каморка папыВлада
журнал Огонёк 1991-10 текст-8
Меню сайта

Поиск

Статистика

Друзья

· RSS 28.03.2024, 18:15

скачать журнал

<- предыдущая страница следующая ->

ПАСТОРАЛЬ
Алла БОССАРТ

А здорово он придумал, любимый нашим поколением Вася: параллельная Россия. Как лихо и весело помчалась бы она по капиталистическим рельсам, играя голубой белогвардейской кровью в жилах, кабы высадились поручики и корнеты на райском острове вместо того, чтобы сгинуть в гнилой жиже Сиваша. Одно лишь маленькое географическое допущение — и благоденствие для нации. Пусть и не для всей, пусть лишь для российской почки,— но хоть было бы куда эмигрировать. Я понимаю русского писателя Аксенова: рвануть в Америку — не штука. Смоделировать Америку, и даже лучше, у себя, среди своих; есть, пить, ездить, покупать, работать и отдыхать, как весь Общий рынок, но при этом говорить и писать по-русски — вот хрустальная мечта российского интеллигента. Он сочинил лучшую из утопий, и я бы первая туда сбежала, будучи принципиальным противником эмиграции, ибо нет для нас, потерянных и обманутых родиной беспризорников, иной земли обетованной, кроме Острова Крым. Кроме выдуманной белогвардейской России. Которая, впрочем, тоже ненадежна, ибо безнадежны мы в своем мазохизме, своей доверчивости, в своей ностальгии, которая, как гемофилия, раньше нас родилась и гонит нас в пасть Общей Судьбы. Прощай, Остров Крым, я ищу и не нахожу тебя, ибо правила игры такие, что проигрывает здравый смысл, и нам не выкарабкаться... Но мы играем. Хотя бы неделю в году дайте пожить нам выдуманной жизнью, сделайте нам красиво, вдохните йод в наши бронхи, причастите нас теплым кагором на солнечной террасе, чтобы задрожало в знойном мареве и раскололось солеными брызгами наше чадное проклятие с запахом помойки и тухлой рыбы и хриплой частушкой у забора автобазы. Кто не любит Крым, Василий Палыч! Какой русский, украинский и татарский, какой немецкий и польский не любит его! Лучшего места для вашей процветающей альтернативы не найти...
Но нет, не высаживались юнкера, падали, раскинув руки, поручики в береговой прибой, и кипела розовая вода за кормой последнего парохода на Стамбул, и пьяный штабс-капитан на палубе размазывал слезы и крыл по матери распаренную истерикой и шубой певичку варьете.
Стой, вернись, Мими, или как там тебя, Жужу! Мы отмотаем пару сотен метров назад, мы все-таки рискнем. Ну, пошла давай, ноги из-под мышек, перья и каблуки — а больше ничего. И официант скользит черной тенью, сверкая во тьме белым пластроном и манжетами; звякает лед в бокале, крутые мужики с загривками делают себе Париж, что под их градусом и в их трактовке легко достигается темнотой и высвеченной прожектором серебристой ягодичкой.
Нам сложнее. У нас нет валюты, и нас не поят в этом баре, где девочки танцуют практически голые и дамы практически в соболях. Но нам тоже хочется Парижа или Острова Крым, и мы, рядовой совдеповский контингент, бросаем немытую посуду в своей хрущобе, бросаем свой прокуренный кабинет и слегка помятый, обслюнявленный рупор гласности и, отмахиваясь от очередей и митингов, забастовок и погромов, пленумов и разоблачений, мчим на южный берег на абсолютно нелепую в этом контексте тусовку под названием, вообразите себе, «Ночная феерия», объявленную как фестиваль театров-варьете. Как хорошо быть журналистом...
Между прочим, в нашем корпусе есть, оказывается, специалисты по эстраде. Не надо думать, что они отгородились от проблем, ищут, прыг-скок, легкой жизни. Про эстраду, как и про футбол, и про секс, и про школу, и про кино, и про армию, и про торговлю, и про суд, и про церковь, и про коммерцию, и про баню, и про укладку кабеля на оживленной магистрали в часы пик, можно сказать, что это — зеркало общества, или зеркало перестройки, как вам больше нравится. Мой приятель, например, взялся отрецензировать «Ласковый май» — и угодил на месяц в больницу с переломами ребер.
Такая мафия, такие нравы, вы, девчонки, себе представить не можете, что за прелесть! Приглашенный балетмейстер ставит номер в одном валютном шоу. А потом тот же номер берет и ставит в своей собственной программе. «Какой цинизм!» — изумляется коммерческий директор валютного шоу, Крестный Отец отечественного варьете, и посылает к балетмейстеру двух молотобойцев. Впоследствии балетмейстер со своей труппой, как заяц, мечется по стране, зализывая раны, и Крестный Отец достает его повсюду, давая вздохнуть только в радиусе Полярного круга.
Вот это жизнь!
Я не специалист по эстраде, но мой жизненный опыт подсказывал мне, что Ялта в начале октября — шаг к реализации утопии, и приглашение Союзконцерта было принято. Идея провести (фестиваль именно варьете именно в Ялте приближалась к гениальной. Самое злачное зрелище в самом злачном месте — вы догадываетесь, какие птицы слетелись сюда? Приобщиться к изумительной, социально пассивной полноценной неге не просто приятно. На наших глазах отдельно взятая территория вступала в противоречие с законами природы и общества: из-под официальной проступала островная версия, островной вариант если и не Крыма, то по крайней мере города Ялты, или уж, во всяком случае, одноименной гостиницы, где заселился и грянул фестиваль.
Дамы и господа, товарищи! Оторвитесь от котлеты и посмотрите направо, налево или даже назад, в зависимости от расположения вашего столика. То, что вы видите, не просто ноги, ноги, ноги, переходящие в шляпки. Варьете как театральный жанр существует, господа, ровно двести лет, и ни разу за эти годы перед ним не ставилось социальных, политических и революционных задач. Сугубо досужий характер и развлекательный пафос кабацких шоу привели этот жанр в полный упадок в стране победившего социализма в отличие от родины варьете Франции, где социализм, возникнув примерно тогда же, когда и варьете, к счастью, не победил. Русские шансонетки и кордебалет даже не пытались доносить до молодой советской республики идеи Октября, полагая, что в этот месяц умирают только хризантемы. Они уплыли в Марсель и Константинополь, а те, что остались, нанялись барышнями в конторы.
Поэтому, когда рестораны нашей страны вновь запросили песен и новые девочки, выше ростом и площе в груди, вышли в перьях на подиум, такого театрального жанра уже никто не помнил, и варьете стало приложением к кухне — во всех смыслах. Реальными хозяевами артистов варьете стали хозяева ресторанов — директор, шеф-повар, метрдотель, начальник треста или другой общепитовский мафиозо. Когда агитбригаду ставят на коммерческие рельсы, она неизбежно перерождается в порнографию. Так произошло с советским варьете. Оно перестало быть не только почтенным зрелищем, в истории которого записаны имена Марлен Дитрих и Эдит Пиаф, но и зрелищем просто приличным. Отечественное варьете вы, господа, рассматриваете обычно как команду платных красоток, для которых ночевка дома не является наиболее строгим из принципов. И вы не так уж резко не правы. В зарубежных контрактах советских варьете специально оговаривается пункт дополнительной оплаты за «беседу» герлз со спонсорами. Собеседницы из них, конечно, беспримерные.
Художественный руководитель объединения «Творческий эксперимент» при Союзконцерте Анатолий Пилюгин сказал себе, а впоследствии мне: надо вывести жанр на тот уровень, чтобы в нем не распоряжались швейцары и повара. Чтобы эстрадная мафия не обкладывала варьете оброком при попытке вырваться с кухни на концертную площадку. Чтобы вывинтить красный фонарь над кордебалетом. Чтобы варьете вписалось в контекст советского искусства и — шире — культуры.
Но культура — это одно, а советская культура — совсем другое. Поэтому, пока культура остается советской — а я не вижу способов изменить ее качество в обозримое время,— варьете останется при кухне. Причем при советской кухне. Со всеми вытекающими из нее последствиями. Не забудем, право же, на чем наш ресторан делает план.
И поэтому я рукоплещу простодушному мужеству утопистов, которые вместе со мной решили поиграть в Остров Крым, ибо только на острове, на части суши, со всех (обязательно со всех) сторон окруженной водой, можно сохранить сегодня рассудок и душу. А уж из чего сделан остров — из огорода, из ядерной физики, из литературы или из маленькой эстрадки, со всех сторон окруженной пьяными мордами,— вопрос второй. И, может быть, легкомысленный остров варьете особенно обаятелен потому, что ведь это трогательно и неожиданно, что в нашей чуме кто-то беспокоится о красивом удовольствии.
— У нас собираются вводить чрезвычайное положение,— ворчала крымская журналистка,— а тут... Для нас, крымчаков, все это мероприятие — пир во время чумы.
В упомянутом мероприятии — я имею в виду пир, а не фестиваль — привычно усматривать разгул цинизма. А ведь это ренессансный образ и ренессансная идея. Не знаю, мне нравится. Во всяком случае, больше, чем митинги, на которых так легко и приятно почувствовать себя борцом и героем. Спорим, что если КГБ сейчас подведет манифестации под достопамятную 58-ю статью — а несколько подряд выступлений их руководителей ох и взбодрили нашу память,— вот спорим, что на площадях столицы останутся стоять те же семь человек, что и в 68-м году. Хотя и их ряды поредели. В Крыму тоже митингуют. Но за что? Вернее, против чего? Против татар, которые самовольно вернулись из Сибири и селятся во времянках на землях своих недавних предков. Пока митингуют. Хотя времянки уже горят...
А в это время...— как сообщалось в титрах немого кино — ...под увертюру Чайковского носилось по сцене войско Мышильды в тюлевых плащ-палатках (и только — если не считать крупных мышиных голов). Позднее те же барышни принимали воздушные ванны в кошачьем обличье, при тех же великолепных бюстах, что, правда, мало приближало их к бродвейским «Кэтс», если судить с позиций не только зоологии, но также искусства и культуры.
...пикантная русская гречаночка по имени, клянусь, Афина, в желтеньком намеке на платье, голосом Патриции Каас шпарила прямо по-французски весь ее репертуар, и моя дочка таращилась на нее во все глаза, онемев от восторга. Столь же искушенные зрители разделяли дочкины чувства, но, разгоряченные ассортиментом бара, пошумнее. Пожалуй, пошумнее самой Афины.
...восточный деспот оприходовал свой гарем, и, надо признать, у них было чему поучиться. Я боялась, что советами замучают, но ничего, обошлось. Пресса и участники, как и я, пытались отвлечь своих детей шоколадом. Дети шоколад поедали, но бдительности не теряли.
...еврей плясал свой грустный танец, доставал лаковые башмаки из шелкового узелка и дышал на них, и прижимал к сердцу, а скрипка визжала пронзительно, и башмаки сверкали на ногах плясуна, откалывающих свои горемычные еврейские коленца. «Хэ,— сказал Илья Резник,— надо бы, чтоб они жали!»
...и ламбада, конечно, которую тактичные рижане умудрились начисто лишить эротики. Такая вежливая, окультуренная ламбада...
И так далее, а на самом деле — во многом весело, красиво и даже сексуально в наилучшем смысле этого слова, впрочем, все его смыслы хороши.
По утрам же я брала свою малограмотную, но чрезвычайно благовоспитанную дочь, школьные будни которой оказались так дерзко взломаны, словно в мультфильме, где с книжной страницы в класс обрушивается синяя волна, и мы скакали на пляж. На людной набережной она мои скачки категорически обрывала, шипя: «Перестань же, подумают, что ты сумасшедшая!» Однако никто так не думал, потому что легкое помешательство, некий сдвиг были присущи тут всем и самому пространству. Оно казалось нарисованным на стекле, за которым осталась злая, худосочная и пасмурная жизнь. В нее нельзя было поверить, хотя она пыталась напомнить о себе. Жизнь врывалась нелепыми и дикими ночными истериками наших соседей — через общий балкон к нам летели порывы мата и рыдания, и женщина с утомительным однообразием скандировала: «Сволочь, сволочь, обещал — не брошу!» Жизнь вползала тенями затянутых в кожу громил — чьих-то телохранителей, которые, щелкая красными корочками, проникали всюду, и девочки из варьете, даже эти бедовые девочки, шарахались от них, одергивая набедренные повязки, символизирующие юбки. Но и эти мелочи как-то вписывались в Остров Крым, если вы помните. В маленьких открытых кафе свободно продавалось дешевое сладкое крымское вино. Женщины делали массаж. Мужчины, с утра слегка подшофе, мило ухаживали. Спущенные с поводков загорелые дети успокаивались, не хамили, хорошо ели, всюду лазили. Ничего не болело. Спалось сладко. Мысли о судьбах родины, как и вообще мысли, не мучали. У Махмуда Эсамбаева, председателя жюри фестиваля, сперли из номера шестьсот рублей и Звезду Героя. Махмуд улыбнулся. Его барашковая папаха плыла над голоногой, голоплечей, гологрудой толпой, он изысканно гулял по набережной, в галстуке, в сильно приталенном пиджаке, в ботинках на высоких каблуках, в окружении свиты прихлебателей. Махмуд всех поил и кормил. Махмуд говорил: «Дети мои! Я увидел Париж 32 года назад — Лидо, Фоли-Бержер, Мулен-Руж... Потом я увидел «Тропикана», когда на Кубе был Батиста. Потом я приехал при Фиделе, там был уже другой «Тропикана»... Что такое варьете и кабаре? Это то же самое, что Большой театр Союза ССР. Но у Большого театра есть только прошлое. Он держится на былой славе и разрушает ее на профсоюзных собраниях. А у варьете — будущее. Если у кого-то из нас есть будущее. Я умный человек и всю жизнь сижу в Верховном Совете. Что я там делаю? Ничего. Чем я отличаюсь от остальных его членов? Тем, что сижу в папахе. Дети мои! Мне 66 лет, и еще пятнадцать лет я буду блистательно танцевать. Танцуйте, дети мои! Мы прорвемся, как эти рок-шмок прорвались и жить нам не дают, нечесаные. Нам в варьете придется причесаться. Нам надо уметь петь и танцевать — блистательно, как я. И плюс мы должны показывать, как надо одеваться и ходить. Ходить надо, дети мои, туда и сюда...»
На Остров трудно добраться. Такси из Симферополя не ходят, потому что дороги пикетируются населением, охваченным чумой национальной борьбы. Частники ломят по полсотни за место. С Острова трудно выбраться — стада самолетов пасутся без керосина. Всюду жизнь, как реалистично изобразил художник Ярошенко.
Но жить на Острове легко.
Туда и сюда ходит по Острову элегантный пожилой чеченец, и свита смотрит ему в рот. И все, грубые, равнодушные и циничные на материке, здесь — обаятельны и безумны. В безумных декорациях какого-то безумного фильма что-то кричит в мегафон до безумия красивый режиссер, и какие-то безумные женщины безумно поводят своими длинными руками на фоне неба, и длинные плети искусственного плюща оплетают белую террасу, и белого господина с мегафоном, и долгоногих девушек в цвету, и всю эту картинку на стекле, обрамляют ее стеблями в стиле модерн. И нарисованное море тихонько плещется. Шуршат в сухом кустарнике маленькие грызуны. Маленькие птицы в холмах перепархивают небольшие расстояния. А в левом верхнем углу плавится в софитах солнце из желтой фольги. И — ни души.
Только моя золотистая девочка с волосами до колен прыгает в прибое, как ветка крымского кустарника в осенней паутине.
Танцуйте, дети мои!
Конец фильма.
Ах да, а что же фестиваль? Отмечены, конечно, лауреаты... Кто-кто... ну какая вам разница? Все равно вы ничего не видели. Меньше митингуйте. Специальный приз прессы, по моей просьбе, вручен, пока не поздно, виртуозному музыкальному дуэту из прелестного ялтинского шоу Аркадия Бернштейна — Давиду Эстерману (скрипка) и Роберту Саянову (кларнет). А то виртуозы имеют обыкновение уплывать на другие острова и материки.
Общая стоимость фестиваля — 80 тысяч. До встречи в будущем году, дети мои!
...Жаль, что вас не было с нами. Жаль, что география безвариантна — как история.


ОГОНЁК

СИМВОЛИЗМ В РОССИИ
(Выставка частных коллекций)

Константин БАЛЬМОНТ
АККОРДЫ

Мне снился мучительный Гойя, художник чудовищных
грез,—
Больная насмешка над жизнью, над царством могилы
вопрос.
Мне снился бессмертный Веласкес, Коэльо, Мурильо
святой,
Создавший воздушность и холод и пламень мечты
золотой.
И Винчи, спокойный, как Гете, и светлый, как сон,
Рафаэль,
И нежный, как вздох, Боттичелли, нежней, чем весною
свирель.
Мне снились волхвы откровений, любимцы грядущих
времен,
Воззванья влекущих на битву, властительно-ярких
знамен.
Намеки на сверхчеловека, обломки нездешних миров, Аккорды бездонных значеньем, еще не разгаданных
снов.

Б. Д. ГРИГОРЬЕВ (1886—1939). «МЕРТВЫЙ СЕЗОН В ПАРИЖЕ». 1913.
А. Я. ГОЛОВИН (1863—1930). «ИСПАНЦЫ». 1922.
А. А. АРАПОВ (1876—1949). «СЕВЕРНАЯ ПЕСНЯ». 1908.
Л. Т. ЧУПЯТОВ (1890—1942). «БОГОМАТЕРЬ». 1920-е.
А. А. ЭКСТЕР (1882—1949). Эскиз костюма Фамиры Кифаред к постановке одноименной пьесы И. Анненского. 1916.
Я. М. РОЗЕНТАЛЬ (1866—1916). «АРКАДИЯ». 1915.
А. В. ШЕВЧЕНКО (1883—1948). «ДАМА С РОМАШКАМИ». 1910.


<- предыдущая страница следующая ->


Copyright MyCorp © 2024
Конструктор сайтов - uCoz