скачать журнал

<- предыдущая страница следующая ->

Поэзия

Юстинас МАРЦИНКЯВИЧЮС

Мы

Вот они мы.
Мы отсюда взялись.
С нами эта земля
все выше и выше в гору.
Рожь на горе —
обнимемся и утвердимся.
Кажется, это из нашей груди
поднимается здешнее солнце.
Где они — птичьи гнезда,
а людские жилища
тоже там, на пороге,
где наша старая речь?
Наши дети вбегают,
падают к ней в подол
и смотрят, как с окровавленных губ
скатывается: мы.

Конец века: юноша

Себя он хранит
в гитаре,
в магнитофоне,
в куреве,
в джинсах
и жадно глядится в зеркало,
торопя медлительную щетину.
Кажется, он всем нам мешает.
Иногда он может
рухнуть в траву
и разглядывать небо.
Один. И рождается мысль:
как легко умереть.
И в его глазах появляется влага.
Действительно, этот мир
его недостоин.
Родители.
И все они — взрослые.
Их речи не отличаются от призывов.
От ярких парадных лозунгов.
Хочется быть послушным.
Он разевает рот
для общего счастливого крика.
Но изо рта высыпаются
не слова,
а раковинки пустые,
в которых уже давно
никто не живет.
И снова его ругают.
И снова.
И тогда он идет напролом.
Как потоп, он идет,
как лавина,
он рушит знакомый берег,
на котором они —
те, кто его породил.
Напрасно, все это напрасно.
И он замыкается в скобках своих,
как непонятная формула.
Магнитофон
гремит все громче и громче.
Тесно в мире
с гитарой и сердцем,
не знающим,
кого и за что любить.
Но эта музыка возвышает его.
Он растет,
как священный огонь,
и содрогается,
как напряженная тетива.
Спит и видит во сне паденье.
Только любовь и может его спасти.

* * *

Поют и мятутся листья.
В этом круженье густом,
жизнь, ты видишь различья
меж листом и листом?
А правда, что нету сладу
с тобой, необъятная тишь,
что ты по осеннему саду
прямо в сердце летишь?
Но нет: это в клене ветер,
порыв безоглядный твой,—
нас всех, как огнем, пометил
паденьем — общей судьбой.

Тракай

Воды, валуны
в пятнах седины.
Тишина и отклик
далеко слышны.
Сердце ли виной,
смытое волной,—
преклоню колени,
весь в крови земной.

Перевел с литовского Г. ЕФРЕМОВ

<- предыдущая страница следующая ->