<- предыдущая страница следующая ->

Величие "третьего кита"

«Все, в конечном счете, зависит от того, какой человек будет работать и управлять землей. Нельзя заново возделать русское поле, не возделывая души человеческой, не мобилизуя всех духовных ресурсов народа...»»
Федор АБРАМОВ

Наши далекие предки были уверены, что земля прочно покоится на трех китах. Пусть они ошибались, и земля несется во Вселенной, поддерживаемая тем, что нельзя ни увидеть, ни пощупать. А все-таки не так уж и ошибались, и те сказочные «киты» подставляют свои широкие спины: киты труда, мира и надежды. И Земле не обойтись ни без одного из них.
А человек? Что для него основа основ, какие «киты» поддерживают его в жизни? Вроде бы разные основания у профессий доярки и балерины, штукатура и полярника, и не найти им общего знаменателя. Оно так. Но все же общая основа есть: наши способности и труд, понятый как счастливая необходимость, без которого просто нет ни уважения к себе, ни самой жизни. От природы данное, от людей взятое. А третьего «кита» мы созидаем сами — «кита» отдачи: сколько отдал, столько и стоишь. Не трудился, не отдавал — значит, и не было тебя, не было, и говорить не о чем. Много мог — мало сделал, кого, кроме себя, винить? Выходишь в поле, входишь в класс, покидаешь сцену под аплодисменты — это уж кому что дано, что у кого лучше получается, а суть одна: помог ли твой труд людям, что дал, что вызвал: хлеб, знание, восторг...
В гостях у «Крестьянки» Герой Советского Союза, Герой Социалистического Труда директор совхоза «Азовский» Василий Головченко, главный редактор журнала «Театральная жизнь» Николай Мирошниченко, народная артистка РСФСР Клара Лучко, народный артист СССР Георгий Менглет, народный артист РСФСР, лауреат Ленинской премии Василий Лановой.
Г. МЕНГЛЕТ. Я человек сугубо городской, родился и вырос в Воронеже. И по-настоящему увидел землю, проникся к ней любовью и болью на фронте.
Помню один из наших концертов на передовой под Смоленском. Ехали дорогой, которая простреливалась врагом, по земле израненной и обожженной. Проезжали пепелища, которые совсем недавно еще были деревнями, и всякий раз сердце сжималось от ненависти.
Я был тогда художественным руководителем Первого фронтового театра Таджикской ССР, и наш коллектив со своим театрализованным представлением «Салам, друзья!» выступал перед бойцами в местах самых тяжелых сражений под Курском и Смоленском, на Украине, в Румынии. И сколько бы ни пришлось видеть сожженных сел, полей, перепаханных минами, захламленных разбитой военной техникой или просто превратившихся в горькие пустыри, невозможно было привыкнуть к земле, у которой отняли ее святое право цвести.
Об этом я думал и во время того концерта в окопах 9 октября 1943 года, когда к месту выступления пришлось ползти по этой самой земле, прижиматься к ней в поисках защиты, в буквальном смысле слова держаться за нее. Конечно, ни о каком большом представлении и речи не было. Скетч «Боевой товарищ» играли, стоя на коленях. В полный рост нельзя — пули свистели. Нас, артистов, было пятеро, зрителей — снайперов — трое. Это были сильные, уверенные люди, по-хозяйски обжившие свой кусочек земли — окоп. После этого окопчика — другие. Опять играем на коленях, поем под сурдинку. Тихо вторит аккордеон. А сердце переполнено нежностью к этой изрытой, истоптанной, но такой единственной и родной земле, к этим бойцам в порванных, пробитых шинелях, с лицами, черными от гари и пороха. Именно тогда я и стал воспринимать землю как нечто живое, нуждающееся в силе рук человека, в тепле его сердца, в нежности.
К. ЛУЧКО. Так получилось, что уже одна из первых моих ролей в кино погрузила меня в самую гущу колхозной жизни. В комедии Ивана Пырьева «Кубанские казаки» я играла звеньевую Дашу Шелест, открытую добру и красоте девушку. Это я вместе с подружками по фильму пою песню, которая теперь стала, можно сказать, народной: «Ой, цветет калина в поле у ручья...»
Прошли годы, и вот снова роль женщины-колхозницы, человека великой душевной красоты, характера ясного, судьбы сложной. Донская казачка Клавдия Петровна из телефильма «Цыган» является как бы душой рассказа, его совестью.
Я, как мне кажется, даже не играла, а жила жизнью Клавдии, ее страданиями, горькой памятью, любовью к детям, надеждами на счастье...
Слиться, сродниться — ведь это святое бабье, но и не только бабье, а то, что переживала, перемогала страна, все мы, и поэтому то, что мою Клавдию Петровну окружало — хутор на берегу Дона, ферма, дом, односельчане,— все это стало родным. Мы были там, в страдании и боли, а рядом текла обычная сельская жизнь, но вот эта обычность и заставляла работать на самом высоком пределе профессионализма, потому что между съемочным коллективом и окружающими нас людьми установилась какая-то очень чистая, полная добра и доверия атмосфера: этот фильм был о них и для них, мы пытались сыграть, как и чем они жили, а они жили и помогали нам.
У Клавдии Петровны и Будулая (в замечательном исполнении молдавского актера Михая Волонтира) по сценарию мало совместных сцен, но с каким волнением я к ним готовилась! Как хотелось сберечь, показать трепетность и сердечность их чувства... Снимались заключительные сцены «Цыгана». В сознании тяжело раненного Будулая должна появиться Клавдия.
Как это можно снять? Как я должна выглядеть? Я подошла к Волонтиру и спрашиваю: «Михай, как вы думаете, какой я вам могу привидеться?» А была я в ту минуту босая, в стареньком платье, волосы распущены — ну, словом, как моя Клавдия дома ходила. Он внимательно на меня посмотрел и говорит: «Если можно, Клара, то именно так. Ну да, так, босая, в стареньком платье...»
Как же красиво можно снять в кино видения! Княжна — пожалуйста, королевна — бога ради, но, наверное, именно ответственность перед зрителями и подсказала Михаю это точное решение: босая, домашняя, прекрасная женщина...
По многочисленным пожеланиям зрителей на экраны выйдут еще четыре серии нашего «Цыгана». Какая это радость — продлить жизнь дорогим для каждого из нас героям! Это, наверное, похоже на возвращение в собственную молодость.
В. ГОЛОВЧЕНКО. Вернулся я с войны с тремя ранениями, чуть ли не записанным в инвалиды, а увидал, как разорена таманская моя земля, как горько пахнут обожженные войной сады, а за ними пепелища прячутся — и откуда сила взялась... Собрал из металлолома трактор и стал из танкиста трактористом. Работали тогда сутками. Днем пашем, а придешь с поля — бери в руки топор, кирку, лопату, мастерок — строй.
Вот уже четверть века директорствую в совхозе «Азовский». Принял хутор: полсотни старых хат да сарай, подбитый ветром,— наша мастерская. Грязи — хоть утони, а воду питьевую надо за десятки километров везти по бездорожью. В наших колодцах вода, как рана, соленая — такова таманская целина.
Говорят, каждый кулик свое болото хвалит, однако же кто бы к нам ни приезжал, все отмечают, как красив и благоустроен наш поселок, утопающий в садах и цветах, а ведь под садами та же соленая вода.
Ну что же, не бедно живем, но мало этого, мало. Я как-то прочел у Федора Абрамова, большого знатока земли и крестьянского труда, что нельзя возделать русское поле, не возделывая души человеческой...
Не скажу, что у меня много времени, но сам бываю в детском саду, беру старших ребят с воспитателями и веду на поле, на мельницу, в пекарню — вот, мол, хлеб, смотрите, как и что, и как донимают его солнце сверху и соленая вода снизу, и как мы, люди, не даем его ни сжечь, ни затопить, ни засолить. Глубоко уверен, здесь — в поле, на мельнице, в пекарне — ребята познают не только азбуку труда и нравственности, но и самоотверженной отдачи.
Уже невозможно представить нашу жизнь без книги, музыки, кино, без песни. В нашем сводном хоре и песенных кружках занимаются 250 человек. Песня наша — радость, веселье, и память о прошлом, и мечта. И отдых от напряженной работы, и напряженная работа души. Никто людей не зовет — сами идут; я тоже до недавнего времени в хоре пел, так до сих пор себя его участником чувствую.
Ну, это, конечно, свои артисты, самодеятельные. А вот что-то не помню я за последние годы, чтобы наш Краснодарский драматический театр приехал в совхоз с таким спектаклем, который бы серьезно и умно рассказал о наших радостях и болях. Да что Краснодар, мне ведь и в столице частенько бывать приходится — так театры же не обходишь. Есть хорошие спектакли, красивые — про ученых, врачей, и комедии из городской жизни. Только наш брат хлебороб на сцене такой редкий гость! Наверное, тем, кто пьесы пишет и ставит, все мы кажемся на одно лицо, и лицо это невыразительное, скучное, вроде земляных кротов, и жизнь наша представляется скучной, как пыльная долгая дорога — знай себе вкалывай. Ох, не правы они, уж так не правы!..
...Казалось бы, все есть — и талант, и труд, без которого талант просто бы не проявился, и всего этого мало, мало, если не на максимальную отдачу направлена воля. Уж какой природный талант был у Бориса Бабочкина, но потряс он мир, только встретившись с громадой народного характера: Бабочкин начался с «Чапаева», и равной роли встретить ему было не суждено до конца жизни... Уж на что виртуозна актерская техника Иннокентия Смоктуновского, а был бы он так популярен, не сыграй Юрия Деточкина в «Берегись автомобиля», в фильме, насквозь пропитанном народной верой в конечную чистоту и справедливость?.. Кажется, нет роли, которую не смогла бы сыграть Нонна Мордюкова, но что-то слишком уж давно нет ролей для нее, и не ее это вина...
В. ЛАНОВОЙ. На мое детство пришлись и война, и фашистская оккупация.
Мне было семь лет, я еще и азбуки-то не знал, когда сельский учитель Николай Иванович читал нам на украинском языке «Як гуртувалась сталь» Островского. Он предупредил, что если фашисты узнают про эту книгу, то его повесят. Мы рано повзрослели и понимали, что такое смерть и казнь. Никто не узнал об этих уроках, которые вместе с учителем-подпольщиком давал нам тогда Павка Корчагин — герой, прошедший потом через всю мою жизнь, ставший для меня нравственным и гражданственным ориентиром.
На детство выпало и другое — испытать радость общения с землей, почувствовать ее вечную жизнь и красоту, приобщиться к нелегкому крестьянскому труду, ибо тогда, в военные годы, на разоренной оккупантами земле работали и старые и малые. Мы пасли коров. Взяв с собой «малай» — полукукурузную лепешку, мы сгоняли коров в стадо и босые, в холщовых домотканых штанах и рубахах уходили за деревню по утренней росе.
Очень верно сказал Антуан де Сент-Экзюпери: «Все мы родом из детства». Деревенское детство сформировало во мне понятие Родины, и это было и остается непосредственным и постоянным влиянием земли на меня.
Несколько лет тому назад в мою актерскую судьбу прочно вошел председатель башкирского колхоза Сагадеев из пьесы Азата Абдуллина «Тринадцатый председатель». Он абсолютно не похож на сыгранных мною до того персонажей в театре и кино. За мной укрепилось определение актера героико-романтического плана. Павел Корчагин, Цезарь, Дзержинский, Иван Варавва в «Офицерах» — такой характер, как Сагадеев, кажется, стоит вдалеке, да просто выпадает из этого блестящего ряда.
...Почти два часа в спектакле над председателем вершится суд. Он сидит и молча слушает выступления свидетелей обвинения и защиты. Суть дела в том, что этот коммунист, израненный фронтовик, возглавил самый отстающий в районе колхоз, где до него было уже двенадцать председателей, и общими усилиями они развалили хозяйство, отбили у людей веру и желание честно, заинтересованно работать на общее благо.
Сагадеев стал, не дожидаясь разрешения «сверху», строить дома для колхозников, школу, клуб, щедро премировать достойных. Действия его не всегда регламентировались принятыми положениями финансовой дисциплины, но не потому, что сами действия были вредны, а потому, что его инициатива и хозяйский риск не укладывались в старые рамки. А раз не укладывались, значит, стали нарушением. Драматург затронул в пьесе очень болевую точку — проблемы хозяйствования по-новому. Но если бы это были только хозяйственные проблемы, то искусство оказалось бы ни при чем. Нас же интересовали люди, колхозники, включенные в конфликтную ситуацию, их мировоззрение, отношение к родной земле, возрождающейся усилиями, трудом, умом Сагадеева. В спектакле они, если можно так сказать, массовый положительный герой. Они приходят на суд и вступаются за председателя, видя в нем честного руководителя, болеющего за общее дело. Они прощают ему мелкие обиды, нанесенные им сгоряча, от отчаяния, прощают не потому, что разжалобил их, а ради того большого переворота, который он совершил не только в колхозе, но и в их душах.
Я знаю таких людей, стойких, преданных земле: они восприняли спектакль как подтверждение верности своих позиций. Когда меня спросили однажды, в чем корни достоверности сыгранного образа, я подумал: в сущности, ведь я шел к этой роли всю жизнь, начиная с далекого детства...
Н. МИРОШНИЧЕНКО. Хороший председатель на скамье подсудимых... Спектакль действительно вызвал большой общественный резонанс, но давайте посмотрим на вещи пошире. Есть в Сагадееве какая-то бьющая в глаза жертвенность. А как хочется увидеть на экране и на сцене героя, который бы превозмогал самые суровые обстоятельства и который вызывал бы не жалость, не беспокойство за то, чем кончится его дело, а восхищение и уважение. Их много, таких людей, очень много, доказательство тому — публикации в вашем же журнале, да и в конце концов путь к укреплению хозяйства через скамью подсудимых ведь не правило, а драматургическое исключение.
С меня довольно было б чуда
И велика была бы честь
То слово вынуть из-под спуда,
Что нужно всем, как пить и есть,—
писал Александр Трифонович Твардовский. Ждем этого слова. Может быть, больше, чем «пить и есть», ждем.
Великого русского советского актера Василия Качалова пригласили на киностудию, попросили, чтобы он прочитал Пролог к одному из первых советских звуковых фильмов — «Путевка в жизнь». Когда фильм вышел на экраны, Василий Иванович 27 раз ходил в кинотеатр и слушал себя. Ему, корифею театра, никак было не понять, что однажды записанный на пленку голос уже никогда не изменить. А ему казалось, что все не так, вот капельку бы, кроху исправить... Уже слава «Путевки» гремела на всю страну, уже песенку распевали, которой в фильме не было: «Мустафа дорогу строил, а Жиган ему вредил. Мустафа ее построил, а Жиган его убил»,— Василий же Иванович все ходил и ходил в кинематограф и слушал себя, и наконец сказал жене после 27-го просмотра: «Кажется, на этот раз уже было ничего». Что это, милая чудаковатость великого мастера? Да нет, максимальная отдача и огромная ответственность за свое дело, величие «третьего кита».
Гостей «Крестьянки» встречали И. ПИРОГОВА и В. ЗУДИН.

Фото А. АГЕЕВА, А. ГОСТЕВА и Б. БОРИСОВА.
1. Клара Лучко.
2. Василий Лановой в роли председателя колхоза Сагадеева в спектакле по пьесе А. Абдуллина «Тринадцатый председатель».
3. Георгий Менглет в роли председателя колхоза в спектакле по пьесе А. Макаенка «Таблетка под язык».


Как съехались гости на свадьбу...

Счастье... Все мечтают о счастье для своих взрослых детей. Но знают ли они, матери и отцы, близкие люди и друзья, что же такое счастье? Как оно выглядит, чем привлекает, в чем выражается? И почему так необходимо нашей душе ощущать себя счастливой?!
А может быть, самое главное в жизни — это просто смотреть тебе в глаза, дотрагиваться до твоей руки, слушать твой голос и твои шаги по коридору, когда ты возвращаешься с работы домой, и этот ежедневный, такой необходимый ритуал — ставить на стол тарелки, резать хлеб, наливать свежезаваренный чай. Создавать тебе дом. Быть твоей женщиной. Твоей любимой, единственной, самой красивой, и самой нежной, и всегда самой верной, что бы там ни случилось.
Разве счастье — это не обещание (тайное, самой себе) всегда быть с тобой рядом? В болезни и беде — рядом, а в радости и удаче — стараться разделить веселье и ликование со всеми вокруг. Потому что радость только тогда и радость, когда ею можно поделиться.
О чем думают Жених и Невеста на собственной свадьбе? О том, что жизнь их отныне будет наполнена добрым, неторопливым общением друг с другом и с друзьями. Что у них теперь свой дом, в котором потом, через какое-то время, будут звенеть смехом детские голоса.
О чем думают гости на свадьбе? Быть может, о том, что стоит только от всего сердца, очень сильно пожелать молодым счастья, и тогда эти пожелания обязательно сбудутся!
Мы все смотрели на Жениха и Невесту, и каждый из нас думал: вот вы теперь вдвоем... И не ради застолья и шумных тостов собрались здесь гости: свадьба-то была трезвая! А ради того, чтобы увидеть, как нашли друг друга Он и Она. Чтобы увидеть строгие, юные, прекрасные лица, чтобы запомнить добрые глаза матерей. Ради того, чтобы свет счастья и нежности этих двоих, новобрачных, запомнился всем,— ради этого и съехались гости на свадьбу.
Свадьбу Абая и Жумагуль Нурмухамедовых.
Ж. ГРЕЧУХА
Талгарский район, Алма-Атинская область, Казахская ССР.

Фото И. ЯКОВЛЕВА.

Вот ты и стала, невеста,
Хранительницей Очага.

Да будет мать мужа добрым другом тебе, юная жена.

Пейте на здоровье!
Кумыс и чай — вот что, пьют на свадьбе.

Ша-шу — старинный обычай. Конфетами осыпают новобрачных, к удовольствию всей детворы. Быть может, это прощание с беспечной юностью? Или пожелание молодым щедрого дома...


КАПИТАЛ ПРОТИВ ЧЕЛОВЕКА

ПЕПЕЛ И ПАМЯТЬ

«Четверть века я пытался получить эти кинодокументы, чтобы показать их американскому народу»,— говорит Герберт Сассен. Он руководил киносъемками, когда по приказу президента Трумэна в оккупированном Токио сформировали специальную группу по изучению последствий «стратегических бомбардировок» Хиросимы и Нагасаки. Последние дни второй мировой войны, первые атомные бомбы... Г. Сассен не мог и не хотел забыть август 1945 года: «Я был потрясен, я думал: если люди увидят то, что видел я, это убедит всех в недопустимости ядерной войны». Он хотел сделать фильм-предупреждение. Но Вашингтон не собирался предавать гласности свидетельства безжалостной расправы над десятками тысяч безоружных и беззащитных. Киносъемка нужна была для иного: Пентагон хотел убедиться в эффективности ядерного оружия. Отснятое засекретили. Конфисковали и отправили в США даже документальные кадры, снятые в Хиросиме и Нагасаки японскими фотографами и кинооператорами.
Творцы американской политики хотели бы начисто стереть из памяти своего народа дни 6 и 9 августа 1945 года, когда над землей поднялись зловещие атомные грибы. Эти даты следовало бы вписать в календарь Америки как дни ее позора. Но искать их там бесполезно. И не только их...
...Каких только праздников нет в американском календаре! Красным цветом выделены дни официальных торжеств: независимости и благодарения, Рождества и Нового года. Есть и неофициальные праздники: день святого Валентина, когда положено говорить о любви тем, кого любишь, день поминовения, когда положено поминать тех, кого помнишь, первые дни весны, лета, осени и зимы или канун дня всех святых, когда дети, ряженные ведьмами, чертями и вообще кто во что горазд, ходят из дома в дом...
Но бесполезно искать в календаре среди официальных и неофициальных дат День Победы над гитлеровской Германией.
В канун 40-летия Победы «Нью-Йорк таймс» выступила с примечательной оценкой значения второй мировой войны для США. «Однажды в наше время шла война, вышедшая за пределы алчности и просчета,— заявила она в редакционной статье. — Однажды в наше время существовала сатанинская сила, которая стремилась не просто победить и покорить, но установить на земле свой сатанинский порядок».
Да, вторая мировая была единственной в этом веке честной войной Америки. Это была единственная в этом веке война, когда американцы прибавляли себе возраст, чтобы попасть на фронт.
В первую мировую Америка, пользуясь терминами «Нью-Йорк таймс», ввязалась из-за «алчности» — стремления не опоздать к переделу мира, сфер влияния и рынков сбыта, в гражданскую войну в России — из-за «алчности» и «просчета».
Были войны корейская, вьетнамская, вторжение в Доминиканскую Республику, организация высадки в заливе Кочинос у берегов Кубы, оккупация Гренады, интервенция в Ливане...
И американцы уже не прибавляли себе возраст, чтобы бороться за правое дело. Не было больше в истории Америки правого дела. И горели призывные карточки. И бежали американцы в Канаду, попадая в списки дезертиров. И было многое другое.
Например, май 1970-го, город Кент (штат Огайо).
Накануне 1 мая президент США Ричард Никсон объявил о начале вторжения в Камбоджу, ханжески назвав его «проникновением». Университеты просто взорвались возмущением, даже самые «консервативные», типа Кентского.
Демонстрации в Кенте начались первого. На другой день мэр города, где расположен университет, ввел чрезвычайное положение и попросил у губернатора штата национальную гвардию. Губернатор направил 500 гвардейцев. Третьего мая они разгоняли студентов слезоточивым газом. Три человека были ранены штыками, более 50 — арестованы. Утром четвертого, в понедельник, занятия начались как положено. Но в полдень забил университетский колокол. Три тысячи студентов вышли из аудиторий на митинг. Штыки, слезоточивый газ и аресты, как оказалось, не дали ожидаемого результата, не дало их и требование национальных гвардейцев разойтись.
К половине первого гвардейцы достигли вершины холма, у подножия которого шел митинг. Развернулись. Присели на колено. Прицелились. Раздался залп. После — мертвая тишина. Ее вдруг прорезал девичий крик: «Боже мой, они нас убивают!»
«Я думал, стреляют холостыми,— рассказывал Джон Фио, выпускник Кентского университета, которому в тот день исполнился 21 год.— Когда все побежали, я испугался, что кто-нибудь споткнется, упадет и его затопчут. У меня был фотоаппарат, и я навел его на гвардейцев. В видоискатель я увидел, что один из них целится в меня. Он выстрелил. Пуля попала в дерево, и от ствола отлетел большой кусок коры. И только тогда я осознал, что они стреляют боевыми патронами. Я повернулся и увидел слева от себя Джеффри Миллера. Было ясно, что он умирает...»
Убиты четверо, еще девять ранены. Один из них, Дин Кэйлер, остался на всю жизнь прикованным к инвалидной коляске: пуля национального гвардейца вошла ему в позвоночник.
Вторжение в Камбоджу зажгло пламя студенческих выступлений. Расстрел в Кенте превратил его в пожар.
Есть такое выражение в Америке — «пожар в прериях». Его не потушишь. Огонь идет туда, куда несет его ветер. «Не нужно быть метеорологом, чтобы знать, куда дует ветер»,— пелось в антивоенной песне того времени.
Ветер протеста гнал пожар волнений на Вашингтон.
Уже 8 мая из-за бурных митингов власти вынуждены были закрыть более 100 колледжей. Еще 350 были парализованы забастовками учащихся. Шла первая в истории Америки общенациональная студенческая забастовка. В субботу — воскресенье (9 и 10 мая) более 100 тысяч студентов штурмовали Белый дом. Он превратился в осажденный лагерь, как крепостной стеной, окруженный кольцом стоящих бампер к бамперу автобусов.
«Если для того, чтобы положить конец студенческим демонстрациям, нужна кровавая баня, пусть будет кровавая баня»,— заявил тогдашний губернатор Калифорнии, которого звали Рональд Рейган.
И была «кровавая баня».
Отделение университета штата Нью-Йорк в Буффало: ранены четыре студента. Университет штата Нью-Мексико: штыковая атака национальных гвардейцев, семь раненых. Университет штата Огайо: 20 раненых. Университет штата Миссури в Сент-Луисе: 14 раненых...
...На обложке каждого номера журнала «Буллетин оф атомик сайентистс» (бюллетеня ученых-атомщиков, борющихся с угрозой атомной катастрофы) нарисованы часы. Короткая стрелка вплотную подошла к двенадцати. Минутная колеблется, то чуть ближе подходя к роковой отметке, то чуть отодвигаясь назад. Это символ: совпадение стрелок означает начало ядерной войны.
Минутная стрелка на этих часах передвинулась вперед и стала показывать четыре, а потом и три минуты до полуночи, три минуты до катастрофы, когда в 1980 году губернатор Рональд Рейган был избран 40-м президентом США.
Издатели журнала поняли то, что потом поняли многие в Америке: человек, призывавший, будучи губернатором, устроить «кровавую баню» в масштабах университетов и колледжей, став президентом, способен не остановиться и перед куда большим кровопролитием.
...12 июня 1982 года.
С раннего утра в Нью-Йорк стали приходить автобусы и спецпоезда, машины с номерными знаками всех штатов страны. Часам к девяти утра Манхэттен (центральный район Нью-Йорка) залит людским половодьем. Отсюда колонны двинулись к зданию штаб-квартиры ООН, где проходила вторая сессия Генеральной Ассамблеи ООН по разоружению.
Миллионы белых и негров, рабочие и безработные, актеры и поэты, учителя и студенты, домохозяйки и священники, адвокаты и повара, люди всех слоев общества, они говорили одно: мы хотим мира!
От ООН по 42-й стрит они пошли к пятой и седьмой авеню, а потом повернули к Сентрал-парку. Время от времени вклиниваясь в ряды манифестантов, я записывал то на магнитофон, то в блокнот интервью с ними, а фотокорреспондент ТАСС Людмила Пахомова щелкала и щелкала затворами фотоаппаратов.
Их было столько, что к седьмой авеню замыкающие колонны подошли только через четыре часа после того, как на самой большой поляне Сентрал-парка уже начался митинг.
«Мы добились прекращения вьетнамской войны, и мы снова добьемся своего,— говорила седая жительница Нью-Йорка Сильвия Брандт.— Это движение несравненно шире и мощнее. Тогда были группы населения, которые до самого конца поддерживали войну, но и они не хотят ядерной катастрофы. В этом движении участвуют и они».
Свидетельство небывалого размаха движения — плакаты с названиями организаций, которые несли участники марша. Одно перечисление займет десятки страниц, их тысячи, этих организаций — общественных, профсоюзных, религиозных, студенческих, профессиональных, торговых, сторонников охраны окружающей среды — представителей почти всех оттенков политического спектра США. Почти, но не всех.
Не было в Сентрал-парке сторонников той крайне правой группировки республиканской партии, которая, как сказал с трибуны митинга известный кинорежиссер Орсон Уэллс, «прорвалась» к власти в Вашингтоне. Своей политикой она противопоставила себя подавляющему большинству американского народа.
Со времени самого массового митинга в истории США, собравшего в Сентрал-парке более миллиона американцев, прошли сотни, тысячи других маршей и митингов. И администрация Рейгана действительно вынуждена была прислушаться к голосу американского народа, но отнюдь не так, как хотелось участникам этих митингов.
Администрация, которая раньше говорила о наращивании арсеналов смерти, о стремлении к военному превосходству над Советским Союзом, о возможности победы в ядерной войне, вдруг заговорила совсем иначе. Президент, снискавший прозвище «ядерного ковбоя», начал произносить слова о мире и о своем стремлении к сокращению запасов ядерного оружия.
«Не верьте тому, что говорят наши политики, смотрите, что они делают»,— предупреждала три года назад основательница организации «Врачи за социальную ответственность» д-р Хелен Колдикотт. А делает администрация Рейгана то же, что и делала,— разрабатываются и запускаются в производство все новые и новые системы оружия массового уничтожения, размещаются в Западной Европе крылатые ракеты и «Першинги». Гонка вооружений благодаря рейгановской программе «звездных войн» грозит теперь захлестнуть и космос, сделав жизнь на Земле еще опаснее и тревожнее.
Изменилась не суть, а оформление безрассудной политики Белого дома. Оружие первого ядерного удара — ракеты «МХ» — Рейган перекрестил, назвав их «стражем мира». Программа «звездных войн» официально именуется «стратегической оборонной инициативой». Новейшие системы вооружений, без зазрения совести утверждают Рейган и члены его администрации, нужны якобы для... разоружения, для того-де, чтобы использовать их как «козырные карты» на переговорах с Советским Союзом.
Будучи вынужденной под давлением общественности начать их, администрация сделала все от нее зависящее, дабы завести эти переговоры в тупик. А пойдя — все под тем же давлением общественности — на начало новых переговоров в Женеве, заняла прежнюю обструкционистскую позицию.
Одновременно президент перешел в открытое наступление на движение сторонников мира. До «кровавой бани» дело пока не дошло. Не потому, что его взгляды изменились со времени расстрела в Кенте. И хотя нет пока пуль и штыков национальных гвардейцев и полиции, полным ходом идут судебные расправы с участниками движения против политики, ставящей мир на грань ядерной катастрофы.
В марте власти учинили расправу в Канзас-Сити над четырьмя из них, приговорив их в общей сложности к 54 годам тюремного заключения за антивоенную демонстрацию на базе межконтинентальных баллистических ракет «Минитмен-2» в штате Миссури. Ранее в городе Сиракьюс (штат Нью-Йорк) семь участников манифестации против размещения на расположенной там военной базе стратегических бомбардировщиков В-52 с ядерными крылатыми ракетами были брошены в застенки на срок от двух до трех лет. Еще восемь борцов за мир из Орландо (штат Флорида) приговорены к трем годам тюремного заключения за демонстрацию на заводе военного концерна «Мартин-Мариэтта». За решеткой четыре члена организации «Друзья за мир без насилия», участвовавшие в демонстрации у базы ВВС США в Гранд-Форкс (штат Северная Дакота). В Бангоре (штат Вашингтон) суд расправился с людьми, пытавшимися преградить путь «поезду смерти», что вез ядерные боеголовки для ракет.
Этот список можно продолжать. Но как бы он ни был внушителен сам по себе, страшнее другое. Президент США возложивший в канун Дня Победы венок на кладбище в Битбурге, где похоронены солдаты и офицеры гитлеровского рейха, включая эсэсовцев, похоже, вполне готов повторить кое-что из того, что делал бесноватый фюрер.
Его администрация, как стало известно печати, ведет подготовку к небывалой по масштабам полицейской расправе над своими политическими противниками. Для них, сообщает газета «Спотлайт», «по тайному приказу Рейгана на крупнейших военных базах США создаются концлагеря».
Приказ был отдан в секретной директиве Совета национальной безопасности США. Она носит кодовое название «Рекс-84» и предусматривает массовые аресты политических противников администрации, участников антивоенного движения, видных деятелей демократической и прогрессивной общественности — каждого, кого Белый дом считает для себя опасным.
«В ходе первой волны арестов, о которых объявят публично, будут задержаны незаконно проживающие в стране иностранцы и беженцы»,— заявил газете один из офицеров вооруженных сил США, на которые возложена задача создания концлагерей. «Первая волна» послужит прикрытием для «второй» — так называемых мер по «захвату и заключению» всех подозреваемых в том, что они «представляют угрозу национальной безопасности». Об этой «второй волне» объявлять не планируется. Она предусмотрена сверхсекретной частью директивы «Рекс-84». Арестам, в частности, подлежат «потенциальные террористы» и «подрывные элементы». К числу последних, как известно, Вашингтон относит и членов Компартии США.
...Нынешний год — год 40-летия Победы — богат на памятные даты. 10 лет назад освобожден Южный Вьетнам. 15 лет прошло со времени расстрелов антивоенных демонстраций. 40 лет миновало после атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки... Памятными они потому и называются, что взывают к памяти, заставляют вновь вглядываться в страницы истории, чтобы извлечь из нее уроки. На будущее.
Олег ПОЛЯКОВСКИЙ
Нью-Йорк—Вашингтон—Москва.

Коллаж В. ПАВЛОВА.
Фото Л. ПАХОМОВОЙ.

<- предыдущая страница следующая ->