<- предыдущая страница следующая ->

ИЗ ПРОШЛОГО

О СУДЬБЕ СЕМЬИ СВЕРДЛОВЫХ
Рой МЕДВЕДЕВ

Революция и гражданская война в России самым причудливым образом отразились на судьбе многих российских семей. Родные и близкие на долгие годы и даже навсегда теряли связь друг с другом; немало было случаев, когда и брат шел против брата, и отец против сына. И даже близкие когда-то по убеждениям люди переставали понимать друг друга, оказывались по разные стороны баррикад. Партийные и политические связи были в ту пору сильнее родственных уз. Но и в этих условиях трудно привести пример более необычной и причудливо сложившейся картины, чем судьба семьи и родственников Якова Михайловича Свердлова.

Я. М. Свердлов
Я. М. Свердлов родился в 1885 году в Нижнем Новгороде а семье гравера Михаила Израилевича Свердлова. Это была большая еврейская семья, в которой Яков был третьим ребенком. У Михаила Израилевича и его жены Елизаветы Соломоновны уже была трехлетняя дочь Софья и годовалый мальчик — Зиновий. Через два года после Якова родился его второй брат Вениамин, затем третий брат — Лев и сестра Сарра. Мать Якова Михайловича умерла в 1900 году; от второго брака Михаила Израилевича с его новой женой Марией Александровной Кормильцевой появились на свет сыновья — Герман и Александр. Последний из братьев Якова — Александр родился в 1910 году. Он жив и сегодня. Некоторые из сведений, содержащихся в этом очерке, автор почерпнул из краткой беседы с ним.
В работе революционных кружков Нижнего Новгорода Яков Михайлович, так же, впрочем, как и его братья Вениамин и Зиновий, принимал участие уже с 1900— 1901 гг., когда ни полиция, ни сами молодые люди еще не слишком-то отличали разные социалистические течения. Поэтому в первых донесениях полиции их числили чаще всего как социалистов-революционеров (эсеров).
К 1906 году Зиновий уже покинул Россию и скитался в Америке, а Яков Свердлов не только прочно стоял на платформе большевиков, но в качестве профессионального революционера, под партийной кличкой «Андрей» или «товарищ Андрей», руководил политическими стачками и выступлениями на Урале. С 1900 по 1917 год он более 10 лет провел в тюрьмах и ссылках — в Томской и Петербургской тюрьмах, в Нарымской и Тобольской ссылках. В 1913 году он был сослан в Туруханский край, где находился до февральской революции. Здесь он близко познакомился со Сталиным, некоторое время жил с ним в одной комнате. Впрочем, между ними не возникло ни дружбы, ни симпатии; Свердлов писал из Туруханска о своем соседе Иосифе Джугашвили с нескрываемой неприязнью.
Стремительный рост авторитета и влияния Свердлова в большевистской партии начался после февральской революции.
На 7-Й Апрельской конференции РСДРП (б) он был избран членом ЦК РСДРП (б) и секретарем ЦК. Именно Свердлов проводил совместно с Е. Д. Стасовой, а отнюдь не со Сталиным, подготовку и организацию VI съезда партии. В июле — сентябре 1917 года, когда Ленин и Зиновьев были вынуждены скрываться в подполье, а Троцкий, недавно вступивший в партию большевиков, оказался в тюрьме, именно Свердлов фактически стал во главе всей практической работы большевистской партии.
8(21) ноября 1917 года — после отставки Л. Каменева — Я. М. Свердлов был избран, по предложению Ленина, председателем ВЦИК. Он стал, таким образом, главой высшего органа Советской власти. Мы не добавляем здесь слова «формальный». Формальным главой Советской власти стал позднее М. И. Калинин, потом Н. М. Шверник, К. Е. Ворошилов. При Свердлове положение дел было иным. Конечно, фактическим главой и руководителем, основателем и вдохновителем партии большевиков и Советского государства был Ленин. Никто не оспаривал в 1917—1923 гг. положения и авторитета Ленина как вождя партии и пролетариата. Однако в те годы не существовало ни культа Ленина, ни системы единоличной власти. Напротив, крайне значительными были влияние и власть многих соратников Ленина, и Свердлов занимал здесь особое место.
Ленин полностью доверял Якову Михайловичу, и в трудные месяцы и годы первого периода революции и гражданской, войны Я. М. Свердлов нередко принимал единолично решения по важнейшим вопросам партийного и государственного строительства и по военным вопросам. Не только подпись Ленина, но и Свердлова стоит под многими из самых важных декретов Советской власти. К сожалению, далеко не все решения Свердлова в этот период были правильными. Особенно часто вспоминают в этой связи в настоящее время печально известный декрет о «расказачивании», подписанный Свердловым в январе 1919 года. Этот жестокий и несправедливый декрет, предписывающий «поголовное истребление богатых казаков», «уравнение казаков с иногородними» и «массовое переселение бедноты на казачьи земли», имел крайне тяжелые последствия для судеб молодой Советской России, привел к восстанию Донского казачества и затянул по крайней мере на год гражданскую войну в России. (Подробнее о «расказачивании» см. опубликованную в журнале «Подъем» (№№ 1—5 за 1989 г.) книгу: Р. А. Медведев, С. П. Стариков. «Жизнь и гибель командарма Миронова».) Декрет о «расказачивании» был отменен в марте 1919 года, в дни, когда Свердлов умирал от «испанки», тяжелейшей формы вирусного гриппа, эпидемия которого унесла в послевоенной Европе миллионы жизней, не пощадив и Россию.
Выступая в день похорон Свердлова на расширенном заседании ВЦИК, Ленин говорил:
«Товарищу Свердлову довелось в ходе нашей революции, в ее победах выразить полнее и цельнее, чем кому бы то ни было другому, самые главные и самые существенные черты пролетарской революции, и именно в этом в еще гораздо большей степени, чем в его беззаветной преданности революционному делу, заключается значение его как вождя пролетарской революции... Такого человека, который выработал в себе этот исключительный организаторский талант, нам не заменить никогда, если под заменой понимать возможность найти одно лицо, одного товарища, совмещающего в себе такие способности... Та работа, которую он делал один в области организации, выбора людей, назначения на ответственные посты по всем разнообразным специальностям,— эта работа будет теперь нам под силу лишь в том случае, если на каждую из крупных отраслей, которыми единолично ведал товарищ Свердлов, мы выдвинем целые группы людей, которые, идя по его стопам, сумели бы приблизиться к тому, что делал один человек».
Никогда раньше и никогда позже Ленин не давал столь лестной характеристики и столь высокой оценки ни одному из своих ближайших соратников.
Женой Свердлова была К. Т. Новгородцева, он часто писал ей из Туруханской ссылки, и она приезжала к нему в ссылку с сыном Андреем и дочерью Верой. Вместе с ними он жил в 1918—1919 гг. в Кремле. Но мало кто знает, что у Я. М. Свердлова была еще раньше женой Екатерина (Каролина) Шмидт, от которой в 1904 году родилась дочь Евгения. Этот первый брак Якова Михайловича распался, и Свердлову трудно было заботиться о судьбе своей первой дочери и первой жены. Со своим отцом и братом Вениамином Свердлов поддерживал эпизодические связи, но о судьбе многих других близких родственников он просто не знал. Отец Якова Михайловича сумел приехать в Москву на похороны сына. Дела старого гравера в Нижнем Новгороде шли в это время плохо, и его семья испытывала острую нужду. Известно, что как раз во время VIII съезда партии состоялось заседание ЦК РКП(б), на котором среди прочих проблем был обсужден и вопрос о семье Свердлова. В протоколе заседания ЦК можно прочесть;
— Слушали: Тов. Ленин сообщает, что т. Красин просит пересмотреть решение о В. М. Свердлове и назначить его в коллегию Наркомпуть. Тт. Владимирский и Стасова указывают, что Свердлов не является своим партийным товарищем (т. е. не состоит в РКП(б), но является весьма ценным работником как безупречно честный человек и делец с американской складкой.
— Постановили: Командировать В. М. Свердлова в Наркомпуть.
— Слушали: Тов. Владимирский поднимает вопрос об обеспечении семьи Я. М. Свердлова, считая нужным войти в положение отца Я. М., который получил от Совнархоза поручение насчет постановки мастерской печатей, израсходовал до 60 000 рублей, а затем и материал, и вся мастерская оказалась реквизированной.
— Постановили: Единовременно выдать семье 5000 рублей и выдавать по 2000 рублей каждому ребенку ежемесячно до совершеннолетия. Суммы эти распределяются между ЦК и ВЦИК. Вопрос об отце передать на разбор т. Рыкову.
По тем временам все эти суммы Вспомоществования были не особенно велики, и семья Михаила Израилевича продолжала нуждаться. Вскоре он тяжело заболел и умер в 1921 году, пережив Якова Михайловича всего на два года.

Братья и сестры
Раньше всех ушел из жизни один из младших братьев Якова Михайловича Лев Свердлов. Еще четырнадцатилетним учеником реального училища Лев принимал посильное участие в революционных событиях 1905—1906 гг. Вместе с товарищами он распространял листовки и организовывал санитарные отряды на случай возможных погромов и восстаний. Однако в 1914 году в возрасте всего 23 лет он умер от туберкулеза. Известно, что он принимал участие в революционной работе и после 1906-го года и несколько лет содержался в тюрьме. Это и подорвало его здоровье.
Старшая сестра Якова Михайловича Софья получила медицинское образование. Она вышла замуж за богатого коммерсанта Леонида Исааковича Авербаха, который по одним данным был владельцем пароходной фирмы на Волге, а по другим владел небольшой типографией в Саратове. После революции Софья Михайловна переехала с семьей в Москву. Она никогда не вступала в партию и работала врачом. Но ее сын Л. Л. Авербах не только рано вступил в партию, но и стал весьма известным литературоведом, одним из руководителей Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП). Дочь Софьи Михайловны получила юридическое образование и работала в середине 30-х годов заместителем прокурора г. Москвы. Она стала женой всесильного тогда наркома внутренних дел СССР Генриха Ягоды. Вероятно, именно это родство сыграло трагическую роль в судьбе всей семьи старшей сестры Якова Михайловича. В 1937 году были арестованы и вскоре погибли ее сын и дочь, не говоря уже о Генрихе Ягоде. В заключении оказался даже внук Софьи Михайловны. Сама она также была арестована и многие годы провела в лагерях. Совсем больной женщиной Софья Михайловна была освобождена из заключения в конце 40-х годов и умерла в 1951 году в Торжке. (Она не имела права жить и работать в крупных городах.)
Младшая сестра Якова Михайловича — Сарра также стала врачом. Она не вступала в партию и все время работала в Москве в Филатовской, а затем в Морозовской больницах. Впрочем, в годы революции и Сарра Михайловна старалась чем-то помочь своему брату и выполняла некоторое время техническую работу по поручениям Е. Д. Стасовой. В дальнейшем Сарра Михайловна старалась держаться дальше от политики, хотя и поддерживала отношения со своим старшим братом Вениамином и младшим — Германом. Она умерла в 1964 году в возрасте 75 лет.
Более трагически сложилась судьба Вениамина Михайловича Свердлова, которого в протоколе ЦК РКП(б) в 1919 г. охарактеризовали как «дельца с американской складкой». Хотя Вениамин и не стал членом партии большевиков, он в годы революции 1905—1907 гг. сочетал предпринимательскую деятельность с революционной работой.
После поражения Первой русской революции Вениамин эмигрировал, и у меня нет сведений о том, что он делал за границей, во всяком случае он не вел там, по-видимому, революционной работы, хотя и жил в первые годы как политический эмигрант. Имеются сведения, что Вениамин бежал за границу из Сибири, куда он был отправлен в ссылку. Он вернулся в Россию в октябре 1917 года, поддерживал постоянные связи со своим братом Яковом, но предпочел не вступать в партию большевиков, В 1918-м году Вениамин Свердлов был избран председателем общества «Красный Крест». Мы уже знаем, что после смерти Якова Свердлова решением ЦК РКП(б) Вениамин «командируется» в Наркомпуть. Будучи умелым и активным хозяйственным руководителем, В. Свердлов возглавил работы по восстановлению железных дорог в Сибири после разгрома Колчака. В 20-е годы он занимал посты начальника Главного горного управления, начальника Главного Комитета Государственных сооружений, заместителя наркома путей сообщения. Только в 1932 году Вениамин наконец-то подал заявление о вступлении в партию большевиков. Его прием в партию был оформлен не через партийную первичную организацию, а персонально в ЦК ВКП(б). Однако после назначения наркомом путей сообщения Л. М. Кагановича положение всех прежних руководителей этого наркомата стало весьма сложным. После ряда конфликтов с новым наркомом Вениамин Свердлов был исключен из партии «за отсутствие бдительности в отношении врага народа Серебрякова, за дружескую связь с ним, а также за неактивность в партийной работе». Разумеется, Вениамин был снят с ответственной работы в наркомате. Он пытался протестовать и направил аппеляцию в Московский горком партии. Но его не восстановили в партии, а направили начальником строительства одного из участков шоссейной дороги Москва — Минск. Вскоре он был арестован.
Следствие по делу Вениамина Свердлова, как и других «вредителей» из Наркомата путей сообщения, проходило в Москве, и он содержался в общей камере на Лубянке. Брата Якова Свердлова приговорили к 10 годам заключения и направили в один из лагерей в Воркуту. Долго он здесь не прожил. По воспоминаниям и свидетельству Софьи Яковлевны Дерман-Дальней, которая тоже оказалась в Воркуте в «инвалидной командировке» близ местечка Адаг, но как врач могла посещать не только женские, но и мужские бараки, она в одном из таких бараков встретила Вениамина Свердлова. Он был крайне истощен и почти не вставал с нар. Вениамин был очень замкнут, морально подавлен и почти не разговаривал. Лишь изредка он выходил из барака, чтобы посидеть на солнце. В бараке находилось еще 50 или 70 человек, и все они были в таком положении, что и Вениамин. Брат Я. Свердлова так и умер в инвалидном бараке в конце 1939 или в начале 1940 г. Он получал откуда-то продуктовые посылки, но ни с кем не делился, а после его смерти большая часть всех этих продуктов была найдена под его койкой и досталась охране. Это была частая форма тихого помешательства от страха перед голодом: заключенные почти ничего не ели, делали продовольственные «запасы» и умирали от голода. Вениамин никому не писал, опасаясь навлечь неприятности на родственников. Трудно проверить эти воспоминания, так как это было единственное свидетельство, которое родственникам Вениамина удалось получить о его судьбе после смерти Сталина.
Не вполне обычно сложилась и судьба одного из младших братьев Якова Свердлова — Германа Михайловича Свердлова. После смерти отца — Михаила Израилевича, шестнадцатилетнего юношу взял в свою семью его сводный брат — Вениамин, Герман уже успел проучиться несколько лет в Нижегородской губернской гимназии и на Высших художественных курсах в Нижнем Новгороде. В Москве он стал учиться в Первой опытно-показательной школе, где обучались также дети многих высших руководителей партии и государства. Учился здесь и Яков Джугашвили. Герман и Яков познакомились, но близкой дружбы между ними не возникло. Несмотря на тяжелую болезнь (костный туберкулез), а может быть, и в целях борьбы с ней, Герман много времени уделял спорту, особенно конькам и лыжам. Он бегал на лыжах в корсете и тем не менее стал перворазрядником, а один раз — даже чемпионом Москвы в беге на короткие дистанции. Уже в молодые годы Герман легко сходился с людьми, был очень начитан и остроумен. После окончания школы в 1923 году Герман Свердлов несколько лет работал в печати — в «Финансовой газете» и в газете «Экономическая жизнь». Затем в 1927—1934 годах служил в Наркомате финансов СССР, сначала на малозначительных должностях, а позднее директором Всесоюзного заочного института НКФ СССР. Герман свободно владел английским языком, и, вероятно, это было одной из причин его назначения в Лондон — директором-распорядителем Черноморско-Балтийского страхового общества. В 1937 году он настоял на возвращении в Москву и стал работать на ответственных должностях в Промбанке. Герман не подвергался репрессиям, хотя не избежал партийных взысканий.
Герман был младше Якова ровно на 20 лет, и в конце 30-х годов он удивительно напоминал своей внешностью Якова Михайловича времен 1918-го года.
Когда после фильма «Ленин в Октябре» началась подготовка к съемкам фильма «Ленин в 1918 году», то режиссер этого фильма М. И. Ромм пригласил Германа Михайловича сниматься в этом фильме, так как в некоторых кадрах картины предполагалось показать не только Ленина и Сталина, но и Свердлова. Герман согласился, и артист Н. С. Плотников стал приходить к Герману Свердлову, чтобы учить его некоторым азам актерского искусства. В конечном счете Герман сумел великолепно сыграть в фильме роль брата. На первом просмотре в Кремле фильм всем понравился, однако Сталин, читая титры, обратил внимание на слова о том, что роль Я. М, Свердлова играет Г. Свердлов. На вопрос Сталина режиссер ответил, что это младший брат Якова Михайловича, работник Промбанка и опытный пропагандист. «Нехорошо,— заметил Сталин,— пропагандист выступает как актер. И непонятно будет — «роль Свердлова играет Свердлов». Так оставить нельзя. Уберите». Пришлось все сцены с Яковом Михайловичем вырезать и переснимать заново, опять воссоздавая декорации Кремля. Некоторые сцены были исключены вовсе, так как у профессионального артиста они не получились. Узнав о вмешательстве Сталина, Герман был очень напуган и больше не появлялся на Мосфильме.
Еще в 30-е годы Герман Свердлов часто выступал в разных аудиториях в качестве лектора, главным образом, на темы о международном положении. Эти лекции пользовались немалым успехом. Не будучи военнообязанным, Герман не служил в армии, но часто выезжал на фронт в качестве лектора Политуправления Красной Армии. Однажды он попал под бомбежку и получил тяжелое ранение. В 1944 году в Москве был организован Институт мировой политики и мировой экономики. Герман Михайлович был приглашен туда младшим научным сотрудником, потом стал старшим научным сотрудником, заведующим сектором, защитил диссертацию — «Английский империализм и политика перевооружения ФРГ». По тем временам это была серьезная работа, основанная главным образом на зарубежных источниках. И все же в Москве, а позднее и в Союзе Германа Михайловича знали, прежде всего, как лектора-международника.
В 70-е годы Герман Михайлович выступал уже редко, сказывался возраст и болезни. К своему 70-летнему юбилею он был награжден орденом Октябрьской революции. В 1980 году 75-летний Герман Михайлович получил много приветственных телеграмм. Его знали во многих странах, так как он часто выезжал с лекциями и за границу. По подсчету родственников, Герман Михайлович побывал за всю свою жизнь в 39 странах. Он умер 6 июля 1984 года.
Самый младший из братьев Свердловых Александр Михайлович родился в 1910 году в Нижнем Новгороде, но в 1921 году переехал с матерью в Симбирск, где и окончил среднюю школу. В 1929 году Александр пытался сдать экзамены в Ленинградский педагогический институт, но неудачно. Здесь его разыскал Вениамин Свердлов и помог устроиться на работу в Москве в Особое техническое бюро. Перед войной Александр Михайлович начал учиться в Московском энергетическом институте, но закончил его уже после войны. И в годы войны и после нее работал техником, потом инженером, главным образом, по испытанию различной аппаратуры. В различного рода закрытых институтах прошла и вся его деятельность в 50—70-е годы. В партию он вступил еще в 1931 году. Он практически не поддерживал отношений с детьми Михаила Израилевича от первого брака. Был, однако, очень дружен с Саррой Михайловной и ее семьей. Видимо, его напугали аресты Вениамина, а также Иды — жены Генриха Ягоды. Во всяком случае в партийном деле А. М. Свердлова был в 30-е годы записан выговор «за несвоевременное сообщение об аресте своих родственников». В настоящее время персональный пенсионер союзного значения Александр Михайлович живет в Москве.
Окончание в следующем номере

Я. М. Свердлов с женой К. Т. Новгородцевой


КИНО

Татьяна ХЛОПЛЯНКИНА
В ОЖИДАНИИ УГРЮМ-БУРЧЕЕВА

(Приглашение к просмотру)
Боюсь, что в густой толпе металлистов, рокеров, бомжей, наркоманов, проституток и несовершеннолетних уголовников, в хлынувшей с экрана разнообразнейшей информации, рассказывающей о том, как лучше всего «соскочить с иглы» или, наоборот, пронести в тюрьму с воли «травку», как следует клеить клиентов, выяснять отношения с милицией, коротать лагерные сроки, крутить любовь в заброшенных домах и т. д.— боюсь, что в этом потоке современных лент, в котором так причудливо смешались новизна и конъюнктура, сострадание к отверженным, о которых раньше ничего не хотел знать наш экран,— и почти расчетливая жестокость — незаметно пройдет по экранам фильм «Оно» ленинградского режиссера Михаила Овчарова. Критики не спешат посвящать ему свои аналитические обзоры. Зрители не забрасывают редакции восторженными или, напротив того, разгневанными откликами. Кинотеатры не сражаются друг с другом за право премьерного показа. Между тем «Оно» — одна из самых оригинальных современных картин. Впрочем, она стоит особняком не только в репертуаре двух-трех лет. Я вообще не нахожу этой работе Михаила Овчарова никаких аналогов в советском и зарубежном кинематографе. Вот почему мне хочется в данном случае отойти от канонов обычной рецензии и построить разговор о фильме в жанре, ну, не то чтобы, совсем рекламном, однако являющемся чем-то вроде «приглашения к просмотру».
Начнем с того, что «Оно» создано по мотивам «Истории одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина... Чувствую, что при этих словах не видевший фильма читатель уже заранее заскучал или махнул рукой. Смотреть в наше время экранизации — мыслимо ли это? Да мы и газеты-то проглядывать не успеваем! У нас три непрочитанных «Огонька» на столе, кипа выписанных второпях, в расчете на какие-то скрытые резервы нашего времени, журналов да несколько уже разодранных на части, но толком так и не прочитанных «Литературой». Где уж нам экранизации смотреть, тем более Салтыкова-Щедрина, писателя вообще-то достаточно загадочного, с одной стороны; а с другой — вроде бы давно «пройденного» в школе,— пройденного лишь до какой-то границы, за пределы которой многие, очень многие так и не решились заглянуть; писателя, чье имя поминается много раз на дню, которого без конца цитируют, но гораздо реже читают и перечитывают.
Тогда утешу. Фильм «Оно» — хоть и экранизация, но — весь про нашу жизнь. В аннотации, напечатанной в газете «Досуг в Москве», так и сказано: «Перед нами на экране промелькнут и Ленин, и Орджоникидзе, и Сталин, и Берия, и Хрущев, и даже Авель Аравидзе из «Покаяния».
Уже ближе... Уже интереснее. Впрочем, достаточно информированный кинозритель и тут, пожалуй, лишь пожмет плечами. Эка невидаль — Сталин! Да редко в каком фильме он сейчас не фигурирует! И что за доблесть, право,— приспособить Салтыкова-Щедрина под свои сиюминутные политические нужды, подрисовать к незабываемым портретам российских градоначальников хорошо знакомые нам всем усы или брови... Этим искусством в совершенстве владеют сегодня даже уличные мальчишки.
Тогда я немножко вас заинтригую. Дело в том, что Михаил Овчаров никакими методами дешевого осовременивания не пользовался и к созданным Салтыковым-Щедриным портретам ничего не подрисовывал. Но снимал все, как написано.
Да как же так?! — воскликнет уже теряющий терпение читатель. Ведь «История одного города» опубликована — когда? Еще в 1870 году! Мог ли Салтыков-Щедрин даже с его даром политического предвидения угадать, что случится в городе Глупове спустя пятьдесят, шестьдесят, семьдесят лет?
Признаться, я и сама заинтригована. Положим, город Глупов, как вы помните, построен на болотах, в болотах же рождаются призраки. И среди этих призраков писатель действительно мог разглядеть тени, которым суждено было материализоваться лишь в будущем.
Но как смог сравнительно молодой режиссер — даже при условии, что он собрал вокруг себя первоклассный ансамбль или, говоря по современному, команду единомышленников,— схватить эти тени, эти призраки, что называется, за руку, вывести их под беспощадный свет кинематографических юпитеров?
Не знаю — как. То есть я могу объяснить читателю, что фильм «Оно является как бы стилизацией под старое кино. Это опять-таки вполне в духе экранизируемого произведения. Оно, как вы помните, имеет подзаголовок: «По подлинным документам издал М. Е. Салтыков (Щедрин) «А что такое в нашем представлении «подлинный документ»? Это очень часто — кинопленка. Вот оператор В. Федосов, оператор совершенно удивительный! — и вводит нас в историю города Глупова так, как эта история могла быть снята где-нибудь году в двадцатом или в начале тридцатых — камера немного дрыгается, кадр невыстроен, пленка успела уже Изрядно пожелтеть от времени... Музыкальное сопровождение тоже соответствующее — где-то на стыке провинциального городского романса и современных мелодий, впитавших в себя скрежет железа, вой ветра, ужас жизни и ее непостижимую притягательность — создает композитор С. Курехин ту музыку, которая придает всему, что мы видим на экране, особый, неповторимый ритм. Под эту музыку проходит перед нами череда описанных Салтыковым-Щедриным глуповских градоначальников; сначала — какие-то былинные старцы, потом — машущий бичом в снежной пустыне удалой азиат в малахае, потом — женщины, обильно жестикулирующие, задирающие юбки и визгливо оспаривающие друг у друга права на трон, потом — Фердыщенко... Стоп. Здесь первая загадка, потому что я не могу сказать толком, кого именно играет Ролан Быков. Революционный вождь, свой, простецкий, понятный, здоровающийся с народом за руку, охотно подставляющий свое плечо под бревно, которое волокут куда-то на субботнике, он, совершенно не меняя грима, приобретает черты зловещего диктатора в хорошо всем нам знакомом френче военного образца, а потом шествует дальше, дальше, лицо его как бы округляется, мягчеет, военный френч заменяется просторной, немного мешковато сидящей одеждой, этот новый Фердыщенко очень словоохотлив, он долго и длинно объясняет народу, что нужно сеять на земле и что строить, пионеры повязывают ему галстук, селяне подносят хлеб-соль... Положим, Ролан Быков актер абсолютно гениальный и может сыграть кого угодно, но как ему удается сыграть одновременно сразу двух, трех, даже четырех человек?
Это — загадка не только быковского образа. Все актеры — и Л. Куравлев в расшитой косоворотке, и О. Табаков с его раскатистым «Не потерплю!», произносимым на разные лады, и грустно-чувствительный Р. Нахапетов, играющий Грустилова, — в принципе никого конкретно, кажется, и не изображают. Они останавливаются за полшага до невидимой грани, отделяющей сыгранных ими героев от достоверного портрета или от шаржа. Если бы они переступили эту грань — получился бы политический кинопамфлет. В этом случае фильм «Оно» приобрел бы и злободневность кинобоевика, и мне не пришлось бы снабжать данную статью рубрикой «Приглашение к просмотру», потому что публика и без того повалила бы на фильм.
Но вот — не слишком, кажется, валит. Причина (отчасти) — и в некоторой затянутости ленты. М. Овчаров немного не рассчитал метраж, в иных местах (мне кажется, я даже знаю — в каких) его киноповествование теряет ритм. Однако, я думаю, главная причина нашего невнимания к ленте кроется все же в нас самих. Мы слишком живем теперь сегодняшними политическими страстями. Фильм же «Оно» стремится вглядеться в вечность.
Обратимся опять к Салтыкову-Щедрину. «Изображая жизнь», находящуюся под игом безумия, я рассчитывал на возбуждение в читателе горького чувства, а отнюдь не веселонравия,— писал Салтыков-Щедрин по поводу своей «Истории одного города».— Для меня хронология не представляет стеснения, ибо... я совсем не историю предаю осмеянию, а известный порядок вещей...»
Признаюсь — я нашла эту цитату не в письмах классика. Я списала ее из предисловия к однотомнику С. Е. Салтыкова-Щедрина, изданному в 1954 году. А писалось и набиралось это предисловие, следовательно, гораздо раньше — еще при Сталине. И, тарабаня на экзаменах фразы про то, как Щедрин изобличил в своей хронике города Глупова российское самодержавие — поколения советских школьников, студентов, аспирантов и т. д. даже вообразить себе, наверное, не могли, какие бездны откроет вскоре перед нами уже гораздо более близкая им истории! Право же, что-то почти мистическое есть в нашей зависимости от власти! У одного властителя — механический органчик в голове, другой всюду видит врагов, третий любит давать сельскохозяйственные советы, четвертый чувствителен, пятый... пятый «был ужасен». И всякий раз мы торопимся подстроиться, принять как жизненный принцип, объяснить эту подозрительность, чувствительность, ужасность, расхлябанность или, наоборот, страсть к порядку и однообразию. Да, и в этом смысле авторы «Оно» Оказались близки Салтыкову-Щедрину — отнюдь не «веселонравие» пробуждает в зрителе их фильм (хотя смеются на просмотре много) — а грустное сознание своей связи с разнообразными тенями, рожденными на болотах города Глупова. Хочется эту связь как-то наконец оборвать. Но как?
«Оно близилось, и по мере того, как близилось, время останавливало бег свой. Наконец земля затряслась, солнце померкло... глуповцы пали ниц. Неисповедимый ужас выступил на всех лицах, охватил все сердца.
Оно пришло...
История прекратила течение свое...»
...Я, кажется, собиралась пригласить вас на просмотр. Не знаю, вышло ли это? Впечатления от фильма слишком сливаются с впечатлениями от нашей действительности.
Что такое это «оно», придуманное Салтыковом-Щедриным в относительном спокойствии российской действительности 19-го века и теперь подвинувшееся к нам так близко?
Никто не знает.
Но история ни в коем случае не должна прекратить течение свое!
Для этого и пишутся такие книги, как «История города Глупова».
Для этого и снимаются такие ленты, как «Оно»...

<- предыдущая страница следующая ->