каморка папыВлада
журнал Мурзилка 1987-08 текст-1
Меню сайта

Поиск

Статистика

Друзья

· RSS 29.03.2024, 10:05

скачать журнал

страница следующая ->

ISSN 0132—1943

МУРЗИЛКА
1987 8

ЖУРНАЛ ЦК ВЛКСМ И ЦЕНТРАЛЬНОГО СОВЕТА ВСЕСОЮЗНОЙ ПИОНЕРСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ИМЕНИ В. И. ЛЕНИНА ДЛЯ ОКТЯБРЯТ

© «Мурзилка», 1987 г.

НА РОДИНЕ В. И. ЛЕНИНА
Сергей МИХАЛКОВ

Родился мальчик в тихом городке —
В Симбирске,
Что на Волге на реке...
Ещё никто не знал в тот день и час,
Кем будет он.
Кем вырастет для нас...
Простые деревянные дома.
Они для нас — история сама.
Дом с мезонином. Маленький музей.
Сюда приходит множество гостей,
И здесь для них уже не в первый раз
Звучит простой волнующий рассказ.
Мы входим в дом, дыханье затая,
В дом, где жила Ульяновых семья...
Вот спальня матери. Вот кабинет отца.
Воспитывая юные сердца,
Ульяновы старались детям дать,
Что только могут дать отец и мать.
Здесь жили скромно, в строгой простоте,
Здесь были Труд и Честь на высоте,
И каждый знал, что есть Добро и Зло,
И что живётся бедным тяжело,
И что для бедных Правда есть — одна,
Но у царей в немилости она.
Что на земле есть подневольный труд,
И тянет лямку бедный нищий люд,
И только тем всегда живётся всласть,
Кто над другими утверждает власть.
На том же месте целы до сих пор
Подсвечник, лампа, письменный прибор.
Часы в столовой. Глобус расписной...
Ещё тогда не ведал мир земной,
Что слово ЛЕНИН прозвучит в веках
На всей земле на разных языках.
Брат Александр с Володей рядом жил.
Со старшим братом младший брат дружил.
Роднил двух братьев юношеский пыл,
И старший брат во всём примером был.
По вечерам над Волгою-рекой,
Там, где всегда раздумье и покой,
Бурлила юность, закипал задор
И разгорался вольнодумный спор.
Мечтал Володя с самых юных лет
Дать людям правду, дать им хлеб и свет,
Чтоб с плеч своих навеки сбросил гнёт
На всей земле трудящийся народ.
Ступеньки лестницы приводят в мезонин.
Володя здесь не раз бывал один.
Тут был его заветный уголок,
Где он мечтал и повторял урок.
Он с книжной полки эти книги брал
И шахматами этими играл...
Из этого раскрытого окна
Тропинка в сад была ему видна...
С тетрадками и книжками в свой класс
По этим улицам шагал он много раз.
Он в переулках бурлаков встречал
И грузчиков, спешивших на причал,
Здесь проезжал знакомый водовоз,
Что питьевую воду в бочке вёз.
И этот путь к одной из русских школ
Уже тогда его в бессмертье вёл.
Мы входим в школу, в классе парта есть,
Сидеть за ней — особенная честь:
Сидел за ней Ульянов-гимназист,
Ульянов-Ленин, русский коммунист.
Такой другой на свете школы нет!
Перебывал в гостях тут целый свет!
Алжир и Куба, Польша и Вьетнам,
Ну, словом, все, кто приезжает к нам...
Родился Ленин в тихом городке —
В Симбирске,
Что на Волге на реке.
Теперь уже не тот Симбирск, не тот!
Он вширь и ввысь растёт из года в год.
И в честь Ульянова,
Что жил и вырос тут,
Его теперь Ульяновском зовут.

Бывшая Симбирская мужская гимназия
Рис. И. ИЛЬИНСКОГО


ТЕРЕ, ДОРОГИЕ РЕБЯТА!

«Тере» — по-эстонски — «здравствуйте». Скоро, совсем скоро я войду в класс и скажу эти слова. А где-то в Таджикистане, далеко от моей школы, другая учительница скажет: «Салам!» В Грузии: «Гамарджоба!» На Украине: «Щиро витаемо вас!» На всех языках нашей Родины в первый сентябрьский день будет ласково и приветливо звучать: «Здравствуйте, дети!»
Первое сентября — День знаний — это наш общий большой праздник: всех школьников, всех учителей, родителей. Праздник всей страны.
В этот день как будто огромный корабль снимается с якоря и отправляется в дальнее плавание по неизведанным морям и океанам. Ведь школьный труд за партой, в библиотеке, у карты, в мастерской очень похож на труд исследователя и путешественника.
День за днём, год за годом вы узнаёте новое. В школе вы всегда в пути. Потому, провожая вас 1 сентября, мамы и папы, дедушки и бабушки скажут: «В добрый путь! В добрый час, доченька, сыночек!»
Вместе с вами, дорогие ребята, готовимся к этому дню и мы, учителя. Волнуемся, какой будет встреча, как пройдёт первый урок. Думаю об этом и я. И снова вспоминаю минувшую весну — Москва, Кремлёвский Дворец съездов, Двадцатый съезд комсомола.
Тогда все мы, делегаты, ещё раз почувствовали, как доверяют комсомолу коммунисты, наша партия. А мы, комсомольцы, верим и надеемся на вас — октябрят и пионеров. Вы — наши ученики и помощники, наши друзья и наша смена.
Моя первая учительница Майре Рыбане. Она учила самостоятельности и доброте, верила в каждого своего ученика. Может быть, потому так верю в ребят и я. И, конечно, не только в тех, кто рядом со мной, в моём родном городке Вильянди, а во всех вас, детей нашей огромной Родины.
Впереди у нас большое событие — Родине Октября исполняется 70 лет. Пусть этот Великий день рождения ещё крепче сдружит нашу многонациональную семью, ещё прочнее скрепит старшее, молодое и юное поколения Октября.
С новым учебным годом, дорогие ребята!
Хилле АЛЬФ, учительница средней школы № 5 г. Вильянди Эстонской ССР, делегат XX съезда комсомола

«На уроке мира». Юля ДЁМИНА, Москва.
«Бабочка». Миша КОТОВ, Москва.
«На воздушном шаре». Катя ФУТЧИК, Оренбургская область, г. Новотроицк.
«Мой Таллин». Кирхит ОРГУСААР, г. Таллин


ПЕРВЫЙ ЛУК
Евгений ПЕРМЯК
Рис. В. ЛОСИНА

Мне шесть или семь лет. Я сюда приехал только вчера. Ещё звенят в ушах слова моей матери: «Слушайся во всём Котю». Котя — это моя тётка. Она старая дева. Ей уже скоро сорок лет. И я её любимец, её единственный племянник.
Тётушка жила в своём доме, как и большинство рабочих этого прикамского завода. При доме двор, огород. Здесь, как говорит моя тётушка, началось моё детство. Я смутно помню об этом. Но всё, что было потом, никогда не изгладится в моей памяти.
Мне шесть или семь лет. Я стою на дворе дома моей тётки. Цветут белым пухом тополя. Только пух да пух и ни одного знакомого мальчишки.
В это утро я пережил самое страшное из самого страшного — одиночество. Но оно длилось недолго, может быть, час, а может, и десять минут. Но для меня, нетерпеливого и торопливого, показались мучительными и эти минуты.
Между тем — я этого не знал тогда — в щели соседского забора за мною зорко следили четыре «индейских» глаза. Два из них принадлежали Санчику Петухову, а другие два — его брату Пете.
Видимо, нетерпение и торопливость были свойственны не только мне. Петя и Санчик знали за несколько дней о моём приезде. Появление нового мальчишки на соседнем дворе не такое частое и заурядное явление. С новичком нужно было познакомиться, затем или принять его третьим индейцем, или объявить бледнолицым врагом. Порядок не новый. Так поступали в наши годы все мальчики, игравшие в индейцев. Либо ты с нами, либо ты против нас.
Но как познакомиться? Крикнуть: «Иди к нам», или: «Давай мы перелезем к тебе»... Это же не индейский способ знакомства. Поэтому через щель забора была пущена стрела. Она пролетела передо мной шагах в четырёх и впилась в бревенчатую стену дома. Я подбежал к стреле. Она довольно глубоко вошла в дерево, и я не без усилий вынул её.
— Это наша стрела! — послышалось с забора.
И я увидел двух мальчиков.
— Вы кто? — спросил я.
Они ответили:
— Индейцы! — и, в свою очередь, спросили: — А ты кто?
— Пока ещё никто,— сказал я, подавая ребятам стрелу.
— А хочешь быть индейцем? — спросил один из них.
— Конечно, хочу,— радостно сказал я, хотя и не знал, что значит быть индейцем, но верил, что это очень хорошо.
— Тогда перелезай через забор,— предложили они.
— Очень высоко,— боязливо сознался тогда я.— Лучше проведите меня через ворота.
И провели на петуховский двор. Я переступил порог новой для меня жизни.
На индейском языке Санчик назывался — Сан, а Петя — Пе-пе. Мне ещё не присвоили нового имени, потому что я не заслужил права называться охотником. Для этого нужно было прежде всего сделать своими руками лук и десять стрел, а затем попасть хотя бы тремя из них в картофелину с кулак, подвешенную на нитке.
Условия нелёгкие. Но не оставаться же бледнолицым и не терять же так счастливо найденных мальчишек за соседним забором.
Я согласился. И мне был вручён нож. Я впервые в жизни держал в своих руках этот простой и, как потом оказалось, могущественный инструмент. Он был настолько острым, что перерезал ветку так легко, будто это была струя воды из крана, а не дерево. Им можно было вырезать из сосновой коры поплавок, обделать удилище, выстрогать дранки для змея, заострить доску, воткнуть в неё лучинку, а затем назвать это сооружение кораблём.
И мне захотелось обзавестись своим ножом. Тётка была в ужасе, но отец моих новых знакомых сказал:
— Ему уже пора ходить с забинтованными пальцами!
Это ещё более устрашило тётушку, но мои слёзы взяли верх. Я на другой же день пришёл с забинтованным пальцем. Но зато я знал, что нож не любит торопливых.
Рана поджила скоро, и мы отправились на кладбищенскую горку, где рос «верес» — этим именем называли можжевельник. Сан и Пе-пе, соорудившие не один лук, помогли мне выбрать хороший стебель. Плотная древесина плохо поддавалась ножу, и я не без трудов и не без помощи Сана вырезал из куста можжевельника будущий лук.
Теперь его предстояло обработать. Это далось легко, да не скоро. Но пришла счастливая минута. Лук согнут. Тетива из сурового, мною же сплетённого шнурка звенит. Она так туга и так певуча. Теперь дело за стрелами. Их нетрудно сделать, для этого нужно нащепать прямослойную доску, а затем выстрогать круглые палочки. Но круглая палочка — ещё не стрела. Стрел не бывает без наконечника, без копья, как его называли Сан и Пе-пе. А для этого нужно было вырезать из жести треугольнички, а затем при помощи молотка, большого гвоздя и железной плитки, заменявшей наковальню, сделать копья.
Это просто в руках Сана и Пе-пе. Это очень трудно в моих руках. Молоток ударяет то мимо, то слишком сильно и плющит жестяной треугольничек. Но копья нужно сделать. Час за часом молоток, подобно сварливому ножу, становится послушнее. Второй наконечник лучше первого, а третий лучше второго. Но все они очень плохи. Им далеко до копий Пе-пе и тем более Сана. Всё же их можно насадить на стрелы.
Картофелина подвешена на нитке. Отмерены семь индейских шагов, по два нормальных наших шага каждый.
Знак тишины. Изгоняются даже куры со двора.
И я стреляю. Мимо... Мимо... Мимо... Наконец четвёртая стрела пронизывает картофелину и кружится вместе с ней... Пятая мимо. Зато шестая и седьмая — вместе с четвёртой стрелой.
— Хватит,— сказал Сан,— теперь ты индейский охотник по имени Жужа.
Это была большая честь для меня, и я в этот день гордился собой, придя домой со своим луком и стрелами.
Это был очень радостный день моего детства. И я помню, как, вернувшись домой, долго рассматривал свои руки. Это они, мои милые руки с некрасивыми короткими пальцами и широкой ладонью, сделали меня счастливым. Именно они, а не что-то другое, и даже решил без напоминания тётушки вымыть их с мылом. Они вполне заслужили такое внимание с моей стороны.
Публикация Ксении ПЕРМЯК


ЁЖИК
Анатолий Онегов

В свои лесные походы я никогда не брал палатку. А если и приходилось ночевать в лесу, то спал либо у костра, либо в охотничьих избушках, которые были почти на каждом озере.
Но тут я собирался навестить небольшую речку и даже немного пожить на её берегу. На речке не было ни избушки, ни старой мельницы. Я вспомнил, что дело к осени и вот-вот могут зарядить густые осенние дожди, и прихватил с собой в дорогу небольшой парусиновый домик.
Берега речки были невысокими и очень уютными. На воде лежали большие белые лилии, а между листьями этих лилий разгуливали стайки шустрых плотвичек.
Я оставил у воды тяжёлый рюкзак и отправился вдоль берега выбрать место для стоянки.
Вскоре удобное место нашлось. Я собрался было вернуться за рюкзаком, как совсем рядом в кустах услышал негромкий шорох...
Шорох повторился. Я заглянул в кусты и увидел двух ежей.
Один был большим и, как мне показалось, очень старым — у него были светлые, будто поседевшие от старости колючки. Другой был поменьше, но не такой уж маленький, чтобы называться ежом-подростком.
Ежи были заняты каким-то своим делом и не замечали меня.
Я подобрал с земли небольшую хворостинку и осторожно дотронулся ею по очереди до обоих ежей. Еж поменьше тут же свернулся в клубок, а ёж-старик сворачиваться не собирался. Пофыркивая и сердито попыхивая из-под своих длиннющих иголок, он быстро-быстро побежал в кусты.
Я попрощался с беглецом, оставил в покое свернувшегося ежа и отправился за вещами. И скоро на самом берегу у высокой берёзы появилась моя зелёная палатка.
Правда, по-настоящему зелёной моя палатка была давно. Теперь она побелела — выгорела на солнце и полиняла — краску давно смыли дожди. Но я всё-таки считал, что моя палатка незаметна среди зелёной травы и кустов.
В лесу, в поле и у реки мне всегда хотелось быть незаметным, хотелось не беспокоить ни птиц, ни зверей, ни рыб. Вероятно, моя палатка всё-таки выделялась среди высокой ярко-зелёной травы, но сам я вёл себя так тихо и мирно, что птицы и звери скоро пожаловали ко мне в гости.
Первыми наведались вороны. Они прибыли ко мне, когда меня не было дома, отыскали мой котелок и миску, постучали своими крепкими носами по котелку, склевали с его стенок остатки каши, а миску оттащили в сторону и бросили в траве.
Я вернулся домой, с трудом нашёл в траве свою миску, конечно, догадался, кто похозяйничал у меня, и стал раздумывать: какие ещё гости могут пожаловать ко мне?.. И тут с наружной стороны в стенку палатки кто-то поскрёбся.
Я замер... Неизвестный снова поскрёбся и не спеша, будто разгуливал у своего собственного дома, направился вдоль палатки к двери.
Вот он добрался до угла, повернул к двери — и в дверях палатки показалась остренькая мордочка ежа.
Это был тот самый ёж поменьше, который не убежал от меня, а свернулся в клубок. Теперь он смело заглядывал в палатку. Я замер и не шевелился. Ёж ещё немного повертел своим острым носиком, а потом шагнул ко мне в дом.
Он шёл по парусиновому полу так же смело и уверенно, как только что шагал по земле. Вот он миновал мои колени, добрался до моей руки, быстро обнюхал её, перебрался через руку, как через палку, попавшуюся на пути, и прямо-прямо засеменил к моему изголовью.
Здесь, в углу палатки, стоял у меня мешочек с хлебом и лежала коробка с сахаром. Коробка была открыта, и ёж направился к ней.
Всё это время я никак не возражал против того, что незваный гость так смело расхаживает по моему дому. Но когда он всеми четырьмя лапами забрался в коробку с сахаром и принялся вылизывать по очереди каждый кусок, я не вытерпел, приподнялся и сел.
Ёж недовольно покосился на меня.
Нет, это был какой-то непутёвый ёж. Разве можно так беспечно вести себя, когда рядом с тобой человек? А может, здесь, в лесной глуши, этот зверёк ещё ни разу не встречал людей? Может, поэтому добродушный лесной житель, встретив меня, и решил поближе познакомиться, а там и узнать, что за существо появилось в его лесных краях?
Я протянул к ежу руку и дотронулся до его колючек. Он чуть сжался, но с коробки не слез. Я ещё раз дотронулся до ежа. Тогда он выставил в мою сторону колючки и громко запыхтел: «Пых-пых...»
Мне не хотелось, чтобы ёж своими лапами пачкал сахар. Я накрыл его кепкой и перенёс с коробки к себе на колени. Ёж тут же свернулся в клубок и теперь оттуда продолжал попыхивать и пофыркивать на меня.
Я перевернул ежа на спину, осторожно просунул между острых колючек палец и ласково почесал его где-то около шейки... И мой ёж вдруг стал разворачиваться. Да, да, лёжа на спине перед неизвестным и, возможно, опасным существом, мой гость стал одну за другой опускать свои колючки.
Вот показались все четыре лапки, потом животик, а я всё продолжал легонько почёсывать ежа пальцем. И тут, к своему удивлению, я заметил, что мой ёж спит. Спит по-настоящему, сладко посапывая во сне.
Прошло минут пять. Я снял ежа с колен и осторожно, чтобы не разбудить, положил на пол палатки. Ёж продолжал спать, спать на спине, почти развернувшись и сладко сопя.
Минут через тридцать ёж проснулся, повёл носом, видимо, сообразил, что произошло что-то неладное, ловко перевернулся на живот и быстро-быстро поспешил из палатки.
Ещё долго слышал я в кустах шорох убегавшего зверька и от души смеялся над этим опрометчивым ежом.
«Ну теперь,— думал я,— ежа и след простыл, теперь его не заманишь сюда ничем...» Но не тут-то было. На следующее утро во время завтрака я снова увидел его. Он высунулся из кустов и, пристально посматривая на меня, тщательно проверял носом запахи, шедшие от моих котелков.
Я выловил из ухи варёную рыбёшку и положил её на траву в стороне от костра. И ёж как ни в чём не бывало направился к угощению и быстро его уплёл. Потом он немного поторчал около меня, съел ещё одну варёную рыбёшку и, обойдя стороной палатку, спокойно скрылся в кустах.
С тех пор и повелось: как только я начинал завтракать, ёж появлялся у костра и терпеливо ждал угощения. Я давал ему и рыбу, и кашу, и кусочки сахара. Он с аппетитом съедал всё, что ему предлагали, и не торопясь уходил.
Протягивая своему гостю лакомые кусочки, я хотел приучить его брать угощения из рук. Я хотел, чтобы ёж подошёл поближе, но не тут-то было. Этот вроде бы сговорчивый зверёк, видимо, хорошо помнил, как однажды заснул у меня в палатке, и теперь всем своим независимым видом старался подчеркнуть, что он, ёж, вовсе не так глуп, как о нём могут подумать.
Приближалось время нашего расставания. Утром перед дорогой я приготовил себе завтрак. Как и всегда, угостил ежа, как и всегда, он охотно поел и, как всегда, независимо удалился в свои кусты. Потом я собрал вещи, свернул палатку, закинул за плечи рюкзак и отправился в обратный путь.
Я сделал всего несколько шагов и обернулся, чтобы ещё раз проверить, не забыл ли чего? И тут снова увидел ежа.
Ёж показался из кустов, быстро засеменил к крайнему колышку, на котором совсем недавно держался пол палатки, остановился и растерянно посмотрел в мою сторону...
Я присел на корточки, чтобы не казаться ежу слишком большим, и помахал на прощание рукой.
Рис. В. ЧАПЛИ


страница следующая ->


Copyright MyCorp © 2024
Конструктор сайтов - uCoz