<- предыдущая страница следующая ->

ВОПРОС ЗНАЮЩЕМУ ЧЕЛОВЕКУ

КУДА ПУТЕШЕСТВУЕТ ПАМЯТЬ?

«Недавно услышала поразительную историю: молодой человек в кругу родных рассказывал о событиях, происходивших еще до его рождения, абсолютно не слыша о них прежде. «Крыша поехала»,— изрек один из тех, кто присутствовал при нашем разговоре. «Ничего подобного,— возразил ему рассказчик.— Парень абсолютно здоров, а такие вещи, представь себе, имеют научное объяснение. Ты слышал о трансперсональной психологии?» К сожалению, мне не довелось присутствовать при дальнейшей беседе. Думаю, комментарий к этому факту интересен для очень многих читателей».
О. Щедрова
г. Новосибирск.

Арбат, 25. Этот адрес известен тем, кто в трудные для себя моменты нервного срыва, депрессии, психического расстройства обратился сюда и получил желанную помощь. «Московский городской нейроэндокринологический центр» — гласит скромная табличка перед входом. Здесь в кабинете заведующего центром Л. Г. Герцика и состоялся разговор о мало кому известной области знаний.
— Лев Григорьевич, что же это такое — трансперсональная психология, чем она занимается?
— Если ответить коротко: это одна из ветвей науки, изучающей психику человека. Но такой ответ, разумеется, мало что объясняет. Поэтому расскажу подробнее. Со времен Фрейда, то есть с начала века, известно, что психика наша состоит из двух слоев. Один — это наше сознание, которое связывает нас с внешним миром, через органы чувств мы получаем информацию, перевариваем ее и потом соответственно действуем: скажем, если нам страшно, мы прячемся, бежим прочь, если что-то нравится — спешим навстречу и т. д. Есть другая часть психики — это наш опыт, который мы сохраняем с помощью памяти. Я могу вспомнить, если захочу, события, происходившие в детстве, юности, людей, которых тогда знал. Это часть нашего опыта, доступная нам. Но есть так называемая бессознательная часть психики: многие события прошлых лет исчезают из памяти. Однако если одни стираются за ненужностью, то другие как бы насильственно, потому что они доставляли нам боль, а у психики есть защитные механизмы, которые помогают забыть эту боль. К сожалению, это не значит, что она исчезает бесследно, мы просто ее не чувствуем, но то, что называется человеческими комплексами, остается. Образно говоря, остается нарыв, который рано или поздно может дать знать о себе, причинить новую боль. Таков механизм возникновения невроза.
Предрасположенность к стрессу и сам стресс — это как замок с ключом, разница в том, что реальные ключ и замок делают одновременно, а в психологии замок создается когда-то в прошлом, а ключ к нему иногда через много лет, и вот когда они сходятся, возникает недомогание, болезнь.
Психологические школы различаются трактовкой того, когда появляется замок, то есть когда происходит образование слабого места, комплекса. Традиционная фрейдистская психология считает временем закладки невроза возраст от 0 до 15—16 лет, причем самый активный период — раннее детство, от 0 до 6,5 лет. Человек, утверждает она, появляется на свет чистым листом бумаги, а жизнь рисует на нем узоры.
— Выходит, и генетика ни при чем?
— Нет, очень даже при чем. И Фрейд не отрицал, что все люди рождаются с разными потенциями: на одном «листе» жизнь рисует все что угодно — и хоть бы хны, а у другого то же самое рисование превращается в хаос.
У Фрейда была масса учеников, и большинство из них не только углубляли, но и существенно изменяли его теорию. Один из любимейших учеников Фрейда, Отто Ранк, пришел к заключению, что первой и самой главной психологической травмой для человека является травма родов. Человек рождается на свет через ужасные муки. То, что переживает мать,— лишь один процент того, что испытывает дитя. Матери больно, она страдает, но не умирает. Каждый ребенок рождается через смерть. Представьте себе: лежит в утробе, его кормят, поят, никто не трогает, все хорошо и спокойно. И вдруг однажды шланг, соединяющий его с источником всего этого, отсоединяют, воздуха нет, еды нет, да еще начинают душить. Как может существо, уже имеющее органы чувств, воспринимать все это? Только как погибель. И Ранк считает: человек не рождается чистым листом бумаги, на этом листе стоит уже как минимум один знак, человек знает, что такое жизнь и что такое смерть.
А то, что ребенок уже в утробе матери обладает довольно сложными способностями, сейчас широко известно. С помощью современной техники все, что происходит во чреве женщины, можно даже видеть на видеоэкране. Окружающий женщину мир непосредственным образом влияет на зародыш. Например, если мать во время беременности слушала какую-то спокойную музыку, то потом с ее помощью она может усыплять грудного ребенка.
Итак, по Ранку, психика человека формируется не с момента его рождения, а с самого зачатия. А как же опыт поколений? Человек имеет 46 хромосом, на которых записано Бог знает сколько разного материала. Что, все это исчезает бесследно с каждым новым зачатием и человек обладает только той культурой, в которой родился? Этим вопросом задался другой ученик Фрейда, Карл Густав Юнг, которого Фрейд называл кронпринцем и очень надеялся, что он станет его духовным наследником. Юнг впервые заявил, что бессознательное простирается за пределы человеческого Я. У вас есть ваше личное бессознательное, говорил он, но это только часть, есть бессознательное, общее для всех людей. Человеческая психика — это космос, неисчерпаемое, не поддающееся обозрению нашего ума пространство, и мы все из него происходим и все несем его в себе.
— Но что подвигло Юнга к таким умозаключениям?
— Представьте себе — сказки, мифы, знакомство с мировыми религиями. Он стал их сравнивать и вдруг обнаружил, что сюжет Ветхого завета очень близок к Корану и к буддийскому вероучению. Тогда Юнг заговорил о мифах как о гигантском источнике представлений об истории человечества и именно на основе их изучения доказывал, что бессознательное — это отчасти коллективное, космическое.
Та психология, которая говорит, что человек — лишь отчасти Я, а отчасти — МЫ, и называется трансперсональной психологией. Так как многие науки взаимосвязаны, то исследователи считают, что трансперсональная психология соответствует уровню развития квантовой физики. Все это, конечно, дискуссионно, все это уровни допущения, но такие, которые позволяют на их основании построить психотерапевтическую помощь.
Тот же самый Фрейд говорил, что избавиться от нарыва можно, если к нему добраться и выяснить, как он возник. Разница между методами психотерапии заключается в способах того, как добраться до слабых мест. У нас в стране было большевистско-идеалистическое представление о том, что здоровый человек — это идеальное существо, робот. Уверяю вас: нет таких людей. Здоровый человек — это нормальный невротик, у которого есть слабые места, невротические нарывы. Но, по определению Фрейда, простому и гениальному, здоровый человек — тот, кто может любить и работать. Если что-то мешает этому, значит, есть проблема, требующая вмешательства медиков.
Итак, каким же образом добраться до нарыва? Фрейд говорил: надо начинать с рождения, Ранк — с зачатия, а Юнг утверждает, что надо идти дальше, на уровень прошлых поколений, культуры, мифов. Наш центр, может быть, единственное в мире заведение, которое опирается на все три метода.
— Расскажите о методе, связанном с трансперсональной психологией, поподробнее.
— Его автор — чехословацкий психиатр, эмигрировавший в США, Станислав Гроф, президент международной ассоциации трансперсональной психологии. Метод, который он изобрел,— голотропное дыхание (holos — это в переводе «всецелость»). Техническим приемом, как явствует из названия, является особый, углубленный, учащенный способ дыхания. Он сопровождается специальными музыкальными программами и психотерапевтическими процедурами. Во время сеанса человек погружается в такое состояние сознания, которое позволяет ему видеть необычные картины. Например, одному из учеников Грофа, швейцарскому психологу, предстало видение: молодая женщина в саду срезает с кустов розы. И вдруг в какой-то момент картина эта ужасно исказилась, как будто что-то случилось. После сеанса швейцарец сказал: «Мне кажется, я видел свою мать, которую я, увы, не знал — она умерла, и я вырос без нее». Вернувшись домой, он рассказал эту историю отцу. Тот был потрясен. Действительно, сказал он, твоя мать была в саду, когда у нее начались схватки (вот почему исказилась картинка).
А вот другая история. Моя пациентка из Краснодара во время сеанса наблюдала органы человеческого тела — печень, сердце, легкие, сосуды, кости, причем описывала все, как человек с высшим образованием, а она его не имеет. И я поймал себя на мысли, что она описывает внутренности своей матери, которые она видела, лежа в ее утробе.
Во время сеанса порой происходит регрессия возраста, человек возвращается в другие временные отрезки своей жизни, как в случае, рассказанном вашей читательницей.
— Когда, для каких целей применяется метод Грофа?
— Для лечения психических заболеваний и коррекции психологических проблем, трудностей общения. С помощью наших процедур человек на короткое время меняет обычное состояние сознания, ему становятся доступными те сферы его жизни и бессознательной психики, которые недоступны в привычной жизни.
— А это не опасно?
— Абсолютно. Все возвращаются «на землю». Но человек, просыпаясь, чувствует себя так, словно его душу разгрузили, сняли с нее «камни». Мы смогли помочь даже тяжелобольным людям с серьезными психическими недугами, с многолетними депрессиями, с проблемами адаптации и т. д. К сожалению, не всегда лечение заканчивается полным выздоровлением, но почти всегда — улучшением, облегчением страданий.
— Не похоже это на состояние, которое вызывают наркотики?
— Похоже. И, между прочим, метод Грефа широко применяется при лечении наркомании. Чем плохи наркотики? К ним привыкают. Одна зависимость — от болезни, меняется на другую — от лекарств. Наш метод это исключает.
— А много ли среди ваших пациентов женщин?
- Большинство. То ли им труднее живется, то ли они смелее мужчин, но женщины чаще обращаются к нам, и мы работаем со всем спектром женских проблем, начиная с психологических и кончая физиологическими. Коллектив у нас сложился замечательный. Мы используем все методы лечения, в том числе и лазерную психотерапию. Сотрудники центра пришли из разных мест, но все едины в том, что нельзя позволять себе пессимизма. И нашим пациентам внушаем то же. Эту идеологию принес в наш центр его создатель и нынешний духовный и научный руководитель профессор А. И. Белкин. Мы живем в России — стране, которая была знаменита своими психиатрами. И наш небольшой коллектив пытается возродить их потрясающие гуманистические традиции.
— А как вы относитесь к колдунам, экстрасенсам, другим народным целителям?
Тут в разговор вступает врач-психотерапевт А. В. Литвинов.
— Нельзя однозначно оценивать их деятельность. Некоторые из них используют определенные приемы, применяемые и нами. Да и Гроф, создавая свой метод, обращался не только к идеям Фрейда и Юнга, но и к богатейшему эмпирическому опыту тех же колдунов, шаманов, служителей культов.
Наш подход отличается главным образом тем, что в психотерапии по методу Грофа пациент с первых минут работы — равноправный и, подчеркнем, сознательный участник процесса. Мы избегаем какой бы то ни было загадочности, игры в таинственность. Наоборот, любой из наших семинаров начинается с подробной лекции, в которой мы излагаем идеи, лежащие в основе метода. Причем не предлагаем такой взгляд на вещи в качестве истины в последней инстанции. Мы просто даем возможность каждому испытать его на практике.
— Применяется ли метод Грофа в других странах?
— Да, и очень широко. В США он запатентован, есть целая школа в Чехо-Словакии, Гроф здесь национальный герой (и это понятно), есть несколько центров в Англии, Германии, Швейцарии. И в России московский центр — не единственный. Наши ученики (а мы ведем и обучающую деятельность) успешно работают в Краснодаре, Саратове, Ижевске, конечно же, и в Санкт-Петербурге.
— А как относится к методу Грофа официальная наука?
— Без ненависти, даже больше того — весьма благожелательно. Откровенно говоря, Минздрав всегда нас поддерживал. И сейчас нас никто не подавляет и не запрещает работать. Дай Бог, чтобы и впредь было так.
Беседу вела Нина ФЕДОРОВА.

Профессор А. И. Белкин во время сеанса.
Фото М. ЗИЛЬБЕРА


МУЖЧИНА И ЖЕНЩИНА

Просто встретились два одиночества...
Людмила КОДЗАЕВА

ГОРОДОК БЫЛ НЕВЕЛИК, но, очевидно, отцы его, правившие им в начале века, прочили ему большое будущее, а потому и гостиницу построили, ориентируясь на эту самую радужную перспективу. Не пожалели ничего: ни строительных материалов, ни фантазии и выдумки, употребив все известные им архитектурные стили. Арку над центральным входом поддерживали мощноторсные атланты и пышнотелые кариатиды, грустными глазами глядящие на сидящих на карнизе внушительных пернатых, похоже, орлов. Готические башенки должны были, очевидно, придавать легкость этому чуду архитектуры начала XX века. А, впрочем, чего смеяться-то, о вкусах, известное дело, не спорят. А что касается прочности здания, так износу ему, наверное, не будет. Тем более что и нынешние правители города о памятнике, судя по всему, пекутся. Во всяком случае, покрашено оно совсем недавно: бедра кариатид так и лоснятся свеженькой немыслимой желтизной. Ладно, эти каменные дамы при месте, а вот найдется ли оно для меня под этими внушительными сводами.
С этой мыслью я и вошла в роскошный (на самом деле) вестибюль. Время было позднее, но сидящая за стойкой коротко стриженная брюнетка была свежа и приветлива.
— Мы рады видеть вас в нашем отеле. Одноместный номер? Пожалуйста, заполните вот этот бланк. Прошу: ваш ключ. Надеюсь, вам будет удобно.
Увы, надеялась эта прелестная женщина напрасно. Щелкнув выключателем, я оказалась в крохотном мрачном номерке, в котором даже цвет обоев разглядеть было невозможно, потому что единственная лампочка, горевшая на четырехметровой высоте красноватым, словно маленький Марс, светом, не могла разогнать темноту. Ни ночника, ни настольной лампы в номере не было. Зато в ванной сиял, можно сказать, настоящий прожектор. И при его сиянии я и увидела трех симпатичных мышек, гостеприимно выбежавших мне навстречу. С темнотой я смириться могу. Могла бы и с мышами, если бы так их не боялась. А потому с легкостью, которой, честно говоря, давным-давно в себе не замечала, я вылетела в коридор и понеслась к столу дежурной.
— Мышек, что ли, увидели? — ласково спросила она, не дав мне раскрыть рот.— Вы хоть не завизжали, а то бывает кричат так, словно пожар или на змею наступили. Да вы успокойтесь, садитесь вот сюда, я как раз чай заварила — попьем вместе. Зиной меня зовут. А насчет мышей — они у нас в каждом номере обитают. Уж и травили их не раз, но живучие, ничего с ними не случается. Здание-то старое, вот всякая живность в нем и водится. Тараканов увидите — не удивляйтесь...
— Да у меня там так темно, что сегодня-то не увижу...
— С лампочками у нас плохо — дефицит, да еще и наши по домам тащат: купить-то негде. Пейте чай, он у меня особый, с травками. Я, как в ночь дежурю, всегда завариваю побольше — многие постояльцы на новом месте плохо спят, выходят посидеть, поговорить, я их чайком и угощаю... Ой, что-то Танюшка с себя одеяльце сбросила.— Зина отошла в глубину холла. И только сейчас я заметила, что на диване спит маленькая девчушка Зина заботливо укрыла ее, поцеловала в щечку и вернулась.
— Недавно только переболели, боюсь как бы не прохватило сквозняком. Ну, давайте-ка чай пить. Вот у меня еще и пирожки с капустой...
— Спасибо, вы такая добрая...
— Это правда, я добрая.— Женщина весело рассмеялась.— А знаете, почему? Потому что счастливая. Нет, злой-то я никогда не была, но счастливый человек он как-то по-другому добрый. Ну, например, солнце — оно ведь всегда светит, но зимнее солнце с летним не сравнить. Так вот я недавно была, как зимнее солнце, а сейчас, как летнее. А скажи мне кто еще месяц назад, что в таком счастье купаться буду, не поверила бы.
ЗИНА НАДОЛГО ЗАМОЛЧАЛА и, машинально помешивая ложечкой чай, улыбалась чему-то своему. Я тоже молчала. Самой расспрашивать было неловко...
— Время-то уже за полночь,— оторвалась от своих мыслей моя ночная собеседница.— Спать не хотите? Тогда давайте еще поговорим. А хотите, я вам расскажу свою историю? Она у меня интересная. Я раньше думала, такое только в книжках или в кино бывает. Да, видно, те, кто книжки пишет или кино снимает, из жизни все берут. Вам расскажу, потому что вы приезжая, день, два — и уедете. Здешним ничего не рассказываю. Нельзя из-за Танюшки. Не хочу, чтобы она когда-нибудь узнала... Ой, да что же я так бестолково говорю-то? Вы ведь не поймете ничего.
Начну все по порядку. Сама я не из этого города. В соседней области жила Родители мои живы, но, хотите судите, хотите нет, я их восемнадцать лет не видела и видеть не хочу. Пьют они оба, пьют по-черному, как говорится. Ушла из дому, как только паспорт получила. Санитаркой в больнице работала, жила у одной старушки. Медучилище окончила, стала работать в процедурном кабинете в поликлинике. Родители мной, слава Богу, не интересовались, не больно-то их сердца из-за дочери изболелись.
В городе-то я, конечно, их изредка встречала, но никогда не подходила. Может, и они меня видели, не знаю. С ними сестра моя младшая осталась, тогда ей два года всего было. Ее жалела, в садик к ней всегда ходила, гуляла с ней. И когда она подрастала, старалась побольше общаться. Да проку от этого немного было... Ну, вот, значит, работаю в процедурном кабинете. И приходит однажды на укол мужчина, не очень-то молодой, приезжий. В командировке в нашем городе был, заболел, уколы ему назначили... Вежливый, серьезный. Десять уколов ему надо было сделать, вот десять дней он и приходил... А когда в последний раз пришел, спросил, нельзя ли меня в театр пригласить. Я ответила — нельзя. Он извинился и ушел. И как-то мне грустно, что ли, стало...
Но тогда я замуж собиралась. И собиралась, и вышла, все честь по чести — свадьба такая веселая была. Но вот, кроме этого веселья, больше ни одного радостного дня в семейной моей жизни не было. Муж мой то пьянствовал, то гулял. Так четыре года с ним промаялась, потом разошлась. Детей не было: боялась от пьяницы рожать. Когда замуж выходила, комнату мне дали. А у его родителей свой дом был, так он ко мне не прописывался. Хоть с жильем маяться не пришлось. В общем, стала жить, как будто его и не было. Работала все там же. Сестра моя Оля больше жила со мной, чем с родителями. Я сама так хотела, ничему хорошему они ее научить не могли. А девчонка и так уже была с дурью. В школе на нее жаловались, да и сама я замечала, что вроде покуривать она начала. А как-то пришла домой, а она с пацанами за бутылкой сидит. Не сдержалась я и влепила ей пощечину. Ушла она от меня, к родителям ушла. Встретит на улице — стороной обходит. Пробовала я ее уговорить вернуться, извинялась за пощечину — не вернулась...
Совсем одна я осталась. Дома тошно. Да нет, конечно, ухажеры-то были, да только от них еще тошнее становилось. Жила, как в полудреме... Только на работе и просыпалась. И вот как-то раз попросила меня моя напарница отработать за нее. Как сейчас помню, это была пятница. И уже около семи часов входит мужчина. Верите, я как на него посмотрела, так сразу узнала. А ведь уже лет восемь прошло. Поседел он здорово. «Здравствуйте,— говорит,— Зина». А я даже имени его не знаю. «Что же это,— отвечаю,— вы в нашем городе болеете всегда?» — «Да нет, я здоров. Так вот зашел. Может, найдется у вас часок? Может, погуляем?»
Пошли мы с ним гулять. Зима, холод, а мы бродим, бродим. Неудобно, думаю, надо человека хоть на чай пригласить. «Спасибо,— говорит,— но чай пить уже некогда. Я ведь проездом. Вас увидеть захотелось. Я как-то приезжал уже, но мне тогда сказали, что вы замуж вышли...» «Было,— говорю,— замужество, да, слава Богу, сплыло». Смотрю, он аж засиял. «Значит, вы снова свободны. Это же замечательно!» За руки меня схватил и говорит, говорит, не останавливаясь. Рассказал, что уже тогда был разведен, что полюбил меня сразу, что все эти годы помнит меня, что никто ему, кроме меня, не нужен, что живет с сыном Сережей, двенадцать лет ему, что просит выйти за него замуж, что жить будем там, где я захочу,— в Мурманске у него квартира, что сам он инженер. Слушаю его и чувствую, что голова кругом пошла. Ну, хоть садись с ним в поезд и езжай... Но ему говорю, что не могу же я так сразу ответить, что должна подумать, что не знаем мы друг друга совсем. Он грустно так на меня посмотрел. «Конечно,— говорит,— если считаете, что надо подумать, то думайте. Только мне так страшно, боюсь снова потерять вас...» И ведь действительно чуть было мы снова не потерялись...
Ну, ладно, проводила я его в тот раз на поезд. Стали мы с Сашей переписываться. И, знаете, по письмам так много можно узнать о человеке, пожалуй, даже больше, чем когда с ним самим разговариваешь. И сын Сережа тоже мне писал. Такой мальчик славный, вежливый, умненький и, видно, добрый очень — про собак и кошек, которых на улице подбирает, так мне писал, что я плакала. В общем, месяца через четыре написала я Саше, что согласна выйти за него замуж. Он мне телеграмму прислал: «Ура! Ура! Ура! Целую!»
ТАНЮШКА ЧТО-ТО БЫСТРО-БЫСТРО ЗАЛОПОТАЛА во сне, а потом заплакала Зина кинулась к ней, взяла на руки и, тихонько напевая, стала ходить по коридору. Девчушка, обхватив ее за шею, вскоре уснула.
— Дома никогда не просыпается, а тут несколько раз за ночь. Привыкла к своей кроватке.— Зина с нежностью посмотрела на спящую девочку.— На чем я остановилась? А, да, на телеграмме. Потом и письмо пришло. Саша спрашивал, что я думаю насчет того, чтобы перебраться к нему. У него там и работа хорошая, и квартира трехкомнатная. Жена-то уехала к родителям на Украину, так что менять квартиру не пришлось. Я ответила, что перееду в Мурманск. Стала собираться в дорогу. Написала заявление об уходе с работы. Хорошо, отдать не успела, потому что жизнь, а вернее, сестренка моя преподнесла мне неожиданный сюрприз. Короче говоря, Оля родила... В неполных восемнадцать. Позвонила мне из роддома — приходи нас забирать. Привезла их к себе — не туда же, где родители, там что ни день, то пьянка. А молодой наш папаша даже из любопытства ни разу не пришел на дочку свою взглянуть. Ну, что тут делать? Как уезжать? На кого их оставить? Кто кормить-то станет? Вот сколько вопросов сразу. А отвечать мне надо было. Самой. Думала я, думала... Поняла, что никуда я не поеду, и написала Саше все, как есть. Написала, что если он не передумает на мне жениться, то пусть посоветует, как поступить: отложить ли нашу женитьбу, или нас всех к себе заберет, или сами сюда приедут, хотя, конечно, понимаю, что и работа его там держит, и жить в одной комнате тесновато. В общем, мол, решай — как решишь, так и будет. Стала ответа ждать, долго ждала, но так и не дождалась...
Горько было так, что и передать не могу. Но жить-то все равно надо — не одна теперь, две беспомощные девчонки на руках. Танюшку полюбила — день не вижу, пока на работе, так изведусь вся. Еще и на мамочку ее не больно-то надеялась. Не доверяла ей, все боялась, как бы она девочке не навредила чем, потому что сестрица моя тоже выпить не прочь. И не зря боялась. Как-то отпросилась с работы — места себе не находила, а позвонить нельзя, телефона у меня не было, приезжаю домой, а они спят обе, не добудишься. От Ольги спиртным несет, а Танюшка бледненькая такая, еле дышит. Растолкала сестру, трясу: что с ребенком? Она посмотрела, испугалась и призналась, что димедролу ей дала, чтобы спать не мешала. Оказывается, она частенько так делала: малышка уснет, а она по подружкам шастает. Ох, и натерпелась я тогда страху, пока врачи девчоночку мою отхаживали. Наняла старушку за ребенком присматривать, ползарплаты отдавала, зато спокойна была...
НУ, А КОГДА ТАНЮШКЕ ИСПОЛНИЛСЯ ГОДИК, в тот день Ольга сделала нам обеим подарок... Позвонила мне на работу и сказала, что уходит из дома, а Танюшку оставляет мне. Я даже ответить ничего не успела, она трубку повесила. Прибегаю домой, а ее уж и след простыл. Забрала свои вещи, да и мои в придачу...
Месяца три от нее ни слуху ни духу. А потом вдруг объявилась: «Замуж,— говорит,— выхожу. Он про дочку ничего не знает. Так что, хочешь — удочеряй, а нет — в детдом отдам». Вот такая у меня сестрица. Бросилась я всякие справки собирать. Ох, и помотали же меня! Хотя, казалось бы, какие могли бы быть сложности? Тетка ведь родная. Нет, чего только не придумывали! Одна инспекторша додумалась до того, что, мол, специально удочеряю, чтобы квартиру получить. Это надо же, сколько подлости в человеке может быть! Ну, ладно, все наконец сделала Танюшка моей дочкой стала. И тут я решила, что надо нам с ней из города уезжать. Чужие люди не скажут, так свои дедушка с бабушкой — кто знает, что от них ждать можно. А я не хочу, чтобы она знала, что не родная дочка мне, да и какая же она не родная?
Начала я обменом заниматься. Повезло — быстро нашла. Встретилась с сестрой, сказала, что уезжаю, что если у нее совесть есть, то пусть не ищет нас — не меня, так хоть девочку пожалеет. Она расплакалась: не такая же, говорит, я зверюга, чтобы своему ребенку жизнь калечить. А потом, потом вдруг на колени передо мной встала, признаться, говорит, должна, виновата, говорит, по глупости все сделала. Призналась, что, оказывается, был ответ на то мое письмо. Только Ольга его получила, прочитала и спрятала от меня, скрыла боялась, что не сможет прижиться там, в Мурманске, куда Саша нас всех звал. Он и потом несколько раз писал, она письма рвала. А когда он написал, что приедет, она телеграмму дала, что, мол, та, кому вы пишете, давно уехала в какой-то другой город, замуж вышла Вот так она нас и разлучила...
И я-то тоже хороша, обиделась, что не ответил, и ни разу не написала больше. В таком человеке усомнилась...
КАК ОНА МНЕ ЭТО РАССКАЗАЛА, я бегом на почту. Телеграмму давать. Все написала, что замуж я не выходила, что жить теперь буду вот по такому-то адресу, что произошло страшное недоразумение, что живу вдвоем с дочкой, о которой писала в письме.
На другой день я снова на почту пошла забыла написать, что если у него что изменилось, то обиды на него держать не стану, что, значит, не судьба нам вместе быть. И когда написала страшно стало, а вдруг и вправду все уже поздно. Всю ночь проплакала Утром, пока Танюшка спала, в магазин за молоком пошла. Возвращаюсь, а Саша у подъезда стоит... Он второй моей телеграммы не успел получить — после первой сразу выехал. Прожил он у меня три дня. Помог вещи отправить. Танюшку все на руках носил. Всегда, говорит, о дочке мечтал. Проводил он нас сюда, а сам в Мурманск уехал — на работу надо было, и Сережа один оставался. Потом они с Сережей вскоре приехали. Устраивать нас с Танюшкой на новом месте. Решили мы, что жить здесь будем. Тут Саше и работу на заводе хорошую предлагают, и Сереже климат наш больше подходит, бронхи у него слабые. Месяц они здесь пробыли. Сережа с ребятами уже подружился, а Танюшку совсем избаловал. Я ему даже замечание сделала, а он мне говорит: «Ты, мама Зина не права, старший брат должен баловать сестренку». Такой у меня теперь сынок замечательный, если бы вы его только видели, какой красивый, какой умный! Ребята его все так зауважали, да что ребята, с ним и взрослые считаются. Вот, знаете, как было.
Пошли мы с Сашей в загс заявление подавать. А нам говорят, что ждать надо не меньше месяца. Уж как мы ни просили, не положено, говорят, и все. Вышли расстроенные — Саше-то уезжать надо. Сережа посмотрел на нас и пошел в кабинет. Что он там говорил, не знаю, но только нам в порядке исключения через неделю регистрацию назначили. Еле-еле успели к свадьбе подготовиться.
А сегодня мы с Танюшкой последний раз дежурим. Завтра наши мужчины приезжают. Утром сменюсь и закручусь по дому, дел полно. Пирожки вам мои понравились? Вот и Саша с Сережей их тоже любят. Нажарю им целую гору, холодца наварю, свиные ножки уже достала... В общем, хлопот полон рот. И слава Богу. Я теперь стану домохозяйкой, потому что Саша считает, что Танюшку лучше в садик не водить. Правда, в газетах пишут, что подавляющее большинство женщин стремится работать, но я к этому большинству не отношусь. Может, потому, что с шестнадцати лет работаю.
— Послушай,— Зина впервые обратилась ко мне на «ты»,— скажи, я еще ничего? Только посмотри внимательно...
— Ты не «ничего», а очень красивая,— ответила я ей.
— Не обманываешь? Хотя я и сама знаю, что красивая, сейчас красивая, опять же потому, что счастливая,— засмеялась Зина.— Ну, ладно, иди спать, а то уж скоро рассветать начнет. А мышек не бойся, ты потопай, когда войдешь, они и спрячутся...
Я ВОШЛА И ПОТОПАЛА, и тут же из ванной выглянула мышка, чтоб посмотреть, кто это так топает. А я подумала как хорошо, что в гостинице водятся мыши, а то я не познакомилась бы с Зиной, не узнала бы ее драматичную, но со счастливым концом историю. А я люблю истории со счастливым концом, потому что если счастье встретилось кому-то, то, значит, оно есть на свете и, значит, оно может встретиться и тебе...

<- предыдущая страница следующая ->