каморка папыВлада
журнал Огонёк 1991-04 текст-6
Меню сайта

Поиск

Статистика

Друзья

· RSS 29.03.2024, 13:22

скачать журнал

<- предыдущая страница следующая ->

ИСКЛЮЧЕНИЕ ИЗ МИРА

«...— Что хуже рака?
Проказа!.. хуже тем, что вас еще живого исключают из мира. Отрывают от родных, сажают за проволоку. Вы думаете, это легче, чем опухоль?»
(А. Солженицын. Раковый корпус.)
Мы долго молчали об этой страшной болезни. Допускаю, что многие о ней просто не знали и не знают до сих пор. Те же, кто знал, врачи, например, давали
компетентным органам обет молчания, подписку о неразглашении тайны. Для чего это делалось, мне не понять. Какой тайны, если, по свидетельствам врачей, лепра — так зовется эта болезнь — известна с древности? В народе окрестили ее проказой, больных — прокаженными. Проказа безжалостна, но убивает людей не сразу, а мучает долго - годами и десятилетиями. Она неизлечима, и все больные знают об этом. Не представляю, как можно жить с грузом такого страшного знания. Но они работают, учатся, страдают, любят, играют свадьбы, рожают детей. Впрочем, в Казахстанском лепрозории мне говорили, что случались среди больных и самоубийства...
Юрий ЛУШИН, собственный корреспондент «Огонька»
Фото автора

Проказа непредсказуема и коварна. Болезнь может начаться с появления на коже малоприметного темного пятнышка, но если вовремя не принять необходимых мер, то ее течение приобретает грозный характер. Возникают все новые пятна, тело покрывается незаживающими трофическими язвами. Вместе с кожей поражаются периферические нервные стволы, кожа становится нечувствительной к боли (уколам, например) и воздействию температур (ожогам). Обычная царапина долго не заживает и часто превращается опять-таки в язву. Лицо ужасно преображается, приобретает застывшее, маскообразное выражение, перекашивается, если поражены лицевые мышцы. Но и этого проказе мало. Она ослепляет людей, укорачивает пальцы рук, фаланги их отпадают, и руки становятся похожими на тюленьи ласты. Она пробивает подошвы ног глубокими язвами, человек заживо загнивает, врачи в конце концов вынуждены ампутировать конечности... С древних времен проказа приводила людей в панический ужас. Прокаженных в средневековье изгоняли из селений, побивали каменьями, даже закапывали живьем. В иных местах больных заставляли носить на шее колокольчики, чтобы здоровые, услышав звон, могли уклониться от встречи с ними...
Наше время более милосердно к этим изгоям общества? Судите сами. Десятки лет больные лепрой содержались в лечебницах закрытого типа, проще говоря, в колониях, в обстановке строгой секретности, под охраной. Как известно, всякий секрет в нашем государстве маскировался под почтовый ящик. Есть «ящик» — нет проблем, забудьте о проказе. Казахский лепрозорий известен был узкому кругу лиц как почтовый ящик № 14. Если человек самовольно покидал его пределы, он выслеживался, вылавливался и водворялся обратно в «ящик» для принудительного лечения. Для его же пользы, конечно, и для пользы общества. (Кстати, и сейчас больной острой злокачественной формой лепры в обязательном порядке должен лечиться в стационаре, то есть в лепрозории, до того момента, пока врачи не посчитают, что он перестал быть опасным для окружающих. Больные в менее острой форме проходят курсы амбулаторного лечения, а близкие родственники всех заболевших тоже наблюдаются врачами в течение длительного времени, бывает — десятилетиями.) Подобных «ящиков» в Советском Союзе было около пятнадцати — в Прибалтике и Каракалпакии, на Кавказе и под Иркутском, в Астрахани и на Кубани... В настоящее время в нашей стране насчитывается немногим более четырех тысяч больных лепрой (из них 1271 человек в Казахстане).
По данным ВОЗ, общее количество прокаженных на земном шаре 10—12 миллионов, из которых наибольшее число в Индии — свыше 1,5 миллиона, в Западной Африке и Нигерии — по полмиллиона, в Бирме и Таиланде — 200 тысяч, в Индонезии — 100 тысяч, на американском континенте — почти 170 тысяч, в Европе — 25 тысяч... (Статистика до недавнего времени тоже считалась секретной.) Выходит, болезнь вездесуща? Не совсем так. Издавна было отмечено, что очаги лепры возникают чаще всего в устьях крупных рек. что они могут существовать столетиями в одних и тех же местах, но стоит удалиться от очага хотя бы на несколько десятков километров, как вероятность заражения и заболевания проказой исчезает. Эта загадка и до сих пор остается неразгаданной... Вообще в лепре почти все загадочно. Не потому ли эта болезнь всегда сопровождалась и поныне сопровождается мистическим страхом? Я испытал его на себе, когда выехал ранним утром в лепрозорий вместе с его сотрудниками на их служебном автобусе. Не стоило заглядывать в зубы этому железному коню, чтобы убедиться в его преклонном возрасте. И все же действительность превзошла мои предположения: не ожидал, что служит он уже более 20 лет. И все эти годы как минимум дважды в день (туда и обратно) он делал рейсы из Кзыл-Орды в лепрозорий — в поселочек Талды-Арал, столицу прокаженных.
«Боже мой, как этого престарелого железного коня самого еще не источила проказа,— подумал я, ошпаренный внезапно охватившим меня страхом,— ведь он, вероятно, весь нашпигован бактериями лепры...»
И все сорок километров до Талды-Арала меня мучила эта мысль. И долго я не знал, как от нее освободиться, как спросить. Я вглядывался в лица сотрудников лепрозория и не замечал в них и тени тревоги. Обычные люди ехали на обычную и привычную для них работу — каждодневно общаться с прокаженными, дышать с ними одним воздухом, касаться их кожи, менять повязки на их язвах, ампутировать руки и ноги, делать уколы, кормить с ложечки неспособных делать это самостоятельно. Правда, за «обычную» эту работу еще три года назад медикам платили надбавку в размере 30 процентов от заработка. Но три года назад с п/я № 14 сняли гриф секретности, а заодно сняли и надбавку. Значит, приплачивали за секретность? Или, может быть, проказа стала менее опасной? Увы, нет.
— Обратите внимание на тот участок, огороженный проволокой,— сказал Владимир Константинович Телегин, заместитель главного врача Казахского лепрозория, когда автобус вымахнул на окраину Кзыл-Орды,— здесь, начиная с 30-х и вплоть до 60-х годов, размещался в старых бараках для австрийских военнопленных (времен первой мировой войны?!) наш лепрозорий. Когда же его перевели, то участок законсервировали, и двадцать лет на нем даже скот запрещалось пасти из-за угрозы возможного заражения. Теперь опасность миновала...
Вот как: двадцать лет человеку было опасно ступить на зараженную проказой землю, а люди, с которыми я ехал, всю жизнь проводят рядом с лепрой. И ничего с ними не случается? И не испытывают они страха?
— Вы никогда не боялись общаться с прокаженными? — спросил я Телегина.
— Боялся, когда был молод,— признался он,— еще как боялся. Тогда, в 50-х, мы проводили поголовное медицинское обследование опасной зоны Аральского моря, в устье Сырдарьи. За сезон, случалось, обнаруживали и привозили в лепрозорий по двести с лишним больных. Если не соглашались на лечение добровольно, брали силой. Родственники прокаженных прятали их в барханах, в дальних аулах, на островах Аральского моря, сулили взятки рыбой или бараниной за то, чтобы мы оставили больного. Они не понимали, что сами могли заразиться, и заражались ведь. Мы проводили осмотры сначала в резиновых перчатках, даже в противогазах. Такой был страх... Потом страх ушел, появилась осознанная осторожность, нажитая опытом, когда опасность чувствуешь кожей, интуитивно. Хотя нельзя сказать, что за последние десятилетия мы сильно продвинулись в познании лепры. Она по-прежнему полна загадок. Болезнь эндемична, то есть поражает людей в определенной местности, но отсутствует в соседней. Почему? Известен возбудитель проказы — микобактерии лепры. Но почему он не растет ни на одной питательной среде? Никакое животное лепрой не болеет, она передается от человека к человеку, но каким путем — в точности неизвестно. У больных родителей рождаются здоровые дети, но спасти их от дальнейшего неизбежного заражения проказой можно лишь одним способом — изолировать в раннем возрасте в специальный интернат. Жестоко? Да, но иного выхода нам проказа пока не дает. Сейчас при лепрозории, в соседнем с ним поселочке (где, кстати, живет часть наших сотрудников), есть такой интернат, в котором живут и учатся дети лепрозных родителей — двадцать три человека. Все здоровы.
— Сироты при живых родителях?
— Нет, они знают своих матерей и отцов, видятся с ними при свиданиях примерно раз в неделю. Более тесное общение, увы, небезопасно.
Приехав в Талды-Арал, я не мог не навестить этих детей. Пройдя от лепрозория по пыльной дороге два километра, я вошел в поселок, состоявший из полутора десятков одно- и двухэтажных домиков, среди которых вольно бродили коровы. Два из них занимал интернат. Он был почти пуст, потому что воспитатели и учителя уехали на огороды копать картошку. Две женщины показали мне жилые комнаты, обставленные простыми железными кроватями и тумбочками. В них витал запах бедности, давно поразившей наше здравоохранение. В холле первого этажа ребятишки смотрели телевизор, рассевшись прямо на полу. Потом принялись играть. Дети как дети, если бы не постоянно поселившаяся в их глазах затаенная печаль, словно отражение того несчастья, которое зацепило их судьбу. Такую подарил им случай, а другую они выбрать не могли. Я спросил, как им тут живется. Хорошо, ответили они хором. Дети есть дети...
Поселок самого лепрозория отличался от только что виденного тем, что перед двухэтажным лечебным корпусом торчали в газонах гипсовые бюсты Маркса и Ленина, а вместо коров бродили кошки. Архитектура же (вернее, ее отсутствие) — один к одному. За десятилетия бессменной вахты лики вождей мирового пролетариата покрылись шрамами, казалось, что они тоже страдают проказой. Не слышал, чтобы эти признанные гении внесли какой-то вклад в борьбу с лепрой. Уместнее, наверное, поставить здесь бюст американскому врачу Фейджету, сульфоновые препараты которого, изобретенные им в 1943 году, и поныне служат основным и самым эффективным средством борьбы с проказой. Покупаются они нашей страной за валюту, больным выдаются бесплатно, как бесплатно и их содержание здесь.
Столица прокаженных казалась пустой, хотя я уже знал, что в лепрозории — около двухсот больных. Пройти ее из конца в конец не составило труда. Мне показали котельную, дающую тепло всему поселку, овощные огородики, которые возделывают по своей охоте для общественных нужд персонал учреждения и способные к работе больные, клуб, где трижды в неделю кино, библиотеку, магазинчик для больных, который, впрочем, за неделю так и не открылся, столовую, в которой блюда готовились и по заказам, как в ресторане (надоест меню, если приходится лечиться по двадцать лет). Но и в обыденном меню, лично убедился, все и вкусно, и обильно (почти чудо при нашей продовольственной нищете). Мы прошли вдоль ряда пустых одноэтажных коттеджей. Ровесники тому железному коню-автобусу, на котором я приехал, они не выдержали конкуренции со временем, и теперь камышитовые их стены разваливались. Когда-то и в них обитали прокаженные, потом их стало меньше, и всех перевели в кирпичные двухэтажные корпуса...
Я увидел первых прокаженных — и будто кипятком плеснули в душу. На солнечном припеке у стены грелись старик со старухой — на двоих один глаз, три ноги да две здоровые руки. Старушка с руками-ластами к тому же совсем была слепа. Невидящие глаза ее двумя испорченными сливами страшно вылезли из орбит. «Боже,— подумал я,— хорошо, что она никогда не увидит себя в зеркале...» Сопровождавший меня врач поздоровался с ними, спросил, как дела. С изумлением я услышал ответ:
— Хорошо, только почему нам новых занавесок не дают, в прошлом году давали.
Проказа не убила в старушке женщину... Когда мы отошли, врач сказал, что больная впервые поступила в лепрозорий семнадцатилетней девушкой в начале пятидесятых. С тех пор и лечится с перерывами, у нее тяжелая форма лепры, которая постоянно дает рецидивы. Мы зашли в несколько комнат, в которых обитали больные. В одних обстановка состояла из железных кроватей, застланных солдатскими одеялами, другие были украшены коврами, цветными покрывалами, множеством подушек по казахскому обычаю, в них стояли телевизоры и даже холодильники. Мне объяснили, что больным, если у них есть такая возможность, разрешено обставлять свои комнаты по собственному желанию, ведь многие из них проводят в лепрозории всю жизнь. Тут лишний раз убеждаешься, что в нашем обществе «равноправия» существует, как и всегда существовало, разделение на богатых и бедных. Впрочем, проказа не щадит ни тех, ни других... В одной из комнат библиотекарша в белом халате (единственная защита от заразы) читала свежие газеты прокаженным. Их было человек пятнадцать, и половина — ослепшие. Они обернулись на стук двери, и мне показалось, что я попал на карнавал масок ужаса — так были обезображены болезнью их лица. Мне больно их описывать, и я не стану этого делать. Фотографировать там мне не разрешили... Выйдя на воздух, врач закурил, присев на скамейку у дома. Я продолжал стоять, и врач понимающе усмехнулся — на этой скамье только что сидели прокаженные, я не хотел ее касаться (но и сами врачи признавались, что опасаются говорить даже близким знакомым, чтобы не потерять дружбу, что работают в лепрозории).
— В каком возрасте люди наиболее подвержены заболеванию лепрой? — спросил я Никитина.
— Пожалуй, до сорока лет,— ответил он. Тогда и я небрежно опустился на край скамейки рядом с ним, поскольку уже забыл, когда перешагнул свой сорокалетний рубеж. Много ли нужно, чтобы вновь обрести бесстрашие? Но тут Владимир Константинович добавил: — Впрочем, отмечались случаи заболевания проказой и в более почтенном возрасте.— После добавки захотелось вскочить со скамейки и бежать куда подальше (немного надо, чтобы бесстрашие утерять).
— Долго ли живут прокаженные?
— Долго, несмотря на то, что лампрен и другие лечебные препараты плохо действуют на печень и почки. Есть и 80-летние, и 90-летние — все зависит от формы болезни.
— Есть ли случаи полного излечения?
— Ни одного, к сожалению. Лепра с удивительным упорством преследует свои жертвы. Человек может многие годы жить и казаться совершенно здоровым, а потом вдруг вновь заболеть. Известен случай, когда болезнь проявилась через сорок два года. Рецидивам помогают и стрессы, и алкоголь, и плохие социально-бытовые условия. Конечно, не каждый в опасной зоне должен заболеть, но инфицироваться может любой.
— Вы могли бы инфицироваться?
— Да, мог бы.
— И всегда знали об этом?
— Конечно.
Я хотел спросить о себе, но боялся получить утвердительный ответ. И потом эта скамейка, до блеска вытертая одеждой больных...
— При входе в лечебный корпус,— сказал я, чтобы отвлечься,— висит оптимистический плакат: «Лепра будет ликвидирована как наследие прошлого!». Мы много различных наследий пытались уничтожить. Вы сами-то верите в эту сказку?
— Похоже на то, что это уже не сказка. Не так давно американские ученые, а затем и наши в Астраханском НИИ лепры сумели привить проказу животному — девятиполосному броненосцу. Значит, появилась надежда на получение противолепрозной сыворотки. Возможно, это случится к началу нового века.
«Дай-то бог»,— подумал я и снова вспомнил старый автобус. Для меня он стал символом состояния здравоохранения. Телегин мечтает о победе над лепрой и одновременно бьется над проблемой, где бы достать обычный сухопаровой шкаф, то есть стерилизатор. Об одноразовых системах переливания или шприцах и думать не приходится. Вот-вот рассыплется на молекулы автобус, и надо где-то доставать новый. Именно доставать. И так во всем. В каком же веке наше здравоохранение?
В последний раз я шел по главной аллее столицы прокаженных. Лики вождей хмуро смотрели мне в спину. Пространство, залитое солнцем, было привычно пустынно. Здешние больные не любят яркого света. Где-то прозвенел колокольчик. Или показалось?


ORTEX
«ОРТЭКС» НЕ ЖДЕТ РЫНКА — ОН ЕГО ФОРМИРУЕТ, ДЕЛАЯ ВАШИ РУБЛИ СВОБОДНО КОНВЕРТИРУЕМЫМИ СЕГОДНЯ. ИМПОРТНЫЕ ПОСТАВКИ ОРГАНИЗАЦИЯМ — ПО РЫНОЧНЫМ ЦЕНАМ С ОПЛАТОЙ ТОЛЬКО В РУБЛЯХ (ПРОДУКЦИЯ ВЕДУЩИХ ФИРМ ЯПОНИИ, США, ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ, ЮЖНОЙ КОРЕИ).
ВНЕШНЕЭКОНОМИЧЕСКОЕ КОММЕРЧЕСКОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ «ОРТЭКС» ПРЕДЛАГАЕТ:
ОРГТЕХНИКУ И СРЕДСТВА СВЯЗИ
телефонные аппараты; телефонные аппараты с автоответчиками; телефаксы; фотокопировальные машины формата А3, А4; электронные печатные машинки с русским и латинским шрифтом; диктофоны; настольные бухгалтерские калькуляторы; калькуляторы с печатающим устройством; термобумагу для телефаксов; картриджи для фотокопировальных машин формата А4.
ТЕЛЕВИДЕОАППАРАТУРУ И ОБОРУДОВАНИЕ
телевизоры (экран от 36 см до 72 см); видеомагнитофоны: VHS PAL/SEKAM, VHS multysistem, видеоплейеры, видеокамеры: VHSmovie, проекционные телевизоры.
БЫТОВЫЕ ЭЛЕКТРОТОВАРЫ
кондиционеры; портативные дизель-генераторы; холодильники; морозильные шкафы; электрические и газовые плиты; СВЧ-печи; пылесосы; кухонные комбайны; швейные, вязальные, стиральные машины.
МЕДИЦИНСКИЕ ИНСТРУМЕНТЫ И ОБОРУДОВАНИЕ
ультразвуковые скэннеры; электрокардиографы; аппаратуру для электрофизиологических исследований; энцефалографы; транспортные инкубаторы; стоматологическое оборудование, инструменты, материалы; одноразовые инструменты.
НОВЫЕ ЛЕГКОВЫЕ АВТОМОБИЛИ, МИКРОАВТОБУСЫ, ДЖИПЫ
форд «Транзит»; линкольн «Континенталь»; «Мерседес-200Е», 300SE; «Вольво-460GL»; опель «Омега»; фольксваген «Пассат»; мицубиси «Ланцер»; мицубиси-джип «Пажеро»; джип «Чероки»; ниссан «Патрол»; автобус «Мерседес-0303» (49 мест); автобус «Неоплан» (77 мест).
Единичные, мелкооптовые поставки организациям по договорам лизинга в сжатые сроки. Оплата по аккредитиву либо депозиту!
Наш адрес:
117593, Москва, «ОРТЭКС»
телекс: 131310 ORT SU
факс: (095) 426-4500
(095) 426-6400
(095) 427-6410
телефон для справок:
427-11-01 (5 линий)
427-57-36
427-66-11
Украинское представительство:
г. Киев-1, гостиница «Москва», «ОРТЭКС»
факс: (044) 229-3721
тел.: 229-17-41
229-02-38
229-37-21


<- предыдущая страница следующая ->


Copyright MyCorp © 2024
Конструктор сайтов - uCoz