<- предыдущая страница следующая ->

МЕСТО НА ЗЕМЛЕ

Таджикистан: не мифы, а реальность

В других районах страны о Средней Азии знают мало. И слишком часто представления о ней далеки от истины. Скажем больше — вокруг Средней Азии витают мифы, достойные сказок Шахерезады.

Даже с высоких трибун приходилось слышать, что в Средней Азии живут-де куда богаче, чем в России, и детей именно поэтому там много, и высшее образование там получает больше молодежи, чем в России, и... И откуда только что берется! Иной раз трудно решить — говорит ли человек по неведению или «заблуждается» сознательно. Не так уж трудно образованному человеку, доктору наук, к примеру, взять справочник «Народное хозяйство СССР». И без всякого труда установить, что буквально по всем показателям народного благосостояния республики Средней Азии занимают последние, с двенадцатого по пятнадцатое, места среди союзных республик. Но главное даже не в этом: если есть первые, должны быть и последние. Главное — величина разрыва между первыми и последними. Часто они исчисляются не в единицах и даже не в десятках процентов, а в разах.
Средняя Азия — самый отсталый экономический район нашей непередовой страны. А Таджикистан, о котором у нас дальше пойдет речь, самая отсталая часть Средней Азии.

Призрак голода
Добавим: Таджикистан — самая «сельская» из всех союзных республик страны. В кишлаках проживает две трети всего населения республики. Более того, доля горожан в населении падает. Сельское население стремительно растет — ежегодно примерно на три с половиной процента, то есть удваивается за 20 лет. В этом смысле положение прямо противоположно тому, что мы видим в российском Нечерноземье.
Как питается сельское население Таджикистана? Основа рациона — пшеничная лепешка. Как правило, утром — лепешка с чаем, в обед — чай с лепешкой, вечером — то же самое. Дополнение — фрукты и овощи, бахчевые, виноград. Но напрасно думать, что уж дынь-то и арбузов, груш и винограда здесь едят, как говорится, «от пуза». Увы, совсем нет. Большая часть всего этого идет на базар — нужны деньги. Мясо — по большим праздникам. Плов — обычно с морковкой и на хлопковом масле. Молока и молочных продуктов почти нет.
К сожалению, рацион сельских жителей наша государственная статистика, несмотря на всю гласность, утаивает. Поэтому приходится обойтись средними (для горожан и сельских жителей) показателями. Сравним потребление основных продуктов питания в Таджикистане и по стране в целом в 1987 году, последнем, за который опубликованы данные по республике:

Потребление продуктов питания, кг на душу населения в год
Таджикистан
СССР
Таджикистан в % к СССР
Мясо 31 64 48
Молоко 159 341 47
Яйца (штук) 112 272 41
Рыба 3 18 17
Сахар 28 47 60
Растительное масло 11 10 110
Картофель 34 105 32
Овощи и бахчевые 89 100 89
Фрукты и ягоды 37 55 67
Хлебопродукты 173 132 131

В таблице (составленной по официальным статистическим справочникам) «мясо» — это все мясные продукты в переводе на мясо (включая субпродукты и сало), «молоко» включает и все молочные продукты в пересчете на молоко, «хлебопродукты» — хлеб и макаронные изделия в пересчете на муку, а также мука, крупа, бобовые.
Как видит читатель, средний житель Таджикистана потребляет главных и наиболее ценных продуктов животного происхождения в два — два с половиной раза меньше среднего жителя страны. Калории же добираются за счет хлеба и круп (если, конечно, добираются). Но что самое грустное — даже фруктов и ягод житель Таджикистана потребляет на треть меньше. Очевидно, что рацион большинства жителей республики неполноценен в биологическом отношении. И что особенно тревожит: питание населения республики, и без того крайне скудное, продолжает ухудшаться.
Печальное, но, увы, неизбежное следствие этого — рост заболеваемости, особенно женщин, и громадная детская смертность. Вот свидетельство прекрасно знающего ситуацию человека — Софьи Хафизовны Хакимовой, члена-корреспондента Академии медицинских наук СССР, директора Таджикского НИИ охраны материнства и детства:
«95 процентов будущих матерей, поступивших из таджикских сел, больны... Это страшная цифра... Им вообще нельзя рожать! Но проблема эта не только медицинская, но и социально-экономическая. Посмотрите, как живут в кишлаках наши женщины... Они годами не видят мяса и даже фруктов, ибо несут их на рынок. Пьют плохую воду. Земля, да и сам воздух отравлены ядохимикатами... Женщины Средней Азии заплатили за те ордена, которые получали руководители хлопкосеющих республик, своим здоровьем, жизнями своих детей».
Один из главных показателей уровня жизни народа — младенческая смертность. Так вот, из каждой тысячи новорожденных в 1988 году до года не дожили: по СССР в целом — 25 детей, в Латвии — 11, в Таджикистане — 49. Это официальные цифры, за точность которых поручиться невозможно. Демографы хорошо знают, что в Средней Азии не так уж редки случаи, когда ребенок, умерший вскоре после родов, не попадает ни в какую статистику — ни в новорожденные, ни в умершие.

Как же дошли до жизни такой?
Низкий уровень жизни подавляющего большинства населения Таджикистана и его падение в последние годы — главная, на мой взгляд, причина роста социальной напряженности в республике, та «зажигательная смесь», которая вызвала трагические события в Душанбе в феврале 1990 года.
Как дошла республика до жизни такой? В чем причины нынешнего бедственного положения? Кто виноват?
Эти вопросы общественность республики обсуждает очень бурно. Только в одном сходятся, пожалуй, все: виновата административно-командная система. А дальше — разнобой. По мнению одних — главное в монокультуре хлопка, другие винят во всем диктат центра (одно из следствий которого и эта монокультура), третьи считают, что все дело — в неправильных ценах на продукцию сельского хозяйства вообще и хлопок в особенности, четвертые... пятые...
«Вот если бы мы продавали наш хлопок по мировым ценам,— республика в золоте купалась бы!» — подобные суждения мне приходилось слышать много раз. И однажды в Агропроме я предложил:
— А давайте-ка посчитаем — что имела бы республика, если бы торговала своим хлопком на мировом рынке.
— Давайте,— согласились агропромовские экономисты.— Республика производит в среднем около 280 тысяч тонн хлопка-волокна в год. Тонна хлопка стоит на мировом рынке семь тысяч долларов. Вот и перемножьте.
— Простите,— говорю,— откуда такие цены? Мне кажется, что они в несколько раз ниже.
— Мы знаем,— последовал безапелляционный ответ.
Я не поленился, заглянул в БИКИ — Бюллетень иностранной коммерческой информации. В 1988/89 хозяйственном году средняя цена за тонну хлопка, экспортированного США, была равна 1379 долларам. В пять раз ниже, чем это представлялось экономистам республиканского Агропрома.
Едва ли следует сейчас «считаться», устанавливать — кто кому больше должен. Кроме усиления социальной напряженности, это ничего не даст. А уж если считать, то все. И затраты на поливную воду, которая для колхозов и совхозов пока бесплатна (кстати, затраты значительные — около пяти копеек на кубометр, то есть почти пятьсот рублей на поливной гектар при очень скромной норме — 10 тысяч кубометров на гектар), и горючее, и удобрения, и многое другое. Причем считать по мировым, а не по льготным внутренним ценам.
— Какая плата за воду? — возражали мне работники республиканского Агропрома.— Это наша вода, почему же за нее надо платить.
— Вода, конечно, ваша. Но ведь плотины, водохранилища, каналы и прочее немало стоят; их стоимость переносится на поливную воду.
Не понимают, не соглашаются... Позиция, одним словом, такая: все ненормальности в области ценообразования, невыгодные «нам», надо ликвидировать, а выгодные — оставить. Вот такое понимание справедливости.
Думаю, что переход к экономической самостоятельности республики будет для Таджикистана нелегким. Приведу хотя бы такой, «демографический», довод. По стране в целом на одного работника народного хозяйства приходится один же иждивенец. В Таджикистане — два с половиной. Чтобы жизненный уровень в республике соответствовал средним для страны стандартам, производительность труда в республике (при всех прочих равных условиях) должна быть процентов на 75 выше, чем среднесоюзная. А пока что она много ниже средней, и разрыв быстро растет.
Как не допустить, чтобы нынешнее критическое положение республики превратилось в катастрофическое? Знать, как и почему мы дошли до жизни такой, нужно, конечно, кто спорит! Но куда важнее найти пути выхода из кризисной ситуации.
Объективно условия развития сельского хозяйства Таджикистана хорошие, можно даже сказать — очень хорошие. Дело за тем, чтобы эти возможности использовать сполна. Думаю, что «три кита» будущего аграрного благополучия республики — это: личное подсобное хозяйство, фермерское хозяйство и подлинная сельскохозяйственная аренда (почему я говорю именно о подлинной аренде — читатель увидит дальше).

Сотка личная и общенародная
Не первый год я пытаюсь выяснить у руководителей разных рангов — почему сельские жители республики лишены нормальных, законом предусмотренных приусадебных участков? (Напомню, что колхозная семья по давним нашим законоположениям может иметь в личном пользовании пятнадцать соток орошаемой земли.) И всегда получаю одни и те же ответы: «У нас слишком мало земли», «землю нельзя разбазаривать».
Средняя сельская семья в Таджикистане состоит из семи человек. Средний приусадебный участок равен семи соткам. Всего по сотке на человека! Кстати, с числом членов семьи размер приусадебного участка не связан. До 1986 года новых земель в личное пользование практически не выделяли, хотя сельское население стремительно росло, возникали новые семьи. Взрослый сын женился и строит дом на отцовском участке. Обычны случаи, когда на пятнадцати сотках теснятся три-четыре многодетные семьи. В последние годы землю под личное подсобное хозяйство новых семей стали давать, но так мало, что средняя обеспеченность не растет.
Спору нет, Таджикистан — республика малоземельная, о чем без конца повторяют ее руководители с самых высоких трибун. Но чем меньше земли приходится на человека, тем эффективнее надо ее использовать.
А каждая «личная» сотка дает, по единодушному мнению дехкан, по меньшей мере в десять раз больше продукции, чем общественная. Это подтверждает доктор сельскохозяйственных наук Мусо Джумаев — известный в республике селекционер (цитирую из его рукописи): «Один предприимчивый колхозник с 0,15 га приусадебного участка получает продукцию в суммарном выражении на 15 тысяч рублей, а в общественном производстве с одного гектара — максимум 5 тысяч рублей, то есть в личном хозяйстве чистый доход с гектара земли в 20—30 раз больше, чем в общественном».
Ну, конечно, далеко не все люди — предприимчивые. И скептики говорят, что в среднем «личная» сотка производительнее колхозно-совхозной «всего» в 4— 5 раз. Правда, дехканам я верю больше — уж они-то знают, что получают в своих огородах-садах-виноградниках!
При оценке отдачи «личной» сотки нужно, конечно, учитывать и местоположение кишлака. Пригородные хозяйства находятся в более выгодном положении в смысле реализации продукции, поэтому и доход в них значительно выше. Именно эти кишлаки,— а предприимчивые люди в них всегда найдутся,— убедительнее всего показывают возможности таджикского села. Природные условия республики позволяют иметь свежую зелень круглогодично, выращивать фрукты, которые в нашей стране почти нигде больше нельзя произвести. Добавьте к этому традиционное умение и трудолюбие дехкан — замечательнейших земледельцев.
И в этих-то условиях дать крестьянину землю — значит по мнению чиновников, разбазарить ее!
Сегодня в личном пользовании колхозников, работников совхозов и других категорий населения находится всего 4 процента пашни Таджикистана. А производится в личном подсобном хозяйстве больше трети мяса, половина молока, больше половины плодов и ягод и, думаю, подавляющая часть овощей (об этом госстатистика умалчивает). Понимаю, что кормами личное подворье обеспечивается за счет общественного производства. И все же...
Да отдайте в личное пользование еще всего десять процентов пашни — и объем производства пищевой сельскохозяйственной продукции в республике возрастет, по меньшей мере, в полтора раза!
А между тем положение с продовольствием в республике все ухудшается. Цены на городских базарах в последние годы стремительно взлетели. И это неудивительно: население республики быстро увеличивалось, а производство одних продуктов питания росло много медленнее, чем население, других — оставалось на прежнем уровне, третьих — даже заметно снижалось. Скажем, плодов и ягод в 1986 году было получено в республике 245 тысяч тонн, в 1988 — 215, в 1989 — 197 тысяч тонн. Винограда в те же годы собрано 199, 179 и 174 тысячи тонн.
И какова же реакция руководства республики на эти тревожные симптомы? А очень простая: растут цены — запретим вывоз продукции за пределы Таджикистана. Прошлым летом, после запрета вывоза, цены на рынках республики действительно упали. Но есть сведения, что промышлявшие торговлей овощами сельские жители сократили посевы под осенний урожай. Кто же будет работать себе в убыток? Запрет вывоза продукции — удар по кишлаку, он наверняка приведет к снижению производства в последующие годы.
Похоже, что аппарат не способен учиться даже на собственном плачевном опыте. Было время, в Таджикистане многие увлеклись выращиванием лимонов. Оранжевые плоды с тонкой коркой и изумительным вкусом явно превосходили те, что мы получаем по импорту. Мне приходилось видеть частные лимонарии, где за обилием плодов почти не было видно листьев. Хозяева, естественно, получали немалый доход. Но вот вывоз лимонов из республики запретили. На базарах их цена упала буквально до копеек. Их стали мариновать в трехлитровых банках — нигде больше таких странных консервов мне видеть не приходилось. Результат? Владельцы лимонариев уничтожили их и стали производить цветы. На рынках Душанбе один хороший лимон теперь стоит рубль, а то и два.
Как мне рассказывали в Душанбе, на буйных митингах февраля 1990 года руководителям, пытавшимся разговаривать с толпой, кричали: «Не умеете управлять — отдайте власть духовенству!»
Думаю, репутация руководства республики изменилась бы к лучшему, если бы оно решилось увеличить земельные наделы дехкан. Это позволило бы поднять производство сельскохозяйственной продукции, смягчить продовольственный кризис.
Важно это и с другой точки зрения. В Таджикистане остро ощущается растущее аграрное перенаселение, то есть скрытая безработица. Можно надеяться, что городские безработные будут получать пособия. А сельским надо дать возможность трудиться на земле, производить продукты для себя и на продажу.
В соседнем Узбекистане земельные участки сельских семей увеличивают до четверти гектара. Когда об этом говоришь с работниками Таджикского агропрома, отвечают: «Не равняйте нас с Узбекистаном. У них земли много». И уже знакомое: «Землю нельзя разбазаривать».
Напрасное упорство. Отдавать землю под расширяющееся личное подсобное хозяйство все равно придется. И чем быстрее это будет сделано, тем лучше.

Кому нужны фермеры
В Таджикистане есть все условия для массового создания фермерских хозяйств. В отличие от центральной России, например, в таджикских кишлаках в избытке рабочие руки, здесь чрезвычайно высоко ценят землю, и — при всем малоземелье — есть пустующие площади, которые можно раздать тем, кто желает на них хозяйствовать.
Откуда эта земля?
В свое время горцев сселяли в долины — «на хлопок». Сселяли, как теперь изящно выражаются, «с элементами насилия». Последний этап этого сселения происходил на моих глазах: в начале 70-х годов в таджикскую часть вновь осваиваемой Голодной степи (Зафарободский район Ленинабадской области) «переместили» из высокогорной долины ягнобцев — потомков древнего, дотаджикского населения республики. Приводились два главных довода в пользу переселения: во-первых, надо выращивать хлопок, во-вторых,— нет от ягнобцев пользы государству, для себя живут, баранов у них много, а ничего не сдают. Могу засвидетельствовать, что в ход пускались и «силовые приемы», и беззастенчивый обман (будущих переселенцев пугали страшным землетрясением в их родных горах).
Считается, что из-за выселения горцев в долины исчезло около трех тысяч кишлаков (преимущественно мелких). Теперь старики рвутся обратно в родные места. О молодежи этого сказать нельзя, хотя многие тоже не прочь вернуться на землю предков. Участки пашни, прилегающие к бывшим кишлакам, очень невелики. Их нельзя обрабатывать имеющейся у нас техникой. Нужны или специальные горные машины, или живая тягловая сила. Создать на мелких, разрозненных клочках сельскохозяйственных угодий колхозы невозможно. А вот для фермерских хозяйств эти небольшие участки очень подходят. Замечу, кстати, что в горах, на высоте двух-трех тысяч метров — лучшие в Таджикистане климатические условия: здесь достаточно тепло, но нет изнуряющей летней жары, характерной для долин, где выращивают хлопок.
Да, в Таджикистане есть все предпосылки для развития фермерства, кроме одного — желания, заинтересованности аппарата. «У нас никогда не было фермеров и не будет — они нам не нужны»,— сказал мне Амин Одинаевич Одинаев — начальник управления по делам колхозов и кооперативов республиканского Агропрома.
В долинах — острейшее малоземелье, громадное аграрное перенаселение; в горах — пустующие земли, разрушенные кишлаки, одичавшие сады. Нет и недостатка в желающих повторно заселить и освоить горы. А вот чиновникам фермеры не нужны.
Мне приходилось разговаривать и с большими энтузиастами, даже фанатиками «сдвига» сельского хозяйства в горы, и с теми, кто относится к этому с долей скептицизма. Но на том, что можно успешно восстановить большинство некогда существовавших кишлаков и достаточно эффективно вести в них сельское хозяйство, сходятся практически все.
Однако согласия на словах мало. Возвращающимся в горы нужно помочь кредитами, строительными материалами, надо восстанавливать дороги. И если член долинного колхоза пожелает вернуться на старые места, ему, видимо, нужно выделить его долю «неделимых» фондов. Нет, говорят мне, заработал на хлопке — теперь пускай раскошелится, это его личное дело...
Так что со вторым «китом», на котором может основываться будущее аграрное благополучие республики, дело обстоит ничуть не лучше, чем с первым — личным подсобным хозяйством.
А как «здоровье» третьего «кита» — сельскохозяйственной аренды, на которую возлагались такие большие надежды?

Да разве это аренда?!
Наша экспедиция «Арал-88» за два месяца объехала все республики Средней Азии, побывала в двух областях Казахстана. Наряду с другими делами мы везде интересовались арендаторами. Местные руководители с гордостью говорили, что арендаторов в их районе (или области) много. Приезжали по указанному адресу, просили показать договор с хозяйством и каждый раз убеждались, что арендой называется нечто мало на нее похожее. Это был примитивный подряд с очень жесткими условиями для подрядчика, который оказывался практически бесправным и без указаний колхозного или совхозного начальства пальцем пошевелить не мог. Нам не всегда было ясно — хотят ли местные руководители обвести нас вокруг пальца или сами не понимают, что такое аренда. Участвовавший в нашей экспедиции известный экономист и публицист Василий Селюнин поначалу очень старался просветить администраторов, но потом понял, что «не в коня корм». Мы не нашли в Средней Азии ни одного настоящего арендатора. Вряд ли за последние два года положение сильно изменилось.
В подтверждение сказанного приведу письмо арендатора из пригородного, примыкающего к Душанбе, колхоза. Я исправил в нем только орфографию.
«Мы, жители участка Сабда колхоза имени Ленина Ленинского района Таджикской ССР, в конце 1988 года решили идти по пути перестройки и оказать помощь в решении Продовольственной программы страны. Поэтому решили взять нерентабельный участок земли колхоза на аренду. Написали заявление, руководители колхоза дали согласие, но бригадир нашей бригады тов. Ашев К. не согласился. Поэтому нам пришлось бегать по разным инстанциям четыре месяца. Наконец, 7 марта 1989 года руководители колхоза были вынуждены заставить тов. Ашева К. согласиться.
Вот с этого момента начался второй этап борьбы трудового народа и бюрократического командно-административного аппарата. Участок земли, который мы взяли на аренду, составляет 37,5 га, из них 10 га пашни, 1,4 га винограда, 1,5 га тутовника, 1 га персиков и 22 га яблоневого сада. Нам дали план: 72 тонны яблок, 4,2 тонны винограда, 33 тонны бахчевых и т. д. Все, что было возложено на нас, мы с честью выполнили и перевыполнили. Мы дали бы еще больше, если бы руководители колхоза помогали нам. Но их никак не устраивали наши достижения. Нам мешали. Чтобы получить хороший урожай яблок, надо проводить междурядные обработки. Но нам не позволили их сделать. Заставили скосить траву и сдать колхозу сено. Из-за этого мы потеряли 30—40 процентов яблок, кроме того, яблоки стали червивыми. Винограда мы собрали по 7 тонн с гектара, во много раз больше, чем раньше собирал колхоз.
Доход садоводческой бригады в 1989 году благодаря нашей аренде составил 100—120 тысяч рублей, а раньше составлял всего 30—35 тысяч. Но именно это для бюрократического руководства показалось страшным: исчез для него источник личного дохода. Поэтому руководство намерено решительно покончить с этим врагом. Нам не разрешили работать на аренде, хотя у нас договор на 10 лет. Только благодаря вмешательству ЦК КП Таджикистана мы опять возвратились на землю. Но наши руководители так решительно действуют, что не признают никакой советской власти и ее законов. Мы живем как в средневековые феодальные времена. После того как мы поехали жаловаться в ЦК, они решили прижать нас по-другому. Они вычли с нас за 10 дней работы автомашины 2088 рублей, за вспашку 20 га вычли почти две тысячи рублей. Уже четыре месяца мы не получаем зарплаты.
Наш кишлак существует 22 года. За это время колхоз нам в социальной сфере ничего не сделал. У нас нет магазина, медпункта, воды, школы, телефона. Месяцами не привозят баллоны с газом. За эти годы сколько детей из-за несвоевременной медицинской помощи умерло! Но мы думаем, что за этот период руководители колхоза десятки тысяч рублей списали на благоустройство нашего кишлака.
Наши руководители со всех трибун во весь голос кричат: «Да здравствует перестройка!» — но на самом деле не хотят ее. Они боятся, что потеряют свои кресла, а это будет для них катастрофой. Мы, простые крестьяне, соединяемся с теми, кому дорога перестройка и ее идеи. И в свою очередь просим помочь нам. Махмаёров Султон».
Я побывал в колхозе имени Ленина, беседовал с автором письма и его односельчанами, видел невспаханную землю, на которой арендаторы хотели посеять люцерну, и сад, где запрещают проводить междурядные обработку... Могу засвидетельствовать правдивость письма. К сожалению, нам не удалось разыскать председателя колхоза, и его версия событий вокруг этой, с позволения сказать, аренды мне неизвестна.
В разговорах же с некоторыми другими руководителями хозяйств у меня сложилось впечатление, что к настоящей, подлинной аренде, то есть к самостоятельности арендаторов, все они относятся отрицательно. И будь их воля, никакую аренду они бы вообще не допустили. Но есть «установки», приходится соблюдать формальности, устраивать декорации, «потемкинские деревни»...
На бумаге, естественно, все в ажуре. В Агропроме республики я переписал «Справку по внедрению арендного подряда в сельской местности Таджикской ССР». В ней сообщалось, в частности, что в 1989 году в аренду было передано 53 процента посевных площадей, 41 процент крупного рогатого скота. Если судить по справке, новые формы организации труда ширятся, развиваются, процветают. Значит, должны быть и плоды этого цветения. А их, увы, нет. Валовая продукция сельского хозяйства республики в 1988 году была всего на 10 процентов выше, чем в 1980-м, а в 1989 году заметно ниже, чем в 1988-м.
Население же республики выросло за десять лет на 34 процента. Из сопоставления этих цифр становится понятным, почему так обострилась продовольственная проблема в республике.

Свет в конце тоннеля?
Нынешнее бедственное положение Таджикистана (как и других республик Средней Азии) обычно объясняют монокультурой хлопка. Доля истины тут есть. Но далеко не вся истина. Многим кажется: сократи производство хлопка — и все образуется. Мяса и молока станет достаточно, фруктов и винограда — в избытке...
А я в этом далеко не убежден. Больше того, уверен, что дело не столько в монокультуре хлопка, сколько в общей неэффективности хозяйственного механизма.
Лет десять назад пришлось мне основательно знакомиться с новыми методами орошения на опытной станции под Душанбе. Мне, как и многим специалистам — агрономам, мелиораторам, особенно перспективным показалось внутрипочвенное орошение (на определенной глубине прокладываются полиэтиленовые трубочки, из которых вода поступает в почву и почти полностью усваивается растениями, что снижает потребление влаги во много раз). В конце своего визита я спросил директора станции: а на какой площади эти новые способы орошения уже применяются? Директор взял меня под локоток, подвел к бетонной стене, огораживающей опытный участок, и сказал: «Видите поле? С нашей помощью соседний колхоз оросил целых 15 гектаров».
В Минводхозе республики я все пытался дознаться — почему же столь эффективные методы практически не находят применения в колхозах и совхозах. Мнения в кабинетах высказывались разные, но больше всего напирали на то, что нет у нас этих самых полиэтиленовых трубочек. Соединенные Штаты выпускают, Франция, Япония и еще кто-то — тоже, а мы нет, и для экспериментов эти самые трубочки были закуплены за валюту. И уже начинало казаться, что это столь трудное, сложное и неподъемное дело, что легче построить Сиб-Арал — канал в две с половиной тысячи километров от Оби до низовьев Аму-Дарьи, и тогда все проблемы с водой будут решены. Сколько раз мне приходилось слышать: вот придет сибирская вода!..
А потом хозяин одного из минводхозовских кабинетов откровенно признался мне в том, о чем я догадывался, но не был вполне уверен. «А на кой черт все это мне, лично мне нужно? Планы увеличат, требовательность повысят, а что со всего этого я буду иметь? Да ровным счетом ничего». Так, по его словам, рассуждают на всех уровнях — вплоть до председателя колхоза, бригадира и рядового хлопкороба.
Всеобщая незаинтересованность — вот истинная причина того, что, имея в общем-то благоприятные природные условия и огромные площади сельхозугодий, мы никак не можем себя прокормить. А ведь стоит отдать землю и средства производства крестьянину, возродить на земле хозяина — и многие неразрешимые до сих пор проблемы отпадут.
И когда это произойдет, уверен, Таджикистан будет производить хлопка не меньше, а больше, чем сейчас. А вот площади под ним сократятся.
На чем основана эта уверенность?
Во-первых, хлопок — самая выгодная из полевых культур. Во-вторых, и специалисты, и рядовые хлопкоробы убеждены, что урожаи могут быть повышены даже при нынешней технологии. В-третьих, эксперименты показывают, что при новых технологиях сборы хлопка должны резко возрасти.
Расскажу такой эпизод. В Голодной степи привезли нас — экспедицию «Арал-88» — к могучему старику-узбеку, который вместе со своей большой семьей выращивал на подряде 60 гектаров хлопчатника. У него в семье было семь сыновей, из них пятеро женаты, то есть всего 14 работников. В отличие от руководителей, упорно путавших аренду с подрядом, не очень грамотный старик-дехканин прекрасно понимал, что это вещи разные, между ним и экономистами экспедиции установилось полнейшее взаимопонимание. Когда мы спросили: а что бы он сделал, если бы свои нынешние подрядные шестьдесят гектаров получил в аренду? — он, ни минуты не задумываясь, ответил: завел бы виноградник, сад, огород и бахчу, а хлопка сеял бы меньше и освоил нормальный хлопколюцерновый севооборот. Но ведь с меньшей площади вы и хлопка получите меньше? — продолжали допытываться мы. Наоборот, отвечал дехканин, сейчас собираю примерно по 25 центнеров с гектара, а тогда буду получать не меньше 35.
И это — при традиционной технологии, с поливом напуском по бороздам. Но ведь если производитель будет раскрепощен, он быстро и эффективно применит новые технологии, последние достижения науки — их не нужно будет «внедрять». И те самые полиэтиленовые трубочки настоящий арендатор из-под земли достанет. Впрочем, со временем и доставать не придется — при рыночном хозяйстве наверняка появятся заводы, которые освоят эту несложную продукцию.
...Заканчивая статью, еще раз подчеркну: в громадной стране, значительная часть которой расположена в суровых климатических условиях, Средняя Азия имеет все возможности процветать не только на хлопке, но и на южных фруктах, овощах, винограде и бахчевых — таких, какие в других местах просто невозможно вырастить.
Но для этого нужна коренная экономическая реформа, решительный переход к рыночным отношениям. Время не ждет.
Виктор ПЕРЕВЕДЕНЦЕВ
Таджикская ССР

ФОТО МАРКА ШТЕЙНБОКА
О красочности и богатстве восточных базаров ходят легенды.
Но, увы, скупы сегодня на дары солнца торговые ряды Таджикистана — самой «сельской» из союзных республик

<- предыдущая страница следующая ->