<- предыдущая страница следующая ->

Взрыв произойдет сегодня
Н. ТОМАН

Повесть1
1 Окончание. Начало см. «Вокруг света» №№ 5 и 6 1948 года.

ПОЕДИНОК
Иволгин сидел перед майором Шубиным, зажав коленями шляпу. Лицо его выражало настороженное внимание. Он, не мигая, смотрел в рот майору, который, не торопясь, перелистывал бумаги и, казалось, совсем забыл о присутствии Иволгина.
Бухгалтер терпеть не мог молчания. Оно обескураживало его. Он переставал ориентироваться и казался беззащитным. Будь это в другом месте, он сам бы нарушил молчание, но здесь сделать этого он не решался. Пусть бы уж обвинили его в чем-нибудь, он бы знал тогда, как вести себя, какую избрать тактику, как обороняться.
А майор все листал свои бумаги и, казалось, ни в чем не собирался его обвинять и даже не спрашивал ни о чем. Минут пятнадцать длилось это испытание молчанием. Лоб Иволгина покрылся испариной. Несмотря на весь свой страх перед майором, он не мог более вынести этого молчания и хотел уже спросить о чем-то майора, но тут Шубин оторвал, наконец, глаза от бумаг и заметил строго:
— Выходит, что вы решили перехитрить нас ложным ходом?
Иволгин молчал. Он не знал еще, к чему клонил Шубин.
— Попытались, — продолжал майор, — отвлечь наше внимание от настоящей мины хитрым трюком?
Бухгалтер, избегая взгляда майора, нервно мял поля шляпы.
— Но ведь это наивная затея, Иволгин! Ничего не смысля в подрывном деле, вы пытались обмануть нас и попались сами.
После бессонной ночи нервы бухгалтера были напряжены до крайности. Сначала он утешал себя тем. что его арестовали только за попытку замести следы. Это было бы еще полбеды. Он стал бы защищаться. Разве не мог лейтенант Гербст второпях заминировать трубу не так, как следовало? Для того чтобы обвинять его, Иволгина, нужно же еще иметь доказательства... Но откуда же тогда такой уверенный тон у майора? Он ведь не спрашивает ни о чем, будто для него совершенно бесспорно, что минировал трубу Иволгин. Может быть, он нашел и настоящую мину?
Иволгину страшно было подумать об этом, а Шубин спросил вдруг:
— Не скажете ли вы мне, Иволгин, кто передал немцам кассу Краснорудского банка?
Бухгалтер побледнел и вздрогнул.
— Не скажете ли, — продолжал Шубин, — кто предал немцам директора Краснорудского банка?
Иволгин опустил голову. Путь к отступлению был отрезан. Майор пристально посмотрел на него, ожидая ответа, но он все еще молчал. Тогда Шубин продолжал:
— И еще один вопрос: вы, что же, сами взяли облигации Государственного займа 1938 года или это немцы выдали их вам вместо денег? Это очень важная деталь. Если вы взяли сами, то выходит, что еще надеялись на возвращение советской власти. Если же...
Иволгин не мог больше выдержать испытание. Поспешно он перебил майора:
— Я сам взял облигации, и прошу это учесть... Я вынужден был сообщить немцам о кассе банка под пытками... Но я отказался от вознаграждения, которым они пытались меня соблазнить. Я взял только совершенно бесполезные тогда облигации. Но они все-таки вынудили меня написать расписку как улику против меня. Это фон-Циллих лично продиктовал мне: «...за что и получено мною от господина майора фон-Циллиха облигациями Государственного внутреннего выигрышного займа 1938 года 100 000 рублей». Это... это...
Иволгин стал отхаркиваться и хрипеть. Шубин подал ему стакан воды и сказал:
— Вот выпейте и расскажите все по порядку.
Иволгин жадно глотал воду, лязгая зубами о стенки стакана.
— Если я признаюсь чистосердечно, это смягчит мою вину? — спросил он, ставя стакан на стол.
— Полагаю, что да.
— Вам все сейчас выкладывать или можно пока ограничиться только моим причастием к этому минированию? Директора банка я предал под пытками, но в минировании не повинен и хотел бы в этом оправдаться.
— Хорошо, — согласился Шубин,— можете первое пока опустить. У нас еще будет время вернуться к этому.

ДОНЕСЕНИЕ ЛЕЙТЕНАНТА ГЕРБСТА
— Вы, наверное, знаете, каким иезуитом был фон-Циллих? — начал свой рассказ Иволгин. — Он любил успокаивать приговоренного к виселице такими словами: «Не волнуйся, голубчик. Тебя придется приподнять немножко от земли с помощью веревки, но это не страшно. Это гораздо лучше, чем быть просверленным пулями. Ты будешь качаться туда-сюда, и кругом будет очень много свежего воздуха. Это даже полезно...»
— Нельзя ли ближе к делу? — недовольно заметил Шубин.
— Прошу извинения. Однако для характеристики фон-Циллиха это очень важно... Но хорошо, не будем говорить об этом и перейдем к сути дела. Циллих вызвал меня в день эвакуации и сказал: «Мы могли бы, голубчик Иволгин, забрать тебя с собой в Германию, но мы знаем, как ты любишь свою родину, и решили оставить тебя здесь. Ты будешь жить на своей любимой, родной земле...»
Шубин перебил его строго:
— Не паясничайте, Иволгин!
— Еще раз прошу извинения, но я всего лишь привожу дословный разговор. Слушайте дальше. «Ты будешь жить здесь, в своем родном городке, и изредка выполнять наши поручения. Так, разные пустяки. Сегодня, например, ты поможешь кое-чем твоему квартиранту, господину лейтенанту Гербсту. За хорошую работу будет вознаграждение, за плохую — наказание. Ты, наверное, не забыл еще ту расписочку, которую выдал нам в обмен на облигации, полученные за переданную немецкому командованию кассу банка?» Еще бы мне не помнить этой злополучной расписки, написанной под дулом циллиховского парабеллума! Конечно, я ее помнил... Будьте добры, майор, еще стаканчик воды.
Шубин подал ему стакан. Иволгин выпил его залпом и продолжал:
— «Так вот, — объявил мне Циллих, — в случае твоей неисправной работы расписочку твою мы постараемся представить кому следует, так что, мне кажется, тебе лучше не ссориться с нами». В тот же день едва машина Циллиха с награбленным добром уехала из города, явился ко мне лейтенант Гербст.
«Иволгин, — сказал он мне, — вы, кажется, работали на каком-то из краснорудских заводов? На каком?»
«На заводе имени Кагановича».
«Это, кажется, один из самых крупных заводов в районе?»
«Так точно, самый крупный».
«И его при случае будут, видимо, восстанавливать в первую очередь?»
«Так точно, полагаю, что в первую очередь». Тогда он приказал мне следовать за ним на завод имени Кагановича.
«Есть тут подвалы?» спросил он, когда мы пришли, и я показал ему один из подвалов. Он походил, осмотрел все углы, но ему, видимо, не понравилось что-то.
«А не знаете ли вы, где тут проходят канализационные трубы?» снова спросил он.
Я уже докладывал вам, что был когда-то бухгалтером на этом заводе и оформлял отчетность по сметам на канализационную систему завода, так что трасса канализационных труб была мне известна. Я показал Гербсту, где примерно она проходила. Лейтенант приказал солдатам разрыть землю, а когда они добрались до труб, тщательно обследовал их и сказал мне:
«Ну-с, а теперь — марш домой! Вы мне больше не нужны!»
Помолчав немного, будто собираясь с мыслями, Иволгин робко попросил закурить. Шубин молча протянул ему коробку с папиросами. Закурил, Иволгин продолжал:
— Дальнейшие события развивались так. Я ушел с завода и спрятался за развалинами одного из ближайших домов. Оттуда мне было видно, как немецкие солдаты таскали на завод ящики с взрывчаткой, подвезенной на автомашине. Я стал догадываться, в чем дело, и старался ничего не упустить из виду, но тут вдруг кто-то больно схватил меня за ухо.
«Подсматривать из-за угла очень неприлично, — услышал я голос Гербста. — Вас плохо воспитали, Иволгин. Жаль, что у меня нет свободного времени, я преподал бы вам правила хорошего тона...» При этом он ловко отвесил мне пощечину и приказал своему солдату: «Ефрейтор, проводите господина Иволгина на его квартиру и заприте его там на ключ. Ему вредно находиться на воздухе в такую сырую погоду».
Ефрейтер, в самом деле, запер меня на ключ в моей квартире, и я просидел в заточении до вечера. Вечером явился Гербст и объявил:
«Вот что, Иволгин: завод Кагановича мне не понравился, и устраивать на нем фейерверк я раздумал. Для этого нашлось более подходящее место. Какое — вам незачем знать, хотя придется оберегать его, ибо вы кровно будете в этом заинтересованы. Знайте, что в один из ящиков с толом я положил вашу расписку, ту, что вы дали майору Циллиху. Если кто-нибудь найдет нашу мину, он найдет и вашу расписку. По-моему, вам должно быть выгодно, чтобы мина наша спокойно взорвалась и уничтожила вашу расписку. Не так ли?
«Как же я смогу оберегать эту мину? — взмолился я. — Мне ведь неизвестно, где она поставлена».
«Ничего, — отвечал Гербст, — вам и незачем это знать. Как только станет вам известно, что мину кто-то разыскивает, направьте его внимание на ложный след. Намекните как-нибудь на канализационные трубы завода Кагановича. Мы там оставили несколько ящиков с толом. Подбросьте только туда взрыватель, вот отсюда, — и лейтенант указал на какой-то ящик под своим столом — Хочу вас также предупредить, — добавил он: — не пытайтесь искать мину сами, если не хотите взлететь вместе с нею на воздух».
На этом разговор наш окончился. Гербст торопливо принялся писать что-то, видимо донесение майору, так как для этого был вызван им солдат, в котором я узнал ефрейтора Ганса, связного майора Циллиха. А в городе между тем становилось все неспокойнее. Все чаще раздавались выстрелы, и Гербст явно нервничал. Скомкав бумагу, на которой он писал, лейтенант сунул ее в карман мундира и пробурчал: «Ну, ладно, Ганс, торопитесь на свою машину. Если прибудете к майору раньше меня, сообщите, что я обо всем доложу лично».
Связкой почти бегом бросился к дверям, а Гербст с помощью денщика торопливо принялся собирать свои вещи и поспешил на улицу. В городе теперь слышались взрывы гранат, и разразилась такая стрельба, что я уже не решался выйти из дому. Уже стемнело, когда зашел ко мне мой сосед и сообщил, что партизаны обстреляли и разоружили оставшихся в городе немцев и что машина лейтенанта Гербста подорвалась на минах на окраине города, а сам Гербст лежит убитым неподалеку от нее. Я тотчас же набросил на плечи плащ, так как накрапывал дождь, и поспешил к западной окраине Краснорудска. В конце Буденновской улицы, совсем на окраине города, в сгустившихся сумерках заметил я перевернутую легковую машину, а возле нее в канаве труп лейтенанта Гербста.
Старательно затушив папиросу о край пепельницы, Иволгин медленно выпил глоток воды и продолжал:
— Я торопливо обыскал карманы Гербста, извлек из них все, что там находилось, и потом, уже дома, отыскал среди денег и документов лейтенанта его донесение майору Циллиху...
Иволгин замолчал и сокрушенно вздохнул.
— Что же было в донесении Гербста?— спокойно спросил его Шубин.
— О, меня ждало разочарование...
— Вы не смогли разобрать донесения?
— Нет, что вы! За время оккупации я научился немецкому языку.
— Так в чем же дело?
Иволгин снял очки и носовым платком протер стекла.
— Донесение было недописано и в нем не указывалось место минирования. Что мне оставалось делать? Я, несмотря на предупреждение лейтенанта, обследовал самым тщательным образом развалины всех трех заводов, но ничего не нашел... Вот тогда-то я и решил воспользоваться советом Гербста и отнес какой-то из взрывателей, валявшихся у Гербста в ящиках под столом, в канализационную трубу. Я опасался, что настоящую мину будут искать, и тогда эта заминированная труба могла бы замести следы, но я, кажется, ошибся и взял не тот взрыватель. Я ведь недостаточно хорошо разбираюсь в этих штуках.
Шубину стоило большого труда сдержать свое нетерпение, но он все еще ничем не выдавал своего волнения. Усмехаясь, он заметил:
— Выходит, что нам придется поверить вам на слово, что вы так и не узнали, где поставлена настоящая мина?
— Так и не узнал, — вздохнул Иволгин. — Могу вам в этом поклясться. Но так как вы не верите клятвам, у меня есть более существенное доказательство. Нет ли у вас ножа? Не бойтесь, я хочу лишь отпороть подошву моего ботинка. У меня там зашито донесение Гербста.
Иволгин нагнулся и, сняв левый ботинок, достал из подошвы его в несколько раз сложенную пожелтевшую бумажку и подал ее Шубину.
— Вот, пожалуйста.
Шубин не спеша развернул бумажку. Прочитав ее, он спросил:
— Так вы, в самом деле, не знаете, где эта мина?
— Я же поклялся вам, — ответил Иволгин. — И какое это теперь имеет значение, когда мина вами все равно найдена?
— Да она еще не найдена.
— Как не найдена?! — изумился Иволгин. — Откуда же вы узнали тогда о моей расписке?
— Ни о какой расписке мы ничего не узнали.
— А о кассе, о предательстве директора, об облигациях? Это же все можно было узнать только из моей расписки...
Иволгин снял очки и, бросив их на стол, нервно вытер потный лоб.
— О ваших проделках нетрудно было догадаться и без расписки, — спокойно объяснил Шубин. — В тот день, когда я посетил вас на вашей квартире, вы имели неосторожность проверять выигрыш целой кипы облигаций займа 1938 года. Это показалось мне подозрительным. Я приказал выяснить, из чего состояла касса Краснорудского банка в момент захвата города немцами. По случайно сохранившимся банковским документам удалось установить, что в банк накануне прихода немцев, кроме денежной наличности, сберегательными кассами города было сдано на сто тысяч рублей облигаций займа 1938 года. Когда я сделал после вашего ареста обыск, то нашел в квартире вашей почти все эти облигации. Номера их были нам известны по банковским документам.
— А остальное? — задыхаясь, спросил Иволгин.
— Ну, а уж после этого нетрудно было догадаться, с чьей помощью попала касса в руки немцев. Знали ведь о ней только директор банка, повешенный немцами, старший кассир, ушедший к партизанам и погибший в одном из боев, да бухгалтер Иволгин, благополучно уцелевший и даже находившийся в некотором фаворе у немцев.
Иволгин тяжело вздохнул и опустил голову.
— А я-то был уверен, что вы нашли уже мину и узнали все из моей расписки!
Через полчаса, явившись в райком. Шубин молча подал Дружинину донесение Гербста. Владимир Александрович удивленно посмотрел на немецкий текст.
— Ну, знаете ли, — усмехнулся он, — я не так уж свободно владею этой арийской грамотой...
— Тогда читайте на обратной стороне перевод, — предложил Шубин. — И учтите, что это все, что нам теперь достоверно известно о мине.
Дружинин подошел к окну и вслух прочел:
«Господину майору фон-Циллиху.
В соответствии с Вашим распоряжением минирование произведено 12 мая 1943 года. Поставлено 168 килограммов взрывчатого вещества (6 зарядов по 28 килограммов в каждом). Замедление взрывателя рассчитано на три года. Если русские к этому времени успеют восстановить заводы, взрыв снова надолго выведет их из строя. Исходя из идеи Вашего замысла и будучи уполномоченным на самостоятельные действия, я решил...»
На этом донесение обрывалось. Дружинин недоуменно посмотрел на Шубина:
— Где же конец?
— Это, как вы видите, — объяснил Шубин, — донесение лейтенанта Гербста немецкому коменданту Краснорудска майору фон-Циллиху. К сожалению, оно осталось недописанным. Гербст слишком торопился покинуть город.
— Расскажите же подробнее,— попросил Дружинин.
Шубин коротко рассказал все, что ему удалось узнать от бухгалтера Иволгина. Выслушав его, Дружинин вдруг спросил возбужденно:
— Позвольте, какое же у нас сегодня число? Двенадцатое мая? Чорт побери, ведь это же ровно три года с тех пор, как была установлена мина! Взрыв-то, значит, произойдет сегодня...

СНОВА ИСКАТЬ
Варя встретила Воеводина, улыбаясь, даже подала руку, хотя раньше ограничивалась лишь кивком головы.
— Хороший же вы кавалер, — засмеялась она. — В кино приглашаете, а сами времени не имеете даже вспомнить об этом приглашении. Да и где вам в кино ходить, когда вы и обедать-то не успеваете.
— По части кино — приношу извинения, — смущенно улыбнулся Воеводин. — Но откуда у вас такая информация по поводу обеда?
— Это уж мое дело, — рассмеялась Варя. — Что это у вас за книга?
У Воеводина в руках действительно была какая-то книга. Он подал ее Варе со словами:
— Чтобы хоть частично искупить свою провинность, раздобыл для вас эту книгу. Прошу принять в вечное пользование.
Варя давно хотела приобрести эту книгу, но во всем Краснорудске не было ее ни одного экземпляра. Она осталась довольной подарком Воеводина и горячо поблагодарила его.
— Не благодарите, — счастливо улыбнулся Воеводин.— Я и за то признателен, что вы хоть разговаривать-то со мной начали. Кто там у Владимира Александровича?— кивнул он на дверь кабинета Дружинина.
— Майор Шубин, — ответила Варя. — И я полагаю что вы ему тоже понадобитесь. Я доложу сейчас.
Оказалось, что Воеводин, в самом деле, был очень нужен Дружинину, и он приказал тотчас же пригласить его. Поздоровавшись с ним, Владимир Александрович коротко ввел его в курс дела и подал донесение лейтенанта Гербста со словами:
— Сможет ли это пригодиться нам?
Воеводин внимательно прочел донесение. Подумав немного, ответил уверенно:
— Конечно, это сможет пригодиться. Я попробую сделать несколько расчетов.
Дружинин взволнованно ходил по комнате.
— В конце концов,— говорил он,— обстановка, по-моему, несколько разряжается. Пусть эта мина, чорт бы ее побрал, взрывается сегодня. С этим, видно, ничего не поделаешь, но зато завтра мы сможем спокойно приняться за работу.
— Не думаю, чтобы она взорвалась так скоро, — заметил Воеводин.
— Как? Вы разве сомневаетесь в точности даты? — удивился Дружинин.
— Нет, дело тут не в дате, — ответил Воеводин. — Гербст вообще не мог указать точного срока взрыва. Это ведь совершенно невозможно. Двенадцатое мая может быть только теоретической датой. Практически же, как вы знаете, совершенно неизбежны отклонения в сторону уменьшения или увеличения этого срока.
— Это ваше предположение, — спросил Шубин, — или существует какая-то закономерность?
— Судите сами на примере таких точных взрывателей, как, например, часовые,— пояснил Воеводин. — Финский восьмисуточный взрыватель с часовым механизмом имеет точность установки плюс — минус один час. Немецкий часовой двадцатисуточный взрыватель при установке его на предельный срок имеет точность хода плюс — минус шесть часов. А в электрохимическом взрывателе при установке его на сто двадцать суток возможно отклонение до пятнадцати процентов в сторону увеличения этого срока. Вот и судите теперь, каково может быть отклонение при трехгодичном сроке замедления.
Тарасенко, все время спокойно выколачивавший в свою широкую ладонь пепел из давно потухшей трубки, предложил:
— Давайте хладнокровно во всем этом разберемся. Выходит, что взрыватель на заминированном заводе должен сработать двенадцатого мая или в промежутке между двенадцатым мая и, допустим, двенадцатым августа. Так?
— Да, так, — подтвердил Воеводин.
— Если бы он сработал сегодня или завтра, — заметил Дружинин, — это бы еще полбеды. Но ждать три месяца, три месяца жить в неизвестности, в ожидании могущего вот-вот произойти взрыва — невозможно. Что же делать в таком случае?
— Искать, — твердо ответил Воеводин. — Снова искать!
— Да, только искать, — подтвердил Шубин. — Иного пути нет. Я выжал из Иволгина все, что было возможно. Гербст погиб, едва ли вообще кому-нибудь известно, что именно он заминировал.
— Но как же мы будем искать теперь? — спросил Дружинин.
— Теперь искать будет легче, — заметил Воеводин.
— Почему же легче?
— Потому, Владимир Александрович, что у нас есть теперь некоторые данные: количество установленных зарядов и их вес. В решении сложного уравнения с неизвестным значением икса на правой стороне, за знаком равенства, мы имеем теперь несколько достоверно известных нам величин. Я тотчас же приступлю к этому решению, и если у вас ко мне больше ничего нет, прошу отпустить меня.
Дружинин отпустил всех и остался один. Прохаживаясь по кабинету, он невесело думал о сложившейся обстановке. Ну что сможет решить по этим жалким данным Воеводин? Ведь он, Дружинин, тоже смыслит кое-что в подрывном деле и понимает, конечно, как незначительны эти данные.
Размышления Дружинина неожиданно прервала Варя. Она вошла со стаканом чаю и бутербродом.
— Вы ведь не обедали сегодня, Владимир Александрович, — сказала она, ставя стакан на его стол. — Выпейте хоть чаю.
— Спасибо, спасибо, Варя! Выпью с удовольствием. Никакие потрясения не убивают во мне аппетита. А ты что-то похудела, Варя.
— Много работы, Владимир Александрович...
— Да, похудела,— продолжал Дружинин, пристально рассматривая девушку. — Глаза только все те же, но, что поделаешь, Варя, всем ведь теперь достается. Время такое боевое.
— Вы это в виде соболезнования мне говорите? — нахмурилась Варя.— Вот уж не ожидала этого от вас. Меня это боевое время вполне устраивает. Я люблю эту напряженность... По крайней мере, чувствуешь, что живешь.
— Правда? — улыбнулся Дружинин. — Ну, а кстати, слыхала, как дела обстоят?
— Догадываюсь.
— Опять эта проклятая мина ускользнула от нас. Опять стала нам поперек дороги. Но, чорт побери, не так-то просто нас остановить. Найдем мы ее или не найдем, а заводы будут восстанавливаться. Ты раздобыла мне подробные схемы наших заводов?
— Раздобыла, Владимир Александрович. Пришлось все архивное управление перевернуть и переругаться со всеми архивариусами, но схемы я все-таки отыскала. Сейчас я вам их представлю.
Спустя несколько минут Варя принесла три больших, сильно помятых свертка и положила их перед Дружининым. Владимир Александрович развернул свертки и с интересом стал рассматривать схемы заводов. Варя, смотревшая на них через плечо Дружинина, заметила:
— А что, если мы пошлем эти схемы Воеводину? Ведь тут все мельчайшие детали видны, вряд ли у него есть такие.
— Это идея, — согласился Дружинин. — Послать нужно непременно. Ты знаешь, где живет Воеводин?
— Адрес его у меня имеется.
— Ну так и отвези ему сама эти схемы.

<- предыдущая страница следующая ->