страница следующая ->

НОВАЯ ИГРУШЕЧКА
Русский журнал для детей


Народные притчи

МЕДВЕДЬ И ЁЖ

Подружились медведь и ёж. Надумали они ходить друг к другу в гости. Первым в гости пришёл ёж. Медведь задрал барана, притащил в берлогу и приготовил обед. Ёж ел мясо и хвалил хозяина.
Вот пришёл медведь в гости к ежу. Еж собрал грибов и орехов. Увидел медведь угощение, рассердился и говорит:
— Я для тебя целого барана задрал! А чем ты меня угощаешь?!
Так и кончилась у них дружба.

ХВАСТЛИВАЯ МУХА

Муха сидела на роге быка и хвасталась:
— Глядите-ка все — я быка победила. Как он ни крутит головой, я всё равно рога из лап не выпускаю.

ОТВЕТ ЗАЙЧОНКУ

Зайчонок спросил зайчиху:
— Какую хитрость применить, если за мной погонится собака?
— Хитростей много, — отвечает зайчиха, — только лучше на глаза собаке не попадаться.


НОВАЯ ИГРУШЕЧКА
№ 23-25 1997 год
Русский ежемесячный журнал для детей
Основан в 1880 году

Главный редактор МИТЯЕВ АНАТОЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ
Главный художник ПАНОВ ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ
Члены редакционной коллегии:
ГОНЧАРОВА ТАТЬЯНА ВСЕВОЛОДОВНА
ЕРЁМИН ВИКТОР НИКОЛАЕВИЧ
КОНДАКОВА НИНЕЛЬ ИВАНОВНА (заместитель главного редактора)
ЛАЗУТОВА МАРИЯ НИКОЛАЕВНА
ЛОСИН ВЕНИАМИН НИКОЛАЕВИЧ
НАЙДЁНОВА ИННА ГЕОРГИЕВНА (художественно-технический редактор)
СТАРОСТИН АЛЕКСАНДР СТЕПАНОВИЧ
УСТИМЕНКО АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ
Начальник производства РОМАШКИНА ОЛЬГА ВЛАДИМИРОВНА


СОДЕРЖАНИЕ

Народные притчи

Имена россиян на картах Земли, Луны и Звёздного неба

А. С. Пушкин
«Как часто в горестной разлуке...» 3

Лермонтов 4

М. Ю. Лермонтов
Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова 5

Анатолий Митяев
Знатоки Москвы 19

К. Г. Паустовский
Заячьи лапы 34

Угадай сказку 43

Валентина Телегина
Прибаутки 44

Приходите, гости! 46

Нинель Кондакова
Кружево 48


Сдано в набор 27. 06. 97. Подписано в печать 26. 07. 97. Формат 84x108/16. Бумага офсетная № 1. Печать офсетная. Усл.-печ. л. 3. Усл.-изд. л. 3,5. Тираж 2 300 экз. Заказ 2024. Отпечатано в типографии ОАО «Внешторгиздат». Адрес: 127576, Москва, ул. Илимская, 7.
© «Новая Игрушечка», 1997, № 23—25, 1—48

Журнал «Новая Игрушечка» издают московские писатели и художники. «Новая Игрушечка» рекомендована Министерством образования России для внеклассного чтения в начальной школе и вкчючена в ведомственную подписку.
Нумерация журнала ведётся последовательно, а не календарно. Каждый подписчик получит столько номеров, на сколько подписался.


ИМЕНА РОССИЯН НА КАРТАХ ЗЕМЛИ, ЛУНЫ И ЗВЁЗДНОГО НЕБА

Гора Крузенштерн. Мыс Крузенштерна на Аляске. Мыс Крузенштерна в Гренландии. Пролив Крузенштерна. Остров Крузенштерна. Надводные камни Крузенштерна.

Первое в истории Российского флота кругосветное плавание должно было начаться в 1787 году. Но грянула война с турками, потом со шведами, и экспедицию пришлось отложить.
Двенадцать лет спустя, в 1799 году, Иван Фёдорович Крузенштерн представляет министру военно-морских сил свой пакет организации первого русского кругосветного плавания. Немало сил потребовалось на то, чтобы доказать его значимость для России. Только через три года был издан долгожданный указ о реализации предложенного проекта. Согласно указу начальником экспедиции и командиром парусника «Надежда» назначался Крузенштерн. Второй корабль — парусник «Нева» — отдавался под командование Юрия Лисянского, друга и однокашника Ивана Крузенштерна по морскому кадетскому корпусу.
7 августа 1803 года «Надежда» и «Нева» оставили кронштадтский рейд и взяли курс в открытое море. И для современных судов океаны таят немалую опасность. Ежегодные кораблекрушения подтверждают это. А русским морякам предстояло на двух небольших парусных кораблях, каждое из которых длиной не более сорока метров, обогнуть земной шар. И пройти через три океана — Атлантический, Тихий и Индийский.
Не раз «Нева» и «Надежда» попадали в жестокие штормы. Огромные волны швыряли парусники, как скорлупки, смывая с палубы всё, что не было закреплено. Матросам приходилось ручной помпой круглые сутки откачивать воду. А вокруг — лишь бушующая стихия, и помощи ждать неоткуда.
Но Крузенштерн верил в своих матросов, в их умение и сноровку: «Известно, что наши матросы суть лучшие на свете, когда имеют случай посвятить себя единственно исполнению своего звания».
Во время плавания были изучены такие малоизвестные в то время острова, как Нукагива, Сахалин, Японские и Курильские острова, полуострова Аляска и Камчатка. Мореплаватели составили уточнённые географические карты и сделали множество важных географических открытий. Изучались также морские течения, температура и плотность воды, приливы и отливы. Эти исследования положили начало новой науке — океанографии.
Участники экспедиции собрали богатейший материал о культуре, нравах, обычаях и образе жизни многих племён и народов. Была составлена коллекция оружия, предметов домашнего обихода и орудий труда.
И везде русских моряков отличало уважительное отношение к самым разным народам. Чего нельзя было сказать о западноевропейских мореплавателях. Как писал в своём приказе И. Ф. Крузенштерн перед приходом на Маркизские острова: «Я уверен, что мы оставили берег тихого народа сего, не оставив по себе дурного имени...»
Три года продлилось первое кругосветное плавание русских моряков. 7 августа 1806 года «Нева» и «Надежда» возвратились в Кронштадт. За последующие сорок пять лет русские мореплаватели совершили 39 кругосветных путешествий, далеко опередив флоты великих морских держав того времени — Англии и Франции вместе взятых.
...25 августа 1996 года из кругосветного плавания возвратился четырёхмачтовый барк «Крузенштерн». Провели его через три океана курсанты мореходных училищ России и юнги из Молодёжной Морской Лиги. Это плавание было посвящено трёхсотлетию Российского флота и двести двадцать пятой годовщине со дня рождения Ивана Фёдоровича Крузенштерна. Имя великого мореплавателя навеки связано с неувядающей славой русского флота.

Андрей УСТИМЕНКО


Александр Сергеевич Пушкин

***
...Как часто в горестной разлуке,
В моей блуждающей судьбе,
Москва, я думал о тебе!
Москва... как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нём отозвалось!

Рисунок Евгения Мешкова


ЛЕРМОНТОВ

Однажды юнкер школы лейб-гвардии гусарского полка Михаил Лермонтов получил задание учителя литературы написать сочинение про Москву.
Лермонтов решил обозреть панораму Москвы с высоты птичьего полёта. Как это сделать? Пошёл в Кремль, заплатил сторожу (в то время это было принято) и забрался на самое высокое строение Москвы — колокольню Ивана Великого. На высоте даже в безветренную погоду свистит ветер и раскачивает верёвки, подвязанные к языкам колоколов; облака бегут, едва не задевая крест, кажется, что башня медленно валится. Зато просторы на все стороны раскрываются удивительные. Когда-то с площадки этой колокольни москвичи наблюдали за приближающимся противником, чтобы вовремя дать сигнал к обороне.
Долго стоял юный Лермонтов на колокольне и глядел во все стороны и рассуждал о Москве, о России. С этим школьным заданием вы можете познакомиться в любом собрании сочинений поэта. Называется оно «Панорама Москвы».
Вообще, Лермонтов всегда любил высоту, его иногда называют «космическим поэтом», устремлённым к небесам, к Богу, к вечности, к вершинам Кавказа, к звёздам, к небесным силам, тёмным и светлым. Он слышал пение ангелов (стихотворение «Ангел»), слышал, как говорят звёзды (стихотворение «Выхожу один я на дорогу»), видел с огромной высоты Кавказ: «Под ним Казбек, как грань алмаза, Снегами вечными сиял...» (поэма «Демон»). И ещё он умел погружаться в глубины родной истории.
Как возникла «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова», самое, наверное, московское произведение русской литературы? Произведение многоцветное, сверкающее, как драгоценная, шитая золотом старинная парча? Произведение, где характеры могучие, благородные, подлинно русские?
В тайну поэта проникнуть невозможно, однако ничто нам не помешает пофантазировать об истоках поэмы. Возможно, что первый шаг был сделан, когда юный Лермонтов несколько часов как бы парил над Москвой и чувствовал её душу. Наверняка он был знаком с былиной про кавказского удальца Мастрюка Темрюковича (шурина царя Ивана Васильевича Грозного), который, желая принизить москвичей и Москву, вызвал любого из желающих побороться с ним. Он считал себя непобедимым. Кончилось тем, что два брата-москвича по очереди побороли хвастуна и смеху ради раздели его. «Был Мастрюк во всём, стал Мастрюк ни в чём». И сам царь не обиделся на унижение своего родственника, а пошутил:
А не то у меня честь во Москве,
Что татары-те борются,
То-то честь в Москве,
Что русак тешится!
Но главным толчком к созданию поэмы была, как считают некоторые учёные люди, семейная драма Пушкина, который встал на защиту своей чести и погиб.
Великий русский поэт Михаил Юрьевич Лермонтов родился в 1814 году, погиб совсем молодым в 1841 году. Столетие со дня его рождения совпало с Первой мировой войной, столетие со дня смерти — со Второй мировой войной. Так что столетних юбилеев поэта не отмечалось. Много, много тайн в его жизни и судьбе; много волшебства, озарений и пророчеств в его произведениях. «Песня...» была написана ровно 160 лет назад.

Александр СТАРОСТИН


Михаил Юрьевич Лермонтов

Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова

Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич!
Про тебя нашу песню сложили мы,
Про твово любимого опричника
Да про смелого купца, про Калашникова;
Мы сложили её на старинный лад,
Мы певали её под гуслярный звон
И причитывали да присказывали.
Православный народ ею тешился,
А боярин Матвей Ромодановский
Нам чарку поднёс мёду пенного,
А боярыня его белолицая
Поднесла нам на блюде серебряном
Полотенце новое, шёлком шитое.
Угощали нас три дня, три ночи,
И всё слушали — не наслушались.

I
Не сияет на небе солнце красное,
Не любуются им тучки синие:
То за трапезой сидит во златом венце,
Сидит грозный царь Иван Васильевич.
Позади его стоят стольники,
Супротив его всё бояре да князья,
По бокам его всё опричники;
И пирует царь во славу Божию,
В удовольствие своё и веселие.
Улыбаясь, царь повелел тогда
Вина сладкого заморского
Нацедить в свой золочёный ковш
И поднесть его опричникам.
— И все пили, царя славили.
Лишь один из них, из опричников,
Удалой боец, буйный молодец,
В золотом ковше не мочил усов;
Опустил он в землю очи тёмные,
Опустил головушку на широку грудь —
А в груди его была дума крепкая.
Вот нахмурил царь брови чёрные
И навёл на него очи зоркие,
Словно ястреб взглянул с высоты небес
На младого голубя сизокрылого, —
Да не поднял глаз молодой боец.
Вот об землю царь стукнул палкою,
И дубовый пол на полчетверти
Он железным пробил оконечником —
Да не вздрогнул и тут молодой боец.
Вот промолвил царь слово грозное —
И очнулся тогда добрый молодец.
«Гей ты, верный наш слуга, Кирибеевич,
Аль ты думу затаил нечестивую?
Али славе нашей завидуешь?
Али служба тебе честная прискучила?
Когда всходит месяц — звёзды радуются,
Что светлей им гулять по поднебесью;
А которая в тучку прячется,
Та стремглав на землю падает...
Неприлично же тебе, Кирибеевич,
Царской радостью гнушатися;
А из роду ты ведь Скуратовых,
И семьёю ты вскормлен Малютиной!..»
Отвечает так Кирибеевич,
Царю грозному в пояс кланяясь:
«Государь ты наш, Иван Васильевич!
Не кори ты раба недостойного:
Сердца жаркого не залить вином,
Думу чёрную — не запотчевать!
А прогневал я тебя — воля царская:
Прикажи казнить, рубить голову;
Тяготит она плечи богатырские,
И сама к сырой земле она клонится».
И сказал ему царь Иван Васильевич:
«Да об чём тебе молодцу кручиниться?
Не истёрся ли твой парчевой кафтан?
Не измялась ли шапка соболиная?
Не казна ли у тебя поистратилась?
Иль зазубрилась сабля закалённая?
Или конь захромал, худо кованный?
Или с ног тебя сбил на кулачном бою,
На Москве-реке, сын купеческий?»
Отвечал так Кирибеевич,
Покачав головою кудрявою:
«Не родилась та рука заколдованная
Ни в боярском роду, ни в купеческом;
Аргамак мой степной ходит весело;
Как стекло, горит сабля вострая;
А на праздничный день твоей милостью
Мы не хуже другого нарядимся.
Как я сяду поеду на лихом коне
За Москву-реку покататися,
Кушачком подтянуся шелковым,
Заломлю набочок шапку бархатную,
Чёрным соболем отороченную, —
У ворот стоят у тесовыих
Красны девушки да молодушки
И любуются, глядя, перешёптываясь;
Лишь одна не глядит, не любуется,
Полосатой фатой закрывается...
На святой Руси, нашей матушке,
Не найти, не сыскать такой красавицы:
Ходит плавно — будто лебёдушка;
Смотрит сладко — как голубушка;
Молвит слово — соловей поёт;
Горят щёки её румяные,
Как заря на небе Божием;
Косы русые, золотистые,
В ленты яркие заплетённые,
По плечам бегут, извиваются,
С грудью белою целуются.
Во семье родилась она купеческой,
Прозывается Алёной Дмитревной.
Как увижу её, я и сам не свой:
Опускаются руки сильные,
Помрачаются очи бойкие;
Скучно, грустно мне, православный царь,
Одному по свету маяться.
Опостыли мне кони лёгкие,
Опостыли наряды парчовые,
И не надо мне золотой казны:
С кем казною своей поделюсь теперь?
Перед кем покажу удальство своё?
Перед кем я нарядом похвастаюсь?
Отпусти меня в степи приволжские,
На житьё на вольное, на казацкое.
Уж сложу я там буйную головушку
И сложу на копьё бусурманское;
И разделят по себе злы татаровья
Коня доброго, саблю острую
И седельце браное черкасское.
Мои очи слёзные коршун выклюет,
Мои кости сирые дождик вымоет,
И без похорон горемычный прах
На четыре стороны развеется!..»
И сказал, смеясь, Иван Васильевич:
«Ну, мой верный слуга! я твоей беде,
Твоему горю пособить постараюся.
Вот возьми перстенёк ты мой яхонтовый,
Да возьми ожерелье жемчужное.
Прежде свахе смышлёной покланяйся
И пошли дары драгоценные
Ты своей Алёне Дмитривне:
Как полюбишься — празднуй свадебку,
Не полюбишься — не прогневайся».
Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич!
Обманул тебя твой лукавый раб,
Не сказал тебе правды истинной,
Не поведал тебе, что красавица
В церкви Божией перевенчана,
Перевенчана с молодым купцом
По закону нашему христианскому...
* * *
Ай, ребята, пойте — только гусли стройте
Ай, ребята, пейте — дело разумейте!
Уж потешьте вы доброго боярина
И боярыню его белолицую!

II
За прилавкою сидит молодой купец,
Статный молодец Степан Парамонович,
По прозванию Калашников;
Шелковые товары раскладывает,
Речью ласковой гостей он заманивает,
Злато, серебро пересчитывает.
Да недобрый день задался ему:
Ходят мимо баре богатые,
В его лавочку не заглядывают.
Отзвонили вечерню во святых церквах;
За Кремлём горит заря туманная;
Набегают тучки на небо, —
Гонит их метелица распеваючи;
Опустел широкий гостиный двор.
Запирает Степан Парамонович
Свою лавочку дверью дубовою
Да замком немецким со пружиною;
Злого пса-ворчуна зубастого
На железную цепь привязывает,
И пошёл он домой, призадумавшись,
К молодой хозяйке за Москву-реку.
И приходит он в свой высокий дом,
И дивится Степан Парамонович:
Не встречает его молода жена,
Не накрыт дубовый стол белой скатертью,
А свеча перед образом еле теплится.
И кличет он старую работницу:
«Ты скажи, скажи, Еремеевна,
А куда девалась, затаилася
В такой поздний час Алёна Дмитревна?
А что детки мои любезные —
Чай, забегались, заигралися,
Спозаранку спать уложилися?»
«Господин ты мой Степан Парамонович!
Я скажу тебе диво дивное:
Что к вечерне пошла Алёна Дмитревна;
Вот уж поп прошёл с молодой попадьёй,
Засветили свечу, сели ужинать, —
А по сю пору твоя хозяюшка
Из приходской церкви не вернулася.
А что детки твои малые
Почивать не легли, не играть пошли —
Плачем плачут, всё не унимаются».
И смутился тогда думой крепкою
Молодой купец Калашников;
И он стал к окну, глядит на улицу —
А на улице ночь темнёхонька;
Валит белый снег, расстилается,
Заметает след человеческий.
Вот он слышит в сенях дверью хлопнули,
Потом слышит шаги торопливые;
Обернулся, глядит — сила крёстная! —
Перед ним стоит молода жена,
Сама бледная, простоволосая,
Косы русые расплетённые
Снегом-инеем пересыпаны;
Смотрят очи мутные как безумные;
Уста шепчут речи непонятные.
«Уж ты где, жена, жена, шаталася?
На каком подворье, на площади,
Что растрёпаны твои волосы,
Что одёжа вся твоя изорвана?
Уж гуляла ты, пировала ты,
Чай, с сынками всё боярскими!..
Не на то пред святыми иконами
Мы с тобой, жена, обручалися,
Золотыми кольцами менялися!..
Как запру я тебя за железный замок,
За дубовую дверь окованную,
Чтобы свету Божьего ты не видела,
Моё имя честное не порочила...»
И, услышав то, Алёна Дмитревна
Задрожала вся, моя голубушка,
Затряслась как листочек осиновый,
Горько-горько она восплакалась,
В ноги мужу повалилася.
«Государь ты мой, красно солнышко,
Иль убей меня, или выслушай!
Твои речи — будто острый нож;
От них сердце разрывается.
Не боюся смерти лютыя,
Не боюся я людской молвы,
А боюсь твоей немилости.
От вечерни домой шла я нонече
Вдоль по улице одинёшенька.
И послышалось мне, будто снег хрустит;
Оглянулася — человек бежит.
Мои ноженьки подкосилися,
Шелковой фатой я закрылася.
И он сильно схватил меня за руки
И сказал мне так тихим шёпотом:
«Что пужаешься, красная красавица?
Я не вор какой, душегуб лесной,
Я слуга царя, царя грозного,
Прозываюся Кирибеевичем,
А из славной семьи из Малютиной...»
Испугалась я пуще прежнего;
Закружилась моя бедная головушка.
И он стал меня целовать-ласкать,
И, целуя, всё приговаривал:
«Отвечай мне, чего тебе надобно,
Моя милая, драгоценная!
Хочешь золота али жемчугу?
Хочешь ярких камней аль цветной парчи?
Как царицу я наряжу тебя,
Станут все тебе завидовать,
Лишь не дай мне умереть смертью грешною:
Полюби меня, обними меня
Хоть единый раз на прощание!»
И ласкал он меня, целовал меня;
На щеках моих и теперь горят,
Живым пламенем разливаются
Поцелуи его окаянные...
А смотрели в калитку соседушки,
Смеючись, на нас пальцем показывали...
Как из рук его я рванулася
И домой стремглав бежать бросилась;
И остались в руках у разбойника
Мой узорный платок — твой подарочек,
И фата моя бухарская.
Опозорил он, осрамил меня,
Меня честную, непорочную, —
И что скажут злые соседушки?
И кому на глаза покажусь теперь?
Ты не дай меня, свою верную жену,
Злым охульникам в поругание!
На кого, кроме тебя, мне надеяться?
У кого просить стану помощи?
На белом свете я сиротинушка:
Родной батюшка уж в сырой земле,
Рядом с ним лежит моя матушка,
А мой старший брат, сам ты ведаешь,
На чужой сторонушке пропал без вести,
А меньшой мой брат — дитя малое,
Дитя малое, неразумное...»
Говорила так Алёна Дмитревна,
Горючими слезами заливалася.
Посылает Степан Парамонович
За двумя меньшими братьями;
И пришли его два брата, поклонилися
И такое слово ему молвили:
«Ты поведай нам, старшой наш брат,
Что с тобой случилось, приключилося,
Что послал ты за нами во тёмную ночь,
Во тёмную ночь морозную?»
«Я скажу вам, братцы любезные,
Что лиха беда со мною приключилася:
Опозорил семью нашу честную
Злой опричник царский Кирибеевич;
А такой обиды не стерпеть душе
Да не вынести сердцу молодецкому.
Уж как завтра будет кулачный бой
На Москве-реке при самом царе,
И я выйду тогда на опричника,
Буду насмерть биться, до последних сил
А побьёт он меня — выходите вы
За святую правду-матушку.
Не сробейте, братцы любезные!
Вы моложе меня, свежей силою,
На вас меньше грехов накопилося,
Так авось Господь вас помилует!»
И в ответ ему братья молвили:
«Куда ветер дует в поднебесьи,
Туда мчатся и тучки послушные,
Когда сизый орёл зовёт голосом
На кровавую долину побоища,
Зовёт пир пировать, мертвецов убирать,
К нему малые орлята слетаются:
Ты наш старший брат, нам второй отец;
Делай сам, как знаешь, как ведаешь,
А уж мы тебя, родного, не выдадим».
* * *
Ай, ребята, пойте — только гусли стройте!
Ай, ребята, пейте — дело разумейте!
Уж потешьте вы доброго боярина
И боярыню его белолицую!

III
Над Москвой великой, златоглавою,
Над стеной кремлёвской белокаменной
Из-за дальних лесов, из-за синих гор,
По тесовым кровелькам играючи,
Тучки серые разгоняючи,
Заря алая подымается;
Разметала кудри золотистые,
Умывается снегами рассыпчатыми,
Как красавица, глядя в зеркальце,
В небо чистое смотрит, улыбается.
Уж зачем ты, алая заря, просыпалася?
На какой ты радости разыгралася?
Как сходилися, собиралися
Удалые бойцы московские
На Москву-реку, на кулачный бой,
Разгуляться для праздника, потешиться.
И приехал царь со дружиною,
Со боярами и опричниками,
И велел растянуть цепь серебряную,
Чистым золотом в кольцах спаянную.
Оцепили место в двадцать пять сажен,
Для охотницкого бою, одиночного.
И велел тогда царь Иван Васильевич
Клич кликать звонким голосом:
«Ой, уж где вы, добрые молодцы?
Вы потешьте царя нашего батюшку!
Выходите-ка во широкий круг;
Кто побьёт кого, того царь наградит;
А кто будет побит, тому Бог простит!»
И выходит удалой Кирибеевич,
Царю в пояс молча кланяется,
Скидает с могучих плеч шубу бархатную,
Подпершися в бок рукою правою,
Поправляет другой шапку алую,
Ожидает он себе противника...
Трижды громкий клич прокликали —
Ни один боец и не тронулся,
Лишь стоят да друг друга поталкивают.
На просторе опричник похаживает,
Над плохими бойцами подсмеивает:
«Присмирели, небойсь, призадумались!
Так и быть, обещаюсь, для праздника,
Отпущу живого с покаянием,
Лишь потешу царя нашего батюшку».
Вдруг толпа раздалась в обе стороны —
И выходит Степан Парамонович,
Молодой купец, удалой боец,
По прозванию Калашников.
Поклонился прежде царю грозному,
После белому Кремлю да святым церквам,
А потом всему народу русскому.
Горят очи его соколиные,
На опричника смотрят пристально.
Супротив него он становится,
Боевые рукавицы натягивает,
Могутные плечи распрямливает
Да кудряву бороду поглаживает.
И сказал ему Кирибеевич:
«А поведай мне, добрый молодец,
Ты какого ролу, племени.
Каким именем прозываешься?
Чтобы знать, по ком панихиду служить,
Чтобы было чем и похвастаться».
Отвечает Степан Парамонович:
«А зовут меня Степаном Калашниковым,
А родился я от честнова отца,
И жил я по закону Господнему:
Не позорил я чужой жены,
Не разбойничал ночью тёмною,
Не таился от свету небесного...
И промолвил ты правду истинную:
По одном из нас будут панихиду петь,
И не позже, как завтра в час полуденный;
И один из нас будет хвастаться,
С удалыми друзьями пируючи...
Не шутку шутить, не людей смешить
К тебе вышел я теперь, бусурманский сын, —
Вышел я на страшный бой, на последний бой!»
И услышав то, Кирибеевич
Побледнел в лице, как осенний снег;
Бойки очи его затуманились,
Между сильных плеч пробежал мороз,
На раскрытых устах слово замерло...
Вот молча оба расходятся, —
Богатырский бой начинается.
Размахнулся тогда Кирибеевич
И ударил впервой купца Калашникова,
И ударил его посередь груди —
Затрещала грудь молодецкая,
Пошатнулся Степан Парамонович;
На груди его широкой висел медный крест
Со святыми мощами из Киева,
И погнулся крест и вдавился в грудь;
Как роса из-под него кровь закапала;
И подумал Степан Парамонович:
«Чему быть суждено, то и сбудется;
Постою за правду до последнева!»
Изловчился он, приготовился,
Собрался со всею силою
И ударил своего ненавистника
Прямо в левый висок со всего плеча.
И опричник молодой застонал слегка,
Закачался, упал замертво;
Повалился он на холодный снег,
На холодный снег, будто сосенка,
Будто сосенка, во сыром бору
Под смолистый под корень подрубленная.
И увидев то, царь Иван Васильевич
Прогневался гневом, топнул о землю
И нахмурил брови чёрные;
Повелел он схватить удалова купца
И привесть его пред лицо своё.
Как возговорил православный царь:
«Отвечай мне по правде, по совести,
Вольной волею или нехотя
Ты убил насмерть мово верного слугу,
Мово лучшего бойца Кирибеевича?»
«Я скажу тебе, православный царь:
Я убил его вольной волею,
А за что, про что — не скажу тебе,
Скажу только Богу единому.
Прикажи меня казнить — и на плаху несть
Мне головушку повинную;
Не оставь лишь малых детушек,
Не оставь молодую вдову
Да двух братьев моих своей милостью...»
«Хорошо тебе, детинушка,
Удалой боец, сын купеческий,
Что ответ держал ты по совести.
Молодую жену и сирот твоих
Из казны моей я пожалую,
Твоим братьям велю от сего же дня
По всему царству русскому широкому
Торговать безданно, беспошлинно.
А ты сам ступай, детинушка,
На высокое место лобное,
Сложи свою буйную головушку.
Я топор велю наточить-навострить,
Палача велю одеть-нарядить,
В большой колокол прикажу звонить,
Чтобы знали все люди московские,
Что и ты не оставлен моей милостью...»
Как на площади народ собирается,
Заунывный гудит-воет колокол,
Разглашает всюду весть недобрую.
По высокому месту лобному,
Во рубахе красной с яркой запонкой,
С большим топором навострённыим,
Руки голые потираючи,
Палач весело похаживает,
Удалова бойца дожидается, —
А лихой боец, молодой купец,
Со родными братьями прощается:
«Уж вы, братцы мои, други кровные,
Поцелуемтесь да обнимемтесь
На последнее расставание.
Поклонитесь от меня Алёне Дмитревне,
Закажите ей меньше печалиться,
Про меня моим детушкам не сказывать;
Поклонитесь дому родительскому,
Поклонитесь всем нашим товарищам,
Помолитесь сами в церкви Божией
Вы за душу мою, душу грешную!»
И казнили Степана Калашникова
Смертью лютою, позорною;
И головушка бесталанная
Во крови на плаху покатилася.
Схоронили его за Москвой-рекой,
На чистом поле промеж трёх дорог;
Промеж Тульской, Рязанской, Владимирской,
И бугор земли сырой тут насыпали,
И кленовый крест тут поставили.
И гуляют-шумят ветры буйные
Над его безымянной могилкою.
И проходят мимо люди добрые:
Пройдёт стар человек — перекрестится,
Пройдёт молодец — приосанится,
Пройдёт девица — пригорюнится,
А пройдут гусляры — споют песенку.
* * *
Гей вы, ребята удалые,
Гусляры молодые,
Голоса заливные!
Красно начинали — красно и кончайте,
Каждому правдою и честью воздайте.
Тороватому боярину слава!
И красавице-боярыне слава!
И всему народу христианскому слава!

Рисунки Вениамина Лосина

страница следующая ->