скачать журнал

<- предыдущая страница следующая ->

По-своему замечательна личность следующего Строганова — Сергея Григорьевича, женатого на старшей дочери президента Академии. Брак этот был не случаен: он соединил две ветви рода, их обширные владения и художественные коллекции, упрочив знаменитый строгановский майорат, превосходивший по величине любое из малых европейских государств. Граф Сергей Григорьевич не только покупал новые полотна для прославленной Строгановской галереи, гордившейся работами Бронзино и Боттичелли, Перуджино и Корреджо, Пуссена и Лоррена, но и пополнял редчайшее нумизматическое собрание, увеличившееся до 60 тысяч монет. Достойно продолжая традиции рода Строгановых, он интересовался положением «свободных художеств».
Знакомство с французской системой ремесленного образования, дававшей необычайное совершенство изделий, подтолкнуло графа написать проект «Школы рисования в отношении к искусствам и ремеслам». Идею создания школы по образу и подобию парижской «ecole des dessine» одобрил император Александр I. Осенью 1825 года на Мясницкой улице в Москве на средства графа Строганова, желающего «доставить ремесленникам и торговым людям возможности улучшать свои изделия при содействии науки и искусства», открылась рисовальная школа. Спустя 18 лет, за которые граф израсходовал на школу более 400 тысяч рублей, заведение было по его собственной просьбе принято в казну. Выполнив свою миссию по созданию первого художественного училища в России, граф Строганов сделался «организатором науки». Со Строгановым — попечителем московского учебного округа наступило «строгановское время» Московского университета. При новом попечителе в университете профессорствовал цвет российской науки — Погодин и Соловьев, Грановский и Буслаев, Катков и Надеждин. Строганову удалось добиться разрешения отправлять воспитанников университета за границу слушать лекции европейских ученых знаменитостей. Граф входил в Общество истории древностей российских при университете, руководил многотомным изданием «Древности Российского государства». Именно он основал археологическую комиссию и положил начало раскопкам на побережье Черного моря, реставрировал на свои средства Дмитровский собор во Владимире на Клязьме. С восшествием на престол Александра II «высокообразованный аристократ» С. Г. Строганов переселился в Петербург, чтобы руководить воспитанием великих князей.
Последним владельцем строгановского майората, включавшего дворец с баснословными сокровищами, был Сергей Александрович Строганов. Ничем не прославившийся граф жил в Париже, редко наведываясь в Петербург. Дворянство оскудевало, аристократия сходила со сцены истории. Музей быта, созданный в Строгановском дворце сразу после революции, в 20-х годах, был ликвидирован и быстро разошелся по запасникам столичных музеев. Кстати. 256 предметов из этой коллекции были проданы в мае 1931 года на аукционе Лепке в Берлине за умопомрачительно низкую цену в 613 326 долларов. Растреллиевский шедевр поделили между собой различные ведомства. Реорганизованное и вновь возрожденное Строгановское художественно-промышленное училище сохранило имя основателя, хотя и вынесло его в скобки. Однако приписка «бывшее Строгановское» не умаляет вклада Строгановых в русскую культуру. Все это в прошедшем времени, но бывшим президентом должна была бы гордиться Академия художеств, так же как бывшими строгановскими коллекциями — Эрмитаж и Пушкинский музей, а училище — своим основателем.


ОГОНЁК

Надежда ДМИТРИЕВА

...Легенда гласит: в Смутное время, когда польское войско гуляло по Руси, был разорен и сожжен Ростов Великий. Поляки приблизились и к соседнему Борисоглебскому монастырю. Все иноки разбежались, остался лишь преподобный Иринарх. приковавший себя железной цепью к обрубку дерева. Польский гетман Сапега был поражен необыкновенным подвигом старца. И сказал ему преподобный: «...А ты, господин, возвратись в свою землю, полно тебе на Руси воевать, а не выйдешь из Руси или опять придешь и не послушаешь Божья слова, то будешь и убит на Руси».
Сапега не стал разорять монастырь и оставил старцу знамя, захваченное незадолго до этого. Впрочем, вскоре Сапегу настигла смерть в Москве.
Прошли века, и «знамя Сапеги» украсило экспозицию выставки «Искусство строгановских мастеров. Реставрация, исследования, проблемы», прошедшую в залах Академии художеств. Здесь было представлено около 90 древнерусских икон и более 40 произведений лицевого шитья — произведений, созданных некогда в «иконных горницах» и «светлицах» именитых людей Строгановых. Систематическое изучение и реставрация работ строгановских мастеров начались в 1920-е годы. Выставка — итог деятельности нескольких поколений реставраторов и искусствоведов Государственных центральных реставрационных мастерских (ныне — Всероссийский художественный научно-реставрационный центр имени И. Э. Грабаря). Низкий поклон всем, кто находил, спасал, исследовал эти замечательные памятники, возвращал из небытия, снимал позднейшие записи и искажения. Это позволило нам впервые соприкоснуться с удивительным явлением русской культуры рубежа XVI—XVII веков в таком многообразии
С домовым храмом Строгановых — Благовещенским собором в Соли Вычегодской — связано большинство произведений, представленных на выставке. Большемерные (высотой около двух метров) иконы украшали местный ряд иконостаса. Среди них «Благовещение с праздниками», «Троица в бытии», «Спаситель на престоле с предстоящими», «Богоматерь Одигитрия». Столпы собора с трех сторон также были покрыты иконами с изображением Страшного суда и святых, соименных создателям храма («Великомученик Никита с житием», «Максим Исповедник»), Произведения, вышедшие из «иконных горниц», позволяют заново осмыслить понятие «строгановская школа», до сих пор считавшееся не более чем условным наименованием направления в русской иконописи, объединяемого лишь «рядом общих черт: небольшими размерами, изображением миниатюрных фигур в нарочито изящных позах».
Особый раздел выставки — лицевое шитье — единственный вид древнерусского изобразительного искусства, которым занимались и женщины. На вкладных надписях рядом с именем заказчика часто встречается и имя хозяйки мастерской.
Во всех иконах и произведениях лицевого шитья, вышедших из мастерских Строгановых или выполненных по их заказам московскими «государевыми иконописцами», видно стремление сохранить строгий стиль предков.
На «знамени Сапеги» (явно созданном в «светлицах» Строгановых и неведомыми путями попавшем к полякам) — двухстороннее изображение архистратига Михаила в воинском одеянии. В правой руке архангела — меч. Вверху — благословляющая фигура Бога Отца. Внизу — фигура Иисуса Навина, полная благоговейного смирения: шлем ниспал с головы, руки снимают обувь. По слову Божьему — земля, на которой он стоит, свята есть. Для многих поколений дома Строгановых и замечательных мастеров, чье творчество связано со Строгановыми, их земля была свята.

Богоматерь Гора Нерукосечная (фрагмент). Конец XVI века. Сольвычегодский историко-художественный музей. Реставратор Т. Мосунова.
Митрополит Алексий с житием в 20 клеймах. Конец XVI века. Сольвычегодский историко-художественный музей. Реставратор Н. Дунаева.
Знамя «Явление архангела Михаила Иисусу Навину» («Знамя Сапеги»). Начало XVII века. Государственная Третьяковская галерея. Группа реставраторов под руководством Т. Александровой-Дольник.
Фрагмент «Жития митрополита Алексия».
Покровец «Се Агнец». Середина XVII века. Пермская художественная галерея. Реставратор Т. Горошко.
Воздух «Положение во гроб с избранными святыми». Около 1661 года. Мастерская А. И. Строгановой. Ростовский архитектурно-художественный музей-заповедник. Реставратор А. Белякова.
Прокопий Устюжский, предстоящий Богоматери с младенцем. Конец XVI века. Сольвычегодский историко-художественный музей. Реставратор С. Добрынин.
Троица Ветхозаветная. Конец XVI — начало XVII веков. Сольвычегодский историко-художественный музей. Реставратор С. Добрынин.
Саккос митрополита Ионы Сысоевича. 1665 год. Ярославский историко-архитектурный музей-заповедник. Реставратор Н. Осмоловская.
Богоматерь Неопалимая Купина. Свердловская картинная галерея. Реставратор Т. Милова.
Северная алтарная дверь с 3-частной композицией (фрагмент). 1570-е годы. Сольвычегодский историко-художественныи музей. Реставратор Г. Цируль.


КОНЕЧНО, УСИЛИЯ ТЩЕТНЫ?..

Юлий КИМ
АДВОКАТСКИЙ ВАЛЬС
С. В. Каллистратовой
Д. И. Каминской

Конечно, усилия тщетны,
и им не вдолбить ничего:
предметы для них беспредметны,
а белое просто черно.
Судье заодно с прокурором
плевать на детальный разбор.
Им лишь бы прикрыть разговором
готовый уже приговор.
Скорей всего надобно просто
просить Представительный Суд
дать меньше по 190-й,
чем то, что, конечно, дадут.
Откуда ж берется охота,
азарт, неподдельная страсть
машинам доказывать что-то,
властям корректировать власть?..
Серьезные, взрослые судьи,
седины, морщины, семья...
Какие же это орудья?
Такие же люди, как я.
И правда моя очевидна,
и белые нитки видать,
и людям должно же быть стыдно
таких же людей — не понять!
Ой, правое русское слово —
луч света в кромешной ночи!
И все будет вечно хреново...
И все же ты вечно звучи!
1968

С известными адвокатами-правозащитниками Диной КАМИНСКОЙ и Константином СИМИСОМ беседует специальный корреспондент «Огонька» Илья МИЛЬШТЕЙН
Дина Каминская и Константин Симис — бывшие московские адвокаты, ныне проживающие в США.
Для обоих путь изгнания начался в 1966 году, когда они попытались защищать писателя Юлия Даниэля. Константину Симису в «допуске» было отказано сразу. Его жене Дине Каминской поставили условие: не просить об оправдании подсудимого. Она отказалась. Дело поручили другому адвокату. Принцип «революционного правосознания» был положен в основу всех без исключения политических процессов прошедшей эпохи.
Дина Каминская — один из немногих адвокатов (вспомним еще Софью Каллистратову. Бориса Золотухина), кто стремился противопоставить большевистскому правосознанию нормы цивилизованного суда.
Она защищала Владимира Буковского, Юрия Галанскова. Анатолия Марченко, Павла Литвинова. Ларису Богораз, Илью Габая. Лишенная «допуска», была отстранена от защиты Анатолия Щаранского. Александра Гинзбурга. Сергея Ковалева.
20 июня 1977 года исключена из коллегии адвокатов.
Константин Симис более десяти лет работал в Институте советского законодательства. А «в стол» писал книгу о коррупции в СССР. Впрочем, когда 16 ноября 1976 года в квартиру пришли с обыском, рукопись лежала прямо на столе. Отрицать свое авторство он счел унизительным. Из прокуратуры дело было передано в КГБ.
19 мая 1977 года Константина Симиса. лишив степеней и званий, выгнали из Института советского законодательства.
Их поставили перед выбором: разделить судьбу тех, за кого вступились, либо навсегда покинуть страну. Константину Симису «обещали» 70-ю статью (до 7 лет лагерей). Нетрудно предположить, что в недалеком будущем нечто подобное ожидало и его жену.
Они уехали.
Вскоре их голоса зазвучали на волнах радио «Свобода». В числе многих я слушал их в 80-е годы, пробиваясь сквозь вой глушилок к своему праву на свободу информации, выхватывая из эфира обрывки слов, угадывая громом и грохотом проглоченные фразы. Исполненные спокойного достоинства, голоса звучали убедительно, веско.
Как хотелось тогда спросить у них: что заставляет людей, ничуть не уверенных в том, что соотечественник хоть слово услышит, работать с таким блеском и мастерством?
Недавно Дина Каминская и Константин Симис были в Москве. И я получил возможность задать им этот и некоторые другие вопросы.
Дина Каминская. А как вы думаете, какие чувства испытывает советский адвокат образца 70-х, участвующий в политическом процессе и совершенно убежденный в том, что ничего в судьбе своего подзащитного изменить не сможет?
Константин Симис. Юлий Ким в старой своей песне это предельно точно выразил: «Конечно, усилия тщетны, и им не вдолбить ничего...»
Дина Каминская. А тем не менее надо... драться. Безусловно, это вещи одного порядка: невозможность быть услышанным по радио и в зале судебного заседания. Помогает опыт. Годами адвокатской практики выработанная способность игнорировать «помехи». Целиком сосредоточиться на своей работе. Чувство личной ответственности, когда не ждешь ни наград, ни успеха, а просто честно выполняешь порученное тебе дело. Для меня в этом и заключается профессионализм.
— Чем для вас является работа на радио «Свобода»?
Константин Симис. Это возможность говорить со своей страной. Возможность говорить правду. Продолжение правозащитной деятельности.
Дина Каминская. Благодаря «Свободе» все прошедшие годы мы чувствовали себя причастными к тому, что происходило в стране.
— О чем вы говорите сегодня?
Константин Симис. Постепенно выявилась наша специализация — права человека. Это главное дело нашей жизни. Позже, когда я стал заниматься рабочим движением, и теперь, когда переключился на тему «американская демократия», проблема прав человека осталась самой важной и присутствует во всех моих выступлениях. То же самое можно сказать и о юридических обозрениях, которые ведет Д. И. Каминская, и о нашей совместной двадцатиминутной передаче «Закон и общество».
Дина Каминская. Юридический аспект сегодня, по-моему, особенно важен. Мы размышляем о становлении советской демократии, о действенности и бездействии закона — эта тема представляется основной...
— О чем вы вспоминаете, приехав на Родину после тринадцати лет эмиграции?
Константин Симис. О многом. О том, как уезжали, например.
Дина Каминская. Мы уже прошли таможенный досмотр, стояли у стойки. Вдруг к нам подходят сзади... как положено: «Пройдемте, пожалуйста». Заводят в кабинет. Сидит человек с седоватыми висками, очки в золотой оправе...
Константин Симис. ...желтое нездоровое лицо.
Дина Каминская. В штатском. Представился. Полковник КГБ. Начинает беседу. «Вот вы сейчас уезжаете. Хочу вас предупредить. Дина Исааковна, что никаких интервью за границей вам давать не следует. Хочу предостеречь и вас, Константин Михайлович, от публикации вашей книги».
Я взорвалась.
— Вы решили нас выпустить или нет?
— Мы решили вас выпустить.
— Тогда давайте прекратим этот разговор.
— Почему?
— Мне неинтересно.
И тут он произнес заранее заготовленную фразочку: «Учтите, что у нас длинные руки».
Напутствие окончилось.
— Вы всерьез восприняли эту угрозу?
Константин Симис. Нет, конечно. Мы прекрасно понимали, что не являемся для КГБ теми объектами, против которых они станут замышлять политическое убийство.
Дина Каминская. Это была абсолютно бессмысленная акция. Им просто хотелось нагадить нам напоследок. И они своего добились. Мы уезжали без всякого страха, но испытывали чувство... омерзения.
— Чувством омерзения, отвращения к произволу — естественным человеческим чувством — казалось, прониклись и те, кто управляет нами. Уже несколько лет мы являемся свидетелями серьезных законотворческих усилий, которые предпринимает государство, пытаясь привести наши законы в соответствие с нормами цивилизованного общества. К сожалению, нельзя не признать, что успехи руководства на этом поприще весьма скромны. Более того, процесс принятия иных законов сопровождается таким количеством нарушений, что поневоле начинаешь сомневаться в корректности самых необходимых законов. Я уж не говорю о том, что многие юридические решения, по существу, кажутся непродуманными или даже вызывают протест. Намеренно не конкретизирую вопрос, желая получить на него самый общий, теоретический ответ: отчего у нас так плохо с законностью?
Дина Каминская. Это весьма обширная тема. Я бы сузила ее до анализа правовой психологии «рядового советского человека». Судя по письмам читателей в редакции журналов и газет, которые я с большим вниманием читаю все перестроечные годы, правосознание советского человека не претерпело никаких изменений. Я бы даже употребила противоестественное сочетание — «антиправосознание». Оно свойственно разным социальным группам: интеллигенции, рабочим, партийным чиновникам, юристам, политикам... Я вижу в этом большую беду. Главная опасность, на мой взгляд, заключается в том, что к людям еще не пришло глубокое понимание значимости закона. Они всегда готовы пожертвовать правовыми принципами ради сиюминутной выгоды, ради политической конъюнктуры.
Простейший пример. В Верховном Совете СССР идет обсуждение какого-то очень важного закона. Уже после того как решение принято, один из депутатов обращает внимание собравшихся на то, что допущена ошибка: поправка принята с нарушением регламента. Ему тут же гневно возражает с места Р. Медведев (между прочим, демократ, человек культурный, образованный): дескать, страна ждет, а мы тут занимаемся юридическим крючкотворством! А ведь нарушение регламента — совсем не безобидная вещь и уж совсем не «крючкотворство» — это закон, который недавно тот же самый парламент утвердил! Конечно, его можно и не соблюдать... Все зависит от того, в каком обществе желает жить человек. Если в правовом, то закон соблюдать необходимо.
— Давайте вернемся на несколько лет назад, когда у нас только начинали принимать новые законы. Как бы вы оценили их теперь?
Дина Каминская. Знаете, я еще тогда утверждала, что они создают почву для последующих беззаконий, для правового нигилизма. Возьмем наиболее яркий пример — Закон об усилении борьбы с нетрудовыми доходами. Помните, как бедные юристы изощрялись, пытаясь найти хоть какое-то оправдание явно неправовому понятию — «нетрудовые доходы»? Этот закон не укладывается в идею права. Выигрыш в лотерею, на бегах, получение наследства — ведь это все формы нетрудовых доходов, за них нельзя преследовать. С другой стороны, кража, мошенничество, грабеж, взятка — это все формы преступных доходов, так их и следовало в законе именовать.
— Вероятно, можно говорить лишь о юридическом ляпе, ведь за участие в «Спортлото» по этому закону никого судить не собирались?
Константин Симис. Да, но «усиление борьбы» вылилось в грубейшие нарушения конституционных прав человека. У людей, совершавших дорогостоящие покупки, стали требовать отчета об их доходах. Помните эти страшные письма читателей, которые утверждали, что их достоинство никоим образом не будет оскорблено, если у них потребуют отчета о заработках, зато и к «богатым» удастся заглянуть в карман?.. Назывались и суммы, свыше которых любой доход объявлялся преступным и подлежал изъятию. Этот закон принимал еще доперестроечный парламент, но он ведь и сегодня не отменен, даже выдвигаются требования его «оживить», поскольку в последнее время, слава Богу, не применялся.
Так было расширено вмешательство государства в частную жизнь человека.
— Если не ошибаюсь, тот закон был направлен в первую очередь на «борьбу со спекуляцией»?
Константин Симис. С моей точки зрения, спекуляция не может являться уголовным преступлением. Разделение между производителем и посредником-продавцом человечество изобрело еще на заре цивилизации. Теперь это разделение труда пытаются, с одной стороны, поощрить, легализируя частнопредпринимательскую деятельность, а с другой — сохраняют закон, где посредников объявляют уголовниками.
Дина Каминская. Года полтора назад я читала большое интервью с С. С. Алексеевым. Он сказал: нельзя не признать, что у нас нет и не было цивилизованных законов. Это очень верная оценка. Причем я знаю юристов, которые ныне занимаются законотворчеством. Среди них есть очень неплохие нормативисты, умеющие писать законы. Тем не менее подготавливаются и принимаются такие антиконституционные законы (об индивидуальной трудовой деятельности; о кооперации; о собственности...), которые, похоже, с самого начала были обречены на то, чтобы их нарушали. Это очень опасная ситуация. Так окончательно подрывается уважение к праву и создается та атмосфера беззакония, которая меня сегодня просто пугает.
— Давайте вернемся к теме «антиправосознания». Для меня самая яркая и удручающая иллюстрация к ней — конфликт группы следователей во главе с Т. Гдляном с Прокуратурой СССР. Многое непонятно в этой истории — и драматической, и тягостной. Недавний внезапный арест следователя К. Пирцхалавы, как и скоропостижное его освобождение, лишь прибавило смуты, не внеся никакой ясности. Обращаясь к вашему огромному юридическому опыту, хочу спросить: что это, борьба коррумпированных государственных структур с отважными правдолюбцами или нечто иное?
Дина Каминская. Конечно, это расправа. Вероятно, можно утверждать, что, если бы Т. Гдлян и Н. Иванов не замахнулись на высокопоставленных московских чиновников, никакого «дела следователей» просто бы не существовало. У меня резко отрицательное отношение к акциям против них. Другое дело, что сегодня есть основание говорить, что и сами эти следователи не лучшие люди в системе правоохранительных органов.
Константин Симис. Они — типичные. Их действия во время следствия ничем не отличаются от действий других следователей по особо важным делам Прокуратуры СССР, да и следователей других уровней. Я уверен, что обвинения против группы Гдляна не лишены оснований, но сразу задаю себе вопрос: отчего же эти обвинения так неловко были предъявлены в тот самый момент, когда следователи начали работать с «московской мафией»?
Конструкция обвинения против Т. Гдляна и Н. Иванова не выдерживает серьезной критики. Например, возложить на них ответственность за то, что они с нарушением сроков содержали людей под стражей, нельзя. Они писали представление в прокуратуру, а не решали вопрос. А подписывали тот же самый Сухарев и его заместители, а до Сухарева — Рекунков. И если уж привлекать к ответственности за нарушения, то всех вместе, а не выборочно...
Дина Каминская. Меня в этой истории более всего возмущает тот факт, что волна обвинений против группы Гдляна пошла именно из прокуратуры. Вспомнили и старые его «грехи», дело Хинта. Обвинили его в жестокости: он не позволил подследственному даже проститься с умершей женой. Вы знаете, я за годы своей работы (между прочим, около 40 лет) не помню случая, чтобы в подобных обстоятельствах следователи или прокуроры проявляли гуманность.
Когда читала о деле Хинта, я вспомнила одну страшную историю из моей практики. Судили женщину. Она работала в винно-водочном магазине и продала «налево» три ящика коньяка. В отличие от многих попалась. В Бутырской тюрьме она родила больного ребенка. И врачи тюремной больницы (это редчайший случай!) обратились к следствию, а затем и к суду с просьбой о ее освобождении. Врачам отказали. Так ее и привозили в суд с этим несчастным, непрерывно кричащим синеньким комочком... Под этот крик суд вершил свое правое дело. Не выдержав, я обратилась к судье: «Если у вас нет сердца, так хоть поймите, что стыдно перед людьми!» Знаете, что он мне ответил? «Не могу ее отпустить, потому что я — человек гуманный. Все равно ведь ее сажать придется, так пусть не отвыкает от тюремной камеры!» Понимаете, они почти все такие.
Константин Симис. Кстати, те же самые высшие чины прокуратуры, что борются с Гдляном, выступают против сокращения обвиняемым срока содержания под стражей: мол, негоже забывать о правах потерпевшего и проявлять гуманизм к преступникам. Каким «преступникам»?! Речь ведь идет о людях, еще не осужденных!
— Часто приходится слышать: условия работы советского следователя таковы, что он просто вынужден нарушать закон, иначе ни одного дела не сможет расследовать, ни одного преступника не сумеет разоблачить.
Дина Каминская. Это вопрос сугубо профессиональный. Конечно, для того, чтобы расследовать дело, оставаясь в рамках законности, всегда требуется профессионализм. Гораздо легче работать, превышая свои законные права. По этой причине мне трудно судить о профессиональных качествах Гдляна и Иванова...
В 1965 году Верховный суд США принял знаменитое решение о «правиле исключения». Суть его в том, что если какое-то доказательство вины подсудимого полиция добывает с нарушением закона — допустим, без санкции суда проводит обыск, при этом находит склад наркотиков или труп,— то...
— Убийцу отпустят?!
Константин Симис. Да! Уже были такие случаи.
Дина Каминская. Этого доказательства не существует. Присяжные о нем даже не знают. Когда приняли это решение, полиция в ужасе была. Прошло время, и полицейским руководителям пришлось признать, что в таких условиях работать не только можно, но даже лучше! Это привело к повышению профессионального уровня следователей. В мотивировочной части этого решения было, кстати, замечательно объяснено, что если не исходить из «правила исключения», то у полиции не окажется побудительных причин соблюдать закон. Что добиться неукоснительного соблюдения законов можно лишь в том случае, если полицейские будут твердо знать: их усилия раскрыть преступление с нарушением закона бессмысленны.
— Какое счастье, что капитану Жеглову не пришлось служить в американской полиции. Но давайте продолжим сравнение советского законодательства с американским. Как с этой точки зрения вы бы оценили недавно принятый Закон о свободе совести?
Константин Симис. Я бы предпочел поговорить не о самом законе, но о способах его воплощения в жизнь. Беда, по-моему, в том, что как не было меры в воинствующем безбожии, так теперь нет меры в церковной эйфории. И в прессе, и на телевидении — восторженные сообщения: священник ведет урок! С возмущением пишут о том, что уроки прекращены.
Когда я рассказал об этом профессору конституционного права США, он пришел в ужас: это же нарушение правила отделения церкви от государства! В Америке группа родителей сразу же обратилась бы в суд, дело дошло бы до Верховного суда, и это не предположение — такие случаи известны. Этот принцип в США соблюдается весьма скрупулезно.
— Разве в Америке нет церковных школ?
Константин Симис. Конечно, есть. Но мы-то с вами говорим о государственной школе. Нельзя в государственной школе вводить курс какой-либо одной религии. В американских школах проводятся уроки по истории и теории мировых религий — согласитесь, это и полезно, и нужно. Но если бы вдруг стало известно, что методистская, баптистская, англиканская или католическая церковь «захватила» одну из государственных школ, был бы скандал неимоверный, на всю страну!
— Насколько мне известно, никто не заставляет наших школьников посещать эти уроки. И что же плохого, могут возразить вам, если ребенок добровольно ходит на уроки Закона Божьего?
Константин Симис. В США давно идет кампания за введение добровольной молитвы в школах. И Рейган, и Буш — горячие сторонники этого. Закон не проходит. Мне близки аргументы противников такого нововведения. Им не безразлична психология ребенка. Да, говорят они, ребенок может выйти из помещения, не участвовать в общей молитве. Но тогда он будет чувствовать себя отверженным. А те, кто останется, не веруя, но боясь одиночества или насмешек товарищей, могут вырасти конформистами... Словом, принцип отделения церкви от государства — совсем не схоластический принцип.
— Есть близкая проблема: «отделение» партии от государства. Мне интересно узнать ваше мнение по поводу Закона об общественных объединениях.
Дина Каминская. Это очень важный и нужный закон, но, к сожалению, не лишенный недостатков. Не решен главный вопрос: о деполитизации армии, КГБ и правоохранительных органов. Недавно я как раз читала в советской прессе возражения против деполитизации государственных структур. Автор, как ни странно, апеллировал к правам человека, считая, что деполитизация неизбежно ограничивает политическую активность военнослужащих. Неправда. Когда офицер приходит со службы, снимает мундир и облачается в цивильную одежду, он волен участвовать в любом политическом движении. Никто не лишает его и права участия в выборах.
Константин Симис. Не станем лукавить: сегодняшние защитники политотделов имеют в виду только одну партию. Но если страна идет к реальной многопартийности, то почему одна партия должна быть «равнее» других? Это совершенно бредовая антиконституционная модель, которую защищают военные и аппаратчики, по-прежнему, к сожалению, руководящие страной.
— Одной из самых сложных правовых проблем представляется мне вопрос о смертной казни. В нашей прессе время от времени возникают дискуссии на эту тему, причем нетрудно заметить, что большинство сограждан — за смертную казнь. В США эта проблема также не решена: в одних штатах казнят, в других — закон это воспрещает. Как вы для себя решаете этот вопрос?
Дина Каминская. Я убежденный противник смертной казни. Считаю, что наказание преступнику может быть очень суровым, вплоть до пожизненного заключения, но только не смерть. Именем государства убивать нельзя. К тому же это бесполезно с точки зрения борьбы с преступностью. Хрестоматийный пример. В 1962 году Хрущев ввел смертную казнь за взяточничество и валютные преступления. Что, меньше стали брать взятки?
Константин Симис. Я не столь категоричен в своей оценке. Для меня лишь несомненно, что нельзя карать смертью за ненасильственные преступления. Что же касается жестоких убийств... Есть вполне определенное, очень естественное человеческое чувство, выраженное в словах: «Мне отмщение, и аз воздам». Чувство возмездия. И я не в силах отрешиться от этого чувства.
Дина Каминская. А помнишь, как ты смотрел по американскому телевидению передачу о смертной казни и что ты тогда сказал?
Константин Симис. Да. Речь шла о чудовищном преступлении. Убийцу приговорили к смерти. Казнили в тюрьме, ночью. Тюрьму окружила толпа. Наконец объявили о том, что казнь совершилась. Мне было глубоко омерзительно видеть взрыв ликования среди тех, кто требовал смерти. Тут у меня сработал инстинкт и покинуло чувство возмездия.
— Вам приходилось защищать убийц?
Дина Каминская. Да, и убийц, и насильников, и грабителей. Как ни странно это покажется, к большинству из них я даже испытывала сочувствие. Кстати, способность к сопереживанию я считаю одним из необходимейших качеств для адвоката.
— Вы бы взялись защищать убийцу отца Александра Меня, если бы он был найден?
Константин Симис. Скажите, может ли хирург отказаться оперировать человека, зная, что тот большой мерзавец? Мне кажется, это будет нарушением клятвы Гиппократа. Профессиональная помощь никогда не означает солидарность со взглядами и действиями подсудимого. Адвокат не вправе отказать в помощи любому человеку, который в ней нуждается.
— Вы бы взялись защищать Смирнова-Осташвили?
Дина Каминская. Разумеется. Константин Симис. Конечно.
— Какие слова вы бы нашли в его защиту?
Константин Симис. Я бы говорил о том, что он в какой-то мере жертва растления. Жертва тех, кто сегодня раздувает националистическую истерию,— теоретиков-мракобесов, среди которых, к сожалению, немало писателей. Я бы защищал господина Осташвили с полной добросовестностью.
— Что бы вы сказали в защиту экс-генерала Калугина?
Дина Каминская. На мой взгляд, в хорошем адвокате нуждается Президент. Ну как же можно издавать Указ о лишении Калугина наград, когда по Конституции Президенту это право не предоставлено? Если это решение Горбачеву подсказал кто-либо из советников, так надо немедленно избавляться от такого советника! Дело тут не в Калугине. Из-за таких указов под угрозой авторитет Президента.
— При чем тут советники? Михаил Сергеевич по образованию юрист.
Константин Симис. Я помню годы, когда он учился на юрфаке, и знаю людей, которые его учили. Это было страшное для МГУ время успешного завершения борьбы с космополитизмом. Выгоняли не только евреев. Выгоняли вообще всех настоящих ученых и приличных людей. Это 50-е годы. Юрфак был захвачен бандой негодяев, проводивших эту кампанию борьбы с космополитами. И дело не только в том, что они были негодяями. Они были невеждами. Тут не вина, а беда Горбачева. Так что говорить о его юридических знаниях у нас еще меньше оснований, чем об адвокатских способностях Ленина. Хотя Ленин как раз получил настоящее юридическое образование.
— Какой вопрос я вам еще не задал?
Константин Симис. А спросите нас: вот вы почти всю жизнь занимаетесь правовыми проблемами — не чувствуете ли некую неуместность вашей деятельности в ситуации, когда страна на грани развала, людям нечего есть?.. Вопрос заслуживает внимания, не правда ли?
Дина Каминская. По-моему, это противопоставление некорректно само по себе. Экономический кризис, наступивший в стране, и кризис законности — две взаимосвязанные проблемы. Решить любую из экономических или межнациональных проблем, не установив в стране подлинную атмосферу законности, невозможно. Принцип законности — это не только соблюдение уже существующих законов. Это необходимость принятия таких законов, которые бы отражали насущные интересы людей, живущих в цивилизованном обществе.
— Какая из законотворческих проблем вам представляется важнейшей?
Константин Симис. Проблема разграничения полномочий между федерацией и союзными республиками. Паралич закона, «война постановлений» во многом связаны с этой проблемой. Закон о разграничении полномочий между СССР и субъектами федерации мертв. Распределение компетенции между сторонами решается только соглашением субъектов федерации с Союзом, и никак иначе! Это должно определяться не законом, а Союзным договором. Между прочим, когда этот закон принимался, уже нетрудно было предугадать, что он обречен на невыполнение. Уже тогда ведь было ясно, что союзные республики вышли из повиновения, и если еще не начался «парад суверенитетов», то не за горами...
— Вы с надеждой смотрите в будущее страны или, «конечно, усилия тщетны»?..
Дина Каминская. Всю жизнь я относила себя к категории скептиков. Мне казалось, что выхода нет. Не могу сказать, что сейчас вижу этот выход. Но сегодня у меня появилась надежда. Я надеюсь на людей, которые работают в российском парламенте. Я внимательно изучала демократический проект Российской Конституции. Проект небезупречен, но я вижу в нем принципиально новый для советских законодателей подход к проблеме взаимоотношений личности и государства. Я вижу ясное стремление людей воплотить в жизнь мечты о построении правового государства. Очень бы этого хотелось.

<- предыдущая страница следующая ->