скачать журнал

<- предыдущая страница следующая ->

Стихи твоих ровесников 

ДЕНЬ УЧИТЕЛЯ
Очень любят этот праздник
Все ребята, я и ты.
Мы учителю подарим
Ярко-красные цветы.
Их вручив, пообещаем
Получать почаще пять,
Так учиться, чтобы меньше
Огорчений доставлять.
Лена Ермакова,
школа № 1, 4 класс,
Чернигов

МОЕЙ УЧИТЕЛЬНИЦЕ
Учительница добрая,
Учительница милая,
И каждый день и каждый час
Заботой переполнена
Ее душа о нас.
Уж поздний час,
Мы спим давно — ее ученики.
А свет горит в ее окне,
И стопочка тетрадей на столе.
Вера Федорова,
2 класс,
Ленинград
Рисунок Н. Куликовой


Как Пантюшкин телевизор искал
ПОВЕСТЬ
Тамара ЧИНАРЕВА
Рисунки Ю. Шабанова

Окончание. Начало см. в «Костре» №№ 6—8.

ТАЙНА КРАСНОЙ РАСЧЕСКИ
Пантюшкин крутил письмо и так и эдак, и на свет глядел, и штемпель под лупой разглядывал. Штемпель почтовый гусихинский. Письмо брошено на почте или возле магазина. Стало быть — преступник жив-здоров и Пантюшкин его задержит. Раскаялся, задрожал, как осиновый лист, понял — с Пантюшкиным шутить нельзя. Только так можно объяснить это письмо. Только один момент смущал Пантюшкина — откуда этот неизвестный знает, что Клава Желтоножкина грозилась пожаловаться в Москву? Значит, следует он за милиционером, как тень. И не только препятствия чинит, но и наблюдает за следствием. Едва ли это Бабулич. Тот человек приметный...
— Ну что, Моть... — нетерпеливо спросила Желтоножкина.
Она стояла поодаль и была до того напугана, что в самом деле раздумала жаловаться в Москву.
— Тут уж, Моть, не до жиру, а, как говорится, быть бы живу... Ты бы мне охранника на ночь выделил, прямо ночевать страшно, а ну как меня бабахнет...
— Спите спокойно! Считай, он у нас в кулаке! Думаю, никто вас бабахать не собирается...
Клава Желтоножкина не совсем успокоилась, но ушла домой. А Пантюшкин все смотрел на письмо и размышлял, как над кроссвордом. Буквы больно корявые, будто писано левой рукой. Пантюшкин потер лоб и подумал: «Скорее бы построили в Гусихе новый комбинат. Появились бы тогда в поселке и эксперты-криминалисты. Они могут в два счета определить по почерку, сколько преступнику лет и кем он работает...» Пантюшкин погрозил кулаком невидимому врагу и стал думать дальше. Странным пером было написано письмо — не авторучкой, не фломастером... Ему пришла в голову мысль, что утро вечера мудренее, он запер сейф и направился домой.
Шагал Матвей Фомич по поселку и чувствовал, что дело по краже телевизора завершится не сегодня-завтра. Настроение поднялось. Он подошел к дому и ему даже захотелось вспомнить какое-нибудь стихотворение. Но в голове, как назло, не возникало ни строчки. И вдруг откуда-то издалека зазвучало:
Я помню чудное мгновенье...
Дальше Матвей Фомич стихотворения вспомнить не смог. Но зато вспомнил, что написал его великий поэт Александр Сергеевич Пушкин.
Пантюшкин поднял глаза и увидел, как на крыльцо поднялась Клариса. На фоне высоких пушкинских строк она выглядела довольно просто — голова, обвязанная платком, и в руке старое ведро.
Пантюшкин открыл калитку и ступил во двор. По двору от легкого ветра кружились белые перья. Одно из них взлетело и прилепилось к штанине форменных брюк.
Я помню чудное мгновенье...
И вдруг Пантюшкина пронзила догадка:
«Пушкин... Александр Сергеевич писал гусиными перьями... И это письмо Клаве Желтоножкиной написано не иначе как гусиным пером!»
Стихи исчезли из головы Пантюшкина, как хрупкие птицы ласточки. Машинально хлопнул он себя по карманам, не нашел сигарет и повернул к магазину за куревом. По дороге его кто-то окликнул. Обернувшись, он даже не сразу понял, что это продавщица Люська Авдеева. А когда понял — мелькнула неприятная догадка — неужто магазин ограбили? Прическа у Люськи растрепалась и сережки качались от быстрого бега.
— Ну? — нетерпеливо спросил Пантюшкин.
— Признаюсь, это я Бабуличу красную расческу на день Советской Армии подарила... — упавшим голосом сказала Люська. — Он на мне жениться обещал. Я не заметила, что он лысый... Когда мы с ним зимой встречались, он ходил в шляпе «пирожок»...

ШАЛЬ С КИСТЯМИ
Преступник в старых подшитых валенках шел по спящему поселку и вез перед собой старую угольную тачку. В ней лежал громоздкий предмет, накрытый старым пиджаком. На некотором расстоянии за ним крались еще две тени, они жались к заборам, тихо переговаривались и вздрагивали от сонного тявканья собак.
Возле дома Клавы Желтоножкиной тени посовещались. Одна из них ткнулась в калитку, калитка распахнулась, скрипнув ржавыми петлями. Тени вынули из тачки поклажу и, шагая осторожно, понесли к дому.
— Ух-ух-ух... — простонал филином тот, который был в валенках. Его сообщники на тропинке вздрогнули.
— Тише ты, малина... — раздался сердитый шепот. — Опять грохнешь.
Сенная дверь распахнулась. Секунду они постояли, прислушиваясь к тишине, которую нарушал ход часов да храп дедушки Вани. Никто не помешал им на этот раз делать свое черное дело.
Когда кукушка высунулась из часов, чтобы прокуковать полночь, в доме уже никого не было.
А в душе Клавы Желтоножкиной в эту ночь не возникло никаких предчувствий. Она спала, провалившись в пуховую перину, крепко, как в молодые годы. Ей снился цветной сон. Будто она пела в хоре. На сцене поселкового клуба шел концерт. В два ряда стояли нарядные бабы и выводили старинную песню про ямщика. Клава запевала. Ухватившись за кисти черной цветастой шали, она выводила чистым голосом печальную мелодию. В первом ряду сидела ее соседка Груша и плакала, не вытирая слез. А как кончилась песня, нарядные пионеры преподнесли ей большой букет георгинов и весь зал начал в ладоши хлопать. А она подошла к самому краю сцены и кланялась. На этом и проснулась. Долго не могла понять, почему в зале продолжают хлопать, а она лежит на перине в полумраке спальни. И только когда все смолкло, она поняла, что это не люди хлопали, а часы пробили шесть.
Клава не привыкла долго разлеживаться, встала проворно и направилась во двор огурцы поливать да открывать ставни. Открыв ставни в горнице и глянув, как солнечный лучик из бочки запрыгал по обоям, она не поверила своим глазам — на пустой еще вчера тумбочке стоял телевизор. Перекрестилась Клава. Ей не померещилось. Телевизор стоял на тумбочке, как ни в чем не бывало.
Клава побежала в дом, по пути ущипнув себя за руку — не снится ли? Сморщившись от боли, она подошла к тумбочке. Но — виданое ли дело — на ней стоял не старый КВН, а телевизор с большим экраном! Рядом лежал пакет. Покосившись на спящего деда, Клава развернула серую бумагу и увидела пачку облигаций и письмо. Она хотела будить внука и мчаться к Пантюшкину, но любопытство взяло верх и, поднеся листок к окну, Клава прочитала.
«Уважаемая Клавдия Феофановна! Не сердитесь на нас. Мы хотели сделать сюрприз Вам на день рожденья, но произошло недоразумение. Этот телевизор хорошо работает, и мы приносим Вам его в дар вместо старого от радиоклуба. В Вашем старом телевизоре оказались спрятанные облигации (пятнадцать штук), мы их возвращаем и извиняемся. Желаем Вам здоровья».
Баба Клава пересчитала облигации — ровно пятнадцать штук. Нащупала под клеенкой бумажку, где были переписаны номера, сверила — номера совпадают. Ее облигации. На телевизор посмотрела — ручки блестящие, экран большой. Прямо украсил телевизор горницу. Так что о старом чего жалеть!
Села баба Клава посреди избы и стала размышлять — плохо или хорошо, что с ней такая история приключилась? Страху она натерпелась — это, конечно, Пантюшкину сколько беспокойства доставила. А ведь кто-то о ней подумал, внимание оказал. Подумал ведь кто-то:
«Живет, мол, бабушка, и телевизор у нее никудышный. Дай, мол, мы ее порадуем. И ведь узнали именины когда... Вон что... Заслуживает, мол, она такого уважения — дочь хорошую вырастила — электростанцию строит. И сама — не промах. Хорошим поваром была, в войну санитаркой работала, солдатам раненым песни пела. А телевизор у нее хуже всех в Гусихе...»
Размышляла так баба Клава и новый телевизор ей все больше нравился. Решила Мотю спозаранку не беспокоить. Пусть поспит. Работа у него больно беспокойная. Она снова взяла записку:
«...мы приносим Вам его в дар вместо старого от радиоклуба», — прочитала она еще раз и осенило Клаву Желтоножкину — не внука ли Димки это выдумки? Иначе как попал телевизор в дом через запертую дверь?
— Митьк?! — позвала она и прислушалась. Никакого ответа.
Она подошла к раскладушке, стянула одеяло, а там только смятая подушка. Димкин след давно простыл.

ПОСЛЕДНЕЕ ЗВЕНО
Нет, не обманывало Матвея Фомича предчувствие, что дело с телевизором закончится не сегодня-завтра, не обманывало...
И вот это завтра наступило и почти уже кончилось, потому что был поздний вечер, и Пантюшкин уже шел точным путем, в конце которого все должно было разъясниться.
Правда, сначала этот путь привел его к дому, где обитал преступник, а дом оказался на замке. Но Пантюшкина это не смутило, ибо путь-то этот шел и дальше, где преступника по точным расчетам Матвея Фомича все равно можно было найти.
Пантюшкин обогнул здание гусихинской восьмилетней школы, прошел довольно-таки захламленным кучами угля и железного лома внутренним двориком, спустился на шесть ступенек вниз, в подвал, включил фонарик и потянул на себя железную дверь...
Впрочем, за дверью фонарик не понадобился: коридор был слабо освещен тусклой лампочкой. В конце же коридора имелась еще одна дверь — обычная, деревянная, некрашеная. За ней раздавались голоса и какой-то гул. Пантюшкин поправил ремень с кобурой и дернул дверную ручку.
Три пары глаз испуганно уставились на него.
В большой комнате, освещенной стоваттной лампочкой без абажура, висела синяя дымка: видно, совсем недавно здесь потрескивали паяльники, шипела канифоль, и капали, капали серебристые слезы припая на кончики разноцветных проводов... В ящике из-под печенья лежала гора радиодеталей, на полу — пустые короба от приемников, телевизионная трубка с треснувшим стеклом, несколько подшивок журнала «Радио». На длинном самодельном столе, опутанное проводами, стояло сооружение, в котором Пантюшкин сразу угадал коротковолновую станцию.
Ручки настройки поблескивали черным блеском, внутри станции что-то глухо гудело. Перед ней, ссутулившись, сидел Бабулич. Он был в толстых резиновых наушниках, что придавало ему особую значительность.
— Ага, — сказал Пантюшкин, но из-за толстых и плотных наушников Бабулич, конечно, пантюшкинского «ага» не услыхал. Тогда Димка подергал его за левое плечо, Никита — за правое, а Петька, стоявший позади, тоненько кашлянул. Будто пискнул.
Бабулич снял наушники и повернул голову. Казалось, наушники охраняли его от Пантюшкина, а сняв их, Бабулич остался одиноким и беззащитным.
— Так вот, значит, чем они тут занимаются, — сказал Пантюшкин, пытаясь придать своему голосу побольше строгости. Но строгости почему-то не получилось. С веселым любопытством он оглядел станцию и добавил: — А разрешение как? Имеется?
— Аппарат зарегистрирован, — поспешно отозвался Бабулич и виновато улыбнулся.
— У нас и позывной есть, — сказал Димка, показывая карточку радиолюбителя.
Пантюшкин покрутил головой.
— Ну, партизаны!.. Драть вас некому! Чего ж все в секрете-то держали? Я ведь какую цепь из фактов, догадок и умозаключений связал, а? Звено к звену... Но одного не хватало... Ладно, ладно. Дело считаю закрытым... А расческа-то все-таки ваша, гражданин Бабулич. — Матвей Фомич положил на стол злополучную расческу.
— Моя... — вздохнул Бабулич.
— А гусиным пером зачем писали? — спросил Пантюшкин уже у Димки.
— Для конспирации, — ответил тот и шмыгнул носом.
— Ясно. Но все-таки непонятно одно! Одного звенышка в моей цепи не хватает... Новый телевизор двадцатого числа Клаве Желтоножкиной несли?
— Несли, — сказал Никита.
— А почему же унесли обратно? Вот что мне непонятно совершенно. Спугнул вас кто-нибудь, что ли?
— Не-а, — сказал Никита. — Мы его почти до дома желтоножкинского дотащили и — грохнули. Новый-то. А все из-за Петьки. Идет — ворон считает. Гляди, говорит, Венера. А сам ногой за корягу и носом в землю — бац! Балда неграмотная! Венеру он в начале ночи узрел!
— Ну, ты ври, да не завирайся! — взвился Петька. — Не Венеру я сказал, а Вегу! И не за корягу вовсе... На шнурок наступил. А тут еще...
— Стоп, стоп, стоп! — решительно перебил Пантюшкин, видя, что разговор обрастает совершенно не нужными для следствия подробностями. — Значит, телевизор вы грохнули?
— Ну да! Какой уж тут подарок! А старый-то КВН Борис Савельич уже того... унес. Вот и не получилось. Если б сразу старый на новый обменяли, ничего б и не было... Никакого дела. Вот. И облигации мы бы сразу вернули, как только нашли. Про облигации Димка не знал ничего, честное слово...
— Все-таки выдрать вас было бы неплохо, — сказал Пантюшкин. — А радиостанцию сами собрали?
— Все сами. Старый КВН в дело пошел. В них, в старых КВНах, знаете какие силовые трансформаторы! Ого! И лампы кое-какие, и конденсаторы...
— И дросселя, — добавил Петька и покраснел от удовольствия.
— Сегодня только схему паять закончили, — сказал Димка. — Во работает!
— Ишь ты! — сказал уважительно Пантюшкин и достал первое письмо, которое получила Клава Желтоножкина. Письмо с просьбой: «...В Москву не писать. Неизвестный». — Я его и на свет, и так и эдак... Потом через лупу пригляделся сбоку листа — гляжу, вмятинки, бороздки, штрихи вроде бы, линии какие-то. Видно, лист был под другим листом, а на том, на верхнем, то есть, что-то чертили... Стал обводить черточки и линии — что-то вроде чертежа обозначилось... Схема! Дальше — больше, вижу, радиосхема получилась. Ага, думаю, писал кто-то, кто радио занимается — раз. А два что? Два — я у вас, Борис Савельевич, в гостях был, четко определил: занимаетесь радиоделом, и недавно... Так? Так. А тут три — Авдеева вчера приходит и сознается: расческа, Бабулич, ваша, хоть вы и, простите за выражение, лысый... Вот так я вас, голубчики, и вычислил, н-да... Одного звена не хватало. Теперь все ясно... И хорошо работает? — кивнул Пантюшкин на радиостанцию.
— Еще как! — сказал Димка. — Весь мир можно слушать. Можно через наушники, можно с усилителем — репродуктор на выходе есть.
И Димка, посмотрев на Бабулича, будто испрашивая разрешения, включил громкоговоритель на полную мощность...
Весь мир словно бы ворвался в маленькую, подвальную комнату. Мельбурн вызывал Париж. Кто-то передавал сводку погоды для зимовщиков в Антарктиде. Столица Австрии Вена заполняла эфир бессмертными вальсами своего знаменитого соотечественника. Москва транслировала концерт из Колонного зала Дома Союзов. А в далеком Арфурском море торопливо попискивала азбука Морзе. Что так спешил передать неведомый радист? Быть может, случилась беда? Или наоборот, на борту полный порядок, и корабль спешит в родную гавань? Ах, как хочется все узнать!
КОНЕЦ


КУМЫС
ИЗ БЛОКНОТА ХУДОЖНИКА
Г. КОВЕНЧУК

Кинзебулатово — одна из нескольких деревень, входящих в колхоз «Ударник». Раньше тут был нефтяной промысел, а теперь на колхозных полях рожь и пшеница, горох и картошка, на лугах пасется скот. В Башкирии издавна разводили лошадей. Башкирские лошади выносливы и неприхотливы, они одинаково хорошо ходят под седлом, перевозят на вьюках грузы, помогают обрабатывать землю, дают... молоко.
С бригадиром Валентином Кузьмичем Николаевым мы пошли в колхозный табун.

КУМЫСНЯ
В колхозе есть кумысня, она на опушке леса, рядом с лугами, где пасется табун лошадей. Тут устроен загон для лошадей с навесом, тут они ночуют, а также дожидаются дойки. В кумысне работают три человека — две доярки и конюх.

КУМЫС
Кобылье молоко очень полезно. Им лечат туберкулезных больных, прямо отсюда из колхоза кумыс направляют в санаторий. Молоко дают только те лошади, у которых жеребята. За одну дойку лошадь дает всего полтора-два литра молока, но дойка три раза в день, четвертая порция — в самом конце дня — достается жеребенку.

ДОЙКА
Зной. Горьковатый голубой дымок стелется из ржавого ведра. Дым отгоняет злых слепней, лошади выстроились вдоль ограды. В загоне заперты жеребята, чтобы не мешали дойке, только несколько самых маленьких рядом с матерями. Струйки кумыса ритмично ударяют в стенки пластмассовых ведерок. Доярки в белых халатах, надоенный кумыс сливают в большие ведра и накрывают белоснежной марлей, лошади фыркают, некоторые нетерпеливо ржут.
Ведерко, из которого идет дым, называется тугунок, одна подоенная лошадь подошла к самому тугунку, видно, ее закусали слепни.

ВЕСЕЛЫЙ
С рассвета и до заката табун проводит время на пастбище. У табуна есть вожак, его зовут Веселый, вот уже шесть лет он чемпион района, в прошлом году на скачках он выиграл для колхоза автомобиль «Москвич». Веселый отводит в степь и приводит с пастбища лошадей. Если он чувствует опасность, то «организует оборону» — выстраивает табун кругом, головами к центру. Табун слушается своего вожака.

ПЬЕМ КУМЫС
Доярок зовут Рабича и Мауа, они с мая и до сентября живут на кумысне, доят лошадей, пекут в печке хлеб, варят обед. Продукты сюда им привозят из колхоза.
Нас угощают кумысом, он охлаждался в ручье, приятный, похожий на жидкую простоквашу, пьем, сидя на траве в тени густой липы.
Бригадир Николаев — опытный человек. Он хорошо знает коней, рассказывает, как быстро растет колхозный табун и сколько людей они смогут вылечить своим кумысом.


СКАЗОЧНЫЕ ЛЮДИ
Дмитрий ВЕРЕЩАГИН
РАССКАЗ
Рисунок А. Борисенко

Бывало, рассказывает мама сказки на печи, про тридевятое царство, про кащеево государство: «...где деревья стоят, сынок, — нам и во сне такие не приснятся! Они там — как русалки в лесу! — стоят живые. Но есть страшные — как обезьяны!»
— Мам, а как деревья эти называются?
— У них названия трудные, сынок: язык можно сломать!
И она лампу убавит: керосин-то жалко! Тогда еще мы жили без электричества: свет у нас провели, когда я пошел в школу, в первый класс. На меня, получается, свет как бы с двух сторон сразу полился: ведь школа и электрификация — они и по сути своей похожи. Не зря говорят: «Ученье — свет, а неученье — тьма!»
Я хорошо помню, как в том году летом к нам в село приехали сказочные люди — электрики! — и как наше село все преобразилось, когда поставили столбы «со стаканчиками» и провода натянули на «электрические» столбы. Но сперва они работали там, на других улицах села, а на Большой улице все только шли одни разговоры: «Будет ли лампочка гореть в избе лучше, если столб поставить потолще?» Или еще и так говорили: «Влияет ли высота столба на нить накала, которую изобрел Лодыгин?» И один только дядя Фетюшин, самый умный старик у нас, сказал:
— Да ведь, конечно, если бревно потолще — лучше! Чего тут спорить!
Они — старики — и умирать не хотели в том году. «Вот поживем еще с электричеством — тогда и умирать будет можно!» — говорили они, сидя в валенках летом на бревнах под электрическими столбами, которые навозили из леса на Сократе и Архимеде, то есть, иначе говоря, на быках колхозных. Мы их, бревна, и ошкурили сами, а у кого был плотницкий инструмент — те из столба сделали картинку. Да еще и низ самый — комель — обработали так: сперва дегтем, а потом — слой солидола. Но это уж не для красоты:
— Это улучшает электричество: направляет его в сторону плюса!
Но и над «минусом, что уходит в землю», потрудились, поработали мы хорошо: каждый для себя яму выкопал глубокую. И еще, когда сомнение разберет, бегали советоваться с электриками. Но они, видя старание и усердие наши, говорили:
— Электричество — оно убивает по-всякому! — и не договаривали чего-то, так что тот, у кого яма, как ему казалось, не очень глубокая, прибежав обратно, еще ее покопает.
Наконец, когда они, электрики, пришли к нам на Большую улицу, — я думаю, нетрудно представить, какая была конкуренция за право привести живого электрика на квартиру? Я отнял насилу у Блясова Витьки, который на целых шесть месяцев меня моложе, когти электрические и монтажный пояс, отнес их домой и привел его самого — большого белобрысого электрика! — за руку. И только когда он попил молока и поласкал Жучку, — «какая ласковая собака — вся в своих хозяев», — понял, что, может быть, он останется заночевать. Но он и жить у нас остался!
И какой к нему я воспылал любовью: теперь, когда мы сядем обедать, лучшую мозговую кость я ему передаю, а не под стол бросаю Жучке! Он в полдень, когда жара стоит немилосердная, еще только слезает на когтях со столба, тело у него красное и от него теплом отдает, как от печки, еще и не снимет монтажный пояс с торса, мощного, как у Геркулеса, — а я уже подаю ему горшок молока из погреба неснятое, — он любил молоко такое: холодное-холодное, так что, когда пьет, держа лапы свои электрические на пузе горшка, покрытого росинками, как бисером, у меня бежит мороз по телу.
— Хорошо! Как, елки зеленые, прохладно стало! — говорил он, осушив весь горшок до дна и поглаживая свой живот.
Уважительный был квартирант! Николаем его звать. Его скотина — и та уважала. «Пойдем нас поить, — говорили у них глаза, — ты ведра таскаешь полные!» И поглядят они на провода — где щебечут ласточки и точно б обсуждают тоже, где какой идет провод!
И вот когда он свет провел, — нам, конечно, в первую очередь, — и ввернул лампочку в патрон: до чего сильную, мощную по ваттам, и свет у нас загорелся в избе, — мама сказала:
— Никола-чудотворец!
А он, Никола-чудотворец, выключив свет:
— Ты вон куда посмотри! На клуб!
И действительно: клуб стоял — как в цветах! — весь в свету. Он звал к себе — как подсолнух!
— Белая ночь! — мама сказала.
Так было светло! Петухи даже закричали «кукареку». Им, должно быть, показалось, что это пришло утро.


ВСЕСОЮЗНЫЙ ШТАБ КРАСНЫХ СЛЕДОПЫТОВ

ШЕЛ КОМСОМОЛЕЦ В БОЙ

Есть в Речецком районе Белоруссии Глыбовская средняя школа. Пионерская дружина этой школы носит имя партизана Миши Борсука. Каждый год его зачисляют почетным бойцом строительного отряда «Спадчина» Речецкого зооветтехникума.
Многим партизанам из отряда Щорса на Гомельщине запомнился Миша Борсук. В отряд пришел он не с пустыми руками, принес три немецких винтовки и запас патронов к ним. Определили его к подрывникам. Сапером он оказался, что называется, от бога. Мину поставить, фугас установить — все у него выходило толково. Уже в апреле назначили его командиром диверсионной группы. Лихо действовали его парни, но с головой, напрасно не рискуя. Не один фашистский эшелон взлетел в воздух на минах, поставленных группой Борсука.
Недолго прослужил Миша в отряде. 12 июля попала его группа в засаду у деревни Телеши. Нашла вражеская пуля комсомольца, ударила в грудь. Посмертно был он награжден орденом Отечественной войны I степени и медалью «Партизану Отечественной войны» I степени.
Т. ПИСКУНОВ


ЗЕЛЕНЫЕ СТРАНИЦЫ

Оформление Т. Панкевич

СЕНТЯБРЬ

Хмурится небо. Листья пожелтели. И ветра нет, а в тихом лесу — тихий листопад — покачиваясь лодочками, опускаются на землю желтые листья березок, красные — осинок. Только побуревшие листья на дубу еще держатся крепко — порой до глубокой осени...
Пустеет лес. Пустеет воздух над лесом: улетели стрижи, улетают в теплые края ласточки. Барсуки и еноты в норы попрятались, ежи к зимнему сну приготовились... Скоро, скоро и зима пожалует...

САМЫЙ КРОХОТНЫЙ ЗВЕРЬ

Слышали ли вы о землеройках? Может быть, и слышали, но уж наверняка не видели. Потому что землеройки — самые крохотные зверьки, населяющие наши леса и поля. Средний вес — пять-шесть граммов. А есть разновидность, которая весит всего-навсего два грамма. А польза от землеройки нашим лесам — большая, истребляет она большое количество вредных насекомых.
Увидеть хоть раз в жизни землеройку — большая удача!.. Ну кто, скажите, разглядит в траве среди лесного ломья крохотульку размером с первый сустав детского пальца? А если прибавить к этому, что землеройка — зверек чрезвычайно скрытный, пугливый, осторожный, и при всяком приближающемся шуме прячется, то понятно: увидеть такого зверя просто невозможно.
А вот я видел землеройку, да не одну, а с целым выводком детенышей. А детеныш ее — совершенно невообразимое существо — меньше комнатной мухи! И у этих малышек есть все, что полагается иметь зверю: и туловище, и ножки, и хвостик, и головка. А в головке — мозг. Мозг? Величиной с просяное зернышко. Это по размеру. А по уму? Судите сами...
Случилось так, что в лесу пересеклись пути двух зверей. Самого огромного — лося, и самого крохотного — землеройки. Шел я лесом и случайно спугнул с дневной лежки отдыхающего лося. Вскочил лось и замахал широчайшей рысью в сторону от меня. Вот это зверь! Размах рогов у великана метра полтора! А следы? Наверное, с мою кепку.
Лось со страшным шумом проломился через зеленую стену молодых елушек и скрылся в густой осиновой рощице. Вот так громила, подумал я, и пошел посмотреть — будут ли и вправду следы с кепку...
Встал на колени перед огромной вмятиной и тут увидел: по краю ее сверху мечется маленький зверек, а на дне копошится второй, в несколько раз меньше того, что наверху. Ну до того махонький, что пришлось мне очки надеть, чтобы получше разглядеть. Вот так удача! Да это же землеройки! Мать и детеныш. Стою я на коленях и дыхание затаил, чтобы не спугнуть. И вижу: мать-зверушка отыскала пологий участок вмятины, проворно спустилась вниз и подставила хвостик малышу; тот, не долго раздумывая, будто всю жизнь только этим и занимался, ухватился зубками — я их не видел, а лишь догадался об этом — за кончик хвоста матери, и та мгновенно выволокла малыша на буксире наверх. А дальше было совсем чудно... Мать пропищала что-то на своем землероечном наречии и сразу же невесть откуда около нее оказался целый десяток, как мне показалось, таких же малышей, как тот, первый, и один за другим, держась за хвосты друг друга, словно ребятишки из детского садика, двинулись своей дорогой... Не успел я и глазом моргнуть, как они скрылись в траве. Как во сне. Как в сказке. Я и теперь не очень уверен в том, что видел этот удивительный переход собственными глазами.
Б. МИХАИЛОВ

Нам сообщают
Станция юннатов на Ямпольщине так красива летом, что ее посещают экскурсии. А делают здесь все сами ребята... В розарии, например, две тысячи кустов роз! Георгинов — еще больше: две тысячи семьсот. А гладиолусов — четыре тысячи! И все — разных сортов, разноцветные, дивные, редкие...
А юннаты Николаевской средней школы решили создать уголок дикой флоры. Сказано — сделано! А еще юннаты заложили дендрарий площадью в один гектар!
А гордость цветоводов Сумской городской станции юннатов — коллекция кактусов. И каких только кактусов здесь нет... И малютки, и гиганты. Четыреста кактусов в коллекции...
Юннаты часто советуются с учеными, а ученые помогают ребятам: письма приходят из ботанических садов Киева, Риги, Москвы, Сочи... По заданиям ученых юннаты проводят опыты по выращиванию женьшеня в условиях теплицы, ведут наблюдения за ростом лимонника, эдельвейса.
Сообщение передал Л. МАТИСЕНКО

Рисунки твоих ровесников

ГЕПАРДЫ ОХОТЯТСЯ
Барейшин Саша, 13 лет, Тихвин

НА НАШЕМ ОПЫТНОМ УЧАСТКЕ

Рассказывают цветоводы и овощеводы опытного участка Ленинградского Дворца пионеров имени А. А. Жданова
Вера Метлина: — На нашем опытном участке растет много красивых, ценных и полезных растений. К примеру, маньчжурский орех. Само дерево — из нескольких стволов. Весной оно покрыто сережками, а осенью — гроздьями орехов. К нему всегда слетаются птицы. Орехи, если их очистить, похожи на грецкие. Очень красива у нас — японская айва. Это низкий стелющийся кустарник. Цветы похожи на яблоневые, но более махровые и красного цвета. Когда айва цветет, не видно листьев. Весь куст — красный. Плоды с виду похожи на яблоки, а по вкусу напоминают лимон. Японская айва легко переносит зиму, она плотно прижата к земле и зимует под снегом... По всей теплице у нас растет виноград. Он плодоносит два раза в год: осенью и весной. Наш виноград многолетний, декоративный. Урожай снимаем и всех угощаем. А когда приходят праздники, мы отправляем во Дворец пионеров и гладиолусы и тюльпаны. Я сама занимаюсь ирисами. Очень люблю эти цветы...
Настя Хитун: — А я занимаюсь в кружке овощеводов. В прошлом году я выращивала помидоры сорта Де-Барао. Этот сорт — гигант. Высота куста 2—3 метра! Плоды овальной формы и очень сладкие. На каждой кисти до восьми плодов. Их собирали до сентября и угощали всех ребят с нашей опытной станции...
Юля Иванова: — А я выращиваю капусту разных сортов: савойскую, кольраби, брюссельскую, краснокочанную. А еще у нас растут: свекла, морковь, помидоры, брюква, кабачки, щавель, лук-порей, петрушка, сельдерей, салат... Урожай мы собрали — обильный!

<- предыдущая страница следующая ->