скачать журнал

<- предыдущая страница

природа

Бернгард Гржимек
И мой сурок со мною...

Мы, жители крупных городов, в наших бетонных нагромождениях из «жилых пещер», оснащенных искусственным климатом, почти перестали замечать, что на дворе — осень или зима. Но у наших предков дело обстояло совсем иначе. В своих крепостях с незастекленными окнами, при мерцающем свете смолистой лучины, воткнутой в стену, без овощей и фруктов зимой, те наверняка не раз завидовали животным, которые, впадая в зимнюю спячку, безбедно просыпают все тяготы сурового времени года...
Сейчас, когда я пишу эти строки, как раз зима, и наши зоопарковские сурки впали в спячку в своих подземных убежищах, точно так же, как и их родичи — североамериканские луговые собачки. Осенью они набирали полный рот коротко настриженной травы, так что она смешно торчала с обеих сторон изо рта, словно пышные усы! Но таскали они ее к себе в норы отнюдь не в качестве запаса провианта на зиму: они утепляли ею свое жилище и затыкали все входы и выходы. Правда, должен признаться, что мы ни разу не наблюдали, чтобы какой-нибудь сурок Ложился при этом на спину, нагромождая себе кучу сена на брюхо и придерживая его лапами, а его товарищи втягивали его, словно маленький возок с сеном, в нору. (Хотя подобные рассказы и можно услышать в Альпах от местных жителей, да и в некоторых книжках это описывается, однако достоверных наблюдений еще ни разу нигде не было зафиксировано.)
Выкопай мы сейчас сурков из земли, мы нашли бы их холодными и безжизненными, с температурой тела всего в 4 градуса. Их можно было бы колоть иголками, резать ножами, трубить у них над ухом на трубе — они ничего не почувствуют. Только через каждые несколько минут сердце их медленно сжимается, и тогда можно уловить едва заметный вдох и выдох. Правда, за время спячки зверьки худеют, они теряют от одной до двух пятых массы тела. А когда они голодают в состоянии бодрствования, то за 12 дней теряют столько же, сколько В спячке за пять или даже семь месяцев. В то время как наши зоопарковские сурки здесь, на равнинной местности, спят по пять, а то и только четыре месяца в году, их собратья в Альпах проводят в спячке семь месяцев, а в особо высокорасположенных норах даже до девяти. Следовательно, три четверти года сурки находятся в бессознательном состоянии и только три месяца живут по-настоящему.
Интересно, забывают ли они все, что было до того, как они впали в столь длительный глубокий сон? Нет, не забывают. Это мы знаем точно, проверяли. Правда, проснувшись, они первые дни пребывают в дурном расположении духа: чуть что, стараются цапнуть. Но членов своей семьи они узнают безошибочно и различают их среди чужих сурков. Боязливые и после спячки ведут себя так же недоверчиво по отношению к людям, а ручные остаются такими же приветливыми, как и раньше.
Профессор Оскар Кёниг, биолог из Вены, как-то отнял у куницы пойманного ею сурчонка в возрасте 35 дней. Поначалу он бегал свободно по всей квартире и, как большинство звериных и человеческих детенышей, был ласков и доверчив ко всем. Однако по достижении семимесячного возраста, сурок начал проявлять себя по отношению к чужим людям враждебно. За членов «своей» семьи он стал признавать одну лишь чету Кёнигов и большого кобеля немецкой овчарки. Он нежно их покусывал и приглашал поиграть в прятки и догонялки.
К следующей весне сурок сделался настолько проворным и активным, что с ним уже не стало никакого сладу. Он вскарабкивался на любую мебель, грыз углы, откусывал с наволочек и одежды все пуговицы, ежедневно с большой старательностью опрокидывал ведро с углем, а чулки, платья, покрывала — словом, все, что ему удавалось раздобыть, утаскивал в свою жилую коробку и старательно ее утеплял. За полотенца, висящие на крючке, он дергал до тех пор, пока они не сваливались на пол. В довершение всего он еще принялся объедать все комнатные растения в цветочных горшках. Но больше всего он не терпел закрытых дверей: желал иметь свободу передвижения по всей квартире. Маленький бесенок научился с помощью зубов и когтей открывать и закрывать двери с магнитными защелками. Для большего удобства он их снизу подгрызал. Стоило только кому-нибудь закрыть за собой дверь, как сурок тут же подбегал и снова ее открывал. А поскольку он к тому же еще принялся «маркировать» пахучими метками все углы комнат и ножки мебели, обозначая «свои» владения, хозяевам пришлось, скрепя сердце, выдворить его в общую вольеру с другими сородичами-сурками, построенную в саду. Каждый раз, когда они его потом оттуда забирали в дом и через несколько часов возвращали обратно, его товарищи поспешно подбегали к нему и обнюхивали его мордочку. Им явно не терпелось не только удостовериться, что это именно он, но и полюбопытствовать, где он был и чем вкусным его кормили.
Когда в дом приходил кто-нибудь чужой, сурок, достигший уже размеров зайца, ковылял ему навстречу, нервно бил хвостом, взъерошив длинную темную шерсть, скалил зубы, поднимался на задние лапы, обхватывал передними ногу посетителя и норовил укусить. Разумеется, подобные действия может позволить себе только ручной сурок, считающий себя существом, равноправным с человеком. Дикие при подобной встрече испускают резкий свист и стремглав бросаются к норе. В особо отдаленных местностях Альп сурки исчезают уже тогда, когда человек появляется на расстоянии двухсот метров от них, и проходит несколько часов, прежде чем они отважатся осторожно выглянуть из своих убежищ. Поэтому в прежние времена сфотографировать сурка в его природной обстановке было делом отнюдь не легким. Приходилось подползать к нему буквально по-пластунски, и уходили целые часы, а то и дни на то, чтобы получить хороший снимок.
Сегодня положение во многих местах совсем изменилось. Так, когда едешь по Энгадинскому парку в Швейцарии к югу, можно увидеть на обочине дороги необычный треугольный дорожный знак: посреди красного ободка черный силуэт поднявшегося «столбиком» сурка. Оказывается, совсем рядом с шоссейной дорогой находится колония этих занятных зверьков. К ним можно приблизиться на пять, три, а то и два метра, и они — ничего, будут вас с любопытством разглядывать. Если их вспугнуть, они неохотно, с явно недовольным видом шмыгнут в свои убежища, но тут же повернутся и будут оттуда выглядывать. Как и многие другие виды животных, они отнюдь не избегают и не страшатся цивилизации, наших машин и нас самих; они просто не хотят, чтобы их убивали. Там, где к ним относятся дружелюбно, они становятся очень доверчивыми.
В нашем Франкфуртском зоопарке сурки в течение нескольких лет жили фактически на свободе. Когда они поселятся в каком-нибудь определенном месте и пророют там свои подземные ходы и норы, они нисколько не стремятся куда-то убежать или даже совершить сколь-нибудь длительную разведывательную вылазку. Ведь и в горах одна такая сурочья колония «хозяйствует» на участке, не превышающем обычно четверти гектара. Когда же им вот так, как в зоопарке, приносят пропитание прямо ко входу в их норы и отпадает необходимость ходить «на сенокос», сурки становятся еще ленивее и теряют всякую охоту к перемене мест. Наши сурки прорыли себе ходы, отверстия которых выходили за оградой их вольеры, прямо на дорожках для посетителей. Нас это, признаться, нисколько не беспокоило, вот только собаки были очень недовольны. Дело в том, что стоило какой-нибудь собаке появиться на дорожке, как из отверстия выскакивал самец-сурок, обхватывал ее за шею и старался вцепиться в нее зубами. А еще я боялся, как бы они в один прекрасный день не прорыли подземный ход в лисью вольеру. Тогда лисы бы их тут же прикончили да еще, чего доброго, сами выбрались бы через туннели на волю.
Между прочим, исход поединка лисы с сурком отнюдь не предсказуем. Одному охотнику случилось наблюдать, как лиса пыталась убить сурка. Но сурок защищался столь отчаянно, что под конец оба остались лежать мертвыми на земле.
Поскольку медведи и главным образом рыси на родине альпийских сурков давно истреблены, то единственным их врагом остаются орлы, да и те теперь встречаются в Альпах очень, очень редко. Тем не менее все, что летит по воздуху,— будь то даже просто обрывок бумаги — пугает сурков до крайности.
Поскольку и мы, люди, в последнее время стараемся вести себя прилично по отношению к суркам, то жить им стало безусловно вольготнее. (Чего не скажешь о большинстве других диких животных!)
К середине прошлого столетия сурков можно было встретить лишь в отдельных местах Альп или в Татрах, да еще кое-где. То, что истребление их зашло так далеко, объясняется опять же человеческим суеверием и верой во всяческие чудеса. Нашлись предприимчивые люди, которые, ловко используя тот факт, что сурки залегают в спячку в сырых земляных норах и тем не менее не заболевают ревматизмом, пришли к смелому выводу, что сурочий жир должен служить прекрасным лекарством от ревматизма. А подобные вымыслы пользуются обычно успехом у простодушных людей, и поэтому сурочий жир издавна славился как прекрасное растирание при ревматизме; спрос на него был велик, а цена высока. Уже не одному виду животных суждено было исчезнуть из-за человеческой глупости, которая утверждала, что их рог, кости или шерсть, а то еще что-нибудь способны возбуждать любовь, исцелять недуги или охранять от «дурного глаза».
Люди, у которых в голове не одни только мысли о том, как бы побольше заработать, всегда относились к суркам с большой симпатией. То ли за их умилительную привычку садиться «столбиком» — поза, в которой они напоминают веселых маленьких человечков, или за их необыкновенную игривость. Еще каких-нибудь сто лет назад их можно было увидеть на всех ярмарках, чаще всего в сопровождении тирольского или савойского мальчишки. Ручной зверек танцевал под звуки свирели своего владельца.
Тот, кто имеет возможность тихо за ними понаблюдать, лучше всего вооружившись биноклем, тот безусловно может получить от этого немалое удовольствие. Они гоняются друг за дружкой, кубарем скатываются вниз по склону, а то встанут один против другого да как «чокнутся» передними резцами, аж стук раздастся. При этом они еще и весело пищат. Успехом пользуется у них и «бокс»: стоя один против другого и упираясь «ладонями» в грудь или плечи противника, стараются столкнуть его с места, да так, чтобы не дать ему возможности дотянуться до себя «руками».
Вот так и получается: там, где жадные до наживы и жестокие люди изничтожили альпийских сурков, там другие, сознательные, постарались их снова расселить. Считается, что во всей Европе сейчас насчитывается от 50 до 100 тысяч альпийских сурков. Наиболее высокорасположенная в горах колония найдена на высоте 2200 метров, самая низкая — на уровне 900 метров. В 1947 году французы завезли сурков на Пиренеи, и они там прекрасно прижились. Заселение различных местностей сурками — дело явно стоящее. Они почти повсюду благодарно приживаются, даже на равнине. И никто не может их обвинить в том. что они наносят какой-либо ущерб. В Советском


нет страниц с 55 по 64


1234
Узоры для вышивки белой гладью
См. 59-ю страницу

Семья и школа, 1982, № 8, 1—64 70909 Цена номера 30 копеек

<- предыдущая страница