скачать в djvu

<- предыдущая страница следующая ->

ПРИНЦ ДУРАЛЕЙ

Рисунки А. Ивашенцовой
СКАЗКА
Д. РОДАРИ

Принц Аврелио был юношей красивым, воином смелым и помимо всего имел множество разных других достоинств. Но никто не величал его ни Мужественным, ни Отважным — прозвали его в народе Дуралеем. И в самом деле, хоть был он сильным и ловким, но, прямо скажем, отличался тупоумием. Уж очень долго до него все доходило, и нередко он принимал репку за дедку, а горы за шторы.
Отправился однажды он на войну. Ну, а так как он был все-таки принцем, ему поручили командовать целым флангом армии.
— Вы с вашими солдатами должны взять вон тот мост, — сказал ему генерал.
Принц Аврелио провел операцию как нельзя лучше: атаковал противника, отогнал его от моста, а потом... велел солдатам разобрать мост по камешкам, взвалить на плечи и отнести генералу.
— Я взял мост, как вы приказали, — доложил принц. — Вот он, перед вами.
— Молодчина! И как же теперь прикажете преследовать неприятеля?
А противник тем временем не ломал голову над разными вопросами, а с криками «Ура! Ура!» перешел в наступление.
Все войско пустилось наутек. Все, кроме Аврелио, потому что принц никогда не отступал. К тому же, услышав крики «Ура! Ура!», он решил, что война окончилась и пришел мир. Но противник потому и кричал «Ура!», что одержал победу.
Аврелио взяли в плен, но когда узнали, что это он велел разобрать мост, стали чествовать как героя.
— Надо же, — удивился принц, — как они любят меня! — Впрочем, он часто принимал тыкву за морковку, как говорят итальянцы...
И недоумевал, почему его вдруг посадили в темную камеру.
— Странно, — продолжал удивляться он, — поначалу чествовали, а теперь посадили в тюрьму. Что за дуралеи такие...
Он опустился на соломенную подстилку и уснул.
Утром его разбудил солнечный луч, который проник в маленькое окошко с толстыми железными перекладинами.
Принц Аврелио подтянулся на руках и выглянул в него. Он увидел пустой дворик, окруженный высокими стенами. А по другую сторону, как раз напротив, в точно таком же зарешеченном окошке виднелось женское лицо — печальное лицо красивой девушки. Красивой? Она показалась Аврелио прекрасной, такой прекрасной, что у него сильно забилось сердце, а глаза наполнились слезами.
— Отчего ты плачешь, юноша? — спросила девушка, приветливо помахав ему.
— Не знаю, — ответил Аврелио. — Знаю только, что я заплакал, лишь только увидел тебя. Боюсь, мои соотечественники правы, называя меня принцем Дуралеем.
Девушка улыбнулась.
— Я слышала о тебе. Слышала, что тебя будут держать в тюрьме до тех пор, пока твой отец не отдаст столько золота, сколько ты весишь.
«Вот, значит, почему они так обрадовались, когда взяли меня в плен...» — догадался Аврелио.
— Не плачь, — продолжала девушка. — Рано или поздно ты вернешься домой. Куда печальнее моя судьба. Я сицилийская принцесса, меня зовут Роза. Я плыла на корабле, а пираты захватили меня и продали в рабство. И теперь ужасный колдун держит меня в заточении. Он хочет, чтобы я пошла за него замуж. Это его владения. Ты тоже теперь его собственность. Он получил тебя в подарок от султана, в благодарность за колдовство, которое помогло тому одержать победу.
Слушая печальную историю Розы, Аврелио продолжал плакать. Слезы так и текли по его щекам, крупные, как орехи.
«Странно, — соображал он, — плачу и сам не знаю почему. Только чувствую, что мне становится легче. Что же это со мной происходит?»
— Роза, — воскликнул он, отвлекшись от своих мыслей, — не отчаивайся! Твоя судьба станет моей судьбой. Мы вместе вернемся домой, и я женюсь на тебе!
— Спасибо, дорогой принц! У тебя благородное сердце. Но как ты сможешь одолеть колдуна Берсанте?
— Подумаю.
Должно быть, впервые в жизни принц употребил глагол «думать». Кто знает, может, это слезы прояснили его разум, а может, горе и любовь преобразили этого лентяя, заслужившего прозвище Дуралей.
«Нет, конечно, — думал принц Аврелио, — теперь я вовсе не дуралей! Я понял, что был им. Но теперь я уже не дурак, благодаря... да, да, благодаря этой темнице и Розе!»
Девушка отошла от окна. Аврелио тоже опустился на пол и стал думать. Думал он, думал, но так и не смог придумать, как выбраться из тюрьмы вместе с Розой.
— Как же это, оказывается, трудно — думать, — удивился он, — я не привык это делать. Ну, ничего. Привыкну... И тогда держись, Берсанте, жалкий колдун! Увидим, кто победит!
Роза также много думала, о том же. Она-то давно уже привыкла это делать — колдун держал ее взаперти больше года, и все это время она не видела никого, кроме этого старика со злым лицом и таким же злым сердцем. Слова принца Аврелио взволновали ее и, несмотря на ужасное положение, она почувствовала, что в душе ее затеплилась надежда.
«Должно быть, принц Аврелио передал мне немного своего мужества, — подумала она. — Мужества... А ведь у меня прежде не было даже проблеска его...»
Но мужество так уж устроено: человек обнаруживает его у себя всякий раз именно тогда, когда оно ему крайне необходимо или даже когда совсем теряет надежду, что оно найдется.
В ту ночь Роза набралась смелости, потихоньку встала, осторожно миновала спальню колдуна Берсанте и пробралась в его кабинет. Там на специальной подставке лежала «Великая Книга Заклинаний». При свете луны девушка принялась торопливо листать ее, отыскивая нужное место. Вдруг она замерла, увидев заголовок: «Заклинание, чтобы выбраться из тюрьмы».
Роза прочитала его, стараясь запомнить, а сделать это было нелегко, потому что заклинание состояло из ста двадцати слов, самое короткое из которых выглядело так: «Бороскватрискафулькавалькалазино».
Когда она перестала сомневаться, что хорошо запомнила заклинание, быстро вернулась в камеру и стала ждать утра.
На рассвете колдун Берсанте уехал куда-то по своим делам, и Роза подбежала к окошку.
— Аврелио! — позвала она и тотчас увидела его. Бедный юноша ни на минуту не сомкнул глаз за всю ночь. Принц думал и думал, но, как вы знаете, у него было мало практики в этом деле, а потому он так и не нашел то, что искал.
Роза сообщила ему заклинание, и тот запомнил его с первого раза, так что девушке не пришлось повторять.
— А теперь нужно произнести заклинание, закрыв глаза и стоя на одной ноге, — объяснила Роза. — Начнем вместе. Только сперва я хочу сказать тебе спасибо за то, что ты дал мне мужество бороться за свободу.
— Я тоже, — ответил Аврелио, — тоже хочу сказать тебе спасибо! За то, что ты заставила меня думать. А теперь — прочтем.
Не успели они произнести последний слог, как стены тюрьмы исчезли, и молодые люди оказались в какой-то незнакомой карете.
— Роза!
— Аврелио!
Тут они услышали громкое ржанье: четверка лошадей, впряженных в карету, нетерпеливо постукивала копытами, ожидая удара кнутом, чтобы пуститься вскачь.
Аврелио схватил поводья, хлестнул лошадей, и карета понеслась, почти не касаясь земли.
— Вперед! — кричал Аврелио, подгоняя лошадей. — Мы свободны! Возвращаемся домой!
Но безумная скачка длилась недолго. Беглецы увидели, как по краю дороги скользнула ослепительная молния, и карета вдруг остановилась как вкопанная. Кони внезапно исчезли. Вместо них четыре крохотные улитки недоуменно шевелили своими рожками, тщетно пытаясь поднять поводья.
— Вперед! Вперед! — кричал Аврелио.
Но не думайте, будто он все такой же дуралей и надеется с помощью улиток сдвинуть с места карету. Нет, он схватил Розу за руку, и они пустились бежать к лесу, видневшемуся вдали.
У них за спиной раздался зловещий смех. Колдун, обнаружив побег, помчался следом за ними в коляске, запряженной тигрицей, и она огромными прыжками догоняла беглецов. На коленях Берсанте лежала «Великая Книга Заклинаний», и ветер перелистывал ее страницы.
— Я превратил ваших коней в улиток! — смеялся Берсанте. — Но это пустяк. Это только начало.
— Не бойся, — на бегу уговаривал Аврелио Розу. — Мы теперь сильнее колдуна...
Но поле вдруг кончилось, и перед ними оказалась река. В тростнике тихо покачивалась лодочка. Аврелио толкнул Розу в лодку, прыгнул в нее сам, схватил весла и принялся грести.
Колдун был уже на берегу. Он лихорадочно листал свою книгу.
- Вот что вам нужно! — вскричал он и быстро прочитал заклинание. В ту же минуту лодка исчезла. Аврелио с Розой повисли в воздухе, весла превратились в омерзительных червей, и юноша с отвращением швырнул их в воду. — Мы у него в руках, — прошептала Роза.
Но Аврелио схватил ее, бросился в воду и поплыл к другому берегу.
Колдун снова полистал свою книгу, следя краем глаза за Аврелио, который со своим драгоценным грузом уже подплывал к берегу, где начинался лес.
Нашел! — обрадовался колдун. — Еще одно усилие. Вот как, вы уже на берегу... Ну, так смотрите!
Окончание на стр. 30


КИНОКЛУБ

Встречи на фестивале
В мае в городе Тбилиси проходил XX Всесоюзный кинофестиваль.
Жители Тбилиси готовились к фестивалю. И не только взрослые! Ребята из детского сада объединения «Элва» показали рок-оперу «Красная Шапочка». А юные кинематографисты из детской любительской студии «Пионерфильм» республиканского Дворца пионеров приготовили целое представление и показали свои фильмы «Давид IX», «Наш лагерь». Больше всего участникам фестиваля понравился фильм по мотивам комедий Чарли Чаплина. Юные актеры с удовольствием изображали героев немых фильмов начала века. На экране ожили неунывающий Малыш и сердитый полицейский, толстые джентльмены с толстыми кошельками и нищие, страшные бородатые гангстеры и няни с колясками, силачи и недотепы, которым достаются подзатыльники...
А потом произошло то, чего никто не ожидал. Президент «Пионерфильма», вместо того чтобы произнести торжественную речь в честь знаменитых гостей, выбежал на сцену и начал петь и танцевать. Да так заразительно, что через несколько минут танцевал весь зал: кинорежиссеры и кинолюбители, актеры и звукооператоры. «Ура! — кричали ребята. — Молодец Каха!» Дело в том, что Каха Пиралишвили и есть президент «Пионерфильма». Он учится в седьмом классе. Пожалуй, нет фильма, в котором Каха не участвовал бы как актер, оператор, режиссер.

ОКЕАНСКИЕ АКУЛЫ И САМОЗАТОПЛЯЮЩИЙСЯ КОРАБЛЬ
Фильм «Капитан „Пилигрима"» понравился многим ребятам. И потому мы пригласили на нашу встречу режиссера студии имени А. Довженко Андрея Дмитриевича Праченко.
— Славе Ходченко во время съемок «Капитана „Пилигрима"» пришлось многому учиться: плавать, управлять лошадьми на полном скаку, грести одним веслом, прыгать, падать, драться — словом, всему тому, что пришлось испытать во время странствий его герою.
Мы стремились, чтобы все в нашем фильме было реально. Настоящая природа — съемки «Африки» проходили здесь, в Грузии, настоящие дикие обезьяны — их мы снимали в Сухумском государственном заповеднике, настоящих акул и океанских рыб привезли нам моряки из Атлантики. А самое главное — «Пилигрим» — это настоящий деревянный парусник, какие бороздили моря в прошлом веке. Его когда-то подняли со дна Каспийского моря для съемок фильма «В поисках капитана Гранта». И, конечно, невозможно было разбить такой замечательный корабль во время шторма. Специально для нашего фильма был построен шестиметровый радиофицированный самозатопляющийся корабль — и шторм в фильме тоже был настоящий!

СЕГОДНЯ В ГОСТЯХ У КИНОКЛУБА ТЕЛЕВИЗИОННАЯ ПРОГРАММА «БУДИЛЬНИК»

Любитель солененького
У присутствующих на съемке текли слюнки. Карлсон, причмокивая и облизываясь, с удовольствием поедал очередную порцию варенья... Режиссеру понадобилось снять еще несколько дублей. Вздохнув, актер вновь с аппетитом и поразительным артистизмом уплетает варенье. Непонятно лишь одно, почему после каждого дубля Карлсон — Мишулин пьет неимоверное количество воды...
Если бы вы только знали, что самый лучший в мире исполнитель роли самого лучшего в мире поглотителя баночного варенья — народный артист РСФСР Спартак Мишулин терпеть не может не только варенья, но и вообще всего сладкого!

Любитель техники
— Внимание! Даниил Хармс: «Что это было?» Сцена Петьки Ершова и Кольки Панкина. Дубль третий. Начали!
— Стоп! Где Панкин?! Только что был здесь!
«Поисковая группа» в деле уже не первый раз. Мальчишку находят то у звуковиков, то у постановщиков, то у бутафоров. На сей раз его вытаскивают из мастерской осветителей: он помогал паять перегоревший прибор. Нехотя идет исполнитель роли на свое рабочее место. На телевидении столько интересных специальностей, и не всех прельщают актерские лавры...

Акселерат
За плечами Андрюши участие в нескольких выпусках «Ералаша», два художественных и один телевизионный фильм. Опытный «киношник» является на съемку с опозданием. Режиссер применяет проверенный прием:
— Андрюша! Пожалуйста, помоги мне: у нас сегодня мало времени.
— Будет сделано! — бодро отвечает артист.
Такого внимания и старания за ним не замечалось давно. Режиссер потирает руки: успеем! Вдруг голос Андрюши:
— Сто-оп! Попрошу переснять. Я был малоэмоционален!
— Дорогой! — чуть не плачет постановщик. — Остались считанные минуты... Умоляю, не режиссируй!
— Бу... сде... Я хотел, как лу...
Подходит к завершению очередной дубль. Вот-вот можно перевести дух...
— Остановите мотор! Теперь я слишком экспансивен! — командует артист. — Кроме того, совершенно неграмотно выставлен свет! Мне кажется...
— Андрю... — Режиссер не успевает произнести до конца имени, как сирена извещает об окончании съемок. Выключаются фонари, гаснут софиты: рабочий день позади! А Андрюша уже среди взрослых. Он рассказывает о своем творческом пути, о съемках, о своих творческих планах. Ему есть что поведать людям. Парню уже... одиннадцать лет!


КАТОРЖНЫЕ РАБОТЫ

РАССКАЗ
Александр ГИНЕВСКИЙ
Рисунок А. Борисенко

Шел я в библиотеку как на казнь. В ушах стоял голос Галины Степановны: «Если потеряешь, я не знаю, что с тобой сделаю... Я тебя колесую».
И я потерял, посеял. Книгу про морские раковины. Называется что-то вроде «Каменная застывшая песнь моря». С цветными фотографиями раковин и подводного мира. Галина Степановна даже давать не хотела. «Куда тебе? — говорила. — Книга научная. Половина текста на латыни. А ты латынь не проходил и вряд ли проходить будешь. Учишься-то как?» — «Нормально учусь», — говорю. «Оно и видно, что не отличник», — недовольно сказала она тогда.
И вот... Огромными усилиями воли передвигаю ноги. Они подгибаются, норовят свернуть вправо или влево.
Иду и видится мне, будто стою посреди площади, привязанный к позорному столбу.
Недалеко от меня — трибуна. На трибуне у микрофона гневная Галина Степановна. Она размахивает ручкой, которой расписывается и ставит галочки в библиотечных формулярах. «Он посеял, — несется над площадью, — ценнейшую библиотечную книгу «Каменная застывшая песнь моря». Он достоин понести суровое наказание. Он его понесет...» И меня... начинают колесовать. Не каким-нибудь колесом от велосипеда «Школьник», а колесом от трактора К-700.
Взмахнули черно-белым флажком в шашечках.
И вот оно мчится откуда-то с глухим шипением тугой резины прямо на меня.
Толпа выдохнула: «Финиш-ш!» Я закрыл глаза...
Как я открыл дверь, как подошел к столику Галины Степановны, сказал ли «здрасьте», — не помню. Помню, что хотел сказать: «Я это... ценнейшую...», а сказал: «Можно мне это... помочь вам... Что-нибудь лопатой... покопать... Что-нибудь молотком... приколотить. Что-нибудь тяжелое-претяжелое поднять там... бросить...»
Она посмотрела на меня внимательно. Потеребила волосы ручкой.
— Бросать у меня ничего нельзя. И ям мне копать никаких не надо. Как тебя звать?
— Ми... мишаил.
— Ка-ак? Миша?
— Да.
— Что-то у тебя, Миша, вид какой-то... Не свежий.
— Вид как вид, нормальный, — говорю. — Дайте мне какую-нибудь работу потяжелее.
— Ну что ж, — говорит, — есть у меня такая. Каторжная...
— Во-во! — обрадовался я.
— Послушай, кажется, я догадываюсь, в чем дело...
— И вовсе не в том... Вы зря так догадываетесь... — затараторил я. Но тут она, к счастью, сказала: — Пошли, доброволец поневоле. Разберешь новое поступление.
Сразу за стеллажами была маленькая кладовочка.
Галина Степановна включила свет.
— Вот, — указала она на большие пачки. Их было много. — Аккуратно развязывай шпагат. Аккуратно снимай оберточную бумагу и аккуратно ставь книги на полки. На верхние полки ставь с помощью этой лесенки. Понятно?
— Понятно. А потом что делать?
— Да ты с этим сначала управься.
И она ушла.
Книги были большие, толстые. Кладу их одну на другую — получается столбик кирпичей. Поднимаю его на полку. Расставляю.
Через пять минут я вспотел. Через пять минут мне казалось, что я действительно на каторжных работах где-то в Древнем Египте. И не один. Нас много таких рабов. И у каждого к ноге, чтобы не убежал, приковано на цепи чугунное ядро. Мы чуть не падаем от голода и усталости. Даже к бачку с кипяченой водой для питья нет сил подойти. И поднимаем мы не кирпичи, а каменные плиты. И носим их к египетской пирамиде. Строим усыпальницу для очередного фараона. А рядом надсмотрщики с длинными кнутами под названием «бич». Они размахивают бичами, покрикивая: «Шевелись, шевелись, орлы! Кто не будет шевелиться, тот останется после ужина без мультфильма по телевизору!..»
Приходится шевелиться. Не будешь шевелиться, могут и колесовать. Жестокие времена, чего там говорить...
Я выбился из сил. Присел на каменную плиту, пока надсмотрщик отвернулся. Перевожу дыхание...
Вдруг слышу:
— Что значит «подумаешь, потерял»? И как это потерял? — голос не надсмотрщика, а Галины Степановны.
— Как, как... Как все теряют...
— Что значит «все»?! Ты почему так дурно отзываешься обо всех? Вот. Смотри. Формуляры таких же ребят, как ты. Толя Щепочник, Аня Бабахова, Миша Хвостиков, Давид Чечевидзе...
Мне показалось, что я ослышался.
Они еще долго там спорили. Наконец все утихло. Я выглянул из чуланчика. Галина Степановна куда-то вышла. Я бросился к ее столику. Нашел свой формуляр. Подумать только! «О чем поют ракушки» я сдал неделю назад! Вот же и подпись Галины Степановны!
На радостях я бросился в кладовочку. Плиты для усыпальницы фараона замелькали в моих руках. Исчезло ядро, прикованное к ноге. Видно, я его смахнул, когда выбегал из кладовочки. И надсмотрщики с кнутами куда-то подевались. Оказывается, без надсмотрщиков здорово работается.
— Ого! А ты молодец! — не сразу расслышал я голос Галины Степановны. — Ну-ка, сознавайся: какую книгу потерял?
— Я?! — от неожиданности плита выскользнула у меня из рук. — Да вы что, Галина Степановна? Я, кажется... не терял.
— Как твоя фамилия? — спросила она таким же голосом, как тогда, на площади с трибуны.
— Миша Хвостиков. Пятый «Б».
Она вышла и вскоре вернулась с моим формуляром.
— Действительно, — говорит с удивлением. — У тебя все в порядке. Но ведь когда ты ко мне пришел, у тебя было такое красноречивое выражение лица...
— Обыкновенное лицо было. Ничего красноречивого...
Галина Степановна озадаченно покачала головой.
— Странно... — сказала она и приложила ладонь ко лбу. — А может, ты не Хвостиков?..
Тут я задумался. Может, я действительно бедный, замученный строитель фараоновой усыпальницы?
— Может, и не Хвостиков. Может, я древний египетский раб, — сказал я и посмотрел на недостроенную пирамиду.
Галина Степановна потрогала мой лоб.
— Не знаю, Хвостиков ли ты, — вздохнула, — но у тебя жар.


ПРИНЦ ДУРАЛЕЙ

Начало см. стр. 23
И в тот момент, когда Аврелио выходил из воды, неся на руках Розу, почти потерявшую сознание, колдун произнес новое заклинание. Деревья неожиданно задвигались, словно живые существа, и стали окружать беглецов плотным кольцом.
— Западня! — закричал колдун. — Вы в западне!
От радости он вскочил, захлопав в ладоши. И плохо сделал, потому что книга, лежавшая на коленях, упала в воду, а течение подхватило ее и понесло прочь. Сначала колдун ничего не заметил, и книга поплыла, пока не попала в водоворот и не исчезла в пучине.
— На помощь! — вскричал Берсанте. — Моя книга! Мое сокровище!
Тем временем тигрица, впряженная в коляску, улучила момент и, рванувшись, выскочила из хомута. Колдун больше не властен был над ней.
— Ловите! Ловите мою книгу! — кричал Берсанте и рвал на себе волосы от отчаяния. — Я же не умею плавать! Помогите!
Но никто не слышал его. А если б кто и услышал, вряд ли стал бы помогать.
И тут Роза и Аврелио увидели, что деревья тихо отступили и снова замерли на своих местах.
— Я же тебе говорил, — обрадовался Аврелио, — что мы сильнее колдуна!
Остальное можно досказать в двух словах: они вернулись домой и сыграли свадьбу. И все позабыли прозвище принца.
А Берсанте, оставшись без книги заклинаний, потерял свою силу и был уже никому не страшен. Чтобы не умереть с голоду, ему пришлось просить милостыню. Одни бросали ему в шапку фальшивые монетки и смеялись:
— Ну-ка, колдун, преврати их в золотые цехины!
А другие, напротив, жалели его и бросали несколько сольдо. Все-таки старик есть старик, даже если он когда-то и был злым колдуном.
Перевод с итальянского И. КОНСТАНТИНОВОЙ


ПОТАПЫЧ

Дорогая редакция! В № 10 вашего журнала я прочитал статью И. Ломакиной — «Судьба знаменосца». Понимаю, почему вы решили ее напечатать: многие люди, не только пионеры, но и взрослые, ничего не знают о первом знаменосце Революции Якове Потапове. Но вы поймите и мои чувства: с Яковом Семеновичем я был знаком, можно даже сказать, хорошо знаком. Так случилось, что после возвращения с каторги все последние годы жизни он жил в Якутске, в доме моих родителей.
Что я помню о том далеком времени?
Мой отец, Григорий Герасимович Игумнов, держал в городе едва ли не единственную книжную лавку, выписывал много газет и журналов. Поэтому в лавку часто заходили ссыльные. Но, пожалуй, самым главным читателем был наш жилец, которого все звали Потапычем. Он жил очень бедно, но у него было настоящее богатство — «волшебный фонарь». Об этом фонаре знали все окрестные мальчишки и девчонки. С его помощью можно было рассматривать на стене раскрашенные виды многих городов мира. И Потапыч никогда не отказывал нам в этом удовольствии. Мне думается, он и купил фонарь для этой цели.
Это был совершенно седой, с живыми голубыми глазами, неулыбчивый и непонятный для многих человек. Он не любил заводить знакомств, всячески сторонился окружающих, но все свое свободное время старался проводить с нами, ребятишками. Если Потапыч выходил из дома, а мы в это время играли на улице в лапту или городки, то обязательно просили его быть нашим судьей. Он с радостью соглашался, чтобы потом наградить победителей конфетами. Он любил нас одаривать, и карамельки в фантиках у него всегда были в карманах, хотя самому очень часто не хватало даже на хлеб. Мои родители искренне жалели Потапыча, старались незаметно его подкармливать. А он обижался: «Пожалуйста, не унижайте меня, я и сам еще могу зарабатывать на пропитание».
Чем он занимался? Ходил с лотком по городу и продавал разную мелочь — нитки, ленты, иголки. Моя мама часто говорила ему, что у него больное сердце и что он не должен себя утруждать. Но Потапыч не сдавался и работал до последнего дня.
Когда он умер, в его комнате мы нашли коробочку с иголками и несколько карамелек. Больше у Потапыча ничего не было.
Вот, собственно, и все, что я могу о нем рассказать.
А теперь коротко о себе. Мне 84 года. Пенсионер. Много лет работал машинистом локомотивного депо. Водил по стране поезда. За свою долгую жизнь я никогда не писал писем в газеты и журналы. А вчера прочитал «Судьбу знаменосца» и, как видите, не выдержал, о таком человеке нельзя молчать.
С уважением Серафим Григорьевич ИГУМНОВ,
ветеран войны и труда


Сокровища крейсера "Эдинбург"

Г. Трофимов
Рисунки Н. Андреева

Гибель крейсера
Шел 1941 год. Напряженная обстановка сложилась тогда в Заполярье. Жестокие бои гремели на Мурманском направлении. Корабли Северного флота наносили врагу чувствительные удары, сдерживали его натиск.
Фашисты держали в Заполярье целую эскадру крупных боевых кораблей: линкор «Тирпиц», семь крейсеров, восемь эсминцев, полтора десятка подводных лодок. Эскадру поддерживала авиация — бомбардировщики и торпедоносцы.
И вся эта грозная сила использовалась для того, чтобы не пропустить в Мурманск конвои транспортных судов.
А они, эти конвои, шли издалека — из Америки, Англии, везли к нам важные грузы: военные материалы, продовольствие, медикаменты.
Конвои шли наперекор штормам, туманам, снежным зарядам, не страшась вражеских миноносцев и подлодок.
Правда, конвои не были безоружны. Их сопровождали корабли — британские и советские.
В самом конце апреля 1942 года из Мурманска вышел в обратный путь конвой во главе с английским крейсером «Эдинбург». Это был новый (минуло всего три года, как он вступил в строй), хорошо вооруженный крупный корабль (водоизмещением в десять тысяч тонн, длиной почти 190 метров и шириной без малого двадцать). На борту его находилось 750 человек — команда и английские моряки с других кораблей, возвращавшиеся на родину.
Задачей «Эдинбурга» было прикрывать конвой. Однако не только это. Он выполнял и другую чрезвычайно важную миссию. В пороховом погребе крейсера лежал драгоценный груз — 465 слитков золота, весом по одиннадцать-тринадцать килограммов. Они предназначались в уплату союзникам за поставку военных материалов.
Имея хороший ход, «Эдинбург» оторвался от кораблей противолодочной обороны и 30 апреля был атакован фашистской подводной лодкой. Первая торпеда попала в борт крейсера. Вода хлынула внутрь корабля. Но «Эдинбург» остался на плаву и лишь накренился на левый борт.
Гитлеровская субмарина успела сделать и второй выстрел торпедой. На этот раз удар пришелся по кормовой части корабля. Мощный взрыв вывел из строя винты и руль. От взрыва торпед на крейсере погибло шестьдесят моряков. Крейсер остановился.
Защиту подбитого, потерявшего ход корабля приняли на себя два английских эсминца. Возникла реальная возможность взять поврежденный корабль на буксир и отвести его в безопасное место, в Кольский залив. Так советское командование и предложило англичанам сделать. Но командир «Эдинбурга» предложения этого не принял. Команда крейсера была спешно эвакуирована на другой корабль и доставлена в Мурманск. Никто не успел взять даже личных вещей, не говоря уже о слитках золота. Командир крейсера отдал приказ потопить корабль. Британский эсминец тремя выстрелами в левый борт «Эдинбурга» торпедировал его. Прогрохотали три взрыва, взметнулись три высоких фонтана воды, и крейсер, оседая набок, почти бесшумно стал быстро погружаться в море. Через несколько минут все было кончено. Вместе с кораблем ушли в морскую пучину и слитки золота, упакованные в небольшие деревянные ящики.

Свидание с "Эдинбургом"
Проходили годы, десятилетия, а золотой груз по-прежнему лежал на дне Баренцева моря. Крейсер затонул на глубине 260 метров. Такая глубина долгое время оставалась недоступной для водолазов.
Но подводная техника на месте не стояла. Были, наконец, созданы аппараты и водолазное снаряжение для работы на глубинах триста, четыреста, пятьсот и более метров. Специалисты по глубоководной технике у нас и в Англии пришли к твердому выводу, что настала пора заняться спасением золота.
В мае 1981 года отправилось в рейс английское поисковое судно «Даммтор». Оно направлялось в Баренцево море, как то предписывалось советско-английским соглашением.
По этому соглашению британская фирма «Джессоп марин рикаверис лимитед» должна была осуществить ответственную операцию: поднять на поверхность золото, находившееся в чреве затонувшего крейсера. Эта крупная фирма имела богатый опыт глубоководных работ.
Договор гласил, что вознаграждение фирме выплачивается лишь в том случае, если золото будет поднято. Коротко этот пункт контракта звучал так: «Без спасения нет вознаграждения».
В случае же успешного окончания операции поднятое золото должно было быть разделено между его совладельцами в такой пропорции: две трети получает наша страна, одну треть — Англия, английское министерство торговли. Фирме же, поднявшей золотые слитки, каждая страна отделяет по сорок пять процентов своей доли.
Но прежде чем разворачивать спасательные работы, требовалось обнаружить крейсер, установить точное его местонахождение.
10 мая поисковое судно прибыло в заданный район Баренцева моря, туда, где почти сорок лет назад произошел жестокий морской бой. С борта судна в море был опущен робот с телекамерой, автоматический аппарат, который по командам сверху начал осматривать дно. Цветное изображение передавалось на судно, на экран телевизора (монитора), а кроме того, «для памяти» записывалось на ленту видеомагнитофона.
И вот в середине мая на экране появились ясные очертания гигантского корабля. Он лежал на левом боку. В борту его зияла огромная пробоина. Крейсер был найден.
Суровыми стали лица спасателей. Ведь «Эдинбург» считается английским военным захоронением. Вместе с ним опустились на морское дно тела шестидесяти моряков, погибших в том бою.
Осмотр крейсера при помощи телевизионной камеры показал, что расположение его корпуса — довольно удобное для подводных работ. После короткого обсуждения специалисты решили: внутрь корабля, к пороховому погребу с золотыми слитками проще всего проникнуть через пробоину.
Было известно, что пороховой погреб соседствует с другим помещением с полным запасом зенитных снарядов, мин, гранат и патронов. Это, разумеется, весьма осложняло дело. Требовалась большая осторожность, чтобы не вызвать детонацию боеприпасов.
А такое в истории глубоководных работ случалось. В 1930 году, например, итальянская фирма «Сорима» проводила работы на затонувшем военном корабле. Снаряды, хранившиеся на его борту, взорвались. Из девятнадцати человек, в том числе и водолазов, уцелело лишь семь. От взрыва погибло и спасательное судно. Кто мог поручиться, что на «Эдинбурге» не произойдет нечто подобное?
Поисковому судну пора уже было покидать Баренцево море, оно свою роль выполнило блестяще. Место «Даммтора» заняло специально оборудованное спасательное судно «Стефани Турм».
На нем находились двадцать пять водолазов, профессионалов в высшем смысле этого слова, бессчетное число раз опускавшихся в морские глубины. Они были приглашены фирмой, можно сказать, со всех концов света: из Великобритании, Австралии, Новой Зеландии, Африки.
Чтобы работать увереннее, предстоящая операция, насколько это возможно, заранее отрепетировалась на однотипном крейсере, превращенном в музей и стоящем на реке Темзе, в центре Лондона.
1. Судно «Стефани Турм»
2. Декомпрессионные камеры
3. Водолазный колокол
4. Отверстие в борту крейсера, проделанное водолазами

Путь в глубину
Еще «Стефани Турм» шла к нашим берегам, а водолазы уже начали готовиться к погружению.
Подготовка к спускам на глубины более двухсот метров — дело долгое. На больших глубинах дышать обычным воздухом нельзя. Наступает так называемое «глубинное опьянение». Чувства водолаза притупляются, он теряет над собой контроль. «Глубинное опьянение», или «азотный наркоз» вызывается действием азота, содержащегося в воздухе.
Азот — враг водолазов. При больших давлениях он легко растворяется в крови и тканях организма. При быстром же подъеме азот бурно выделяется, и пузырьки его закупоривают кровеносные сосуды. Человек заболевает тяжелой кессонной болезнью. При глубоководных погружениях используется искусственный «воздух», гелио-кислородная смесь. Но прежде чем идти на глубину, водолазы должны насытить свой организм этой газовой смесью. Вот почему на «Стефани Турм» они еще в пути поселились в барокамерах (кабинах с повышенным давлением атмосферы) и дышали искусственным «воздухом».
Начались спуски. Водолазы, по три в каждую смену, перебирались в глубоководную камеру, своего рода водолазный колокол, старинное изобретение, только оборудованное по самому последнему слову техники.
Камера — в виде шара, с округлыми окошками-иллюминаторами. Внутри — сиденья для водолазов, приборы и аппараты жизнеобеспечения, телефон. Внизу — люк, плотно задраенный перед спуском.
В камере поддерживалось такое же давление, как и на дне моря. Никаких неудобств при этом водолазы не чувствовали.
На глубине 215 метров камера зависала на тросе. До борта корабля оставалось метров двадцать. Водолазы открывали люк, двое из них выходили наружу и опускались к крейсеру. Третий, для страховки, оставался в камере.
Одетые в черные облегающие тело гидрокостюмы, с ластами на ногах и маской на лице, водолазы напоминали пришельцев с другой планеты. Они плавали совершенно свободно, и только жгуты тонких кабелей и гибких трубопроводов связывали их с камерой и далее — с судном. По кабелям поддерживалась телефонная и телевизионная связь с водолазом, по трубкам подавались ему дыхательная газовая смесь и горячая вода для обогрева. Последнее было отнюдь не лишним. Дыша гелио-кислородной смесью при высоком давлении, человек сильно мерзнет. К тому же Баренцево море — холодное море, особенно в придонных своих слоях.

Вот они — золотые слитки
Пробоина не пригодилась. Дорога через нее оказалась настолько загроможденной искореженным металлом, что было решено прорезать новое отверстие в борту.
Прорезали, но и здесь наткнулись на завалы обломков некогда рухнувшей палубы. Пробились через них, вскрыли переборку порохового погреба с золотом. И там — все покрыто мазутом, кругом развороченные трубы, наносы ила. Где же слитки?
Полмесяца продолжалась расчистка завалов. Работали водолазы нередко на ощупь, в облаках ила, пока наконец (это произошло в полдень 16 сентября) водолаз — австралиец по имени Джон Росье — не обнаружил первый слиток.
Что тут началось! Каждый тянул руку к тяжелому желтоватому бруску. Каждый непременно хотел подержать его в руках...
К началу октября из 465 слитков удалось поднять 431. Но зарядила непогода. Штормило. Сильный ветер сносил судно с места работ. Да и водолазы уже заметно устали. Операцию пришлось прекратить.
За поиски оставшихся слитков планировалось приняться весной будущего года. Но так случилось, что последующая экспедиция смогла состояться лишь пять лет спустя, ранней осенью 1986 года.
В Баренцевом море теперь работало поисковое судно под названием «Дипвотер-2». Всех волновал такой вопрос: «Да пять ли с половиной тонн золота находилось на крейсере, как это утверждали сохранившиеся архивные документы?» Существовало мнение, что золота было в два раза больше.
Водолазы снова и снова обследовали помещения погибшего корабля. Были подняты на поверхность еще 29 слитков общим весом 345 килограммов. Сведения о второй партии золота оказались неверными.
Но и так нельзя было пожаловаться на успех обоих операций. Спасено 460 слитков, или 99 процентов всего золота, затонувшего в Баренцевом море. Такого успеха еще не добивалась ни одна экспедиция, спасавшая подводные сокровища.
Пять слитков, оставшиеся лежать на дне, — дань Нептуну, богу морей. Они находились в носовой части порохового погреба, куда как раз угодил фашистский снаряд. По-видимому, эти слитки никогда уже не будут найдены.
Так закончилась эпопея с золотом крейсера «Эдинбург». В специальных вагонах наша доля золотых слитков была отправлена в Москву, чтобы они заняли положенное им место в стальных банковских сейфах.

<- предыдущая страница следующая ->