каморка папыВлада
журнал Костёр 1985-06 текст-4
Меню сайта

Поиск

Статистика

Друзья

· RSS 25.04.2024, 14:35

скачать журнал

<- предыдущая страница следующая ->


твой зарубежный ровесник
В МОНТЕ-РИО ХОТЯТ МИРА
Олин сделал яблоко. Джон— овечку. Ник — парусную лодку. У них были куски разноцветной материи, они работали ножницами. Они пришили яблоко, овечку и лодку к матерчатым квадратам, которые раскроила Ханна.
У Мелинды и Дженни самая кропотливая работа: надо вырезать из золотистого шелка серп и молот для советского флажка и много звездочек для американского. Ну, вот и готово, наконец, красиво получилось, а!
Квадратные лоскуты сшили между собой. Всем классом шили, сидя и лежа на полу в холле школы. Школа называется Хармони Юнион. «Хармони» по-английски гармония. «Юнион» — союз. Союз Гармонии, так можно перевести. Или Гармонический Союз. Что-то в этом роде. Школа находится в городке Монте-Рио. Это в Калифорнии.
Сшили лоскуты, получился ковер. Лоскутный Ковер Мира, так решили его назвать. В центральном квадрате Аманда вышила красивой строчкой:
«Детям СССР от детей 5 и 6 классов школы Хармони Юнион, Калифорния, США».
Ковер отправили в Советский Союз.
...Миша Данилов положил передо мной два толстых альбома — настоящие фолианты.
— Это история нашего КИДа.
Я в Ленинградском Дворце пионеров, в КИДе «Октябрь». Листаю страницы альбома. Вот поездка кидовцев в Таллин. Вот встреча с пионерами из ГДР. Вот письмо от афганских детей, в котором они благодарят за подарки для нового дома пионеров в городе Пули-Хумри. А вот и послание американских школьников из Монте-Рио.
«Дорогие друзья!
Мы сшили этот ковер как подарок детям в Советском Союзе. Так мы хотим сказать: давайте будем друзьями.
В нашем классе каждый помогал делать квадратики для ковра, и мы сделали картинки тех вещей, которые видим вокруг (как, например, яблоко и овечка), и картинки наших чувств к вам (сердце, что означает любовь).
Мы должны жить в мире и узнавать больше друг о друге».
Под письмом — десятки подписей. Олин Кокс, Джон Брутон, Шенди Белдон, Мелинда Мортинсен, Аманда Керклэнд...
Таня Варламова, президент КИДа, расстелила ковер на столе.
— Таня, а почему именно в Ленинград отправили свой Ковер Мира американские школьники?
— Наверно...— Таня на секунду задумалась.— Все-таки Ленинград больше всех пострадал от войны. Те, кто пережил блокаду, кто помнит о ней, как-то по-особенному ценят мир...
— Во время блокады много тысяч людей умерли от холода и голода,— добавил Миша,— И еще сколько погибло в боях! Во всем мире знают, что Ленинград не сдался фашистам.
Под каждой картинкой на ковре — подпись. Яблоко сделал Олин. Лодку с красным парусом — Ник... В калифорнийском городке Монте-Рио дети сшили Ковер Мира и послали его в Советский Союз. Как подарок. Нашим детям. Ленинграду — городу, который лучше других знает, что такое война, который сильнее других ценит мир.
К. ВАСИЛЬЕВ

ЗА СЕМЬЮ ПЕЧАТЯМИ

Задание для наблюдательных. Из какого рисунка в журнале взят этот фрагмент?

САМОЛЕТ
РАССКАЗ
А. ЕФРЕМОВ
Рисунок А. Борисенко
От пионерского лагеря до аэродрома совсем недалеко. Если забраться на крышу столовой, то можно разглядеть и самолеты, и домик с антенной, и маленькие фигурки летчиков.
Летчики — наши шефы. Уже почти все ребята побывали у них на аэродроме, а в день открытия смены над лагерем кругами летал самолет низко низко. Все прямо ахнули.
Только дальше такое было, что никто и подумать не мог. Шефы нам самолет подарили. Привезли на грузовике и поставили на поляне перед клубом. Мы хотели сразу на самолет наброситься, но начальник лагеря Алексей Степаныч сказал, что это не развалина какая-нибудь, а вполне приличный самолет, что мы должны ценить подарок шефов и немедленно слезть с крыльев.
Потом Алексей Степаныч сказал, что наш отряд назначается ответственным за самолет, и мы страшно обрадовались. Но Федька Костырин стал бубнить, что в самолете мотора нет, педали не нажимаются и пропеллер не крутится.
— Чего там стеречь-то? Ржавчина, небось, одна.
Только он нам настроение не испортил. А скоро подошла моя очередь дежурить. Я дежурил с Костыриным. Он выгнал из кабины малышей из третьего отряда и сам стал все крутить. Он целый час крутил всякие ручки, даже пропеллер пробовал повернуть. Даже по самолетным колесам каблуком стучал. Потом уселся около самолета на траву и говорит:
— Вот это да! Это я понимаю — машина.
— А говорил ржавчина, ржавчина.
— Балда, это я для отвода глаз, чтобы поменьше тут лазали. Такую машину беречь надо. Когда еще нам настоящий самолет достанется.
И стал он каждый день у самолета пропадать. Только заметит, что кто-нибудь в кабину лезет, сразу крик поднимает. Ему уже дежурные говорили:
— Чего ты, Костырин, шумишь? Для всех ведь самолет стоит.
— Ну уж дудки!— отвечает.— Если всех и каждого пускать, от аэроплана ничего не останется.— Федька для важности стал самолет аэропланом называть.— Ты думаешь он просто так в кабину лезет, а он там чего-нибудь открутит или дырку ножиком проковыряет.
И что вы думаете? Ведь распугал же Костырин всех желающих. Ходит вокруг своего аэроплана один-одинешенек. А тут опять пришла наша очередь дежурить. Вот походил он со мной вокруг самолета, походил и говорит:
— Слышь, Борька, пора нам лететь.— Ну, думаю, спятил Костырин, сошел с ума от напряжения сил в дежурстве. А он меня в бок пихает и шепчет:
— У меня дядя — летчик, я знаю, как на такой штуке летать. Гляди!
Вскакивает мой Костырин в кабину и начинает сам себе командовать и переключателями щелкать. Потом как заорет ненормальным голосом:
— От винта!
Ручку дергает, на педали жмет — самолет ходуном ходит. Я даже немного испугался — а ну как взлетит. Только Федька быстро умаялся и вылез из кабины.
— Видал?— спрашивает.
— Видал, видал. Здорово на педали жмешь. Только это тебе не велосипед, здесь пропеллер крутить надо.
— Не учи ученого,— говорит.— Костырин все продумал. В лагере машина есть? Есть. В нее бензин наливают? Наливают. А мы его будем потихоньку в наш самолет переливать.
Вот какой человек мой приятель Костырин.
И пошли мы в ту же ночь за бензином. Федя с собой резиновый шланг взял. Один конец в бензобак засунул, другой себе за щеку.
— Я,— говорит,— бенжин шишаш подшошу, а ты банку подштавляй.
Только Федя в себя потянул, в баке как забурчит. Вырвал он шланг изо рта и ну кашлять. Я уже полную банку набрал, а он все кашляет.
— Кончай кашлять, весь лагерь разбудишь.
— Сам бы бензинчику хлебнул — не так бы кашлял.
В общем вылили мы бензин в наш аэроплан и пошли спать. Утром в столовой Костырин не пьет, не ест, только сопит.
— Ты чего?— спрашиваю.
— Не могу, мне все бензином пахнет.
Пришлось в поселок за лимонадом бежать. Федя его залпом выпил, по животу себя погладил.
Помогло,— говорит.— Только теперь твоя очередь бензин качать.
А я быстро приноровился — успевай только банки подставлять. И так мы за дело взялись, что Костырин через неделю лететь собрался.
— Теперь уже совсем пора. Сегодня ночью последний раз зальем и тю-тю.
Бензина мы набрали две большущие банки. Подходим с ними к самолету, смотрим, а около него кто-то ввозится. Федька, конечно, сразу забыл, что у нас секретный перелет, и давай шуметь — отчего, да почему, да кто разрешил в самолет по ночам лазить. Только никто его не испугался, потому что это ребята из нашего отряда оказались — Алик Гиреев и Вовка Вязанкин.
Вот стоим мы друг перед другом и молчим. Вдруг слышим еще кто-то топает, и подходят к самолету близнецы Фарафоновы и что-то несут.
— Здравствуйте, граждане,— говорит Костырин,— а что вы по ночам шляетесь?
Граждане задумались, а Вязанкин отвечает:
— А сам-то.
— Брось,— шепчу Костырину,— брось. Ты понюхай, чем от них пахнет. Думаешь, один ты умный?
Покрутил Федя носом, а от всей компании бензином разит, как от нашего лагерного автобуса.
Тут близнец Фарафонов спрашивает ехидным голосом:
— Что, Феденька, тоже полетать захотелось?
Плюнул Костырин с досады и отвернулся. Отвернулся да как заорет:
— Украли, братцы, украли!— И куда-то руками тычет. Мы посмотрели, а у самолета пропеллера нету. Железная штука, на которой он сидел, торчит, а самого винта нету. И так обидно стало, что кинулись мы к Алексею Степанычу. Он спал, да только Костырин его живо разбудил.
Алексей Степаныч вышел в одеяле, и мы ему довольно быстро все объяснили. Он говорит:
— Дело серьезное, надо одеться.— И ушел.
Потом вышел и спрашивает:
— А чем это, друзья, от вас пахнет?
Но тут мы ему совсем все рассказали. Он отвернулся, обхватил голову и постоял немного. Потом скомандовал:
— А ну спать, соколы ясные! Утро вечера мудренее.
А утром мы пропеллер искали. И нипочем бы не нашли, если бы не малыши из третьего отряда. Они к Алексею Степанычу делегацию прислали.
— Мы вам покажем, где винт лежит, если нам тоже полетать дадут.
Ну как они наш секрет узнали?
А пропеллер у них в спальне лежал. Только кто им помог снять его и притащить, они не сказали. Крепкий народ.
Алексей Степаныч в тот же день куда-то уехал, а назавтра наш отряд отвезли на аэродром и покатали на самолетах. Потом и всех остальных, конечно. Только мы-то первые были. Не зря старались.

ЖИВАЯ ВОДА
ИЗ ПУТЕВОГО БЛОКНОТА ХУДОЖНИКА
Г. КОВЕНЧУК
ВСТРЕЧА С ПУСТЫНЕЙ
Пустыню Каракумы я впервые увидел совсем недавно. Она оказалась не совсем такой, какой я ее себе представлял,— бесконечный песок, невозможная жара, никакой воды и караван верблюдов.
Моя встреча с пустыней произошла в декабре. Жары не было, было даже холодновато. А вот вода как раз была, красное вечернее солнце плавными зигзагами отражалось за кормой нашего катера, который плыл по фарватеру Каракумского канала. На другом конце небосвода на смену солнцу подымалась бледная полная луна, а прямо над нами в сиреневом бездонном небе высоко летел сокол. До горизонта волны барханов. Несколько одногорбых верблюдов торопливой трусцой бежали по берегу, возвращались в свой загон.
Жара будет летом. Водитель катера говорил мне, что когда раскаленная на солнце рубаха прикасается к телу, невозможно терпеть. Но все равно теперь с приходом в пустыню воды жара не так уж страшна, как в былые времена.
НИЧКА
Раньше тут всегда был колодец. Тут шла верблюжья тропа. Место это называлось Ничка. Это слово по-туркменски означает «узкий». Кто говорит, что узкой была тропинка, шедшая к колодцу, кто говорит, что сам колодец был узким, точно никто не знает. Поселок начали строить в 1956 году. Тут широкие улицы, широкое поле аэропорта, и канал тут широкий— 115 метров, ну а название поселка Ничка, в память прежних времен. А на том месте, где был колодец, это в самом центре поселка, на площади возле школы, решили поставить памятную плиту.
КАРАКУМСКИЙ ТРАНСПОРТ
Раньше по Каракумам передвигались на верблюдах. Медленно шли караваны по проложенным тропам. Они делали остановки для отдыха у колодцев. Теперь можно плыть по каналу, это, пожалуй, самый надежный вид транспорта. Есть, правда, еще воздушные трассы, но катер все-таки надежней, потому что зимой часто туманы, а летом хоть и ясно, но такая жара, что самолетам и вертолетам не разрешают подниматься в воздух.
СВОЯ СОБСТВЕННАЯ РЕКА
Почти вся Туркмения — это пустыня, и люди живут тут только по берегам рек. Главные реки в Туркмении Теджен и Мургаб, они текут с юга на север. Верхнее течение этих рек находится за пределами нашей страны, в Афганистане и Иране. Там эти и без того немноговодные реки используются на поливку полей, и поэтому в Туркмению они приходят уже довольно истощенными. В своем нижнем течении, уже окончательно обессилев, Теджен и Муграб разветвляются на сеть мелких арыков. Правда, по течению рек устроены водохранилища, эти запасы воды приходят на помощь в засушливые месяцы, тем не менее воды всегда не хватало. И вот теперь в Туркмении новая река, можно смело сказать — главная река республики, своя река от начала и до конца, потому что она начинается и кончается на территории республики, и называется она Каракумский канал имени Владимира
Ильича Ленина.

пятилетка в красном галстуке
«ГОЛУБОЙ ПАТРУЛЬ» СПЕШИТ НА ПОМОЩЬ
Приезжему многое здесь покажется необычным. Здесь мальчишки умеют водить машину, а девчонки — катер. Здесь живут птицы с редкими именами: кваква, головань, краснобаш, каравайка, колп, пеганка, гуменник. Водятся нутрии, ондатры, енотовидные собаки. Рядом — Азовское море. Во время штормов в поселке бывают наводнения, и тогда в школу приходится плыть на лодках.
Здесь, в поселке Садки, находится прудовое хозяйство рыболовецкого колхоза им. Чапаева. В нагульных прудах рыба растет, нагуливает вес. А когда наступает время отлова, на помощь взрослым рыбакам приходят пионеры.
Но уметь хорошо ловить рыбу — это лишь полдела. Нужно научиться ее беречь и защищать. Для этого и создан в школе № 10 «голубой патруль».
Ребята, с которыми я познакомился в школе, рассказали мне о делах «голубого патруля». На первый взгляд, самых простых и обыденных. Олег Латыш вспомнил, как пошел однажды гулять за поселок: «Смотрю, экскаватор канал закопал. Образовалось небольшое озеро, а в нем мальки. Я сбегал за фаткой, круглой такой металлической сеткой на. веревке, и стал ловить. Наловил ведер десять, отпустил мальков на свободу».
Лена Децик рассказала о том, как по весне особенно часто приходится спасать мальков. «Один раз мы с сестрой Олей возвращались из школы, а около «артезиана» после разлива лужа большая. На поверхности масло, а в луже мальков полно. Стали мальков руками вылавливать, перемазались страшно. И, как на зло, в этот день новые плащи надели. Но мальков спасли всех. Потом пошли к бабушке. Она помогла почистить плащи, и мама ничего не заметила».
Степа Ткаченко, Гена Неженцев, Лариса Гуж, Володя Ильиченко рассказали, как подкармливают мальков рыбным комбикормом. Как подсыпают в пруды известь, делая воду более щелочной, чтобы рыба не болела краснухой. Как зимой прорубают во льду лунки и утепляют их камышом. Как сами пишут и рисуют листовки в защиту рыбных водоемов и развешивают их на домах поселка. Как вместе с госрыбинспектором колхоза Геннадием Ильичом Верченко патрулируют протянувшиеся на много километров пруды, охраняя их от заезжих браконьеров.
Ребята твердо решили после школы остаться работать в поселке. Это их родина, и они здесь очень нужны. А пока пытается решить «голубой патруль» вот какую проблему. Неподалеку от поселка находятся большие рисовые поля. Перед уборкой риса воду с рисовых чеков спускают и она попадает в нагульные пруды. А с водой попадают туда и химические удобрения. Поэтому очень важно добиться, чтобы воду спускали в другое место. Завтра делегация от «голубого патруля» собиралась встретиться с председателем колхоза. Готовился подробный и обстоятельный доклад...
Выйдя из здания школы, ребята направились к каналу, где их ждал патрульный катер госрыбинспекции. Геннадий Ильич запустил мотор, и катер отчалил от берега. «Голубой патруль» начал очередное дежурство.
С. ЛЕОНОВ
Фото автора


 

4 страницы отсутствуют

 

меня: «Почему в вашей стране так много говорят и пишут о прошедшей войне? С той поры минуло уже сорок лет, а вы все не хотите забыть годы войны. Зачем это?»
Я ответил тогда этому писателю: «Если бы в годы войны погиб кто-то из ваших близких, вы бы не задавали такого вопроса. В нашей стране трудно найти такую семью, в которой война так или иначе не оставила бы свой жестокий след. И забыть о войне сегодня — значило бы предать память о тех, кто отдал жизнь во имя победы над фашизмом. Это первое. А второе — и, может быть, самое главное — состоит в том, что память о войне — это оружие в борьбе за мир. Мощное оружие. Потому что тот, кто сознает, кто понимает, какие ужасы несет народам война, будет делать все, чтобы она никогда не повторилась».
Конечно, свой вопрос зарубежный писатель задал мне не случайно. Сегодня за океаном находятся такие политики, кто очень хотел бы стереть память о войне, кто хотел бы принизить, а то и вовсе зачеркнуть ту роль, которую сыграла наша страна в разгроме фашизма. Однако скрыть правду не так-то просто.
Помню, несколько лет тому назад, когда я вместе с группой советских писателей побывал в Соединенных Штатах Америки, у нас состоялась встреча с обществом имени Поля Робсона — великого негритянского певца и бесстрашного борца за мир. Разные люди пришли на эту встречу: и молодые и старые, и чернокожие и белые. А в нашей группе, надо сказать, был один удивительный человек — писатель Владимир Васильевич Карпов, Герой Советского Союза. В годы войны он был отважным разведчиком, взял в плен немало вражеских «языков». И вот когда ведущий встречу представил собравшимся этого человека, когда очень коротко рассказал о его военной биографии, в зале поднялась буря оваций. Несколько минут не смолкал грохот восторженных аплодисментов. Так простые американцы выражали свою признательность солдатам Великой Отечественной, спасшим мир от фашизма.
Нет, никогда не сотрется в памяти народов нашей планеты, в памяти человечества великий подвиг, совершенный советским народом.
В это мы верили тогда, в тот далекий майский вечер, когда торжествующе гремел салют Победы.
В это мы верим и теперь.

ХУДОЖНИК НА ФРОНТЕ
— Борис Федорович, как для Вас началась война? Вы, конечно, помните этот день.
— Печальное совпадение, но 22 июня — мой день рождения. В этот день мы с поэтом Вадимом Шефнером с утра отправились погулять. Шли мы по Невскому, был яркий солнечный день — и вдруг в самом начале проспекта, невдалеке от знаменитой арки, которая ведет на Дворцовую площадь, слышим — громко говорит радио, люди замолкают, останавливаются и в полной тишине слушают: «...перешли государственную границу...» Так для меня началась война. Не дожидаясь, когда пришлют повестку, сам отправился в военкомат и добровольно стал солдатом. Воевал в пехоте, потом попал в зенитно-прожекторный полк. Когда узнали, что я художник, перевели в редакцию армейской газеты. Был ранен под Красным Селом, служить старался добросовестно — кончил войну старшим лейтенантом.
— Как воевали пехотинцы, танкисты, летчики, наши читатели представляют, об этом много написано, есть фильмы. А вот художник на войне?
— Тоже труд, и — большой. В газете ведь все делается быстро. Да еще говорят: надо быстрей!.. Едешь на передовую, прямо в окопе рисуешь портрет отличившегося утром бойца, ночью газета будет напечатана, завтра портрет увидит вся армия. Рисовал минеров, разведчиков, снайперов. Рисовал плакаты. Как-то понадобились стихи, поэта не было, пришлось писать стихи самому.
Ну, а кончилась война, пошел учиться, закончил Академию художеств, начал работать. До войны работал в журналах «Еж», «Чиж», после войны в «Костре», в издательстве детской литературы, во «взрослых» издательствах. Сейчас главный художник журнала «Нева».
— Какие книги Вы любите иллюстрировать?
— Хорошие и разные. С большим удовольствием делал рисунки к широко известной в свое время (жаль, ее стали потихоньку как-то забывать) книге Гарриет Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома» — трагической истории раба-негра. Кстати, писалась она совсем не для детей, а сколько миллионов читателей пролили над ней слезы! Это не так плохо, если над книгой плачут люди... Рисовал для детгизовских изданий Джека Лондона, эта работа тоже интересная — вольные люди, суровая природа Севера, верные друзья человека — собаки.
— Вам посчастливилось работать с теми, кто определял лицо нашей детской литературы в тридцатых годах, и с авторами, которые только сегодня в полный голос заявили о себе.
— Среди тех, кто работал в журналах «Еж», «Чиж» и в других, были люди замечательные. Скажем, Даниил Хармс. Сам Луначарский сказал про него, что он является первооткрывателем веселой детской книги. Но и в жизни это был остроумнейший и неожиданный во всех своих поступках человек. Как-то в самом начале нашего знакомства встречаю я его, ведет на поводке собачку, спрашиваю, как ее зовут. Даниил Иванович приподнял соломенную шляпу и отвечает:
— Ее зовут Чти-память-дня-сражения-при-Фермопилах. Сокращенно — Чти...
До сих пор живут его звонкие, удивляющие необычностью стихи: «Шел по улице отряд — сорок мальчиков подряд: раз, два, три, четыре, и четыре на четыре...» А знаменитый «Самовар Иван Иванович»?
...На столе Иван Иванович!
Золотой Иван Иванович!
Кипяточку не дает,
Опоздавшим не дает.
Лежебокам не дает!..
Другой поэт — Александр Иванович Введенский. Так писать мог только человек, который и в тридцать с лишним лет остался в душе ребенком.
К медведю в берлогу
Хотели б мы влезть
И рядом с медведем
Хотели б мы сесть...
Пусть жарко в берлоге и тесно,
Но слушать его интересно.
Поневоле веришь в эту гостеприимную берлогу, куда так хочется попасть мальчишке.
— Что бы Вы хотели пожелать читателям «Костра» и самому журналу?
— Хороших художников, хороших поэтов и, конечно, мирного неба над головой.
Записала М. ВЕРХОВСКАЯ

ДОРОГИ ПОЭТА
Фронтовым шофером Демьянов стал неожиданно. 22 июня, в свой день рождения, он услышал страшное слово: война! Недолгие сборы. Демьянов — боец действующей армии. Немедленно по заданию приступил к сооружению паромной переправы через древнюю реку Волхов на случай, если фашисты разбомбят мост. А часть в это время перебазировалась в неизвестном направлении.
Новоиспеченный солдат посмотрел на все четыре стороны, выбрал одну и зашагал в центр города. В это же самое время увидел стоящую на дороге автомашину. Подошел. И в этот момент как из-под земли выросли трое военных.
— Рулить можешь? — властно спросил один из них.
Демьянов ответил честно:
— Только вперед ездить умею.
— И хорошо, вперед и надо!
С того дня Иван Демьянов исколесил на своей верной пятитонке всю страну, побывал на всех фронтах.
О том, что увидел он и пережил, говорят его стихи.
Иван Иванович Демьянов написал много книг, из них около тридцати — для детей. Два военных стихотворения Демьянова предлагаем читателю «Костра».
В. ТЕРЕНТЬЕВА
 
Иван ДЕМЬЯНОВ
САМЫЙ ТЯЖЕЛЫЙ ГРУЗ
Ночь — без сна, в метель и дождь — без крова.
Чужд шоферу на войне покой.
Гасли дни и зажигались снова
На моей дороге фронтовой.
«Юнкерсы> ныряли спозаранку,
ЗИС трясло по грудам кирпичей,
Поступью тяжелой, словно танки,
Годы шли на гусеницах дней.
Подо мною на пути к Моздоку
Плыл асфальт, скрипел мостов настил,
Раненую жизнь возил к востоку,
Смерть на запад тоннами возил!
Знаю я свинца, железа клади —
Кузов опускался до колес...
Но больнее вспомнить: в Ленинграде
Я товарища зимою вез.
Груз совсем не разгибал рессоры —
Он лежал на сердце у шофера...
Расколов Невы холодный мрамор,
По земле огня катился вал.
За сугробами чернела яма.
Рядом заступ сторожем стоял.
Белая пурга покрыла кузов,
Наклонялись мерзлые кусты.
...Нет на свете тяжелее груза,
Чем друзей в последний путь везти!..

ЛАДОГА
Ладога!.. Мы с ней давно знакомы —
С ней огнем связала нас война.
Пленкой льда замаскирован омут —
Ладожской воронки глубина!..
Ладога!.. Мы с ней встречались много
И забыть те встречи не дано:
Под машиной сразу две дороги —
К берегу, а может, и на дно...
Трещинами лед исполосован,
Раненая Ладога — в дыму.
Там бы пригодилась невесомость —
Та, что космонавту ни к чему.
Помните, водители-солдаты,
Хрупкий мост, протянутый войной,
Где провалов черные заплаты
Ладогу пятнали под луной.
И почти под самым Ленинградом
Небо Ладоги в недобрый час
Нет, не снегопадом, бомбопадом
На дороге засыпало нас.
Ребра льдин, мотор сбивался с ритма,
На торосах скрежетал металл.
— Пронеси!!!— шоферскую молитву
Кто на этой трассе не читал!
В маскхалате ползала поземка,
В белом-белом Ладога сама,
И навзрыд, по-бабьи, над воронкой,
Голосила русская зима!
Но машины шли, свернув немного.
Лед стонал! Машины шли вперед.
Ладога — студеная дорога,
Ладога — горячая дорога,
Ладога — солдатской славы взлет!
Грохотал поток машин упрямый,
Размывал блокаду и впотьмах
Жизнь он нес, деленную на граммы
В скрученных до хруста кузовах.
В том пути секунда длилась долго!..
Презирая полыньи полон,
Нас вело святое чувство долга —
Лучший полководец всех времен!
Рисунок Н. Куликовой

ТИМЫ
СКАЗКА
Элинор ФАРДЖН
Рисунки А. Ивашенцовой

С тех пор прошло ровно сто лет, или, может, чуть больше, а может, и меньше. В самой середине Англии, или, может, чуть ближе к северу, а может, к югу, стояла счастливая деревушки. А счастливой она была потому, что в ней жили Тимы.
Их было пятеро: Старый Тим, Большой Тим, Маленький Тим, Юный Тим и Крошка Тим, и все они были мудрыми от рождения. И если что-нибудь происходило в деревушке, если какая-нибудь неприятность, люди говорили привычно: «Давайте посоветуемся с Тимами, они все рассудят, ведь они мудрые от рождения».
Однажды Фермер Джон обнаружил, что цыгане ночевали в его новом амбаре. Вы полагаете, он позвал сразу констебля* и привлек их к суду? Нет, он решил: «Посоветуюсь сначала со Старым Тимом!»
* Констебль — в Англии низший полицейский чин.

И он отправился к Старому Тиму, которому было 80 лет, и он нашел его у камина.
— Доброе утро, Старый Тим,— сказал Фермер Джон.
— Доброе, доброе, Фермер Джон.
— Старый Тим, цыгане опять побывали в моем амбаре, — сообщил Фермер Джон.
— Опять, говоришь?! — воскликнул Старый Тим.
— Да, именно так, — подтвердил Фермер Джон.
— А, вот так дела! — сказал Старый Тим.
— Ты мудрый от рождения, Старый Тим, что бы ты делал на моем месте?
— На твоем месте я бы посоветовался с Большим Тимом. Он тоже мудрый от рождения, но ему всего 60 лет, так что я на двадцать лет дальше от мудрости, чем он.
И Фермер Джон ушел искать Большого Тима, который был сыном Старого Тима, и он нашел его на перелазе.
— Доброе утро, Большой Тим, — поздоровался Фермер Джон.
— Доброе, доброе, — откликнулся Большой Тим.
— Опять в моем амбаре побывали цыгане, пожаловался Фермер Джон, — и Старый Тим послал меня к тебе. Что бы ты делал на моем месте, ведь ты мудрый от рождения?
— На твоем месте я бы посоветовался с Маленьким Тимом, ведь он тоже мудрый от рождения, и ему всего сорок лет, он на двадцать лет ближе к мудрости, чем я.
И Фермер Джон отправился искать Маленького Тима, который был сыном Большого Тима, и он нашел его на сеновале.
— Доброе утро, Маленький Тим, — сказал Фермер Джон.
— Доброе, доброе, Фермер Джон!
Фермер Джон снова изложил свое дело.
— Большой Тим посоветовал мне обратиться к тебе, ведь ты мудрый от рождения.
— Юный Тим тоже мудрый от рождения, но ему всего двадцать лет. Ты получишь от него мудрость, которая свежее, чем моя.
И Фермер Джон отправился искать Юного Тима, который был сыном Маленького Тима, и он нашел его около мельничной заводи.
— Доброе утро, Юный Тим.
— Доброе, доброе, Фермер Джон,— кивнул Юный Тим.
Фермер Джон рассказал свою историю в четвертый раз и закончил ее так:
— Маленький Тим считает, что ты лучше всех знаешь, как мне поступить.
— Мой сын, который родился в прошлом месяце, тоже родился мудрым, и в нем ты найдешь, так сказать, источник мудрости.
И Фермер Джон отправился искать Крошку Тима, который был сыном Юного Тима, и он нашел его в колыбели, тот сосал большой палец.
— Доброе утро, Крошка Тим, — поздоровался Фермер Джон.
Крошка Тим вынул палец изо рта, но ничего не ответил.
— Крошка Тим, цыгане опять забрались в мой новый амбар, — сказал Фермер Джон. — Что бы ты делал на моем месте?
Крошка Тим снова сунул палец в рот и продолжал молчать.
И Фермер Джон пошел молча домой и тоже никому ничего не говорил.
А цыгане отправились дальше и в следующей деревне остановились на ночлег в амбаре Фермера Джорджа, и Фермер Джордж позвал констебля и привлек их к суду. А неделей позже у него сгорел амбар и украли курицу-пеструшку.
А счастливая деревушка продолжает оставаться счастливой, и Фермер Джон не нарадуется на свой новый амбар. И все благодаря Тимам. Ведь они мудрые от рождения.
Перевод и обработка Константина ВАСИЛЬЕВА


<- предыдущая страница следующая ->


Copyright MyCorp © 2024
Конструктор сайтов - uCoz