<- предыдущая страница следующая ->

Существует или нет проблема подростков на селе? Сейчас уже об этом не спорят. Да — существует. Да — на селе. Сложная, трудная и разрешимая! Очерк Романа Харитонова — о человеке, который попытался решить ее по-своему. И что из этого вышло...

Роман ХАРИТОНОВ
Мальчишки остаются позади

Рисунок О. КАНДАУРОВА
ОЧЕРК

1
У Сашки был день рождения. Ему исполнилось девять лет. Его поздравляли и дарили подарки. К вечеру взрослые сели за стол и выпили за родителей, у которых вырос такой хороший сын. Сашка с друзьями смирно сидел на скамье в передней и через открытую дверь наблюдал, как в клубах табачного дыма гармонист растягивал мехи. Сосед подошел к Сашкиному отцу и, наклонившись, старался перекричать гармонь. В углу у телевизора соседка взмахивала над головой платочком, подергивала плечами и вскрикивала: «Ах, девушки, любовь горячую храните под платком, я хранила под косыночкой — раздуло ветерком».
К мальчишкам с тарелкой дымящейся картошки и рыбными консервами в томате выскочила Сашкина мать, разрумянившаяся, веселая, с блестящими глазами.
— Ну, давайте, мужики, ужинать!
Мать заговорщически подмигнула Сашке, нагнулась, открыла дверцы кухонного стола и поставила рядом с тарелкой три рюмочки из толстого граненого стекла.
Мальчишки оживленно перешли к столу, понимающе посмотрели друг на друга, и, когда мать выбежала в горницу, Сашка толкнул ногой Витьку:
— Сейчас.
И вправду Сашкина мать вернулась с бутылкой недопитого красного вина.
— Ближе, ближе садитесь, — подбадривала она ребят. — И ну, быстренько за Сашино здоровье.
Сашка поднес корочку хлеба к веснушчатому, пуговкой носу, зажмурился и выпил. Торопясь друг перед другом, ребята хватали картофелины, сталкивались вилками в консервной банке, мотали головами, подражая взрослым.
О друзьях забыли.
Кто-то, проходя на двор, обронил:
— Чего табачищем дышите? Шли бы гулять.
Мальчишки вышли на крыльцо. Небо вызвездило высоко, крупно и ярко. Через усилитель на другом конце деревни крутили магнитофонные записи.
— Айда в клуб! — сказал Витька. Он сделал вид, что едва держится на ногах, и пошел к калитке. Мальчишки догнали его, обнялись.
— Э-эй, моряк, ты слишком долго плавал...
В клуб их не пустили, сказали, чтобы утерли носы и шли спать. Они стали было ерничать, но появился колхозный парторг. Он мог отжучить! Мальчишки отбежали и спрятались за сельмаг. Сашку подташнивало.
Потом они не помнили, кто первый заметил, что стекло в окне сельмага надтреснуто. Они привстали на цыпочки и прижали носы к стеклу. Темнота в глубине магазина была густой и жутковатой. Но, возбужденные вином, мальчишки решили продолжить Сашкин день рождения.
Утром деревню Лужки взбудоражил слух, что кто-то ночью залез в сельмаг. Украли шоколадные конфеты и две бутылки вина.
Найти ночных «грабителей» было нетрудно. В сельмаг лазили два четвероклассника — Солдатенков и Дороненков и их девятилетний друг Сашка Александров...
Я сидел в детской комнате милиции Демидовского района и листал журнал ЧП. В журнале хранились многолетние записи о мелких кражах, о разбитых окнах, о несчастных случаях, когда ружья попадали в руки детей, об угнанных из озорства машинах.
Юных нарушителей из разных сел было немало. В записях до 1965 года особенно часто встречалось: «...проживает в селе Слобода». После шестьдесят пятого года это село со страниц журнала исчезло.
— То, что происходит в Слободе, — сказала Екатерина Петровна Козлова, старший инспектор детской комнаты, — заслуживает внимания. Там, по-моему, исчез эмоциональный голод, из-за которого зачастую подростки и совершают преступления.
Выражение «эмоциональный голод» все чаще употребляется среди юристов. Мальчишка должен испытать чувство риска, славы, исключительности. Он входит в мир и должен проверить, на что способен. Чаще всего эта проба сил кончается печально, если взрослые вовремя не помогли, С готовыми понятиями о добре и зле не рождаются. Развитие личности подростка — лучшая профилактика преступления. Когда мальчишка увлечен интересным делом, его просто невозможно толкнуть на что либо постыдное.
— Поезжайте в Слободу, — посоветовала Екатерина Петровна. — Там живет очень интересный человек.

2
Я приехал в Слободу утром. Ночью шел снег, но главная улица села была уже прикатана до блеска широкими полозьями тяжелых саней. Работу зимой начинают затемно, и дорогу успели присыпать розоватыми чешуйками сосновой коры, редкими клочками сена. По зеркальному следу санных полозьев машины и колесные тракторы нанесли путаный узор протекторов, и редкие капли мазута расплылись на снегу темными пятнами.
Мне навстречу, в гору, медленно тащились дровни, до отвала груженные лесом. Где-то за заборами в морозном воздухе звонко дзинькала циркулярка. Слышался стук топора.
Еще совсем недавно Слобода была сельцом, затерянным в глубине хвойных лесов смоленского поречья. Когда-то она приглянулась Пржевальскому. Здесь, в домике над озером Сапшо, великий путешественник отдыхал, писал книги, обдумывал новые экспедиции. «Сохранившаяся еще девственность, присутствие рысей, кабанов, глухарей, медведя и своеобразная красота озерной дали с синеющими островами положительно очаровали Пржевальского», — записал в дневнике его ученик и друг Петр Кузьмич Козлов. В свой последний трагически оборвавшийся научный поиск Пржевальский уходил отсюда. «До свидания, Слобода», — написал он одним росчерком на двери своего дома. Надпись не сохранилась. Гитлеровцы сожгли дом Пржевальского, как сожгли все село.
На месте сожженного села срубили новое. Кое-где между прочными избами, под плетнями, за которыми доживали до весны послевоенные хибары, лежали накаты бревен, припорошенные снегом.
Я спросил у возчика дровней, как пройти к клубу. Он молча указал кнутовищем за плечо.
Клуб стоял через дорогу от нового совхозного кафе. Я без труда узнал кафе по блеску никеля за огромными зеркальными стеклами и направился к зданию, срубленному в два этажа и обшитому тесом.
Парадная дверь оказалась запертой. Но еще с дороги я видел на втором этаже, у примороженного окна склонившегося над столом человека.
За углом я нашел запасный вход и по деревянной лестнице попал в местный музей, который в общем-то и разыскивал. Из глубины большой комнаты, заставленной витринами с чучелами, расшитой старинной одеждой и образцами каких-то пород, вышел тот самый человек, которого я видел в окне. Он был высокого роста, с крупными губами, говорящими о мягкости характера, и роговых очках.
— Вот так с ребятами с подсказками, с помощью людей добрых и обзавелись «хозяйством», — сказал Василий Михайлович, когда мы осмотрели музей и присели у стола.
Я сказал, что к нему меня направила Екатерина Петровна, и разговор о воспитании зашел сам собой. Когда я спросил Василия Михайловича, есть ли у него в педагогике кумиры, он ответил, что кумиров много, но ни стройной, ни тем более строгой педагогической системы у него нет и полагается он только на свое уважение к ребятам. Суверенитет даже маленькой личности не вызывал у него сомнения.
— Нельзя допускать, чтобы подростки теряли уважение к себе. Потеряв уважение к себе, они теряют его ко всему, и в первую очередь к учителю, который их унижал. Если уж говорить о педагогических системах, то первой заповедью должно стать правило — делать все возможное, чтобы дети почувствовали свою значимость, чтобы в их эмоциональном аппарате возникло чувство радости, гордости за себя, за дело.
В Норвегии воздвигли бронзовую статую в честь девятилетнего мальчика Кнута Хенинга только за то, что он, плохо умея плавать, не задумываясь, кинулся в море, чтобы спасти упавшего в волны шестилетнего малыша.
Юная душа доверчива, ее двери одинаково распахнуты для честного и бесчестного, умного и глупого, доброго и злого. Направить внимание ребят на хорошее — значит создать хорошего человека, открыть для него гуманный, благородный мир.
— К сожалению, — сказал Василий Михайлович, — у нас понятие «обучение» и «воспитание» часто объединяют в одно. В конце концов передать свои знания, научить мальчишек алгебре и грамматике не так уж сложно. Труднее вырастить из них увлеченных людей, и если нет у них мечты, дать им ее.
Василий Михайлович подвел меня к двум ящикам, похожим на картотеку.
— Вот здесь, — сказал он, — около пяти тысяч писем, которые получили ребята.
Я попросил разрешение посмотреть некоторые из них. «Дорогие ребята, — писала мать погибшего воина Виктора Константинова, — горечь и боль в мое сердце принесло ваше письмо. Были бы крылья, я бы полетела на могилку своего сына. Но сейчас болезнь валит меня с ног. Как вам удалось разыскать меня и мой адрес, ведь после войны прошло столько времени? Я высылаю вам фотографию сына, а вы пришлите мне фотографию братской могилы, где похоронен мой мальчик».
— Ребята не любят голых абстракций, — говорил Гавриленков, раскладывая по ячейкам недавно полученные письма. — Сколько бы им ни говорили, что надо любить Родину, народ, это будет для них только звук. Интересы ребят надо так направить, чтобы самые высокие слова стали близкими, конкретными, понятными.
Три с половиной тысячи семей погибших разыскали ребята Василия Михайловича. Горе, принесенное войной, не было для них абстрактным, когда они заботились о тех, кто приезжал на могилу своих близких.
Я вынул несколько писем из второго ящика. Это были благодарные ответы на приглашение ребят прибыть на слет воинов и партизан, сражавшихся в Слободских лесах в Великую Отечественную войну. Казалось, письма в село идут со всего Союза. Первым это почувствовал почтальон. Никогда почта не была загружена так, как в те июльские дни. Почтальон потребовал транспорт. Его сумка тяжелела.
Интересы сотен солидных, уважаемых, занятых людей переплетались с интересами сельских ребят. Я представил день 16 июля, когда в разных уголках страны полтысячи человек брали билеты на самолеты, поезда, пароходы, заправляли собственные машины, чтобы почти одновременно устремиться в одну точку, которая значилась лишь на картах районного масштаба. И никогда бы не понять, как могло вместиться пятьсот человек в небольшое село, если б Василий Михайлович не рассказал мне, как обошли мальчишки и девчонки все дома — и двери домов гостеприимно распахнулись. В празднично прибранных комнатах запахло свежими крахмальными скатертями и сдобными пирогами. Село как бы заново отмечало День Победы. «Волги», «Запорожцы», «Москвичи» запрудили улицы. В то жаркое утро все мужчины села, как бы сговорившись, надели выходные пиджаки с орденами, медалями, орденскими планками. В музее, у стенда с фотографиями погибших героев, вместе с бывшими комиссарами, подрывниками, разведчиками ребята поклялись вечно помнить тех, кто пал за Родину, и быть достойными их памяти.
Василий Михайлович рассказал, что, вглядываясь тогда а повзрослевшие лица своих учеников, он понял — все было рассчитано верно. Урок мужества и гражданства состоялся.
В школе Гавриленков преподавал историю, и никто лучше его не сознавал, что ученикам не постичь во времени и пространстве огромный мир, не зная истории того его уголка, в котором они росли. Психология нового поколения формируется не только временем, в котором оно живет, не только кумирами сегодняшнего дня, но и тем, что было, чего оно не застало, событиями, в которых не принимало участия. Из этого убеждения и родился музей.
Капитан запаса, Василий Михайлович с отличием закончил Смоленский пединститут, внимательно выслушал все доводы друзей о пользе и выгоде аспирантуры и... уехал в родное село Слобода. В первую же субботу после занятий учитель истории повел ребят в поход.
— Смотрите, — говорил он им и показывал на лежащую на земле корову, — это к теплу. Гуси под крыло носы прячут — к холоду. Лягушки урчат — к дождю.
Наметанный глаз насмешливого и внимательного человека безошибочно определял место бывшего городища или первобытной стоянки. В походах с Василием Михайловичем можно было обходиться без часов. У него были «цветочные часы», надо было только знать, что козлобородник «встает» в три-четыре часа утра, а ноготки — «сони» и начинают день не раньше семи часов.
Когда-то «железный Феликс», Дзержинский, писал жене: «Меня очень радует, что нашего Ясика так восхищает природа, что у него есть слух, что и лес, и цветы, и все богатство природы его так интересует. Ибо кто чувствует красоту, тот может уловить и понять сущность жизни настоящего человека».
Оставив у порога портфель, по музею на цыпочках, чтобы не мешать нам, ходила девочка. Она взяла со стенда, где висели фотографии в траурных рамках, вазочку с ветками забайкальского багульника и сменила воду. В марте, каждую весну, одинокая, потерявшая на Смоленщине сына женщина присылает из Забайкалья посылку с веточками багульника. В марте, каждую весну, распускаются сиреневые цветы.
К сожалению, разговор с Василием Михайловичем неожиданно оборвался. Он посмотрел на часы и сказал, что у него через десять минут урок. На улице мы распрощались. Василий Михайлович торопливо пересек дорогу, чуть сутуловатый и добрый.

3
К тому времени, когда я приехал, село Слобода под огнем настойчивых просьб школьников было переименовано в Пржевальское.
Однажды, потряся воображение мальчишек, вызвав неистовое любопытство сельчан, в Пржевальское прибыла группа ученых мужей. Ответственные мужи уважительно пожимали руку Василия Михайловича, который встречал их у школьных дверей. Могли ли думать пржевальцы, что по материалам, свидетельствам, документам, собранным их детьми, беспутными пацанами, в селе состоится выездная сессия географической секции Академии наук! Сессия посвящалась жизни и деятельности Пржевальского. Дважды по следам Пржевальских ребят выезжали археологические экспедиции.
Трудно было поверить, что все это происходит в селе, от которого за десятки километров не только железная дорога, но и местная «столица» — райцентр.
Я вспомнил другие места, в которых бывал и где от мала до велика все жаловались на свое село как на самое скучное на земле. Среди ищущих сочувствия были знающие, культурные люди. Вероятно, чтобы жить и сделать жизнь вокруг себя интересной, мало знания и культуры, нужно еще иметь увлеченное сердце. «Не бить челом веку своему, а быть человеком!» — эти стихи я впервые услышал от Василия Михайловича.
После каждого лета комната музея, пополнившаяся каменными топорами, наконечниками копий, тысячелетними черепками, вроде бы «усыхала». Нужно было новое помещение, И появилась «пионерская хата», как называл Дом пионеров Василий Михайлович. В эту «хату» и привела меня Ира Федорова.
У окна, поближе к свету, склонились над шитьем девочки. Они быстрыми, широкими стежками дошивали халаты из белой марли. Завтра ребятам предстояло с боем захватить высоту «108,7», ту самую, которая в сорок третьем торчала как заноза, и советским войскам надо было взять ее, уничтожить, вырвать с корнем. Те, кому пришлось ее тогда штурмовать, стали героями.
Комната была завалена стружками. Пахло сосновой смолой и краской. Трое подростков обстругивали деревянные автоматы. В углу, на табуретке, широко расставив сапоги, негромко перебирал кнопки баяна черноволосый парень лет пятнадцати. Он вдруг прервал военную песню и, обращаясь к девочке с рыжими косичками, вероятно продолжая прерванный разговор, сказал:
— Нет, неправильно ты истратила наши деньги...
Ребята вместе с Василием Михайловичем нашли клад польских монет Сигизмунда II. Они случайно заговорили о том, как бы истратили эти тронутые зеленью пластинки, если бы польские деньги сохранили ценность.
И я, взрослый человек, впервые пожалел, что в моем детстве не было Гавриленкова. Кто из мальчишек не мечтал найти клад, кто не мечтал стать Томом Сойером! Впервые в жизни я видел ребят, странная мечта которых осуществилась. Это были самые обыкновенные мальчишки и девчонки в лыжных куртках из вылинявшей байки, в коричневых школьных платьях, озорные и застенчивые.
— Надо было бы духовой оркестр купить, — продолжил свою мысль медлительный баянист.
— Мог бы и без оркестра обойтись! — возразили рыжие косички. — Я бы эти деньги во Вьетнам отправила.
Я вмешался в разговор, и ребята рассказали о медвежатах, долго живших у них, о партизанских землянках, в одной из которых они наткнулись на волчье логово. Кто-то пожалел, что я приехал зимой, а не летом.
— На рыбалку бы сходили, — сказал молчавший до сих пор командир отряда. Судя по его шершавым, исцарапанным рукам, коренастой фигуре и прищуренным глазам с плутовской искоркой, Саша Митрофанов был хороший рыбак.
Я сказал, что согласен и на подледный лов.
— Вы когда уезжаете? — спросил Саша.
— В понедельник.
— Нет, не смогу, — ответил он и с сожалением поскреб в затылке. Сразу после военной игры Саша должен был выехать на лыжах к месту бывшей стоянки прославленного отряда Шульца и нарубить жердей для ограды заповедного места.
У ребят не было незанятого времени. Их энергия находилась под контролем и была целенаправленна.
Ребята разговорились, и я выяснил, что в будущем почти все они видят себя образованными и уважаемыми людьми.
Три четверти подростков, опрошенных мною в других селах, отвечали приблизительно так же. Но многие тут же начинали сомневаться в своих возможностях, не верили в свои силы, в реальность того, что их желания могут осуществиться. Из такого настроения рождались пустота, растерянность, случайные поступки. Вероятно, Василий Михайлович хорошо это знал и всячески укреплял в ребятах уверенность в том, что при достаточном упорстве сбывается любая мечта.
Темнело. Я стоял с Сашей Митрофановым на берегу Сапшо у векового соснового бора. Красоты прославленного озера я не увидел, это была заснеженная равнина с крошечной фигуркой одинокого лыжника вдалеке. Саша показал на острова, которые угадывались по зарослям кустарника.
— Там и поселились первые люди.
На острове ребята обнаружили стоянку неолитического человека. Потом, когда островитяне перешли от рыболовства к земледелию, в окрестностях Сапшо вырос целый ряд городищ. С установлением великого водного пути из варяг в греки центром этих поселений стал город Вержавск, плативший дань смоленским князьям. В наше время Вержавск считался бесследно исчезнувшим. И только недавно юные краеведы установили, что он находится возле деревни Городище, в двадцати километрах от Пржевальского. Сколько людей не открыли свою Атлантиду только потому, что не встретились с человеком, с которым можно и в далеком селе открывать исчезнувшие города!
Саша поглубже нахлобучил свой треух и в тучах снежной пыли съехал на валенках вниз.
Назавтра я снова встретил Сашу. Он шел впереди своего отряда. Ребята, торжественно усталые, стройной колонной, с деревянными автоматами на груди вступали в село после штурма высоты «108,7». У Василия Михайловича лежали в карманах оставшиеся, тщательно пересчитанные взрывпакеты, На склонах сопки догорали дымовые шашки и облитые бензином два старых автомобильных ската. Жители села вышли из домов. И наверное, мальчишкам думалось, что двадцать пять лет назад вот так же встречали их отцов, так же вглядывались в лица, отыскивая родных и знакомых.
В день отъезда на двери Дома пионеров я прочел приказ, подписанный капитаном запаса В. М. Гавриленковым.
«Штабу батальона приступить к разработке двух новых военно-тактических операций: «Днепр» — преодоление водных преград, и «Мститель» — использование партизанской тактики в лесистой местности»,
Через восемь месяцев я снова попал в Смоленскую область и заехал в село Пржевальское. Встреча со старыми знакомыми вышла грустной. Все задумки Василия Михайловича остались не в памяти ребят, а на бумаге. От работы в Доме пионеров Гавриленков был отстранен. В районе посчитали, что увлечение Гавриленкова музеем — одно дело, а работа с детьми — нечто совсем другое. Время ушло на длинные объяснения с оппонентами. Облеченные полномочиями оппоненты не впервые оказались сильней. Когда-то спор между Антоном Семеновичем Макаренко и его противниками тоже завершился вынужденным уходом замечательного педагога из колонии имени Горького.
Познакомиться с новым директором Дома пионеров я не смог. Работа ему не понравилась, он рассчитался и уехал подыскивать новую должность.
Ребята были предоставлены сами себе.
Такого поворота дела я просто не ожидал, потому что хорошо помнил встречу с первым секретарем обкома комсомола Евгением Воронцовым. В беседе восемь месяцев назад мы сразу сошлись на том, что школа — оборонительный рубеж государства и для молодежной организации нет более почетной задачи, чем укрепление этого рубежа. Воронцов сказал, что помощь обкома сельским учителям — вопрос очень важный и над ним следует задуматься. Узнав историю Гавриленкова, я зашел в райком комсомола.
— За прямой помощью Гавриленков к нам не обращался, — сказала первый секретарь Елена Парцевская. — Мы считали, что он сможет справиться без наших усилий.
В блокноте сохранилась почти стенографическая запись этого разговора.
Я спросил, как пропагандировали методы работы Гавриленкова, был ли он приглашен, чтобы поделиться опытом с молодыми учителями.
— Нет.
— А вообще какая-нибудь помощь оказывалась молодым учителям?
— Нет. Был слет специалистов сферы обслуживания, а слета преподавателей не было.
Видно, ничего не изменилось с тех пор, как секретарь обкома Воронцов сетовал на то, что между сельскими учителями и райкомами связь слабая, случайная и, к сожалению, малодейственная. Главная задача комсомола — воспитание, а учителя — тот наиболее подготовленный и квалифицированный отряд, на который можно было бы опереться.
Я побывал в райисполкоме, райкоме партии, в роно. Мне хотелось знать, что думают в районе о Гавриленкове. Никто из тех, с кем я встречался, не изображал Василия Михайловича злодеем или непорядочным человеком. Заведующий роно Николай Петрович Орлов даже отозвался о нем, как о воспитателе, который любит свое дело. В чем Гавриленкова единодушно упрекали, так это в том, что он «чудачит». К сожалению, еще у многих людей восприятие мира устроено так, что все не укладывающееся в рамки их представлений о людях, жизни, чести вызывает у них осуждение.
— Не понимаем, как это он мог организовать со своими байстрюками сбор средств на какой-то памятник, ни с кем не согласовав этого вопроса, — говорили одни.
— Не понимаем, — говорили другие, — кому сейчас нужен проект восстановления усадьбы Пржевальского.
Третьих настораживала та ярость, с какой Гавриленков отстаивал «отпетое хулиганье».
Активность Василия Михайловича раздражала. Все хотели только одного: чтобы он был потише. «А может быть, отстранить?» — «Давайте отстраним». И отстранили. Пусть работает в музее. Музей — место тихое.
Проще всего было бы обрушиться на человека, подписавшего приказ об увольнении Гавриленкова. Но указать на кого-то одного как на носителя зла — не значит ли оставить непорочными, непричастными к этому делу всех, кто формально не участвовал в увольнении, но с чьего молчаливого согласия несправедливость совершилась?
Разговора о своем вынужденном уходе из Дома пионеров Гавриленков тактично избегал. Ни в его словах, ни в тоне я не уловил обиды. В конце концов дело даже не в нем. Дело в тех подростках, на глазах которых разрушили одну из первых заповедей юношества — о справедливости. Для неокрепшей души нет ничего опустошительнее, чем вид оскорбленного учителя. Звание «учитель» не просто свидетельство о роде занятий. Учителем человек становится только тогда, когда между ним и детьми установилось полное единство. Этот монолит не может быть разрушен безболезненно для учеников. И если подобная несправедливость случится на их глазах не раз и не два, то сколько бы потом ни толковали подросткам о высоких принципах, они будут выслушивать наставления со скептической улыбкой.
Недалеко от райкома я столкнулся с Сашей Митрофановым. В Демидово проводили военную игру в масштабе района и собрали школьников из окрестных сел. Я спросил Сашу, как дела. Он горестно отмахнулся. Потом сказал:
— Помните, какой тогда у нас кулеш был?
Во время штурма высоты 108,7, который я видел в Пржевальском, девочки в «обозе» на полевой кухне готовили обед. Была предусмотрена и эта мелочь, хотя дома штурмовавших сопку находились под боком. Горячий кулеш казался особенно вкусным, потому что ели его все вместе.
В Демидово сразу после игры ребят распустили, даже не поинтересовавшись, есть ли у них деньги на обед и обратную дорогу. Мальчишки ходили по улицам и свистели. Начиналась метель, вернуться домой многие не смогли. Никто не побеспокоился о том, чем ребята будут заняты целый вечер.
Стоило посмотреть в глаза Саши Митрофанова, чтобы убедиться: он хорошо понял разницу между увлекательнейшей игрой в Пржевальском и мероприятием, за которое кому-то где-то, наверное, поставили «галочку».
Недавно за круглым столом нашей редакции собрались сельские школьники, победители конкурса сочинений «Твой современник». На вопрос: «Чего им больше всего не хватает?» — ребята подумали и ответили: «Взрослых, которые бы жили нашими интересами».
В последнее время число приводов в детские комнаты милиции возросло в полтора раза. Может быть, между ростом правонарушений и отстранением Гавриленкова от воспитательной работы есть какая-то связь? Я думал о том, как нужны в районе умные, любящие детей и дело педагоги и чем их больше, тем тоньше и беднее станут пресловутые журналы ЧП.
Когда-то чилийская сельская учительница Люсина Годой, известная миру как поэтесса Габриэла Мистраль, написала «Молитву учителя»: «Дай мне простоту ума и дай мне глубину; избавь мой ежедневный урок от сложности и пустоты. Дай мне оторвать глаза от ран на собственной груди, когда я вхожу в школу по утрам. Садясь за свой рабочий стол, я сброшу мои мелкие материальные заботы, мои ничтожные ежечасные страдания... Пусть порыв моего энтузиазма, как пламя, согреет бедные классы, пустые коридоры». Мне кажется, что каждый, кто хоть как-то причастен к воспитанию детей, должен держать в сердце такие слова.
Очень трудно понять тех людей, которые относятся к Василию Михайловичу как к чудаку, вместо того чтобы поспешить ему на помощь. Одной рукой в ладоши не хлопнешь. Чтобы сияла вольтова дуга, нужно по крайней мере две свечи, и свет будет тем ярче, чем ближе они будут сходиться.
с. Пржевальское, Смоленская область

Итак, есть ли проблема подростков на селе? Есть. Принято считать, что она разрешима. Правильно. Но это не значит, что она существует где-то помимо комсомольских организаций и будет разрешена сама собой...


ПО ВАШЕЙ ПРОСЬБЕ

Ребята 70-ой широты

Слова Л. ЛУЧКИНА
Музыка С. ПОЖЛАКОВА

Белой ночью бегут олени,
И синеют сплошные льды.
А на десятой параллели
В это время цветут сады.
ПРИПЕВ:
А нам не страшен
Ни вал девятый,
Ни холод вечной мерзлоты,
Ведь мы ребята, \
Ведь мы ребята > 2 раза
Семидесятой широты. /
Если надо, значит надо,
Значит будут и здесь сады,
Пусть метели бушуют рядом,
Надо будет — растопим льды.
ПРИПЕВ.
Пусть морозы и пусть тревоги,
Пусть сугробы встают, круты,
Мы проложим пути-дороги
По законам своей мечты.
ПРИПЕВ.


КОНКУРС
ИСКРЫ

ОСТРОВ СОКРОВИЩ

В сельскую библиотеку приходят не только выбрать книгу или полистать журнал, но и скоротать время за беседой, обменяться новостями, обсудить последние газетные сообщения. Таким образом, функции сельской библиотеки несколько расширяются. Отсюда и определенные требования к интерьеру, к организации внутреннего пространства. Цветовое решение, которое важно вообще, в данном случае приобретает, пожалуй, особое значение. На приведенных рисунках цветовая гамма подобрана с таким расчетом, чтобы, не вызывая зрительных раздражений, создать ощущение светлого и праздничного интерьера. Свет и световые приборы, или, иначе говоря, осветительная арматура, очень важны во внутреннем оформлении. На этих рисунках изображены светильники, изготовлением которых можно заняться в любых условиях. Светильник, который подвешивается к потолку на блоке (блок дает возможность опускать и поднимать лампу), выполняется из металлического проволочного каркаса (форма может быть любая), на который наматывается обычный или капроновый шнур или простая веревка.
Керамика в сочетании с деревянными полками простого рисунка очень украсит помещение. Интересны в интерьере укрепленные на стенах фигуры, выполненные из металлической ленты (железной, стальной) толщиной 2— 3 миллиметра, шириной до 50 миллиметров. Ребро ленты перпендикулярно плоскости стены. Весь рисунок из этой гнутой ленты приваривается к металлическим же штырям, которые заделываются в стену (длина штыря до 100 миллиметров). Сама фигура отстоит от стены на 40—50 миллиметров. Это неплотное примыкание и создает основной эффект теневого повторения рисунка на стене. В читальном зале есть смысл заменить столы и стулья с традиционной дерматиновой обтяжкой на струганые деревянные столы и скамьи.
Очень украсят библиотеку, создадут уют и микроклимат комнатные растения, в особенности вьющиеся. Очевидно, не следует перенасыщать поверхность стен наглядными пособиями, плакатами и списками литературы. Для тематических выставок, выставок новинок художественной литературы и т. п. следует пользоваться стендами, основные параметры которых даны на прилагаемом рисунке.
В. БЛАНКМАН

1. АБОНЕМЕНТ
2. СТОЛ БИБЛИОТЕКАРЯ
3. КНИГОХРАНИЛИЩЕ
4. СТЕЛЛАЖИ
5. КАТАЛОГ
6. ПРИЛАВОК
7. СТЕНДЫ
8. ЖУРНАЛЬНЫЙ СТОЛ
9. ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ
10. СТОЛЫ ДЛЯ ЗАНЯТИЙ

<- предыдущая страница следующая ->