беларусь». Металл на постройку машин ребята собрали на воскресниках, деньги заработали в ходе трудовой пятилетки.
Школьники совхоза «Свердловский» Харьковской области полностью заменяют по выходным дням своих матерей и старших сестер, работающих на ферме.
Берем с коммунистов пример
Директор нашей школы Искак Ибрагимович Алымбеков очень трудолюбивый и отзывчивый человек. Всегда он неуспокоен, всегда готов прийти на помощь. Мы стараемся быть похожими на него. Каждый год мы помогаем совхозу растить молодняк. Летом запасаем душистое горное сено, приводим в порядок кошары и конюшни. А зимой ухаживаем за ягнятами и жеребятами, их у нас в этом году восемьсот.
Искак Ибрагимович внимательно следит за нашей работой и очень радуется нашим успехам.
Совет дружины
средней школы им. Н. К. Крупской,
совхоз «Совет»,
Токтогульский р-н,
Киргизская ССР
СЛЕДОПЫТСКИЙ поиск
Во всем мире знают про Таню Савичеву. Она пережила в Ленинграде страшную зиму сорок первого года и написала дневник на девяти страничках:
«Женя умерла 28 декабря...» «Бабушка умерла...» «Лека умер...» «Дядя Вася...» «Дядя Леша...» «Мама...» «Савичевы умерли все». «Осталась одна Таня».
Этот дневник был обвинением на Нюрнбергском процессе.
Таню в сорок втором году привезли вместе с другими детьми в Горьковскую область. Она умерла от истощения в нашем поселке Шатки. Валя Кутырева и Маша Сазонова стали искать людей, которые помнят Таню. Нашли и женщину, которая ухаживала за Таней, а потом хоронила ее. Она показала могилу.
С того времени пионеры стали следить за Таниной могилой и собирать деньги на памятник. Об этом было написано в газете, и в Шатки стали присылать деньги самые разные люди со всей страны. Их письма мы храним в музее. Вот одно из них:
«Мы, учащиеся 3-а класса школы № 3 г. Череповца сообщаем, что перечислили на ваш счет 700202 деньги от собранной макулатуры в сумме 10 рублей 44 копеек на строительство мемориала Тане Савичевой. С октябрятским приветом!»
Памятник сделан по проекту ученика Староиванцевской школы Димы Курташкина и открыт в 1971 году. Это кирпичная стена, на которой расположены странички дневника, и барельеф — портрет Тани.
На улице 1-го Мая постоянно останавливаются автобусы и машины — люди приезжают на могилу ленинградской пионерки.
Мы храним фотографии Тани, воспоминания о ней, переписку с ее братом и сестрой, с дружинами и отрядами, которые носят имя Тани. В Ленинграде и Надыме есть школьные музеи Тани. Теперь есть такой музей и в Болгарии. Мы переписываемся с габровскими ребятами из школы им. Н. Рильского. Габровских ребят потрясла история ленинградской девочки, и они просили прислать ее фотографии и материалы о ней. А потом прислали фотографию своего школьного музея, где стенд и витрина рассказывают о нашей Тане.
Совет дружины
Шатковской средней школы,
Горьковская область
ЗАНЯТИЕ Света Колмачевская, Омск
Юнкор спешит на помощь
Оле Третьяк из Молдавии и ее сельским друзьям, над которыми в пионерском лагере насмехались городские ребята (Олино письмо «Барабан» напечатал в 6-м номере прошлого года).
Оля, городские ребята просто неправы! Вас надо очень уважать за нелегкий труд в колхозе. Я думаю, если кто-нибудь из тех ребят прочитал твое письмо, наверняка покраснел от стыда.
Ира Кармышева,
Кемерово
Меня до глубины души возмутило поведение городских ребят из пионерского лагеря «Дружба». Чем городские ребята лучше сельских?
Я выросла в Новосибирске. Конечно, на мои плечи заботы об урожае и сельскохозяйственных работах не ложатся. Но неужели же из-за этого я должна задирать нос перед сельскими? Я считаю, что разделения на городских и деревенских как на лучших и худших вообще не должно быть! Не важно, где человек живет — в городе или в селе. Все люди братья! Да и пионерлагерь-то «Дружба» называется. А тем, кто не уважает своих товарищей, живущих в селе, должно быть очень и очень стыдно!
Валя Мартемьянова,
Новосибирск.
СНЕГ
На наших светлых окнах
Заснежились узоры.
Под белым покрывалом
Заснежились газоны.
Играют у дороги
Заснеженные дети,
А снег все вяжет, вяжет
Свои густые сети.
Алла Кузнецова,
6-а класс,
школа № 212,
Ленинград
Кто, если не ты?
Мой старший брат дружит с одним парнем, в котором я ничего замечательного не находил. Рядом с компанейским Иваном Андрей казался слишком тихим, скромным. Он избегал шумного общества и, казалось, не мог постоять за себя.
Однажды Ваня с Андреем возвращались домой. На пустынной улице к ним вышли трое парней и преградили дорогу.
— Дай закурить, — сказал самый рослый.
— Не курю, — ответил брат.
Удар в лицо заставил его пошатнуться. Парень ударил еще раз. Из носа хлынула кровь. Иван оторопел, а пьяный хулиган уже летел на землю, сбитый Андреем. Двое других кинулись на Андрея. Он упал и не смог встать. Подоспела милиция. Вызвали скорую помощь. У Андрея оказался перелом ноги. Он два месяца пролежал в больнице. Теперь друзья снова вместе, а я понял, какой верный и мужественный друг у моего брата.
Игорь Палашов,
г. Горький
Мир, в котором мы живем
ФОТОКОНКУРС
КОСМОНАВТ Л.Д.КИЗИМ В АРТЕКЕ Володя Рябков, Ленинград
КАК БЫ НЕ УПАСТЬ! Саша Мищенко, Новотроицк
Наш кид
Гость «Барабана» — делегат XII Всемирного фестиваля молодежи и студентов из Сальвадора — боец Фронта национального освобождения имени Фарабундо Марти.
— Мне 19 лет. Военные убили моего брата и многих моих друзей. В одном из боев мне оторвало ногу. Да, нам тяжело. Но было бы во сто крат тяжелее, если бы не международная солидарность с борющимся народом моей страны. Во время долгих переходов, в передышках между боями мы слушаем передачи радиостанции «Фарабундо Марти», читаем нашу газету «Гуасапа» и узнаем, что народы мира выражают нам свою поддержку. После этих добрых сообщений не чувствуешь усталости, можно пройти сотни километров по дороге к победе.
Говорят, партизанам помогают леса и горы, где можно спрятаться. В Сальвадоре нет гор и очень мало лесов. Лес и горы нам заменили люди: сальвадорские крестьяне и рабочие, молодежь мира, которая ждет нашей победы.
В трагической судьбе моего народа, в моих страданиях я обвиняю империализм. И буду бороться с ним, пока хватит здоровья и сил.
(Мы пока не можем назвать имени нашего сальвадорского друга, так как у власти в Сальвадоре стоит военная хунта).
Литературная страничка
В «Литературной страничке» появлялись стихи и сказки, рассказы и зарисовки. А вот пародии — еще ни разу не было. Поэтому «Барабан» очень обрадовался новому рассказу, который прислал Витя Глыбовский. К сожалению, Витя ничего о себе не сообщил. Известно только, что он учится в шестом классе и живет в городе Златоуст.
ДЕД МОРОЗ
Пародия на школьное сочинение
Вступление
Многие различные писатели до революции и в наше время обращались к образу Деда Мороза. Например, Некрасов. Раньше Дед Мороз был забитым и темным человеком. Его все эксплуатировали и притесняли, но он не знал, как найти путь к счастью. Сейчас Дед Мороз полноправный член общества, пользуется уважением среди окружающих.
Основная часть
В образе Деда Мороза меня особенно привлекают честность, правдивость, скромность, мужество, любовь к детям. Он всегда приходит на помощь товарищам, не считается с личным временем. Еще он дарит всем подарки. Он совсем не похож на Бабу-Ягу, которая своим поведением позорит весь коллектив. В Бабе-Яге мне не нравится нечестность, лживость, эгоизм, трусость. Она ест детей и не пользуется авторитетом.
Заключение
Дед Мороз — это положительный герой. Я его люблю всеми фибрами души. Он учит нас хорошему и светлому. Снегурочка тоже положительный герой. Она помогает своему старенькому дедушке по хозяйству. А Баба-Яга ничему хорошему нас не учит.
ТАЙНЫ БУКВЫ "Ш"
Вверх-вниз! Вверх-вниз... Спускаться и подниматься по нарядному эскалатору «Пионерской» Максим Годионенко мог бы, кажется, бесконечно. Просто так — без всякого дела.
Весело позванивают в кармане пятаки про запас. Контролерша подозрительно покосилась на мальчишку, уже в третий раз прошмыгнувшего мимо.
Впрочем, ни контролерше, ни пассажирам, спешащим по своим делам, ни за что не догадаться: чему так улыбается этот невысокий, щуплый паренек. Откуда им знать, что на каждой детали эскалатора, там за стенками балюстрады, и под бегущими ступеньками — можно прочитать едва заметную букву «Ш».
«Ш» — это рабочее клеймо школьного цеха «Ждановец»...
На этот раз ступенькой выше Максима — два четвероклашки. Что-то горячо обсуждают. Максим на всякий случай даже придвинулся поближе. Знает он таких: то на поручнях что-нибудь нацарапают, то мусор вниз начнут кидать.
— Я тебе говорю — она приклеена!
— Нет, привинчена. Только с той стороны... Смотри: вот она опять — рейка без болтов!
Загадочная рейка балюстрады остается позади спорщиков. Ребята оглядываются, провожают ее любопытным взглядом.
— А она усатая, — Максим делает шаг навстречу.
Четвероклашки недоверчиво шушукаются: шутит или нет этот незнакомый старшеклассник?
— Держится двумя усиками-пружинками, как елочная игрушка, — Максим сгибает два пальца, показывает. — Внутрь просовываешь, усики расходятся в стороны, цепляются за края.
Четвероклашки уважительно притихли:
— А ты откуда знаешь?
— Приходите к нам в 52-ю школу Ленинграда, и вы узнаете...
Года два назад 52-я школа ничем не отличалась от других. Школа, как школа. И уроки труда — как в любой другой. Спиливали ребята заусенцы, обтачивали никому не нужные деревянные бруски, а потом сами же весь этот хлам уносили на школьную помойку. Оттого, наверное, и работали многие «так себе» — лишь бы не трогали. Кое-кто откровенно «валял дурака». Школа-то — английская! Труд — он, вроде как, сбоку-припеку, второстепенный предмет.
Может быть, и шло бы все своим привычным чередом, если бы не случай.
Шахта будущей станции метро «Пионерская» — той самой «Пионерской», о которой так много слышали ребята, — выросла как раз против их школы. Где уж тут удержаться! Ясное дело, повадились мальчишки на стройку — никакими заборами не удержать! Гоняли их рабочие и днем и вечером. Иной раз чуть ли не из самой шахты вытаскивали. Уже и родителей в школу не раз и не два вызывали — а все без толку!
«Мы же помочь...» — оправдывались ребята. «Маленькие еще. Вот подрастете — на вас таких «Пионерских» хватит!» — у взрослых аргумент один. Что тут возразишь? Только оказалось все у ребят серьезнее, чем думали взрослые. Собрали как-то пятиклассники делегацию, ввалились в кабинет труда к Олегу Васильевичу Смирнову:
— Давайте для метростроевцев детали делать? Договор заключим... Станция-то наша — пионерская!
Задумался учитель.
Он и сам давненько об этом подумывал: «пионерский цех», заказы промышленных предприятий. Не на помойку работать — а чтоб каждый видел и понимал, для чего старается. И главное — самоуправление: пионерская дирекция, конструкторское бюро, ОТК. Только больно уж дело новое. Может, и правы метростроевцы? Справятся ли ребята? Чего доброго передерутся, перессорятся, нафантазируют, накричат — и на попятную. А спрашивать с кого будут? С учителя! По-старому — оно спокойнее. Без лишних хлопот, нервотрепки...
Первое время часто задумывался Олег Васильевич: не зря ли согласился?
— Опять перекашиваешь — сверло может не выдержать, — услышал Максим из-за спины голос Леши Лысова, контролера их школьного ОТК.
— Не твое дело, — огрызается Максим,— раскомандовался!
В эту секунду сверло резко взвизгнуло и «полетело». Максим с угрюмым видом принялся его выворачивать. Проворчал:
— Ты бы, Лешечка, за свой английский лучше переживал.
— Да я же хочу как лучше, — начал было Лысов, но в голове продолжали звучать обидные слова. Максим по английскому — отличник. А у него, Лешки — троечки... «Но ведь у Максима — брак! И сверла жалко. Уже третье запорол. Что же мне молчать? Сами же меня в ОТК выбрали...»
После уроков Максим постучался в мастерские.
— А, Годионенко, проходи, — Олег Васильевич с пониманием взглянул на насупленного паренька. — Знаешь что: мне тут к шефам надо заглянуть — ты побудь пока. Хочешь, можешь посверлить?
Максим встал за станок. Но снова и снова сверло не слушалось, металлический стержень, зажатый в тисках, перекашивался.
— Да ты не спеши так, — на рукоятку станка поверх его руки легла еще чья-то ладонь. Сзади стоял Лысов.
Через полчаса, после того как четвертый стержень с отверстиями двух разных диаметров вышел у Максима без сучка и задоринки, он облегченно вздохнул и выключил станок:
— Знаешь, Леша: я тут вот что придумал, посмотри-ка. — Максим достал из кармана листок. — Что если не в тисках стержень зажимать, а подвижно устанавливать вот в таком специальном станочке, в выемке. Времени, наверняка, меньше потребуется?
И ребята склонились над нехитрым чертежом. Через несколько дней сверлильщик каждой из четырех бригад 5-а работал по новой технологии. Под короткой инструкцией стояла подпись: «Конструкторское бюро 5-а класса. Главный инженер — Максим Годионенко».
И еще одно: тройки по английскому из дневника Леши Лысова постепенно стали исчезать. А Максима и Лешу часто теперь можно было видеть вместе над учебником английского языка.
В «Ждановец» — так ребята назвали свой школьный цех — я попал как раз на перемене. Станки отдыхали. Но небольшая группа мальчишек и девчонок склонилась над какими-то листками. На листках я разглядел длинные колонки цифр. Поинтересовался:
— Это что у вас — дневники с отметками?
Ребята заулыбались, а Олег Васильевич отвел меня в сторону:
— Лучше не сбивайте. Это поважнее отметок в дневниках.
В рабочих табелях ребята сами выставляют друг другу коэффициент трудового участия. Без обид — общим голосованием. А сейчас наша бухгалтерия по коэффициенту зарплату высчитывает. Раньше-то заработанные деньги уходили на новые станки. А в прошлом году решили на руки выдать. Например, завод газовой аппаратуры за партию стержней для газовых плит заплатил нам 600 рублей. Бухгалтерия разделила — каждому по 4—5 рублей вышло. Немного, конечно. Но сколько потом рассказов выслушал... Слава Платонов пригласил родителей в мороженицу, угостил тремя сортами мороженого и на глазах у удивленных папы-мамы рассчитался с официанткой. Егор Антонов цветомузыку собирал. Лишний раз дома на детали спрашивать не очень-то удобно. А тут — зарплата! Сейчас цветомузыка — одно загляденье! Максим Круглов подшефных малышей на самодельном мопеде катает. Выйдет из строя «свечка» — запасная есть, на свои деньги купленная...
А какими выдумщиками все они оказались! Иногда просто диву даешься: где же это все у них раньше-то, до «Ждановца» пряталось? Сконструировали электромонтажный стол с вытяжкой и различным напряжением. Сергей Сизов механизировал нарезание резьбы... И на цветных телевизорах, и на секретерах, и на противопожарных датчиках, и на паяльниках — где только сегодня нашу букву «Ш» не увидишь!
Я уже распрощался с ребятами, когда вдруг зазвонил телефон. Максим Круглов взял трубку:
— Дежурный по цеху «Ждановец» слушает. Кто? Из института имени Жука? Заказ? Нет, нет, не ошиблись... Заказы принимаем!
И. ШЕВЧУК
страница следующая ->