каморка папыВлада
журнал Огонёк 1991-10 текст-3
Меню сайта

Поиск

Статистика

Друзья

· RSS 28.03.2024, 19:19

скачать журнал

<- предыдущая страница следующая ->

Юрий ЧЕРНИЧЕНКО
КРАСНЫЙ ОСТРОВ

Как я 500 га получал

I
Самым богатым землевладельцем послеоктябрьской России я пробыл полдня. В день моего выступления на II Съезд народных депутатов РСФСР пришла телеграмма, взбудоражившая и пресс-центр, и наэлектризованный депутатский корпус.
«Съезд срочная
Общее собрание колхозников Нижегородской области Сеченовского района решил как в порядке исключения выделить Черниченко 500 га земли безвозмездно на вечное пользование председатель колхоза делегат XXVIII съезда КПСС Айсин».
Странный русский язык списали на телеграф.
Хохот, хлопки по плечу, сарказм аграрной номенклатуры — и ядовитый интерес газетной братии: как, господин помещик, берешь, отказываешься?
Что это их так разобрало?
А примеряют на себя. Если ты лет двадцать отслужил на телеке демонстратором социальных моделей (вот как победивший колхозный строй свеклу мотыжит, вот как одну корову на четыре двора держат и т. д.), то и внезапное твое богатство станет объектом примерки: а мне бы сгодилось? Надо быть конченым мизантропом и нудьгой, чтобы препятствовать людям потешиться. Я воспитанно принимал поздравления.
Но что дело нечисто, сердце подсказало тотчас. «Общее собрание колхозников района» — такого, извините, не бывает. И органа такого нет, и просто здания нету в российском райцентре, чтобы вместить. Если бы дарил район, то и подписался бы кто-нибудь из районного начальства, а не один председатель колхоза. Да и колхоз не может подарить мне землю, как я, допустим, не могу подарить ему Останкинскую башню. И земля, и башня — средства нашего производства, владеет и распоряжается ими советская власть. В районе — Совет народных депутатов, серьезный хозяин это знает. А размер подарка? В тех местах нагрузка на колхозника не более 15 гектаров пашни. Значит, таинственный даритель наделял меня сразу тридцатью тремя нормами! Или моя скромная персона за годы всесоюзного спора приобрела в глазах председательского корпуса гулливерские размеры, или... Как оно бывало: «Ах, ты земли хотел? Так на, нажрись!»
Скорее всего — вызывают. По-латыни «вызов» звучит просто: провокация. В словаре та «провокация» объяснена четко: «предательские действия, совершаемые агентами полиции и реакц. партий, направленные на дискредитацию и в конечном счете на разгром профессиональных, революционных организаций». Ясненько.
Но я толком и не знаю, кто таков Айсин — на кой ляд ему вызывать меня? Впрочем, с партконференции пошло, а на съездах КПСС и партии Полозкова закрепилось некое явление — блиц-диспут, свара, словесная мала куча, сразу не определишь. Председатели в перерывах узнавали кого-то из противников колхозной монополии (скажем, В. А. Тихонова или меня, грешного), с отвагой фагоцитов окружали и, сдерживая аргументы физические, внушали средствами аудио-видео: как же ты, такой-рассякой, против колхозной системы, если не был у меня? На асфальте живешь? Со мной не тягался — и не одолел? Дрянь всякую наблюдаешь и в строку суешь, а меня, демократа, умницу, любимого людьми, не изучил и не описал? Собственная личность тут бывала главным аргументом, как и несовершенство оппонента,— самым весомым доводом. Над схваткой обычно зависали три-четыре телекамеры Объединенной Европы, и лучшим выходом для себя я признал опускаться на корточки и промеж чьих-то джинсов давать дёру. Минут через пять ярость обнаруживала пропажу, и толпа красных мужчин с криками: «Сбежал! Держи! Вон он!» — устремлялась то ли на эскалаторы, то ли в белизну кремлевских писсуаров.
Среди таких энергоносителей был, помнится, кто-то с Волги, не то чуваш, не то татарин, простотой в полковника Петрушенко, а по фамилии... Ну да, Айсин. Выходит, он и дал телеграмму. Если бы кто использовал его имя — не было бы путаницы в грамматических родах («собрание... решил»). Нет, никто не правил. Сам, лично — от имени всего района! Ловец человеков...
Сказка меж тем сказывалась, и следующим утром я был предупрежден об опасности. Человек «из аппарата», назвать его не могу, отыскал меня и, не глядя, в одно касание, всучил вторую депешу — тоже с красным правительственным ярлыком.
«Срочная Москва ЦК КП РСФСР
Труженики колхоза Красноостровский Нижегородской обл. Сеченовского района возмущены тем что принимается закон о земле не посоветовавшись с народом земля принадлежит народу требуем провести всенародный референдум председатель колхоза делегат XXVIII съезда КПСС Айсин».
«Судьба Онегина хранила...» Телеграммы поданы с разрывом в 28 минут. Значит, храбрец и получаса не вытерпел! «Вы там не подумайте чего, я свой, пароль — «референдум», у меня военная хитрость, заманить противника...»»
А «противнику» тяжелей всего было не засветиться! О люди, порождение крокодилов, ваши поцелуи — кинжалы в грудь, у вас одни и те же труженики колхозов выступают и ярыми сторонниками, и лютыми противниками реформы! И т. д., и т. п.
Кончай базар. Раз в этой социальной сказке тебе доверена некая роль, даже амулет выдан, спасающий от капкана зла, то ты просто обязан действовать согласно сюжету — и завершить дело победой над коварством. Хотя бы в воскресной телепередаче «Сельский час»! «Молчи, скрывайся и тай», чего бы это южной болтливой натуре ни стоило.
Но нет, не вытерпел бы я целых полтора месяца, если бы не два обстоятельства...
Первое — переименование Горького.
Казалось бы, мне-то что? Да хоть горшком... Ан нет: пока стоял на слиянии Волги с Окой Горький, все было терпимо. И стекла, не мытые кое-где с нэпа, и психопатия бездельного стояния у магазинов при отсутствии изделий и рабочих рук, и ссылка Сахарова в первый этаж громадного дома, где рядом шалман с пивом, и все, значит, видят, судачат... Нормально!
А реанимировали древнее имя — жуть взяла. Бросьте, разве ж это Нижний Новгород? Главный торг России? Встреча Европы с Азией? «И всюду меркантильный дух», веселивший болдинского жителя? Всероссийская торгово-промышленная и художественная выставка, миллиардные обороты — товары со всего света, включая и первый русский автомобиль, и паровозы Сормова, и всегдашнюю стерлядь, белугу, севрюгу, икру зернистую, паюсную, свежепробойную, даже окорок тамбовский, которого не будет знать советский предсовмин? Как же не быть меркантильным, если и первый гражданин Козьма Минин — говядарь, торговец мясом! Патриотизм и рыночное мышление в сфере пищепрома — не антагонисты, но близнецы-братья.
«Карман России» — ладно, но и культурная жизнь — любой столице впору! Короленко и Шаляпин, Мельников-Печерский и великий фотограф Карелин, театры, опера и Максим Горький... Само имя — как раскатистый пароходный гудок: Ни-ижни-и-ий...
Когда ныне стоишь на Гребешке лицом на Оку, когда из кремля, за шинельками мерзнущих детей-часовых, видишь угрюмые безлюдные останки ярмарки, родовая память взыскивает с тебя за все. За толкотню барж на стрелке — кому что мешало? За пестроту павильонов, за зримое перепроизводство товаров по сравнению с выпуском треклятых виттевских империалов — и ихнее тогдашнее ощущение удали и могущества... От торга идут торжество, торжественный. Торговать — значит праздновать.
Зачем же так сразу? Был Горький — можно было переименовать в Бедный. Или в Голодный. Были ж и такие мастера пера...
«Хлеб наш насущный даждь нам днесь» — не следует понимать буквально! Да — но не только! Не исключительно! Отчего, скажите на милость, хорошая снедь понимается в СССР как материя если не взрывная, так разоружающая, аполитичная наверняка? Ведь правда же, нежная розоватая сельдь — залом, тугой и сочный крымский кандиль, осетровое полено, шашлык по-карски и те же шаланды, полные кефали, для вас и меня есть или принадлежность нэпа, времени смешного и жалкого, как Паниковский и Балаганов, или гнусная вылазка социал-предателей, идейный соблазн?
Не говорите, что все указанное выше, добавляя к нему и массандровский мускат, и твиши, снатку, сырокопченую колбасу с вкраплением зерен черного перца, реабилитировано и почти воспето в «Книге о вкусной и здоровой пище» с цитатой из товарища Сталина на первой странице — книге-разрешении, почти рекомендации рабочим, колхозникам и советской интеллигенции вкушать по достатку и не чураться утех плоти.
Нет, нормой в нашем генетическом коде остается все же барачная элементарность, жизнепригодность пищи («жила бы страна родная...») и строгая секретность меню — секретность, идущая тотчас за качеством вооружения. Что ем — не выдам! Это Державину, Пушкину, Гоголю был досуг упражняться в описании гурманств — на Булгакове кулинарное знание кончилось! Советская беллетристика — одеяло, под которым жуют тайно. Иной раз дойдешь до мысли: а определяет ли бытие сознание? Материалисты ли мы еще?
Так вот. Ходить голодным по вновь учреждаемой ярмарке дико и неэффективно. Что бы ни калякали о загадочности славянской души, а стол все проясняет.
Лосось малосольный, янтарный, распластанный на блюде у самого входа в трактир; очевидная индейка с устремленными вверх культяшками, прошедшая горнило духовки; пармский окорок, фиолетовый на срезе, выдержанный на чердачных сквозняках до пряной зрелости; сыр пармезан, король Средиземноморья, требующий ровно сорок литров молока на каждый золотой свой килограмм и абсолютно необходимый к макаронам из твердых пшениц; да наш пошехонский сыр, пахнущий таким разнотравьем, что приходит на ум весь репертуар Зыкиной, или просто свиной филей, по-белорусски — павенглица, приготовленный без торопливости в как бы домашней коптильне на осиновых опилках, или рыба сиг из Ладоги, рыба со спинкой почти льдистой, почти прозрачной от жира, или тот же грибок боровик, маринованный или жаренный пластами белый гриб, будь он неладен,— мы его считаем насквозь русским, ибо швед да финн толку в нем будто не видят, а он фактически переметнулся в Объединенную Европу, натурализовался и скоро в тысячах ресторанов пойдет за новую монету «экю» — все это разгадки мнимых потемок российской души, элементы гуманизма, Ренессанса, и, может быть, они быстрей расположат к новому Новгороду, чем загадочная терпеливость отроков и отроковиц в шинелях у Вечного огня в январе на волжском откосе.
Черная картошка будет — в это мы верим. И качество «насущного» тоже достигнуто — в нижнем его пределе. Надо ж и в другую сторону. Имея в виду не рынок даже — ярмарку! Раз нарождается, попросит есть. И у меня на примете есть человек, готовый прикрыть мясную сторону проблемы. Это Николай Романов — довольный, в отличие от венчанного тезки удачливый человек. Лично мне кажется — единственный, кому на Руси жить хорошо. Разошлись с директором совхоза, как в море корабли, а теперь ушел и из челюстей заготконтор: сбывает свинину просто на рынке. Не дали построить путный свинарник — вырыл траншею двадцать на четыре, поросята веселые, привес, как на дрожжах. Не нарадуется на жену, на троих ребят, рюмку оставил в прежнем существовании, а теперь «видик» приобрел, фильмы гоняет, даже картины рисует — лебедей, красавиц, цветы. Пришли к нему трое рэкетиров — Романов с деревенской прямотой угостил их так, что сам потом отправился к участковому: сдаваться. Страж мудро решил: «Ожидать заявления». Ждут по сей день, значит — консенсус достигнут. Из родных, кто побогаче, оставил город, уже строится рядом с ним. Чего желать?
— Земли! Земли!
Все в области Нижегородской знают фермершу Тимофееву. Из тех ладных женщин, что коня на скаку остановят и т. д., она вроде бы желанна и заведующим социальной жизнью для процента и демонстрации на случай спроса. А она на своем хуторе буквально сушит сухари. Нижет куски хлеба и натягивает шнуры под потолком над печью. Во-первых, хлеба ей в сельпо не продают. Инородное тело! И двое детей, и муж. и скотина всякая во дворе, и лошадь, и техника — все это в сумме инородное тело в здоровом организме государственной экономики, отбрасывающей коньки. Затем — никак не сдать откормленных свиней, заготконтора план выполнила, значит — финансовая блокада. Тоже рэкет кругом, но такой, которому жердь из забора не страшна.
— Земли, своей земли и независимости!
Проклятая ситуация, когда земли людям не дают одни, а отвечать (письменно) приходится другим.
«В 1958 году я был изгнан из Московского института цветных металлов как неблагонадежный. Дед по отцу был царским полковником. То ли он не принял революции, то ли она его не приняла, но — пропал без следа. Дед по матери — православный священник. Арестован в 1934 году. Похоронен неизвестно где. Отец и мать — горные инженеры. Мать погибла в шахте, отец умер. Мне 55, женат, двое сыновей в армии.
Я очень люблю землю и хочу работать на земле. Хочу быть фермером, получить землю не могу. Неужели мне и моим детям для того, чтобы свободно трудиться и свободно жить, нужно бежать в Америку, Австралию, Канаду или к черту на кулички? Ведь наши предки и мы — самые преданные люди России, и она всегда на нас может положиться. Мы не продадим и не предадим. Помогите же в конце концов получить землю для работы!
Кечиев Виктор Павлович
Алмалык, Ташкентская область».
Когда третий год ты слушаешь казенную рапсодию «Где вы видали крестьянина», а писем, подобных этому, сотни и сотни, когда телефон день и ночь со всех удалений — «земли, земли!», то уже ни охоты, ни права нет отвечать, что ты — такой же изгой в своей стране, как любой прочий, что ни шиша за душой у тебя нет. кроме упований,— и начинаешь верить в везение, «пруху», обыкновенное счастье. Вдруг да упадут тебе с неба пятьсот га земли, и ты вместо извивов, вранья и утешений заорешь в трубку:
— Приезжай! Бросай все, в аэропорт — и сюда! Есть чернозем. Конкурс будет, не дрейфишь? Ребята подбираются — зубры. Ну, давай, жду!
Гасить страсти, кормить юридическими завтраками — значит, служить буфером при председательском Агрогулаге. Работенка гадкая морально и материально. Куда слаще бегать регистрировать ассоциацию фермеров «Пролетарский гудок» или крестьянский кооператив «Смерть империализму!».
Я не делал тайны из этих своих желаний, и «Московские новости», орган изощренный, отозвались с усмешкой:
— Пармский окорок от Черниченко!
А простецкая «Земля нижегородская» реагировала в классовом ключе:
— Вот приедет Юрий...

II
Село зовется Красный Остров. Территория — пять тысяч пахотных га, население — семьсот работников, занятие населения — выполнение планов и самопрокорм, форма правления — Айсин. Достиг он высшей власти тринадцать лет назад, но шел к ней (боюсь, не безгрешно) всю жизнь: зампред, сельсовет, главный агроном, парторг.
Пыльца иных мировоззрений оседает теперь на депутатах-аграриях: австрийским костюмом, финской обувкой или впечатлением от страны Голландии. Айсин прост, как «Правда». Принадлежит он к тем счастливым натурам, у которых источник бед, помех и сложностей всегда вне его самого, а абсолютная истина настигнута и покорена. У Щедрина этот тип шел как «умница» и «красавчик», Гоголь же — за неуклонность критики всех тех. кто не ты сам,— обозвал его Собакевичем. Обыкновенно таким натурам живется лучше, чем тем, кто зависит от них. Скажем круче: определенный эгоцентризм таких натур и породил, наверно, в зависимых от них русскую идиому: «бежать куда глаза глядят». Но остров есть остров, да и пишу я не собственно об Айсине Загиде Самиулловиче, но о типе русской жизни.
Говорю: прост... Ему и в голову не придет, что даже при нашей юриспруденции его могут привлечь за разбазаривание колхозного имущества (все-таки 500 га!), что выказанное им двоедушие в телеграфной игре есть причинение тому же Красному Острову морального ущерба. Не то чтобы Айсин остановился где-то на уровне комбеда. Нет, он эволюционирует: и мечеть построил, раз вышла такая концепция (в колхозе много татар), и подряд провозгласил. Но правовое правление на Острове еще подчас уступает инерции диктатуры.
Чтоб не оставалось сомнений... Доктор Федоров — капиталист. Сшибает миллионы с эмиратов, а нижегородского мужика оперировать не станет. Академик Тихонов охаял колхозный строй и тем подтолкнул его к развалу. Горбачев развалил партийное руководство, а ничего путного не сделал (Айсин критикует только Генерального секретаря, на съезде партии голосовал «против»; Президента же, было подчеркнуто, не оценивает). Нужно вернуться к 1985 году, нужен Андропов, чтоб навести дисциплину и подтянуть производительность труда! Демократы — с ними дело настолько дрянь, что я не решаюсь даже передать выражений.
И не вините меня в доносе: Загид Самиуллович как раз хотел все это высказать по телевидению, настаивая, что процентов 80 председателей так же думают, как он! Вы сейчас спросите, на кой же черт тогда было обещать телекомментатору полтыщи га, а я отвечу: для этого самого! Чтоб облегчить душу. Иметь телевидение с доставкой на дом. Себя посмотреть, людей обозвать. Без подарка они ж не приедут. Но это, согласимся, наружное. Внутренняя мотивация — Красный Остров, по прямому слову Айсина, достиг в развитии пика и теперь идет на спад. В кризисе виновны не колхоз как система и тем более не Айсин как форма правления, но оба: и Горбачев, и Ельцин.
Ельцин виноват в предоставлении ранних пенсий и близком уходе от Айсина пятидесяти доярок и такого же числа трактористов. Кроме того — порочные и прямо предательские законы о земле. Горбачев разумен в блокировке ельцинских заносов референдумом, но и тут изъян: к опросу никак нельзя допускать население городов — Москвы, Новгорода и вообще всех, кто не состоит в колхозной системе! Айсин не говорит прямо — «спросите меня, и дело с концом», но явно выражает тенденцию к островному, скажем так, референдуму. Голосовал бы один архипелаг, достаточно. Возможно, он читает в сердцах и тех 80 процентов, и самих проектировщиков опроса.
Горбачев виноват во всем остальном (как генсек, повторим: Президента Айсин предусмотрительно не касается). В заваривании каши!
Если без натужного юмора, то Айсин обобщенный, Айсин более откровенный, чем все Стародубцевы вместе, предупреждает вас, что колхозы пик прошли, катятся с горы и ожидать от них при таких экономических отношениях с государством нечего! Для того и вызывается посол инакомыслящей структуры: «Объявляю вам, что вы довели общество до беды — вам и отвечать перед ним».
Нет, никакой потери власти еще нет. Это в райцентре райком ушел за ширму — в колхозе парторг за ширмой и состоял. Импульсы из «Белого дома» РСФСР слабы, с элементами помех уже на выходе — и пространственную толщу до области, до райцентра почти не пробивают. Если и пробьют, то будут уловлены приемниками айсинского исповедания, расшифруют сигналы по-своему. К моему приезду в Красный Остров был, спасибо, предусмотрительно прислан областной землемер В. Баранов, чтоб не держать ТВ в недоумении. Пашенных га в Нижегородской области — 2160 тысяч, из них уже отобраны для внекомандного земледелия... 16 тысяч. Веселись, мужичина. Много это или мало? По данным АПО, в Сеченове из 76 тысяч га его минимум треть пашни подходит к отводу в фонд запаса и разделения, значит, меж жаждущими внеостровной жизни. Тут три года подряд собирают на 20 процентов меньше, чем средний урожай. Значит, отбирать в черный передел можно.
Можно — но не нужно. Не обязательно. И — некому. Как лошадь нельзя пристрастить к говядине, так выдержанного в аппаратном растворе служилого человека нельзя приучить охотно и по своей воле ограничивать Айсина, отрезать какие-то доли его власти. Абсолютная власть над островом теряется с потерей любой части острова, где провозгласят независимость от монарха. Айсину это дано скорее в ощущениях, но своевременно, даже с опережением политической реальности. Нет органа реформы, способного взыскать, наказать, потребовать. Едва ли не главная строка ельцинского блока законов, строка, стоящая всей столыпинской реформы, строка о том, что согласия трудового коллектива не требуется для ухода из колхозной структуры, не овладела массами и... не стала материальной силой. По Айсину, и ныне будут семьсот против одного, т. е. все население острова, за которое дает телеграммы он, встанет против одного пловца в океане — и побег почти исключен.
Если бы я поверил первой телеграмме и стал бы стучаться в районные двери — кто б мне открыл? Посредника нет. Нет посредника между Айсиным и вольным хлебопашцем, а без него все суета сует: в бюрократическом государстве и для благого дела нужен чиновник. Кто, гордец, не снимет шапки в Сеченове перед делегатом XXVIII съезда — и кто, безумец, пойдет навстречу авантюристу из сомнительных иных укладов? Оставь надежды, чудак-человек. Без принципа «за ушко да на солнышко» никакой землемер и среди черноземного моря не найдет островка для конкурента Айсину.
Но парадокс в том, что землю Айсин давал! Или согласен был бы дать, если бы я согласился на два условия. Пахать одинаково с ним (равенства технологии, машин, возделываемых культур) и привлекать тех, кому он позволит платить сколько острову не вредно. Всего два условия — а вышел бы еще один колхоз! Видимо, диалектику Айсин учил все-таки по Гегелю: «Все действительное разумно, все разумное действительно».
Не смогу я, уважаемый Загид-ага, пользоваться такой же, как у вас, техникой, потому что она оставляет на полосе до четверти урожая, вон у вас и зерновые ушли частью под зиму,— а мне это смерть. Вам миллиарды списывают, а тут — кредиты отдай! Уж не взыщите, а я буду всячески изворачиваться, чтобы заполучить гэдээровский комбайн Е-516: он фермерам канцлера Коля теперь на дух не нужен, а мне, начинающему, в самый раз. И с транспортом не стану я, простите, пятилетками ожидать нового «газона», пока свекла теряет сахар, но в лепешку разобьюсь, чтоб заполучить (по бросовой для них цене) «форды» из списанного «эквипмента» армии США. Должен же я что-то иметь со списания наших танков, на которые почти сорок лет трубил? Не-ет, и техникой обзаведусь другой, и в агростратегии вас копировать не стану. Зачем — чтоб с вами катиться вниз? Вот вы все сырьем сдаете, а мне это противоестественно и смешно, потому что я знаю: простейшая переработка удваивает доход с гектара. Поэтому «Кормилец Нижнего» или «Нижегородская ярмарка» (не решаю за вольных фермеров, как точно будет зваться их ассоциация в пятьсот га) непременнейшим образом будет иметь и сыроварню (район летом не знает, как переработать-сбыть сто тонн молока ежедневно! Отбор одного молочного жира на примитивных заводах — все равно, что использование из яблока только семечек), и крупорушку для превращения здешней гречихи в ядрицу, и всесезонный колбасно-коптильный цех, где каждый мастер будет давать чистого дохода за троих свинарей как минимум.
Я понимаю, четверть века назад уже писал, что система боится перемен в технологии, как перемен во власти. С отклонений в технологии как раз и начинали Снимщиков, да Худенко, да Белоконь: единожды ослушался — и как тебя потом вгонишь в колею? Судили не только за глубину вспашки, это только при Сталине,— судили и сажали за отклонения в технологии и в заданной структуре хозяйства, ибо здесь тоже элемент освобождения... Но ничего от вас скрывать наши люди не станут — в этом и будет основа состязания в режиме наибольшего благоприятствования.
— Люди? Какие люди? Откуда вы их хотите брать?
А это уж мое дело, Загид-ага. И условия, на каких пройдет прием в ассоциацию,— исключительно мое дело. А сколько будут зарабатывать — их дело. Загид-ага, личное и даже интимное дело. Вот вы на подряде платите по пятьсот на семью — говорите: много. А это как в среднем у колхозника по РСФСР (246 рублей в 1990 году) — и телята худые. А у доктора Федорова доярки стали зарабатывать по тысяче — и коровы справные, и давать стали много...
Взорвался Айсин! Оказывается, ему не люди нужны были под боком, а я, лично я единолично: чтобы сам вкалывал на пятистах гектарах, как, скажем, канадский фермер, сам хлебнул бы колхозного бытия — и еще попробовал бы, связанный по рукам и ногам, дотянуться до итогов Айсина! А зарабатывать «сколько выйдет» рядом с Красным Островом он не позволит: может, выйдет по сто рублей в день, так что — и с этим мириться?
Загид-ага, мне незачем проверять, покатится ли ваша система вниз. Это любая пенсионерка в Нижнем проверила. Зачем же мне повторять ваш опыт? Вот вы заявляете, что аренда провалилась, разметена без остатка, как зола под ветром. Я не согласен, что так уж и вся, но что у вас она бы рассыпалась еще до зачатия — сразу же киваю. От вас и свои-то, кто посмышленей, уходят, сами жалуетесь: много дебильных стало. Надеюсь, меня-то вы полным кретином не считаете, вы ведь сам умный человек, верно, Загид-ага? А достижения, отправившие вас на съезд... Лет тридцать назад я тоже кричал бы «ура» двадцати центнерам, но месяца три назад беседовал с кооператором, агродельцом из Италии, и тот уверял меня, что зерновые в две тонны на гектаре молотить нет смысла. Уборка обойдется дороже. «Амброзио,— кричал я (а его звали Амброзио),— вы сошли с ума, да это прекрасный сбор — две тонны, человечество шло к нему века!» — «Человечество никогда не платило комбайнеру даже десяти тысяч лир в час,— печально отвечал кооператор.— Без шестидесяти центнеров пшеницы с га я вылечу в трубу со скоростью ракеты»...
Под занавес Айсин нес уже меня одной левой — будто не он меня одарил, а я месяца полтора добивался аудиенции у него на Красном Острове! Впрочем, де-юре и тут виновен оказался Ельцин. Первую телеграмму Айсин отослал до съезда РСФСР, когда землею еще распоряжался колхоз. А теперь дать нельзя ничего: хозяином Ельцин сделал районные Советы! Почему и пошла вторая телеграмма в ЦК КП РСФСР о референдуме.
Вождь Красного Острова, видно, не знал, что телеграфистки помечают время. Простота, я говорю, неиспорченность...

III
Приезжал я не один, а с двумя спутниками. Один, доктор С. Н. Федоров, привлечен был умозрительно, как модель, действующий пример. Второй, зовут его Игорем Алексеевичем, был реальностью, ехал посмотреть как деловой и денежный человек: может ли из этого взаимного политического надувательства получиться что-нибудь путное? По дороге он купил в сельпо хомут — для нового землевладельца. Я отбивался, хотя хомут был дефицитом.
Доктор Федоров показал, что такое мотивация сельского труда. Когда Институт микрохирургии глаза брал себе тысячу с чем-то гектаров под Икшей, я публично остерег мужиков в Протасове: новый хозяин выгонит четырех из каждых пяти — пьяницы и несуны ему не нужны. Характерно: народ не возражал, тактично безмолвствовал. Но пошла в замечательном совхозе «Борец» эта самая мотивация — стал Федоров платить семьсот в месяц там, где с приписками наскребали двести, потом устроил, что можно стало зарабатывать и тысячу, если доишь действительно корову, а не голову крупного рогатого скота — и горизонт уже показал как реальность две тысячи в месяц. Деревянных, инфляционных! Новации с нуждою в валюте затронули едва ли десятую часть, а удвоение валовки за два года достигнуто именно получением смысла нормально работать. Но народ в общем и целом остался тем же самым народом, живущим вдоль древней дороги на Дмитров. Доктор и церковь в родовом имении Суворовых восстановил — ходят, интересуются. Тот же народ, только открыл грани характера, колхозно-совхозной системе ненужные. Я был не прав — прав оказался Федоров. И «архангельский мужик» Сивков уже его компаньон, и ярославец Ежиков тоже!
Согласен с Айсиным: Федоров один такой. Если бы институт в Бескудниках был нищим с паперти, вроде десятков медучреждений, если бы он не был для Протасова донором в деньгах и идеях, не гарантировал бы всем своим достоянием жизненность акций-затей (вроде замысла выращивать вместо привычной черной белую голландскую картошку!) — никакая мотивация бы не проклюнулась, факт. Тут прямой марксизм: нарождающемуся укладу нужен этап первоначального накопления, необходим опекун, донор.
Крестьянство России — уклад родившийся: на 1 января 1991 года количество крестьянских (фермерских) хозяйств составило 4400, им предоставлено 202,5 тысячи га, что в среднем означает 46 га на хозяйство. Восемь процентов хозяйств имеют участки размером более ста гектаров — вполне товарный, скажем так, простор. Одни считают, младенец недоношенный, есть и более мрачный взгляд: плод находился в утробе дольше, чем это безопасно для жизни. Увидим. Миллиард рублей, торжественно обещанный И. С. Силаевым на российском «земельном» съезде,— чисто символический объем вложений, одноразовый шприц, без опекуна-донора младенцу не выжить.
Одновременно стал реальностью внекомандный хозяйственный уклад. На конец девяностого года в РСФСР зарегистрировано около двух тысяч совместных предприятий, 73 концерна, 66 консорциумов, 252 акционерных общества, 842 ассоциации и более 15 тысяч малых предприятий. Опять-таки: молва очередей именует этот сектор бандитским, сам же сектор считает бандитскими приемы казенного воздействия. И тут судья — время. Но чтобы выжить и первому младенцу, и второму, нужен их альянс.
Идея внушена Федоровым: связать рыночную инфраструктуру, новые хозяйственные формирования с аграрной альтернативой. Не суеверная боязнь «отмывания» в чистой воде колхозно-совхозного идеализма, но самопрокорм рыночной экономики. Финансирование крестьян, фермерских ассоциаций и кооперативов, смычка, способная максимально быстро сделать фермерство экономической реальностью. Потому что спуск с пика, отмеченный Айсиным, не только правда, но и очень быстрая, к сожалению, правда. Несмотря на сказочное везение с урожаем, объем производства в колхозах-совхозах России снизился за год на 4 процента, численность скота сокращается, кормов меньше, они хуже прежнего. Надой за зимовку упал на 10 процентов и т. д. и т. п. — ускорение налицо, и только враг человеческий пожелает, чтобы кризис перешел в обвал, в лавину. Фондовое распределение замещается первобытным бартером, меновой троглодитской торговлей. Но и тут: меновыми ценностями Сеченовского, скажем, района остаются только 20 процентов способного уйти на сторону. А восемьдесят процентов велено отдавать как продналог (40 процентов) и как госзаказ (остальное). Замечательны теоретические тонкости Конфуциев эпохи упадка: и госзаказ отдай, и продналог отдай, и там и тут встречное обеспечение — вилами по воде, но разница-то какая изящная! Если без этих игр. то менять район может пятую часть гречи, сахара в натуроплату, поскребыши муки и мяса — не позавидуешь пришедшим не идеи блюсти, а карточки отоваривать. На известных иерархических ступенях самоцель политики редеет, ландшафт становится виднее — нужда учит калачи есть.
Игорь Алексеевич изобрел базальтовую вату, и на этом основании у него ассоциация. Или консорциум? Или он входит в консорциум, а у самого только концерн? Шут его знает, я пока путаюсь. Главное, он, Игорь, и в давнее-то время Государственную премию отхватил, и тогда-то тридцать и пятьдесят тысяч км высоковольток построил, и судили его ровно тринадцать раз — а присудить ни к чему не смогли! У тертого этого калача есть артель исследователей-проектировщиков, способная обсчитать с высокой дозой гарантии, чем, как и кому следует заняться на выщелоченных черноземах по соседству с пушкинским Болдином, чтобы и кредиты вернуть, и дом возвести, и дочке приданое было. У Айсина. насколько знаю, никогда такого обсчета не делалось, что, в частности, и привело к съезду с горы. Сейчас на счету у колхоза Красного Острова 350 тысяч рублей, а у Игоря с концерном (консорциумом) на несколько порядков больше, почему Айсин и назвал гостя в лицо за столом проходимцем. Аллах простит Загида Самиулловича: тут сфера не людских обычаев, а политического страха. Не знаю, что такое вата из базальта, не ведаю, как и почем дают деньги в банке, но Игорь сразу заговорил о шестидесяти (как минимум) центнерах нужного сбора, о сотне гектаров на фермерский двор — это факт. И что Николаю Романову такой лоцман, финансовый опекун социально необходим— факт тоже. И что без альянса с пахарем внеколхозного уклада ярмарка Нижегородская может гарантировать деловым людям только пост и карточки — тоже ясно как день. Словом, беритесь за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке.
Итак, фермер Черниченко не состоялся, об этом сообщили все средства массовой информации СССР и ряд агентств за бугром,— и это плохо. Зато Айсин не получил зловредного соседа — хорошо. Журналистки из Нижнего не увезли из колхоза «договоренного» мяса — худо, но Игорь Алексеевич не смог натянуть на меня сельповский хомут — хорошо. Россия получила к концу 1990 года 6,9 тысячи тонн милостыни, в том числе более пяти тысяч тонн из стран, которые победила во второй мировой войне (ФРГ, Австрия, Италия),— вроде плохо, но больше никто не идет за нами путем огосударствления земли — хорошо...
— Чего он воду мутит? Газеты, ТАСС — черт-те что... Хочет земли — пускай нам одну страничку напишет, и будут ему пятьсот га без всякой трескотни.
Будто бы именно так сказало в Нижнем Новгороде одно ответственное лицо молодому и очень нестандартному депутату России, и я, давно усвоив, что у нас ничего не получишь, предварительно не попросив, взялся писать прошение.
«Председателю Нижегородского облисполкома народному депутату СССР тов. Соколову А. А.
Уважаемый Александр Александрович!
Настоящим прошу предоставить мне 500 гектаров пашни, чернозема, возле дороги (железной или асфальтовой) для создания ассоциации крестьян-фермеров. Цель ассоциации — поставка продовольствия высшего качества Всероссийской ярмарке в Нижнем Новгороде, социальный уклад — рыночные отношения. Ассоциацию составят выдержавшие конкурс граждане РСФСР, согласные с принципом «свободный труд на свободной земле».
Лично я желал бы получить в собственность 0,15 гектара земли с целью разбивки садового участка и нахождения при ассоциации — для посильной помощи, отражения в печати и получения уроков человековедения.
В моей просьбе прошу не отказать.
Ю. Черниченко, тележурналист, писатель.
20 января 1991 года».

Кадры из телефильма, снятого оператором Р. Карменом (независимая киностудия «Камера» Союза кинематографистов СССР)
Фото Ю. ФЕДОРОВА


ОГОНЁК

ФОТОВЕРНИСАЖ

ДУШЕВНОЕ ЦЕЛОЕ

Фотохудожник Яков Шубин долгие годы заведовал литературной частью Запорожского театра кукол, написал множество песен для спектаклей и стихов. Что не случайно — ведь и светопись Шубина так же поэтична.
Его работы прежде всего просто красивы. Рискну сказать, что уже одно это делает честь фотохудожнику, который, не мудрствуя лукаво, не играя в интеллектуальные игры, задался целью показать в своих слайдах мир краше, чем мы его видим в суматохе обыденной жизни.
И все же есть в этих картинах и скрытая идея — поиск гармонии природного и человеческого, рукотворного и нерукотворного, одушевленного и находящегося в вечном покое. Объекты в кадре какой-то неведомой силой направляют свое движение к центру, дабы уравновесить, успокоить этот непростой и тревожный мир, соединить составляющие его в единое душевное целое.

Михаил ЛЕОНТЬЕВ


<- предыдущая страница следующая ->


Copyright MyCorp © 2024
Конструктор сайтов - uCoz