скачать журнал

<- предыдущая страница следующая ->

АЗБУКА ПРИРОДЫ

Задумывались ли вы когда-нибудь, сколько разных живых организмов обитает на нашей планете? Ученые насчитывают сейчас не менее двух миллионов видов. А как же возникло такое разнообразие? Как произошли все эти формы живых существ?
В древности единого мнения о происхождении жизни на Земле не существовало. Греческий естествоиспытатель Аристотель, живший еще до нашей эры, говорил, например, что живые существа возникли из грязи и навоза. Такого же мнения придерживался и римский философ Тит Лукреций Кар, описавший в своей книге «О природе вещей» не очень эстетичную картину: «Видеть бывает легко, как из кучи зловонной навоза черви живые ползут, зарождаясь, когда разлагаться почва сырая начнет, от дождей проливных загнивая». Но у мыслителей древности были и другие предположения. Одни считали, что неядовитые змеи, например, возникли в сырости из женских волос, а ядовитые — из позвоночников мертвых людей, которые при жизни были злодеями. Другие полагали, что существуют такие деревья, плоды которых, падая на землю, превращаются в гусей и овец. Словом, бурной фантазии, основанной на ошибочных выводах, всегда не было предела.
Уже в древности было ясно, что растения и животные являются двумя основными подразделениями живого, поэтому и обозначены они были как два царства. Первая попытка классифицировать животных на группы принадлежит, пожалуй, тому же Аристотелю, который разделял их по противоположным признакам, например: крылатые и бескрылые. Другую систему в XVI веке предложил Пьер Бепон. Он сгруппировал всех животных в пять категорий: первая — «не имеющие крови» (куда вошли беспозвоночные), вторая — «двоякоживущие» (в нашем понимании — земноводные), третья — «животные двойной природы» (дельфины, тюлени), четвертая — «чудовища моря» (к которым он отнес крокодилов и китов) и, наконец, пятая — «отбросы моря» (морской конек, морская игла). Разделение животных на беспозвоночных и позвоночных было предложено французским ученым Жаном Батистом Ламарком в 1809 году. В своем труде «философия зоологии» он выделил уже 14 классов животных.
Самая первая попытка классификации растений была предпринята еще до нашей эры древнегреческим философом и ботаником Теофрастом. Дальнейшей ее разработкой занимались другие ученые. Однако наибольшую известность приобрела система, составленная известнейшим биологом Карлом Линнеем. Называлась она «Система пола» и делила растения на 24 класса. В первый класс Линней отнес растения с одной тычинкой, во второй — с двумя и так далее до десятого, остальные же классы основывались на всевозможных особенностях срастания тычинок и плодолистиков. А вот к последнему классу Линней отнес те растения, у которых он не мог определить способ размножения, и назвал их «тайнобрачными» (в этот класс попали и грибы). В 1789 году Антуан Жюссье опубликовал новую классификацию, где такие растения получили название «несовершенных». К ним он отнес, кроме грибов, еще и водоросли, мхи, папоротникообразные и некоторые водные цветковые растения.
Когда в XVII веке Антони ван Левенгук впервые обнаружил простейших (инфузорий, амеб), он классифицировал их как крошечных (микроскопических) животных и назвал «зверюшками». Но с усовершенствованием микроскопов появилась возможность «заглянуть» в тайны внутренних структур этих организмов. И выяснилось, что некоторые из них оказывались более типичными для растений, а не для животных. Вспомнили и взгляды Линнея, который предусмотрительно отнес простейших вместе с губками и кишечнополостными к группе зоофита (животнорастения) — то есть ни то ни се. Ламарк предложил разделять растения и животных по способу питания: растения вырабатывают пищу сами под действием солнечных лучей из различных веществ в процессе фотосинтеза, а животные получают ее, поедая другие организмы. Тогда простейшие вновь обретали ранг животных. Однако в природе есть растения, которые приспособились потреблять пищу не только путем фотосинтеза, но и ловлей насекомых, например, росянка. Долго не утихали споры: к какому же царству отнести простейших?
Эту проблему удачно разрешил во второй половине XIX века немецкий ученый Эрнст Геккель, который счел необходимым, независимо от способа питания, признать третье царство — царство простейших, или одноклеточных (тело этих организмов состоит всего лишь из одной клетки). Сюда же он отнес бактерии и сине-зеленые водоросли. Они хотя и являются одноклеточными, но отличаются от простейших тем, что их хромосомный (наследственный) аппарат не заключен в оболочку (у них нет клеточного ядра). Этих особых «простейших» он назвал чудным словом — Монера.
В настоящее время все живые организмы, существующие в природе, исходя из их родственных связей, внешнего и внутреннего сходства, подразделяются на пять царств: Растения, Животные, Простейшие, Монера и Грибы (некоторые ученые, правда, полагают, что можно даже выделить и 13 царств).
Несколько слов о грибах. Долгое время их считали растениями, так как они ведут прикрепленный образ жизни и не имеют возможности передвигаться. Однако, как выяснилось позже, грибы — очень своеобразные организмы, по многим признакам отличающиеся от растений. Например, они не способны к фотосинтезу: размножаются, рассеивая споры; в качестве запасного вещества содержат гликоген, а не крахмал и так далее.
Все царства подразделяются на отделы или типы. Отдел и тип понятия равноценные. Более дробную классификацию живых существ, установленную еще Линнеем в 1758 году, ученые принимают и до сих пор. Типы и отделы он разделил на классы, классы — на отряды (для растений — на порядки), те, в свою очередь,— на семейства, семейства — на роды, роды — на виды. Организмы каждой из этих категорий различаются особенностями своей организации. Например, обыкновенная квакша, обитающая в нашей стране, хотя и имеет очень похожую на австралийских квакш — литорий форму тела, присоски на лапах и т. д., все же несколько отличается от них, поэтому и относится к другому роду — Хила. Однако все они объединяются в общее семейство — Квакши, или Хилиды, так как имеют много общих черт. А вот лягушка-помидор из Мадагаскара (она называется еще томатный узкорот) принадлежит к другому семейству — Микрохилиды. Внешне-то она не очень напоминает квакш. Вместе с тем и квакши, и лягушка-помидор имеют принципиально схожее строение тела, конечностей, скелета и внутренних органов, «голую» (слизистую) кожу и относятся поэтому к отряду Бесхвостых класса Земноводных, сильно отличающих их от представителей родственно близкого им класса — пресмыкающихся, одного из которых — геккона-токи вы видите на фотографии.
Наиболее мелкой систематической категорией является вид — совокупность организмов, дающих плодовитое потомство того же облика. Каждый вид распространен на определенной территории (ареале). Однако если эта территория огромна, то на ее протяжении существуют разные экологические и географические условия, что накладывает свой отпечаток на строение организмов.
Как только ученые открывают неизвестный науке организм любого царства, ему, как младенцу, сразу же дают имя. Названия видов живых организмов состоят из двух слов, первое из которых является названием рода (как, например, литория), а второе — собственно видовым эпитетом (Литория белая или Литория обыкновенная). Для обозначения подвида к видовому названию добавляют третье слово (например, вид — Песец обыкновенный, а подвид — Песец обыкновенный командорский). Еще в глубокой древности было принято все живые организмы называть на латинском языке. Для удобства общения эта традиция сохранилась среди биологов до сих пор.
Е. ДУНАЕВ

Рис. Н. Миляевой
Лягушка-помидор.
Австралийская квакша — литория.
Геккон-токи.


О ПРОДЕЛКАХ ДЕЛЬФИНОВ И ШИМПАНЗЕ

При изучении поведения высших животных часто возникают весьма забавные ситуации, и в этих ситуациях не животные, а сам наблюдатель неизменно играет самую комическую роль.
Конрад Лоренц

ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Как и многим из вас, мне довелось раньше читать про шимпанзе и видеть их на теле- и киноэкранах. Но только непосредственная встреча с этими животными позволяет понять, насколько же они похожи на человека. С шимпанзе мне посчастливилось работать в Институте физиологии имени И. П. Павлова АН СССР под Ленинградом, в лаборатории физиологии поведения приматов, которой руководил доктор биологических наук Леонид Александрович Фирсов. Но прежде — несколько слов о содержании этих животных в условиях холодного ленинградского климата. Здание так называемого антропоидника, где живут шимпанзе, представляет собой светлый двухэтажный дом, основную площадь которого занимает большая прочная клеть из толстых металлических прутьев. Такая предосторожность — отнюдь не прихоть, поскольку шимпанзе — очень сильные и не всегда миролюбивые животные. Во второй части дома — клеть меньших размеров. Обе они соединены прочным переходом из стальных решеток. Летом обезьяны проводят теплые дни на воздухе, в летней вольере.
Первым делом мне строго-настрого было наказано не приближаться к клетке, в которой находились животные, ближе расстояния вытянутой руки. И вот наконец после всех рассказов и инструкций — первая встреча с этими удивительными животными. Шимпанзе поражают меня своим неимоверным сходством с человеком. Представьте себе невысокое, ростом около 120—130 сантиметров, существо, покрытое шерстью, на коротких ногах. Длиннющими руками держится оно за прутья клетки и с любопытством смотрит на вас. Испытующий, изучающий взгляд, практически человеческое лицо, мимика, строение тела... Некоторые пугаются при виде этих животных. Помню, что я не почувствовал страха, хотя ощущение силы, которая исходила от них, непроизвольно заставляло быть настороже. Но самое главное — они мне сразу понравились, и, что было немаловажно для работы с высокоорганизованными животными, я, по-видимому, не вызвал у них отрицательной реакции. Через некоторое время с двумя из четырех шимпанзе мне удалось даже «подружиться», с двумя другими, если это применимо к животным,— быть просто в хороших отношениях, что, впрочем, не избавило меня от некоторых шуток с их стороны, о чем я расскажу ниже.
С дельфинами мы работали на Черном море, в северозападном Крыму, куда выезжали на лето в экспедицию. Животные содержались в открытых вольерах — больших клетях, обтянутых сетью. Поверх вольер настилались ходки, по которым экспериментаторы могли перемещаться и на которых устанавливалась необходимая для работы аппаратура. Ходки располагались примерно в метре от поверхности воды, чтобы поднявшаяся волна не захлестнула находившееся на них оборудование. Внутри вольеры у самой поверхности воды устанавливались так называемые мостки — небольшие деревянные площадки, на которых располагался тренер во время работы с животными.
В отличие от шимпанзе, не блиставших изяществом, дельфины поразили отточенностью движений, особой пластикой и легкостью перемещения в воде, виртуозностью поворотов и прыжков. Они были такие грациозные, добродушные и улыбчивые. Мне сразу же захотелось прыгнуть в воду и поплавать с ними. Возникло какое-то радостное, спокойное, дружелюбное отношение к этим удивительным существам, практически не проявляющим агрессии в общении с человеком. И еще, оказалось, что так же, как и шимпанзе, они могут разглядывать тебя — или из-под воды, проплывая мимо находящегося на ходках человека, или высунувшись вертикально из воды.

НАТУРАЛЬНЫЙ ОБМЕН
Эксперименты, проводившиеся на обезьянах и дельфинах, представляли собой постановку перед ними разнообразных задач. Решение их позволяло судить о тех или иных способностях животных. Для стимулирования активности животных исследователи обычно используют так называемое положительное подкрепление, что-то необходимое или приятное для подопытных, например, пищу. Если подача положительного подкрепления многократно совпадает с каким-то действием животного, это увеличивает вероятность повторения такого действия и в конечном итоге приводит к его закреплению. Когда в качестве положительного подкрепления используется пища, то животных перед опытом обычно не кормят, для того чтобы увеличить их заинтересованность в решении задачи.
Положительным подкреплением в опытах с шимпанзе служили яблоки. Однажды перед очередным опытом я разложил на небольшом столике, расположенном недалеко от клети с обезьяной, все необходимое для работы: тетрадь протоколов экспериментов, секундомер, ручку, миску с яблоками и приготовился приступать к опытам. Неожиданно в соседней комнате раздался телефонный звонок, и на какое-то время я вынужден был выйти из экспериментального помещения. Отключив телефон, вернулся к столику и увидел, что ручка исчезла. Оглядевшись вокруг и поискав под столом, я поднял голову и увидел, что обезьяна сидит на трапеции в верхней части клети, сжимая в руке мою пропажу. Помимо того, что ручка была необходима для записей, она представляла для меня еще и особую ценность — это был один из моих спортивных призов. Это было прекрасное изделие с золотым пером, никогда не оставлявшее клякс на бумаге и удобное в обращении. На мои приказы, а затем уже просьбы и уговоры отдать ручку обезьяна не обращала внимания.
С большим интересом она вертела ее в руках, поворачивала колпачок, вынимала ручку из колпачка и снова вставляла в него.
Оставалось одно — попробовать склонить шимпанзе к обмену. Я так и сделал. Взял в одну руку яблоко, в другую нож и показал лакомство обезьяне. Реакция ее была незамедлительной: она насторожилась и вся обратилась во внимание. На ее глазах я разрезал яблоко на четыре части, одну из них положил на ладонь и протянул обезьяне. Та спрыгнула с трапеции, спустилась по решетке клети на пол и подошла ко мне. Я уже внутренне торжествовал победу, когда, увы, мне дали понять, что у другой стороны может быть свое представление о предлагаемой сделке. Не знаю, как повела бы себя обезьяна, если бы я дал ей целиком все яблоко, но в данном случае, посмотрев на четвертушку плода, шимпанзе сняла колпачок с ручки и протянула его мне. Ничего не оставалось делать, как взять колпачок и отдать взамен четвертушку яблока. Проглотив его, обезьяна стала ждать, что будет дальше. Я, естественно, протянул ей следующий кусок яблока. Обезьяна отвинтила маленький верхний колпачок ручки и, в свою очередь отдала его мне. Потом так же сняла наконечник ручки, затем — оставшуюся часть корпуса, следом — шайбочки, которые разделяли наконечник и верхнюю часть корпуса ручки, обменивая каждую деталь в соотношении один к одному. Я по-прежнему не предлагал ей яблоко целиком. Было интересно, что же станет делать моя подопечная, когда дойдет до последней неразъемной составляющей этой ручки. Ответ на вопрос я получил. Но, к сожалению, порадовав как экспериментатора, обезьяна огорчила меня как обладателя некогда ценной вещи — когда с остова ручки уже нечего было снимать и свинчивать, она взялась за нее обеими руками и — хрясть! — переломила пополам, поменяв в итоге каждый из обломков на кусок яблока. Воистину: все гениальное — просто!
Таким же принципом обмена мы часто пользовались и при работе с дельфинами. Конечно, сразу оговорюсь, что дельфинов, как и шимпанзе, предварительно приходилось многому учить, в частности, апортировке. Так, брошенное в воду плавающее кольцо дельфин по жесту экспериментатора поддевал удлиненным концом морды — рострумом, и приносил человеку. За это ему давалось вознаграждение — рыба. Мы часто играли с животными, бросая в воду разные предметы, и дельфины охотно возвращали их по жестовой команде. Этот трюк очень эффектно выглядит в дельфиньих цирках и океанариумах, когда находящийся на мостке тренер бросает далеко от себя на поверхность воды разноцветные кольца, а дельфины с огромной скоростью устремляются наперегонки, стремясь завладеть кольцами и в высоком прыжке отдать их человеку. Но однажды этим принципом натурального обмена мне довелось воспользоваться в несколько иной ситуации.
Проходя рано утром по ходку вольеры, я увидел, что один из молодых дельфинов играет в воде пойманной им рыбкой, плоским, похожим на камбалу морским языком. Следует сказать, что, как правило, находясь в вольерах, дельфины не ловят рыбу, скорее всего из-за того, что относительно небольшие размеры отсеков вольеры просто не позволяют им делать это достаточно эффективно. Увидев рыбку в зубах дельфина, я решил попробовать выманить его добычу. Но как? Существует определенный жест, который служит сигналом «дай» при апортировке. Нужно лишь вытянуть руку над водой параллельно ее поверхности, после чего обученное животное совершает по этой команде подачу предмета.
Спустившись на мосток, я подал указанную команду «дай», но дельфин лишь отплыл подальше от меня и требования моего не выполнил. Ну что ж, за «просто так» и «здорово живешь» и самка шимпанзе не отдавала мне ручку. Пришлось принести к мостку ведро с рыбой и снова повторить сигнал. Дельфин совершил круг по отсеку, поглядывая на меня, но рыбку опять не отдал. Я взял в правую руку свежеразмороженную рыбу и снова повторил команду. Большая атлантическая ставрида, которую я держал в руке, в несколько раз превышала по размеру морского языка, которым играл дельфин. Увидев мою рыбу, дельфин подплыл к мостку, выпрыгнул на метр в воздух и подал мне в протянутую руку свою рыбку — тут же он получил подкрепление от меня. Проглотив ставриду, дельфин высунулся из воды и издал характерный трещащий звук, выпрашивая следующее вознаграждение. И тут я вернул ему морского языка. Дельфин схватил его, подбросил и снова высунулся из воды — я протянул руку, подавая команду «дай». Дельфин моментально отдал мне рыбку и опять получил за нее ставриду. Совершив еще несколько раз подобный обмен, каждый из нас получил, что хотел: я — ответы на свои вопросы, а мой дельфин — несколько честно заработанных ставрид.

КТО СИЛЬНЕЕ?
Этот вопрос интересует не только детей, но и большинство молодых экспериментаторов. Для его выяснения я выбрал самую маленькую и слабую на вид из четырех обезьян, содержавшихся в то время в антропоиднике. Чтобы помериться силой с моей соперницей, я прибегнул к самому простому приему — по типу перетягивания каната. Только вместо каната использовал специально заготовленный толстый трехметровый деревянный шест. Перед состязанием, чтобы быть корректным по отношению к своей противнице, я хорошо накормил ее, сам тоже достаточно плотно позавтракал и чувствовал себя в прекрасной спортивной форме. Чтобы вы реально смогли представить силы противоборствующих сторон, расскажу об участниках этого «соревнования». Моей противницей была самка шимпанзе ростом около 115 сантиметров и весом немногим более 40 килограммов; я в то время весил около 75 килограммов при росте 185 сантиметров, был мастером спорта по спортивному плаванию. Что касается возраста, то мне противостояла почти пожилая по обезьяньим меркам соперница 19 лет, в то время как я сам был весьма молодым человеком 21 года от роду.
«Соревнование» началось с того, что я усадил обезьяну в метре от решетки внутри клетки, сам же стал в двух метрах от решетки снаружи и протянул ей шест. Обезьяна вежливо взяла шест и, когда я потянул его на себя... так же вежливо отпустила. Я снова протянул ей шест и приказал «держи!». Шимпанзе, находившиеся в этом институте, знали множество слов и выполняли множество команд, произносимых человеком. Более того, Леонид Александрович Фирсов рассказывал мне, что обезьяны выполняли даже голосовые команды, которые воспроизводились с помощью магнитофона.
Итак, после команды «держи» обезьяна снова взяла шест, и я стал тянуть его на себя, приговаривая: «Держи-держи!» Какое-то время она держала палку, но потом, видя, что я очень хочу заполучить ее обратно, спокойно отпустила. Да, в таком добродушном состоянии шимпанзе не будет соперничать со мной. На память пришли кадры из увиденного по телевидению матча профессиональных боксеров. Так, для поднятия бойцовских качеств перед началом поединка атлеты говорили друг другу нелицеприятные вещи. Не опускаться же мне до ругани с обезьяной! Пришлось поступить проще — слегка ткнув ее палкой в бок, оставил конец шеста внутри клетки и, крепко держась за другой, изо всех сил уперся ногами в пол. Наконец-то я достиг желаемого! То ли от неожиданности, то ли рассердившись, моя соперница ухватилась рукой за шест и дернула его на себя. Я держался двумя руками, но после ее рывка почувствовал, что лечу по направлению к решетке. Чтобы не удариться об нее, моментально выпустил шест из рук. Обезьяна слегка отшатнулась вместе с палкой, а я тут же успел отпрыгнуть от решетки. Тихим ласковым голосом я успокоил животное, что, впрочем, не составило труда, поскольку оно еще не успело разъяриться, а дальше, как уже описывал, обменял шест на яблоко. Надо сказать, что я не испытывал иллюзий относительно исхода поединка, но все-таки никак не ожидал, что обезьяны действительно наделены такой силой.
Удивительными физическими данными обладают и черноморские афалины. Вырастая до 2,5—3 метров, они достигают веса 250—300 килограммов. При этом могут выпрыгивать из воды на высоту около 4,5—5 метров. Расскажу о случае, когда мне пришлось непосредственно помериться силой с дельфином. После одного из опытов, накормив животное до положенной ему нормы, я стал собирать необходимый экспериментальный инвентарь, а чтобы дельфин не скучал, бросил ему свое полотенце. Надо сказать, что дельфины очень любят играть всевозможными предметами, носят их на роструме, подбрасывают, оставляя в воде, подхватывают то грудными, то спинными, то хвостовыми плавниками, перекладывают предмет со спинного плавника на хвостовой, в общем, придумывают всевозможные игры, демонстрируя свою выдумку.
Расскажу такой случай.
Я собрался уходить, спустился на мосток и протянул руку над водой, подавая команду «дай», потребовал свое полотенце. Обычно дельфины почти беспрекословно выполняют эту команду, получая за послушание рыбу. Но в этот раз дельфин был хорошо накормлен и ему больше хотелось поиграть. Он подплывал к мостку, высовывался из воды примерно на высоту около метра, держа полотенце на роструме, слегка помахивая им. Причем подходил настолько близко, что я почти доставал до полотенца, но это «почти» измерялось двумя-тремя сантиметрами, которые дельфин очень тонко чувствовал. Тогда я решил спуститься в воду. Разделся, надел ласты и поплыл к дельфину. Он стал не очень быстро отплывать, совершая передо мной зигзагообразные движения, как бы поддразнивая меня и предлагая ухватиться за полотенце. Я поплавал так за дельфином несколько минут и убедился, что добром он полотенце не отдаст. Решил отнять его, попросту догнав дельфина, которому вроде бы некуда было деться в небольшом отсеке вольеры. Размеры отсека не превышали 10 метров в длину и 4,5 метра в ширину при глубине 3,5 метра. Ну как здесь разогнаться такому крупному животному, собственные размеры которого около 3 метров? При этом я надеялся, что с ластами смогу двигаться достаточно быстро. Как же я был наивен! Меня оправдывает только то, что все это происходило в самом начале моего знакомства с этими удивительными животными.
Я поплыл к дельфину — он от меня. Несколько увеличил скорость движения — он тоже. Уносимая им на роструме яркая ткань затрепетала в воде, как флаг на мачте корабля в ветреную погоду. Я еще прибавил скорости, и дельфин тоже поплыл быстрее, стал непрестанно поворачивать и нырять в отсеке. Он позволил мне прикоснуться к спинному плавнику, к бокам, затем потрогать хвостовой стебель, но до полотенца от моих напряженно вытянутых к нему пальцев постоянно оставалось не менее двух-трех сантиметров. Иногда дельфин слегка поворачивал голову в сторону моей вытянутой руки, и мне даже на миг удавалось коснуться полотенца, но он тут же отдергивал голову. Последние примерно полторы минуты этой безнадежной для меня игры в «пятнашки» мы носились по отсеку как очумелые, вздымая со дна тучи песка и водорослей. Иногда дельфин взлетал в воздух и опускался в нескольких метрах от меня, снова уходя под воду. Я достиг уже той степени азарта погони, когда готов был преследовать его даже в воздухе. Нельзя не отдать должное моему партнеру, который очень долго поддерживал во мне иллюзию скорой победы.
Но вдруг, после совершения одного из вертикальных круговых проплывов — так называемого «колеса»,— дельфин резко нырнул и прижал рострумом полотенце ко дну, сам оставаясь в вертикальном положении и лишь слегка шевеля хвостом. Не веря своим глазам, я осторожно, боясь спугнуть его, медленно нырнул вслед, подкрался к желанному полотенцу и наконец-таки ухватился за него обеими руками. Дельфин и «не подумал» повернуть голову или попытаться выдернуть полотенце из моих рук. Он только сильнее заработал хвостом и плотнее прижал свою игрушку ко дну.
И вот тут мне пришлось помериться с ним силой. Уперевшись двумя ногами в дно и ухватившись руками за полотенце, я попробовал выдернуть его из-под рострума дельфина. Забыв о пределах прочности ткани, я тянул ее на себя и вверх изо всех сил, наверное, с тем же успехом я мог бы попытаться сдвинуть затонувшую баржу или забитую в дно сваю. Расхохотавшись под водой, я погладил дельфина, шлепнув его на прощание, и вылез на ходки. Дважды посрамленный, но очень довольный, я оделся и уже хотел уйти, оставив предмет раздора моему победителю, когда увидел, что дельфин вместе с ненавистным полотенцем приблизился к мостку. На всякий случай я спустился на мосток, протянул руку, и — о, чудо!— дельфин сам отдал мне долгожданную вещь. В этот раз я не поскупился на вознаграждение. Услуга за услугу!

НЕВИННЫЕ ИГРЫ
Наряду с веселыми и занятными историями, которые постоянно случались при работе с шимпанзе и дельфинами, иногда эти животные начинали игры, несколько озадачивавшие меня. Как-то в прекрасный солнечный день после очередного опыта с дельфином в виде одного из поощрений за хорошую работу я решил немножко поплавать с ним, погладить его, поиграть — в общем как-то разнообразить условия его существования. Надо сказать, что дельфины очень любят быстрые, подвижные игры с человеком. В этот раз, вдоволь наплававшись друг за другом, мы приблизились к мостку, возле которого я обхватил животное руками и положил его голову себе на плечо, поглаживая бока, брюхо, спину, лобный бугор и грудные плавники животного. Дельфин замер, разомлел, потом закрыл глаза и перестал двигаться — совершенно перестал шевелить хвостом, грудными плавниками, удерживаемый на поверхности воды исключительно моими усилиями. Напомню вам, дорогие читатели, что дельфины — это млекопитающие животные, то есть такие же теплокровные и дышащие атмосферным воздухом существа, как собаки, кошки, обезьяны и, в конечном итоге, мы сами. В отличие от многих рыб они не имеют воздушного пузыря и, находясь в неподвижности, тонут в воде.
В воде дельфин весит не так уж и много, но через некоторое время мне стало тяжело удерживать его на плаву. Я разжал руки и увидел, что животное медленно опустилось на дно с закрытыми глазами. Прошло секунд пятнадцать-двадцать, а он продолжал лежать на дне, не подавая признаков жизни. Обеспокоенный, я нырнул, обхватил его и вынес вновь на поверхность. Как только голова дельфина высунулась из воды, находящийся в теменной части головы дыхательный клапан открылся, дельфин вдохнул воздух, но продолжал оставаться неподвижным. Я погладил его, еще немножко подержал на руках и снова отпустил. Дельфин так же плавно, как в первый раз, медленно опустился на дно с закрытыми глазами и снова остался лежать без движения. Мое сердце дрогнуло. Вид неподвижного, беспомощного друга заставил меня снова нырнуть и поднять его на поверхность. Ладонью я прощупал сердце дельфина. Оно билось нормально, но животное продолжало оставаться неподвижным. Подержав дельфина некоторое время на плаву, я снова был вынужден отпустить его.
Так продолжалось много раз, после пятнадцати-двадцати таких подъемов я окончательно выдохся и стал соображать, что же делать дальше. Уверяю вас, что насколько «нелегкая это работа — из болота тащить бегемота», настолько же непроста и работа по подъему к поверхности воды моего трехсоткилограммового морского приятеля. После нескольких первых всплытий вместе с дельфином я убедился в том, что он исправно дышит, когда дыхательный клапан оказывается на воздухе, а сердце так же четко бьется, как и всегда. Появились сомнения в его плохом самочувствии. Решил в конце концов отпустить дельфина и посмотреть, что же будет дальше.
Итак, я расположился у мостка, опустив голову в водолазной маске в воду, и стал наблюдать за дельфином. Более минуты он лежал неподвижно с закрытыми глазами. Потом обращенный ко мне глаз приоткрылся, дельфин стал подглядывать и, не дождавшись очередного удовольствия от бесплатного путешествия наверх, шевельнул хвостом и как ни в чем не бывало сам поплыл по отсеку. Не скрою, что хотя я уже был уверен именно в таком исходе этой игры, тем не менее вздохнул с облегчением.
И шимпанзе меня однажды заставили поволноваться. Прежде опишу несколько поподробнее обстановку, в которой проводились опыты с этими животными. Комната, где я работал, была очень большой, продолговатой формы. Внутри ее помещалась клеть, установленная таким образом, что с трех сторон между стеной комнаты и решеткой оставалось узкое пространство, позволявшее проходить людям мимо. Ширина прохода была рассчитана таким образом, чтобы в любом случае, как бы ни вытягивала обезьяна руку, между ней и человеком оставалось бы не менее десяти сантиметров. С четвертой стороны имелось большое пространство, специально оставленное для размещения исследователей и экспериментального оборудования.
В тот день мы с товарищем, расположившись на безопасном расстоянии от клетки, готовили установку для предстоящих опытов. Мой товарищ только недавно прибыл в антропоидник и, как и все сотрудники, первым делом был ознакомлен с правилами поведения и соблюдения личной безопасности. Много раз строжайшим образом он был предупрежден о том, что запрещается заходить в узкие проходы между клетью и стеной комнаты. Снова в неподходящий момент зазвонил телефон, и мне пришлось выйти в соседнюю комнату. Вернувшись буквально через минуту, я не обнаружил своего коллегу возле экспериментальной установки. Неприятный холодок пробежал у меня по спине, но, не успев испугаться, я услышал с противоположной стороны странный сдавленный звук. Вжавшись в стену, неудачливый экспериментатор стоял, вытянувшись в струнку, как провинившийся солдат-первогодок перед командиром полка. Мои обезьянки, находясь в клетке, сидели перед ним: одна — слева от него, выбросив на всю длину правую руку и отрезая ему путь налево; другая — справа, вытянув левую руку и соответственно не давая ему бежать направо.
Я бросился к клетке, рассчитывая, что обезьяны кинутся ко мне, и тогда освободится дорога для моего товарища. Но я был слишком хорошо знаком обезьянам и не представлял для них никакого интереса. Другое дело — новый человек. Особенно в таком состоянии! Я видел неоднократно, как шимпанзе пугали незнакомых людей — размахивая ковриками, служившими им подстилкой во время сна, или мисками и чашками, из которых они ели и пили. Если человек пугался, это служило подкреплением агрессивного поведения. Если с его стороны не было никакой реакции, такие угрозы прекращались.
Ни яблоки, ни конфеты не могли отвлечь обезьян от моего товарища. Мне ничего не оставалось делать, как самому сымитировать нападение на обезьян, вызвав их ответную агрессивную реакцию. Когда они бросились ко мне, я тут же прислонился спиной к стене в узком проходе. Обнаружив, что я в недосягаемой зоне, обезьяны отвернулись от меня, но приятель мой был уже в безопасности. Так инцидент был исчерпан.
Мне и самому не всегда удавалось избегать козней шимпанзе. После одного из самых первых опытов с этими животными я пошел мыть руки. Кран был установлен здесь же, в экспериментальной комнате, и стоило мне открыть воду, как обезьяна подошла к решетке и, протянув руку по направлению к воде, стала отчаянно жестикулировать, издавая при этом характерные «просящие» звуки. Сообразив, что она хочет пить, я сполоснул большую алюминиевую кружку, объемом около литра, почти полностью наполнил ее водой и повернулся к обезьяне. Да, я сделал именно то, чего она хотела! Надо было видеть эту радость, эту мимику, это потряхивание вытянутой в мою сторону рукой. Не иначе, как животное просто умирало от жажды! Преисполненный гордости от собственной догадливости, я протянул обезьяне кружку. Она, не меняя выражения «лица», приняла ее и тут же с криком выплеснула воду на меня! Ситуация была достаточно комичная: с одной стороны старая, умудренная опытом обезьяна, которая видела-перевидела на своем веку таких молодых и доверчивых экспериментаторов, а с другой стороны человек — венец творения, которого эта обезьяна обвела вокруг пальца.

ДАЙ ОТДОХНУТЬ!
Последнее, на чем я бы хотел коротко остановиться,— это на поведении обезьян и дельфинов в трудных ситуациях. Они возникали из-за сложности предложенной им в эксперименте задачи или в результате изменения в самом порядке работы, когда нарушалась привычная обстановка. В таких случаях обезьяны отворачивались от экспериментальной установки или вообще отходили от нее подальше, всем видом демонстрируя нежелание «работать». Дельфины тоже нередко уплывали в дальнюю от установки часть отсека, а иногда начинали хлопать хвостом по воде, обрызгивая экспериментаторов, или выпрыгивали в воздух, и, шлепаясь затем всем телом в воду, окатывали людей поднятой волной.
В описанных ситуациях важно было не вызвать у животных нервного срыва, не допустить стойкого отрицательного отношения к «работе». И не только потому, что необходимо довести опыт до конца и получить результат. Человеку, работающему с животными, всегда надо помнить слова Лиса, обращенные к Маленькому Принцу из сказки Антуана де Сент-Экзюпери «Маленький принц»: «ты навсегда в ответе за всех, кого приручил».
Ю. СТАРОДУБЦЕВ, кандидат биологических наук

ЗЕЛЕНАЯ ПОЛКА

Барышников Н. С. Тише — дельфины! — Л.: Гидрометеоиздат, 1975.— 127 с: ил.
Взаимоотношения дельфина и человека. Приручение дельфинов, их использование при освоении Мирового океана.
Вуд Ф. Г. Морские млекопитающие и человек: Пер. с англ.— Л.: Гидрометеоиздат, 1979.— 263 с: ил.— (Библ. сер.).
Эксперименты научных центров США по выявлению умственных способностей дельфинов.
Дмитриев Ю. Д. Соседи по планете. Кн. 3. Млекопитающие.— М.: Дет. лит., 1981.— 304 с: ил.
Дозье Т. Киты и другие морские млекопитающие / Пер. с англ. Л. Жданова.— М.: Мир, 1980.— 129 с: ил.— (Удивит, мир диких животных).
Дубровский Н. Дельфины и освоение Мирового океана // Земля и люди. 1978. Попул. геогр. ежегодн.— М.: Мысль, 1978.— С. 223—227.
Жизнь животных: В 7 т. Т. 7.— 2-е изд., перераб.— М.: Просвещение, 1989.— 557 с: ил.
Колдуэлл Д., Колдуэлл М. Мир бутылконосого дельфина: Пер. с англ.— Л.: Гидрометеоиздат, 1980.— 136 с: ил.
Кусто Ж.-И., Диоле Ф. Могучий властелин морей. Подводные исследования Ж.-И. Кусто: Пер. с англ.— М.: Мысль, 1977.— 188 с: ил.
Наблюдения за жизнью дельфинов в естественной среде.
Олперс Э. Дельфины / Пер. с англ. Ж. Грушанской.— Л.: Судостроение, 1971.— 108 с: ил.
Прайор К. Несущие ветер: Рассказ о дрессировке дельфинов / Пер. с англ. П. Гурова.— М.: Мир, 1981.— 303 с: ил.
Сергеев Б. Ф. Живые локаторы океана.— Л.: Гидрометеоиздат, 1980.— 150 с.
Изучение механизмов биолокации у дельфинов.
Томилин А. Г. В мире китов и дельфинов.— 2-е изд., перераб. и доп.— М.: Знание, 1980.— 224 с: ил.— (Б-ка «Знание»).
Современные проблемы биологии дельфинов, достижения в их изучении.
Томилин А. Г. Снова в воду.— М.: Знание, 1984.— 192 с: ил.— (Б-ка «Знание»).
Дыхание, терморегуляция, питание, размножение, поведение дельфинов.
Трункатов Т. Приключения Гука.— М.: Дет. лит., 1974.— 255 с: ил.
Жизнь дельфинов, особенности их организма.

<- предыдущая страница следующая ->