<- предыдущая страница следующая ->

СВОБОДНАЯ ТРИБУНА

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЦЕЛИ
Сергей АНДРЕЕВ

Идет война законов, битва бюджетов. Верховные Советы работают так, будто не граждане одной страны выбирали своих депутатов, а враждующие племена; экономика разваливается на глазах, и целые социальные слои оказываются жертвами кризиса. Сквозь все это железным тараном прокладывает себе дорогу аппаратный вариант нашего будущего, и логика такого варианта просматривается однозначно: глушить любые проявления свободолюбия, касается ли дело народнохозяйственной сферы или общественной жизни. Чтобы — властвовать.
Пока экономисты ломают головы над оптимальными моделями, а политики скрещивают шпаги вокруг проектов законов (многие из которых устаревают уже к моменту принятия), административная система шаг за шагом реализует собственную программу, делая всех нас своими заложниками. Существуют ли силы, опираясь на которые можно противостоять чудовищному натиску бюрократии, уже разрушившему перестройку, превратившему ее в миф, в очередную нереализованную мечту,— противостоять, чтобы все-таки повернуть вектор общественного развития в будущее, а не в прошлое?
Попробуем в этом разобраться.
* * *
Наше время характеризуется резкой поляризацией сил — в политике, экономике, общественной жизни. Фактически речь идет о принципах управления: либо это жесткие командные методы «сверху», либо инициатива «снизу», регулируемая лишь некоторыми регламентирующими правилами. Любые другие вопросы сводятся к этим. Соответственно опорой административному варианту служат (в условиях отсутствия рынка) те управленческие структуры, которые несут на себе функцию распределения — сырья, заказов, финансовых средств. Политическим представительством таких структур выступает аппарат КПСС (при потворстве рядового состава членов компартии), а в законодательной сфере, органах Советской власти — подавляющее большинство хозяйственных руководителей, избранных туда вкупе с представителями командных чинов армии, КГБ и т. д. Подобная оккупация идеологической, народнохозяйственной и государственной сферы со стороны командной системы, какой бы критике ни подвергались ее вожди и функционеры, позволяет ей держать общество в подчиненном положении сколь угодно долго.
В самом общем плане существует оппозиция, которая на всех уровнях могла бы оказать сопротивление бюрократии — при наличии определенных условий. В экономике нарождаются альтернативные формы деятельности, не зависящие от административных структур. На политической арене появляются зачатки новых партий. Наконец, под давлением общественного мнения принимаются законы (в основном на уровне республик), позволяющие предприятиям работать в режиме здравого смысла и выгоды в отличие от того, что было до сих пор.
Однако обрести истинный размах все это может лишь в том случае, если будет создана серьезная общественная сила, позволяющая принимать необходимые государственные решения, менять состав правительства, вводить те или иные правила, регулирующие народнохозяйственную деятельность,— и все это в интересах людей, а не бюрократии. О путях формирования такой силы, о состоянии дел на сегодняшний день и пойдет у нас разговор.
Для начала разберемся, какие политические течения созданы в стране и в какой степени они определяют общественную жизнь.
Еще два года назад по мере того, как крепли демократические тенденции, но крепло и сопротивление им, мелкие, сходные по ориентации группы начали сливаться в блоки и движения. С одной стороны, создавались Народные фронты, с другой — объединения типа Фронта трудящихся или общества «Память».
Политизация населения возрастала пропорционально ухудшающемуся положению в экономике. Народные фронты в городах России, например, подошли к фазе взаимодействия на уровне республики, однако в конце концов оказались не готовы к образованию даже крупных межгородских ассоциаций (хотя такие попытки и были сделаны, в частности, в Ленинграде). Нечто подобное предпринял и Объединенный фронт трудящихся: его акция с приглашением представителей двух десятков городов и прибалтийских лидеров интердвижения носила достаточно формальный характер.
Однако потребность в направленных политических действиях, поднятая на новый уровень, потребность населения выразить себя активно привела к тому, что начали создаваться прообразы новых всесоюзных партий. Процессу способствовала отмена монопольного присутствия КПСС в статье шестой Конституции СССР.
В дальнейшем создание таких партий стало основной тенденцией общественного развития, не считая рабочего движения, о котором у нас состоится отдельный разговор. Оставим сейчас в стороне менее выраженные проявления, типа создания полупрофессиональных-полуполитических формирований (Союз независимых экономистов; Ассоциация науки, культуры и права и т. п.). Не станем затрагивать и деятельность всевозможных фронтов, чья роль для демократии постепенно начнет определяться следующим: смогут ли они стать блоком организаций левоцентристской направленности и избавиться от национализма — там. где это доминирует. Будем говорить о партиях. А поскольку создавались они. как правило, «под идею», то проверим на прочность идеи, которые выдвинуло время: способны ли они объединить сограждан? В какой степени отражают потребности общества? Есть ли за всем этим в конце концов перспектива?
Для того, чтобы консолидировать людей ради какой-то цели, необходим короткий лозунг, который затрагивал бы и головы, и сердца, и желудки сограждан одновременно. Который — продолжим мысль — объединял бы всех в борьбе за понятную большинству задачу понятными же средствами, с выраженным результатом в конце, а результат этот должен был бы сказаться на содержании кошелька. Во всех остальных случаях дело повисает в воздухе. Поскольку поиск такого объединяющего стимула шел практически вслепую, без серьезных теоретических разработок, при отсутствии ярко выраженных лидеров общественного толка, постольку неизбежно на правах старшинства стала набирать силу идея социал-демократии, представительницы «мягкой» формы философии действия.
Как предтеча появления новой партии в январе 1990 года состоялся учредительный съезд социал-демократической ассоциации (СДА). Одна из главных задач СДА вырисовалась сразу: получить парламентское представительство. Группа из ста депутатов согласно регламенту могла представлять в Верховном Совете и на съезде реальную силу.
Возник вопрос о том, в каком виде СДА представляет будущее страны. Интересно, что своей задачей ассоциация видела построение социализма, а не реставрацию капитализма, при условии объединения лучших черт того и другого общества. Какие это черты и как их «объединить», социал-демократы, однако, умалчивали. Еще одной отличительной чертой форума стала установка на взаимодействие в рамках СДА всех без разбора сил — либерального ли толка, социалистических ли демократов, или демократических коммунистов. Безусловно, тезис оказался привлекателен — настолько, что уже в феврале 1990 года о своем желании участвовать в СДА заявило более 160 организаций из 100 городов Союза, и рост рядов продолжался. В-третьих, социал-демократия не ставила себе задачи возглавить рабочее движение, рассчитывая, что рабочие самостоятельно придут к выводу о необходимости союза с интеллигенцией (составляющей социальную базу СДА).
Ориентация же, повторимся, шла на парламентскую и муниципальную деятельность. То есть на вхождение членов организации в те или иные органы власти и расширение своего влияния именно там. Там, а не в массах! Участие в избирательных кампаниях, связь с народными депутатами и воздействие на них, разработка в кружках и семинарах законов и программ... — все это взято из установок СДА.
Очень мило, конечно. Да, действительно, как указывается в программных документах ассоциации, за более чем столетнее свое существование социал-демократия нигде не повлекла за собой диктатуры, не прибегла к насилию или однопартийности. Зато неоднократно была этой диктатурой раздавлена, и пролитая после этого кровь пала в том числе и на умные и интеллигентные головы социал-демократов: и в Германии времен Гитлера, и в России времен тоталитаризма. Неспособность сопротивляться оголтелому фашизму заложена в самой сути социал-демократии, поскольку фашизм опирается на темные, звериные инстинкты масс, а интеллигенция — на общие рассуждения о справедливости, которые требуют достаточно высокого уровня — не личностного даже, а общественного — сознания. Пока что такой уровень достигнут в мире на нескольких благодатных островах среди хаоса стихий, и рассчитывать, что социал-демократическая идея окажется цементирующей для сегодняшней России,— иллюзия. Понятно, почему у СДА ориентация идет именно на парламентскую форму работы: «простой народ» нужно еще очень долго просвещать, прежде чем он осознает главенство справедливости высокого порядка над позывами спалить дом соседа только потому, что он на пол-этажа выше.
И в ответ на здравые высказывания некоторых членов СДА о том, что без реальной смычки с интеллигенцией рабочее движение обречено,— в ответ на такие высказывания можно ответить: да, конечно, обречено! Но только мостиком к такому союзу социал-демократическая идея послужить не может. Не потому, что она плоха, напротив, в ней заложены принципы, возможно, гораздо более прогрессивные, чем в программах многих партий-однодневок. Действительно, нет ничего лучше приоритета общечеловеческих ценностей над классовыми и национальными. Но приводные ремни истории России оказываются надеты сегодня на иные маховики, а именно на те, которые связаны с раскрепощающимся чувством хозяина и собственника, то есть интересами классов и наций, а отнюдь не общечеловеческими. Подобное с понятием вселенской справедливости, исповедуемой СДА, имеет лишь теоретическую общность.
Вот почему, когда в мае 1990-го состоялся учредительный съезд не ассоциации уже, а социал-демократической партии, который провозгласил в качестве программных целей выработку новой системы общественных и человеческих ценностей, «система» эта носила столь абстрактный характер, что стать главным общественным движителем, естественно, способна не была. Чего стоит хотя бы выдвинутый там принцип «разума, а не силы», столь привлекательный для вечно избиваемой в СССР интеллигенции! Примерно так звучала бы выписка из решения общего собрания мышей: повесить колокольчик на шею коту, чтобы всегда знать, когда он подкрадывается. Кому такое может не понравиться? Около двухсот региональных социал-демократических организаций уже существовали к моменту учредительного съезда партии. Однако в условиях, когда обществу нечего становится есть, гуманистические идеи общего толка отступают перед требованиями гораздо более низкого, бытового порядка, и социал-демократические доктрины отметаются вместе с их носителями.
Обратимся к конституционным демократам, чья деятельность была запрещена в 1917 году и вновь возродилась в 1989-м. В принципе кадеты выступают за равенство всех граждан перед законом, если закон, в свою очередь, ориентирован на «общепризнанные нравственные ценности». Цивилизованное общество к тому же, по мысли кадетов, должно гарантировать свободу личности. Ну, а тактика — участие в выборах.
Сегодня каждая партия выдвигает свою экономическую доктрину развития государства. Конституционные демократы считают, что делу поможет фиксированное льготное налогообложение, дающее простор наиболее сильным предпринимателям. Ни о каких кардинальных перестройках уклада речи не идет, хотя одного лишь того, что кадеты поддерживают идею Учредительного собрания, достаточно, чтобы вызвать к ним симпатию населения. Вот соберется Учредилка, она и рассудит... Не столь давно подобные надежды возлагались на Съезд народных депутатов, куда выбирали лучших, как тогда казалось, представителей. Представители собрались — и несколько раз подряд с небольшими интервалами проголосовали за программы правительства, развалившие экономику. Где гарантия, что пресловутая Учредилка, куда должны проходить выборы от различных партий (а те сегодня находятся в зародышевом состоянии), не окажется сборищем горластых дилетантов, которых столь же легко будет направить в нужное административной системе русло, как и нынешних народных избранников?
И еще одно замечание. По мнению кадетов, закон должен быть ориентирован на общепризнанные ценности. Возникает масса вопросов, например: рынок — это общепризнанная ценность? А частная собственность? И что делать, если какой-то социальный слой против тех ценностей, за которые выступают остальные? Например, по некоторым социологическим опросам, неквалифицированные рабочие в большом числе — против рынка. Как и хозяйственная бюрократия (это уже без всяких опросов), для которой рынок означает потерю властных функций. Так какие же критерии требуется вводить для того, чтобы определить, нравственно или нет для общества то или иное действие либо закон? Вряд ли кадеты дадут внятный ответ на подобные вопросы.
Либерально-демократическая партия, в момент создания положившая в свою основу пять принципов: правовое государство, многопартийность, многоукладная экономика, президентская власть, деидеологизация общественных институтов... Безликость программы очевидна. Мелкие требования — типа отмены прописки, всех видов характеристик, отметок о национальности в паспорте — действительно могут сойти за смиренные просьбы по поводу либерализации режима. Только партийный ли масштаб у таких требований? По-настоящему масштабным является заявка о выходе страны из всех военных блоков, но желание на основе этой доктрины сплотить демократические силы вряд ли состоятельно. А прожекты относительно «деидеологизированного государства» (государства «просто так»?) — очередная иллюзия, уводящая в сторону от реалий. В условиях, когда вновь набирает силу тоталитарное господство бюрократии, мысль о царстве безыдейности выглядит не более чем благоглупостью, типично либеральной болтовней.
Особое место в формировании новых организаций занимает Демократическая партия России (ДПР). Фактически ведущим ее лидером с самого начала стал Н. Травкин, известный своими резкими взглядами. В качестве кредо ДПР взяла разгосударствление и демонополизацию производства и суверенитет России. Что касается технических деталей проекта, который собиралась реализовывать Демпартия, то здесь налицо скорее развернутая хозяйственно-экономическая программа, нежели политическая доктрина. В ней присутствует и суммарная ставка налога на прибыль, и регулирование государством верхнего предела цен, и модель выкупа основных фондов, и формирование централизованных заказов...
В обращении инициативной группы по созданию ДПР предлагалось сплотить демократически мыслящих граждан на основе этой программы. Нечто подобное предлагают, кстати, и социал-демократы, и либералы, да и многие другие группы и партии. Идея блока левых сил витает в воздухе, необходим лишь стержень, на который можно нанизать разные взгляды тактического плана. Демпартия России представляет собой, пожалуй, наиболее радикальное крыло, но реалии таковы, что даже под весьма правильными лозунгами подписываться в массе своей граждане не торопятся. Показательным примером служит попытка ДПР в ультимативном порядке потребовать от Верховного Совета СССР отставки правительства, принятия экономической программы группы Шаталина и национализации собственности КПСС. В случае игнорирования этих требований ДПР оставляла за собой право «обратиться непосредственно к народу и призвать его ко всеобщей забастовке». Руководство ДПР утверждало, что выступает от имени рабочего движения страны. И что же? Руководство Н. Рыжкова оставалось у власти, программу группы Шаталина зарезали, как тельца, да и компартия собственностью отнюдь не поступилась. Забастовки же, тем более всесоюзной, не было. Произошел типичный выстрел в воздух, показавший, что ДПР отнюдь не пользуется всенародной поддержкой и в плане организационном, и в идейном.
Возникает вопрос: почему? Почему вообще демократия как способ существования созревает медленнее, нежели крепнут сейчас разрушительные для нее тоталитарно-административные тенденции?
Ответ тут может быть только один: потому что народ не видит связи между демократизацией и наличием колбасы на прилавках. Административная система обещает ему гарантированный минимум (одновременно отнимая право на максимум). Свободномыслящие же лидеры общественных организаций предлагают максимум, но без всяких гарантий, да к тому же завтра; для этого, ко всему прочему, людям нужно будет еще и попотеть. В условиях ужесточения экономических условий простой человек выбирает маленький кусок хлеба сегодня, нежели гипотетическое завтрашнее изобилие.
Вот почему радикальные идеи ДПР тонут в непонимании масс. Ко всему прочему в Демпартии начался внутренний раскол, от нее отошло северо-западное крыло, создав в Ленинграде собственную Свободную демократическую партию России. И еще один немаловажный фактор: ярый антикоммунизм, как одна из основ ДПР, заставляет поеживаться миллионы рядовых членов КПСС. Да, справедливое разбирательство в отношении КПСС, в частности ее имущества, созданного народом и в большой степени узурпированного аппаратом,— такое разбирательство необходимо, и носить оно должно гласный характер. Причастных к развалу народного хозяйства тоже надо знать поименно. Но это вовсе не значит, что членство в КПСС следует объявлять коллективным преступлением и карать за это запретом на профессии, например.
...Появилась на небосклоне Союза и социалистическая партия, избравшая своей программной установкой защиту городских наемных рабочих от любых видов эксплуатации. Но разве имеются у нас «не наемные» рабочие? И почему речь идет о городских, а не сельских тружениках? Наконец, что означает «защита от эксплуатации», когда главным эксплуататором выступает сама форма изъятия государством средств из кармана граждан, по большей части на потребу классу хозбюрократии?
Вопросов много, ответов меньше. Так же, как и при взгляде на партию христиан-демократов, чьи прекрасные лозунги, касающиеся справедливости, солидарности и свободы, а также любви друг к другу и реализации своих талантов, лучше всего звучали бы в церкви, но отнюдь не среди экономического хаоса и надругательства административной системы над народом. В качестве мер общехозяйственного порядка христиане-демократы предлагают пустить в продажу всю землю, недвижимость и средства производства. Видимо, имеется в виду, что любой желающий может купить то, что ему больше из всего этого понравится. Учитывают ли лидеры партии, что с равенством во Христе могут начаться некоторые накладки, когда крупные заводы будут скуплены отнюдь не простыми тружениками, а дядями из верхнего эшелона или пресловутыми «теневиками»? В условиях сохранения старой структуры управления подобные мероприятия закрепят власть номенклатуры на новых рубежах, тогда начнется сплошное безбожие.
В качестве определенного антипода для христиан выступают анархисты. Анархизм как цельная теория существует с XIX века, но претерпел у нас достаточную трансформацию. Сегодня в организационную структуру партии входят группы более чем из 30 городов страны (данные взяты на осень 1990 года).
Следует пояснить, что, по мнению самих анархо-синдикалистов, анархия — это не хаос, а гармонично сочетающиеся свободные интересы личностей. Фактически речь идет о децентрализации власти и о ее концентрации в низовом звене. Каком? Ну, предположим, на уровне федеративного объединения трудовых коллективов или областей. При этом министерства заменяются банками информации, влияние государства исчезает из сферы культуры, науки и т. д., его функции передаются на районный уровень. Неясно, правда, как быть с обороноспособностью страны в целом или проведением, скажем, общей политики экспорта-импорта. Ну. да это мелочи, утрясется как-нибудь, считают анархисты.
В вопросах ключевых, в том числе о собственности, у анархо-синдикалистов между собой нет принципиального согласия. Московская группа придерживается мыслей М. Бакунина, считавшего коллективную форму собственности более прогрессивной. В Ленинграде следуют за идеями американца Б. Таккера, который признавал практически все виды собственности, включая частную. Кстати, Б. Таккер считал, что свобода одной личности заканчивается у кончика носа другой личности. Бакунин же настаивал на отсутствии всяких ограничений понятия свободы. Ну и так далее. Слабоватая теоретическая подстилка под основными проблемами современности привносит в отношение к анархо-синдикалистам элемент экзотичности, особенно у любящих основательность россиян. Это делает движение в некотором смысле изолированным от народного сознания — с перспективой таковым и оставаться.
Продолжает функционировать партия Демократический союз (ДС). Не вдаваясь в детали, следует сказать, что создавалась она как альтернатива КПСС ради альтернативы — без крепкой позитивной программы и продолжает оставаться «голой альтернативой» сегодня. Второй отличительной особенностью ДС является форма деятельности, зачастую основанная на скандалах, несанкционированных действиях и т. д. Это вполне естественно с политической точки зрения, если иметь в виду, что ДС привлекает внимание граждан к очевидному факту: диктатуре партаппаратчиков пора положить конец!
Всего по СССР число членов Демократического союза — около двух тысяч. В самой партии не существует теоретического единства, а также общих представлений о новом строе, который должен воцариться после падения самодержавной номенклатуры. Дальше учредительного собрания ДС не заглядывает. Поэтому, несмотря на личное мужество членов организации, подставляющих головы под резиновые дубинки, вполне понятно отсутствие их популярности в народе.
Затронем монархистов, или, иначе. Православную конституционно-монархическую партию России. Задачи она перед собой ставит скромненькие: завоевание парламентского большинства, которое, в свою очередь, передаст власть Земскому собору. Именно собор призовет государя из дома Романовых. После этого партия, выполнившая свою задачу, будет распущена. Но по дороге к роспуску монархисты требуют того, чего у других партий нет: восстановить попранное достоинство русской армии, в частности офицерства. А на пути к своим целям — включить и механизм прямого подкупа госаппарата и КГБ при помощи дарованных царем-батюшкой земель. Учитывая, какой популярностью пользуются лозунги, поддерживаемые монархистами, о том, что Родина и социалистическое государство — две вещи разные, что церкви и храмы должны принадлежать религиозным общинам, что нам нужна сильная власть,— у партии могут найтись сторонники самого разного плана. Но поднять массы людей подобными лозунгами?..
Напоследок, для контраста, возьмем общество откровенных любителей диктатуры. Это так называемая Марксистская рабочая партия — партия диктатуры пролетариата (МРП — ПДП). Города разных республик участвовали в ее учредительном съезде в марте 1990 года. Во главу угла оказываются поставленными, как нетрудно догадаться, интересы рабочего класса, который должен возглавить борьбу крестьянства и интеллигенции за освобождение от эксплуатации чиновниками. Каким образом? При помощи диктатуры, разумеется, которая единственно может спасти от гражданской войны.
Лозунги более мелкого порядка выбрасываются со стороны МРП—ПДП самые замечательные. Правда, случаются и неувязки типа того, что рынок, оказывается, вовсе не нужен, поскольку тогда появятся богатые и бедные (сейчас их, похоже, нет). Отчетливая ориентация идет на тех, у кого отшибло историческую память, и на шариковых, коих вполне способен привлечь принцип «всем — поровну».
...Не затрагивая иные многочисленные общественные организации и партии, в том числе совершенно особую их разновидность — республиканские, где мотив национальный доминирует даже над концепциями более крупного порядка, обратимся к тому общему, что можно вычленить из спектра перечисленных (и не перечисленных) здесь политических течений.
Какую бы идею ни поставить под пресс, чтобы проверить на прочность,— ни одна не выдерживает сегодня нагрузки, необходимой обществу для консолидации. Такую идею не нащупали до сих пор ни демократы, ни приверженцы анархии, ни «правые», ни «центристы». Почему? Ответ тут один: никому и в голову не приходит, что в отличие от подхода, заложенного и принятого в КПСС, когда коммунисты стремятся выразить волю «всех», следует при формировании партий ориентироваться не на общие принципы, а на конкретные экономические интересы совершенно определенных социальных групп. Чем ярче отражены такие интересы и чем большие по численности социальные слои стоят за партией, выдвинувшей такую программу, тем больший успех ей обеспечен.
Если исходить из этого, то главными на политической арене должны выступить рабочая партия (разумеется, название условное); крестьянская партия; партия кооператоров и мелких хозяев; организация, сплотившая творческую интеллигенцию; партия служащих. Не идеи либерализма или социал-демократии должны сегодня сыграть решающую роль, а конкретно-экономические требования, отстаиваемые партиями путем политического давления! Консенсус таких требований (в зависимости от удельного веса представителей) и даст, во-первых, новое коалиционное правительство, а во-вторых, поможет сбалансировать интересы всех групп общества. Включая, кстати, и специалистов-управленцев, которые сегодня не без посредства КПСС управляют всеми процессами в государстве, а завтра окажутся категорией нанимаемых служащих.
Ни одна из доктрин, провозглашаемых сегодня различными партиями нового толка, не несет в себе грубой, осязаемой мысли, доступной массовому сознанию, конкретному восприятию большинства сограждан. «Общечеловеческих» постулатов оказывается явно недостаточно. Поэтому идет замена большой цели вопросами мелкого порядка и, что особенно опасно для демократического движения, проблемами сугубо национальными (если не националистическими).
Возникает вопрос: что же именно могло бы послужить если не законченной формой, то хотя бы ее предтечей для кристаллизации стержневой идеи? Где тот стимул, который способен объединить миллионы самых разных по статусу тружеников (речь о них, а не о паразитических надстройках над ними)? В поисках ответа следует обратиться к рабочему движению, которое среди разнообразия проявлений и рождает, возможно, именно такую форму.
Шахтерские забастовки 1989 и 1990 годов, которые потрясли страну, в конечном итоге кончились провалом. По сути дела, рабочие угольной промышленности добились для себя определенных уступок от правительства в основном за счет того, что средства для удовлетворения нужд горняков были взяты с других отраслей. Горький этот шаг следует признать со всей определенностью. Более того. Шахтеры выступали с требованиями, которые касались работников многих иных министерств (факт, старательно затушевывавшийся прессой), однако ни к какому изменению народнохозяйственного уклада в стране это не привело. Даже экономическую самостоятельность большинство шахт не получили: в условиях убыточности это обернулось бы массовой безработицей. Отрасль как сидела на дотации, так и осталась; эксперимент с хозрасчетом «угольных» территорий свернули при помощи подзаконных актов, и уже сами шахтеры на своем втором съезде просили (!) о государственном субсидировании из бюджета...
Урок весьма ценен своими выводами. Во-первых, ясно, что срабатывает железное историческое правило: выигрывает та система, которая лучше организована (в данном случае — хозбюрократия). Во-вторых, кроме задач прикладных и отраслевых, кроме изменения некоторых пунктов, регулирующих экономику, любому крупному общественному движению сегодня необходимо иметь вынесенную в будущее цель — а именно кардинальные перемены всего народнохозяйственного уклада. Усилиями трудящихся даже такой мощной отрасли, как угольная, дела не поправишь: требуется объединение многомиллионной армии работников самых разных профилей, с общими требованиями. Какими?
Ответ подсказывает проходивший в декабре 1990 года съезд представителей трудовых коллективов госпредприятий страны. Поскольку главным на сегодняшний день выступает вопрос о собственности, а пресловутое чувство хозяина упирается в проблему участия работника в дележе прибыли предприятия, постольку и противостояние бюрократии и демократии в сфере хозяйственной, важнейшей, обнажается здесь наиболее полно. Кто осуществляет сегодня от лица государства контроль над собственностью? Верховный Совет СССР поручил это Совмину, тот — отраслевым министерствам, а они, в свою очередь,— администрации предприятий. Администрация нанимает от лица государства работников: такова схема, когда общество оказывается в найме у бюрократии.
Если же идти от обратного, то всю цепочку следует изменить. Верховный Совет республики (собственник) должен делегировать право распоряжения своей собственностью коллективам предприятий, а те уже станут нанимать для себя управленцев-администраторов. В том числе и на уровне министерств, превращая их, таким образом, в функциональные органы координации, лишенные властно-распорядительных функций. Покупаться предприятиями будут лишь те услуги специалистов, которые необходимы для производства.
После того как коллективы получат возможность распоряжения собственностью, они — на следующем этапе — смогут выбрать и форму, в которой удобнее всего будет собственностью владеть. Возможны самые разные варианты: аренда, безвозмездная передача фондов в руки коллектива, выкуп, акционерное общество и так далее. Естественно, подобные вопросы должны согласовываться с республиканским Верховным Советом в лице специального органа, созданного при нем. Не исключено, что рабочие захотят остаться наемными служащими у государства с сохранением определенных гарантий,— это также их право. Когда коллектив вступает во владение собственностью, он и нанимает себе администрацию, наделяя ее широкими хозяйственными полномочиями.
В результате такой двухходовки — от распоряжения к владению, от состояния нанимаемых тружеников к состоянию коллективного собственника, расчетливо отбирающего для себя технически грамотных управленцев,— переворачивается вся пирамида хозяйственной власти. Ломается основа режима, его административная подоплека. Хозяйственный управленческий аппарат, представляющий собой сегодня мощный общественно-политический класс, сводится к статусу социальной группы нанимаемых служащих с оплатой труда по конечному результату. Мирным путем осуществляется борьба с диктатурой бюрократии — борьба, в конечном итоге определяющая переход к новой стадии общественных отношений.
Итак, появляется лозунг, о котором мы вели речь вначале: право распоряжения собственностью — коллективу, он сам и решит, какую из форм собственности выбрать. Экономический смысл: соучастие рабочих в дележе прибыли. Политическая подоплека: наем администрации на заводе и в министерстве и разрушение хозбюрократии как сковывающей общественное развитие силы.
Очевидно, что ни созданные для экстремальных ситуаций стачкомы, ни перелицованные профсоюзы, ни новые вызревающие партии подобной задачи в ближайшее время не выдвинут и реализовать ее вряд ли смогут. В этом их слабость. Центр тяжести для решения важнейшей политической задачи, как ни парадоксально, смещается внутрь трудовых коллективов, ложится на их органы самоуправления. Уже создан Союз трудовых коллективов страны, который взял на себя функцию координации такого рода действий (в условиях начавшегося форменного разгрома самоуправления на производстве, осуществляемого административными структурами). В труднейших условиях движение нашло точку опоры, и те политические силы, которые окажутся способны противостоять тоталитаризму, должны прямым образом использовать свои рычаги, опираясь на эту точку. Раньше или позже административно-командную пирамиду при помощи таких рычагов удастся перевернуть и поставить с головы на ноги, а в результате всем нам — стать совладельцами того, что мы же и производим.
Лучше бы все-таки раньше!
* * *
Когда статья была уже написана, в РСФСР приняли Закон — не без участия Союза трудовых коллективов,— в котором некоторые изложенные здесь положения нашли прямой отклик (возможность делегирования права распоряжения собственностью от государства — трудящимся предприятий и другие). Практическая их реализация, однако, даже в таких условиях затруднительна, хотя бы в силу противоречий с союзным законодательством. Главная борьба развернется все-таки на заводах и фабриках, и речь здесь идет о сломе административно-командной системы не в одной лишь России, разумеется, а по всей стране в целом. Политическая сила, которая сможет объединить трудящихся, их органы самоуправления, получит самые крупные шансы вывести всех нас из тупика, куда нас упорно загоняет командно-бюрократический аппарат. Кто выиграет эту борьбу, тот фактически и определит дальнейший ход событий.

Рисунок Алексея МЕРИНОВА


ФОТОКОНКУРС

Земля у нас одна

Фото
Анатолия БУРЬБО. Белгород.
Владимира ИСАЧКИНА. Смоленск.
Султана ИСХАКОВА. Казань.
Кости РУССКО. Тирасполь.
Леонида ШЕВЧУКА. Житомир.

<- предыдущая страница следующая ->