страница следующая ->
ISSN 0130-2574
КОСТЁР
9 СЕНТЯБРЬ 1986
КОСТЁР
9
СЕНТЯБРЬ
Ежемесячный журнал ЦК ВЛКСМ Центрального Совета Всесоюзной пионерской организации им. В. И. Ленина
Союза писателей СССР
Издается с 1936 года
© «Костер», 1986 г.
ЖУРНАЛ ПЕЧАТАЕТ:
Школа на берегу Оки
очерк Н. Чаплиной 1
Стихи твоих ровесников 3
Душевное дело
главы из повести В. Одноралова 4
Стихи
М. Вейцман 9
Вечное перо
очерк В. Терешкина 10
Бумага для тетрадок
Ю. Парамонов 11
Барабан 14
Доброе слово — учитель
очерк С. Махотина 18
Как Пантюшкин телевизор искал
повесть Т. Чинаревой 20
Сказочные люди
рассказ Д. Верещагина 26
Всесоюзный штаб красных следопытов 27
Зеленые страницы 28
Арчебек 30
Балаганный лев
повесть-сказка Р. Погодина 31
ЭВМ проектирует корабль
очерк С. Столяра 34
Твой зарубежный ровесник 36
Электроник 38
Киноклуб 40
Морская газета 42
Веселый звонок 44
История с географией
рассказ А. Фисенко 46
Мир, в котором мы живем 47
На обложке рисунок О. Филипенко
ШКОЛА НА БЕРЕГУ ОКИ
Рисунок В. Лебедева
Город вынырнул из-за поворота дороги как-то неожиданно. Только что мелькали за окнами холмы, поля, перелески и вдруг — город, современный, красивый.
«Икарус» тормознул.
— Пущино, — объявил водитель и добавил специально для меня. — Кто спрашивал школу — ваша остановка.
Школа в Пущино необычная. Таких в нашей стране пока немного. Все в ней — от здания до программ, по которым учатся ребята, — эксперимент. Все работает на завтра. Архитекторы, ученые, педагоги отрабатывают здесь модель школы будущего. И участники эксперимента — ребята, ученики.
— Здравствуйте. Меня зовут Саша.
На пороге учительской стояла высокая тоненькая девушка. Волосы до плеч, глаза голубые, веселые, на плече цветная спортивная сумка.
— Я покажу нашу школу, — предложила Саша и мы пошли.
Сначала в корпус начальной школы по длинной стеклянной галерее, парившей над землей.
— Самые младшие сейчас спят, — вполголоса предупредила Саша. — Они устают быстро и поэтому днем обязательно отдыхают.
Шестилетние первоклассники дремали в своих кроватях, а в соседней комнате, где они обычно играют на переменках и после уроков, таращили в окно глаза-пуговицы зайцы и медведи. Рядом в небольшом классе лежали на столах буквари и тетради. Все это мы разглядели сквозь стеклянные стены, которые специально придумали архитекторы, чтобы ребятам светлее и радостнее было учиться.
— Первоклассники у нас народ особый, — улыбнулась Саша, — уроки по 35 минут. В субботу — выходной. Свой спортивный зал есть. Каждый день обязательно урок физкультуры или ритмики — это называется динамическая пауза. Физкультурой можно в зале заниматься, на улице и в бассейне. Посмотрим?
В бассейне плескалась «продленка». Кто-то из мальчишек, ловко оттолкнувшись от тумбочки, изогнулся и пробуравил голубоватую воду до самого дна, уложенного разноцветным кафелем.
— В нашей школе есть несколько мастеров спорта, разрядников много. Ну, а плавают, конечно, все. Правда, я больше люблю теннис, — Саша заторопилась.
В оранжерее было влажно и душно. Цвели гладиолусы, свисали над головой лианы. Оранжерея сияла стеклами за школьным двором, куда на переменках в теплые дни ребята выбегают поплескаться у фонтана, поиграть в пятнашки.
Из школы высыпала компания мальчишек:
— Вы куда? — окликнула их Саша.
— На физику опаздываем, — на бегу ответили ребята.
Я удивилась: на урок опаздывают, а бегут в другую сторону.
— У восьмых классов сегодня урок в институте биофизики, — объяснила Саша. — Если хотите посмотреть, то догоняйте.
— А ты?
— Я не могу, — извиняюще сказала Саша. — У меня скоро экзамены. Пойду домой за скрипкой, надо заниматься.
Я бросилась вдогонку за мальчишками. Мы теперь опаздывали вместе и потому пролетели мимо вахтера, укоризненно покачавшего головой; только на секундочку задержались у огромных во всю стену аквариумов, где лениво шевелили плавниками большие и маленькие, златохвостые и розовоперые рыбы, и плюхнулись в мягкие кресла в просторном красивом зале. Отдышались. Перед нами белел экран, чернели большие доски, на которых еще видны были многоэтажные формулы. Их как раз энергично стирал тряпкой высокий молодой человек в джинсах.
— Это Владимир Николаевич, он кандидат наук, физик, — сказал мне сосед и приосанился. — В этом зале, между прочим, симпозиумы проходят, ученые из разных стран приезжают.
— Подумаешь, расхвастался, — перебил его приятель. — Слушай лучше, а то опять прозеваешь самое интересное.
Урок начался. Владимир Николаевич рассказывал о законе сохранения энергии. При этом решались задачки про кошек, запущенных на орбиту Земли, била в воздух из стеклянной воронки струйка воды, сталкивались и разлетались шарики на тонких проволочных стержнях. Под конец к высокому потолку взмыла небольшая ракета, и дежурным пришлось открывать окно, чтоб быстрее рассеялся дым. Вот это был урок! Жаль, что
пролетел так быстро.
Правда, ребята еще задержались в институте. Они окружили Владимира Николаевича, забросав его вопросами, а я отправилась дальше, размышляя по дороге обо всех этих необычных вещах, с которыми познакомилась за один только день в подмосковном городе Пущино, в экспериментальной школе Академии педагогических наук.
Школьная реформа началась здесь много лет назад. С проекта школы, непохожей на привычные типовые корпуса, такой просторной, что места хватает и лингафонным кабинетам, и бассейну, и двум спортивным залам, и краеведческому музею, и большим мастерским.
Самыми первыми в стране пришли сюда шестилетние первоклассники. Сейчас эти ученики уже выросли, успели поступить в институты, начали работать на производстве. Еще школа интересна тем, что английский язык в ней учат с первого класса, а к десятому ученики довольно легко могут говорить на нем с гостями из других стран.
Старшеклассники с удовольствием изучают электронику — ходят заниматься в настоящем вычислительном центре. Все они осваивают специальность оператора ЭВМ.
Уроки математики, биологии, химии, физики ведут у них не только учителя, но и ученые-шефы. Их у ребят много. Ведь в городе всего три школы, зато целых пять научно-исследовательских институтов, потому что в Пущино расположился центр биологических исследований Академии наук. В классы приходят даже академики, чтобы рассказать школьникам о самых важных проблемах.
Бок о бок с экспериментальной стоят в Пущино музыкальная и художественная школы. И большинство ребят учатся сразу же во всех трех, да еще успевают заниматься спортом. Одни стреляют из лука, другие отмеряют километры в бассейне, третьи отправляются на байдарках в походы вместе с туристским клубом «Азимут».
В общем, живут они здорово. Можно позавидовать. Наверное, школы будущего века будут чем-то похожи на пущинскую экспериментальную. Такие же красивые, просторные, удобные. Уроки в них будут сплошь интересные, а знания ребятам станут преподносить вот так же с пылу с жару, прямо из научных лабораторий. А уж сами ученики... Все — спортивные, начитанные, музыкальные... совсем как пущинцы.
А еще, эти ребята из будущего непременно должны быть неравнодушными людьми. Что за толк от сильного, нашпигованного знаниями человека, если ему дела нет до того, что происходит вокруг, если думает он только о себе да о своих успехах?
И я припомнила любопытный разговор на перемене с подругами моей провожатой Саши — девятиклассницами Катей и Аней. Я спросила тогда девочек, что же самое интересное в их замечательной школе. Они переглянулись, подумали и ответили почти хором:
— Экологическая тропа.
Катя объяснила:
— Понимаете, у нас в Пущино ученые решили выяснить, как влияет город на природу. Могут ли люди мирно жить с рекой, лесом, птицами, животными, насекомыми, не вредя, не разрушая. Разработали целую программу — «Экополис». Экологически чистый город. Вот мы и помогаем. Зимой занимаемся ботаникой, биологией. Весной начинается экологическая практика. Одни ребята занимаются муравейниками, другие — луговыми травами, третьи...
— Туристами, — подхватила Аня. — Знаете, сколько их летом на Оку приезжает? Многие просто не соображают, что каждым своим шагом разрушают природу. Подумаешь, говорят, ветку сломал, цветок сорвал, костер разжег, мусор оставил. От природы не убудет, думают, вон вокруг всего сколько. Надо им объяснять, для того и придумали экологическую тропу, чтоб самим разобраться и другим рассказать.
Тропа не длинная, километра два, и начинается совсем недалеко от школы. Когда ребята вместе с учителями определяли, где ее проложить, то старались, чтоб шла она там, где больше всего любят гулять и горожане, и приезжие гости. А места здесь удивительные. Вокруг города заказники, неподалеку древнее городище, старинная усадьба, на другом берегу — заповедник. Ведут ребята гостей по тропе через березовую рощу, к лугу, мимо речной заводи, по мосткам через болотце. И рассказывают о травах и цветах, о муравьях и шмелях, словно глаза раскрываются на невидимый мир, который всегда рядом с нами, а не замечен, потому что привычен.
Я была в Пущино ранней весной, и ребята еще не вынесли на тропу экологические знаки — яркие, лаконичные плакаты и указатели. В школьных мастерских они красили деревянные скамейки и столики, которыми обустроили места стоянок. В школе проходил конкурс на лучший проект оборудования экологической тропы. Рисовали, выжигали, выпиливали... Сами все сделали, сами следят теперь за порядком.
И все же тропа угадывалась. Мы спустились по ней к реке, уже освободившейся ото льда. Ока широко раскинулась между еще побеленных снегом берегов. Тот, дальний, плавными изгибами террас уходил к небу, вынося вверх к солнышку прозрачные сиренево-сизые рощи ивняка, темно-зеленые ели. А наш пущинский берег вырос за нашей спиной, закрыв разом город, словно и нет там, в двух шагах, многоэтажных домов, институтских корпусов, гостиницы, кинотеатра...
Но на ум приходят неумолимые цифры. Даже такой небольшой город, как Пущино, где нет ни фабрик, ни заводов, который и места-то занимает — 3 квадратных километра, нарушает покой природы на территории в 400 раз больше собственной. Все скрупулезно подсчитали биологи: зверьков и насекомых, погибших под колесами машин, рыб и моллюсков, отравившихся смытыми с полей ядохимикатами и маслом, бензином с дорог, многочисленные тропинки, изрезавшие леса, словно морщины, дочиста выбранные грибы и ягоды, сорванные цветы...
Школьники из Пущино отказались от новогодних елок. Ведь горько глядеть, как в послепраздничные дни выброшенные на улицу топорщатся недавние красавицы голыми ветками. Пущинские девчонки вполне могут обидеться, получив в подарок букет ландышей или подснежников. К красоте, считают они, можно прикоснуться только сердцем.
— Мама рассказывала, что двадцать лет назад, когда город только строился, берега Оки голубели от незабудок, — Саша коротко вздохнула. — На газонах цвели ромашки, соловьи под окнами пели. Их теперь мало. Но может не стать вовсе. А я этого не хочу. И наши ребята тоже.
Н. ЧАПЛИНА
Пущино Московской области
Стихи твоих ровесников
ГЛОБУС
Совсем необязательно,
Чтобы увидеть свет,
На поезд быстроходный
Брать дорогой билет.
И можно без машины
Просто обойтись
И над горами, реками
В минуту пронестись.
Вглядеться надо в глобус,
Как море, голубой.
Увидишь ты страну свою
И город свой родной.
Сквозь облака увидишь
И рощу у села.
Как велика планета
И как она мала!
Юра Косицын,
Волгоград
Я заболел, я в постели
лежу
И в школу со всеми
сейчас не хожу.
Но мне интересно, мне
хочется знать,
Что в классе проходят?
Что нужно читать?
Друг не звонит мне —
наверно, забыл?
И вдруг на столе телефон
зазвонил!
Девчонка звонит!
А я с ней не дружу...
Я просто за партой с ней
рядом сижу...
А мальчик, который мне
в дружбе поклялся,
Наверно, меня навестить
постеснялся?
Алеша Чижов,
Ленинград
РОДНОЙ ГОРОД
Он стоит недалеко
От Москвы-столицы,
Рядом с русскою Окой —
Город Луховицы.
С каждым годом он растет,
Становясь все краше.
Город, сердцу дорогой,
Часть Отчизны нашей.
Марина Жильцова,
Луховицы
Рисунок А. Старостина
ДУШЕВНОЕ ДЕЛО
В. ОДНОРАЛОВ
ГЛАВЫ ИЗ ПОВЕСТИ
Рисунки А. Ивашенцовой
Окончание. Начало см. в «Костре» № 8.
6.
Уже неделю над Елшанкой всходит умытое солнце и работает без помех. По ночам, правда, продолжают случаться дожди, лужи у нас в низинке парят, но не просыхают, значит, по речке мы не пойдем, там слишком сыро. Надо пройтись чуть выше — не низко, не высоко.
Первый на пути — Лысый шихан, на склоне которого и стоит Елшанка, а наш низинный хутор — как раз у его подножья. Так что дорога идет сначала круто вверх, мимо мощного дерева по имени дубодева. Оно и правда напоминает кряжистую женщину, которая уверенно подняла на раскинутых руках тяжелый шар жесткой резной листвы, но под тяжестью — по бедра ушла в землю. Дубодева растет уже на пологом подъеме. Тут пасут мелкий скот, и нам тут идти не интересно. А нужно идти правее, краем леса, между редкими, изуродованными снежными завалами березами. Возле них еще в виду села попадаются грибы. На что нападем, с того и начнем. И вот лежит чуть приподнятый над травой бархатисто-коричневый окатыш. Над травой его приподняла приземистая бочкообразная ножка. То есть это не окатыш, а гриб — моховик. Как хорош! Шляпка — бархатистая, ножка — розовато-пунцовая, а спороносная подкладка (гименофор) плотная и совершенно пунцовая. Моховик похож на несъедобный вроде бы, несколько ядовитый сатанинский гриб, но отличается просто: сатанинский гриб на срезе сначала розовеет и затем чернеет, моховик, у него зефирно-желтая мякоть, сразу синеет чернильной синью. Чем гриб моложе, тем изменения цвета ярче, быстрее. Когда моешь гриб перед жаркой, он как бы линяет и красит воду, а на сковороде к нему почему-то возвращается красивый лимонно-желтый цвет.
Поначалу я заметил, что чаще всего парочками, тройками или поодиночке грибы попадаются неподалеку от берез. Береза вообще с грибами дружит. Под ее покровом растет всем известный подберезовик, затем сыроежки всех цветов радуги, великолепный желтый приболотник, славный еще тем, что держится до поздней осени, до опят, затем всякие рядовки, поплавки, черные грузди, да и белые иногда, и вот моховик, оказывается, тоже.
Но не так важна ему береза, как прозаическая коровья лепешка, на коровьей тропе. Для него эта тропа — тропа жизни. По ней он растет дорожками, иногда под кленами и дубами. Но под березами ему все же милее. Отличный, достойный крепкой симпатии гриб.
Моховик — общее название для целой группы похожих друг на друга грибов. Все они трубчатые, у всех различно желтоватая мякоть, и у всех на ножках обнаруживаются ниточки мха. А этот я бы назвал моховик-коровяк. По характеру он — честный поселянин. Растет неподалеку от села (там, где ходит скотина), торчит чаще всего на виду, по краю дороги или на тропе, и даже в солидном для гриба возрасте бывает чист и неповрежден червячками. Он не обманет. Если моховик чист и свеж на вид, таков он, значит, и внутри. Чего не скажешь, например, о подберезовике. Этот похож на балованного акселерата: чист, вежлив (то есть хорошо, как правило, виден), а срежешь — совершенно червив. Да и случается, что подберезовик торчит один на гектаре березняка, чего почти не бывает с честнягой-моховиком. Нашли гриб — не уходите. Присмотритесь — и вот лежат на моховых плешинках меж березовых корней бархатистые темно-коричневые гальки — молодые моховичата.
Моховиками я восхитился совсем недавно, а подосиновики стали у меня в любимых уже на второе лето. Это гриб яркий, стройный. Испанский гранд, а не гриб. Он не вылезет вдруг посреди дороги или на тропе под копытами коров. Он проживает в своем родовом замке — в зрелом, высоком осиннике. И там он не прячется. Издали манит его яркая, лисьего меха шляпка. Вас, как правило, завораживает и тащит к себе крупный и высокий гриб, но срезая его, вы уже видите, что вокруг их рассыпано штук пять, а то и больше (так бывает, конечно, в хорошем, родничковом месте). А вон поодаль еще один, и еще парочка спряталась за осиновый ствол... И разом грибы кончаются, но у вас и так уже полкорзины и, впрочем, отдохните: поглядите вокруг, покурите на пенечке и не спеша, поглядывая все-таки под ноги, отправляйтесь домой. Даю честное слово, что на обратном пути перед вами начнут выскакивать мальчики-с-пальчик в красных, как наперсток сидящих, шляпках. Прелестные молодые подосиновички совершенно чистые. Секрет их появления в том, что взгляд быстро прицеливается к большим грибам, а маленькие проскакивают мимо, как рыбешки в крупную ячею.
У меня с подосиновиками сразу сложились отличные отношения. Вот, как описано, я часто на них набредал, а однажды по подсказке лося. Рано встал, и когда с дороги туман сдернуло, я уже далеко от села ушел. Поэтому и увидел лося, днем-то его на дороге не встретишь. Хотя бы секунду полюбоваться на этого зверя — удача. Но я все же рад был, что он меня не заметил или не заинтересовался мною. Молодой, с небольшими рогами, он тремя летящими шагами перемахнул дорогу, оставив щемящую оторопь в сердце, словно мимо нас пролетел не лось, а телесное воплощение, например, свободы. Он вошел в овраг, на который я раньше не обращал внимания, потому что подходы к нему загораживали спутанные густыми хлесткими ветвями вязы. Но за вязами на этот раз я разглядел копьевидные верхушки осин.
Лось пошел в гору, и я некоторое время слышал негромкий отчетливый треск, как бы по лесу пробирался огонь. И только когда треск утих, я отправился следом за ним. Знакомиться с лосем коротко я не хотел, да и никому не советую. Лось все-таки не корова.
Овражный этот осинник стоял в зеленоватых сумерках, но как только глаза привыкли к ним, я увидел первый гриб, и дальше все пошло действительно как по-писаному.
Но вот что странно: этот лосиный осинник прошлым летом исправно прорастал грибами только для меня. Я посылал туда приезжавших в гости друзей, и они возвращались пустыми. Шел туда сам — и приносил десятка три подосиновиков. Примерно недели через полторы после хороших ночных дождей повел их туда. Вошли в овраг, я показал границы грибного места — собственно, что показывать — есть осина — ищи! Но они, представь, прошли мимо всех грибов и пришлось собирать их самому, пока ребята аукались в скучном мелколесье.
7.
В леса у Богданова ключа мне давно хотелось заглянуть. Но больно хорошо попадались прошлым летом подосиновики, а в соснах маслята, и лезть через шиханы к тем осинникам казалось незачем, мол, сухо там.
Волнистые и живые, как водопады, кроны берез, мрачная и в то же время легкая колоннада тишайшего осинника и то ли щебет, то ли мурчанье двух сливающихся ручьев в конце поляны, и бабочки, отдыхающие на влажном песке от жары, все было так, как рассказывала хозяйка. И осинник был стар и страшноват. Давно не трогал его лесхоз, видно, берег, как резерв. Конечно, не ради красоты оставлен он в покое, доберутся и до него. А стоило бы оставить хотя бы часть, прилегающую к поляне. Ведь не рушат же ради кирпича архитектурные шедевры старины. Может, и природе не так-то просто бывает построить такое вот, стоящее театра, а то и храма, место.
В осинник я вошел осторожно, как и положено по грибниковским поверьям, спрятав нож в карман (пока грибы не нашел, нечего и ножом размахивать). Подкладка из прошлогоднего осинового листа еще не сопрела до легкой ажурной сеточки и была такой влажной, что даже чавкала под ногой. А я-то думал здесь сухо. А все просто — осинник этот на северном склоне, вот и просыхает долго. Грибов еще не было, но я прямо слышал: тут они. Я снова вернулся на край поляны и наткнулся на два молодых подосиновика. И заметил, что эти грибы выросли там, где листва уже не чавкает. Поднялся тогда немного по склону и, оглянувшись, увидел, что бродил до этого в пологой ямине, видно, слишком влажной для грибницы. Но грибов все-таки не было и, опять же по грибниковским правилам, я присел на поваленный ствол и закурил, при этом я настойчиво думал, что, мол, не очень я и гоняюсь за грибами. Что попадется — тому и рад, а сейчас и вовсе их не ищу, сижу, отдыхаю. И то ли воздух осинника, то ли властный покой этого места мягко так меня охватили, и мысли побежали легкие, как лиственный лепет. И вдруг меня аж качнуло — передо мной стоял гриб. Я понял, что давно его вижу, только отчета себе не отдаю, и вот узнал: гриб, белый!
Вообще, в поиске грибов такое не редкость. Зашел в место с другой стороны или даже настроение у тебя сменилось — и видишь их там, где ну только что ничего вроде не было. Я не тотчас вскочил, не кинулся к нему, убедился сначала, что это не морок, не обман, и уж потом подошел. Белый. Очень старый, но белый все-таки гриб. Очевидно, князек этого места. Вылез раньше всех, и теперь еле стоит. Князька брать не надо, тронь его — он и развалится. Но по грибниковским поверьям, надо ему поклониться, вроде как собирался взять, но из уважения — раздумал. Ни в коем случае не пинайте его, не брюзжите, что вот, мол, расчервивелся, вас не дождался. Нельзя — удачи не будет. А с белыми это запросто. Очень способный к игре в прятки гриб. Крупный — да. Но он, хоть и называется белым, а снаружи у него ярко-белого нет. Ножка толстая, дородная, как бы заштрихована простым карандашом, а шляпка — цвета серо-коричневой замши, чуточку еще запыленной. То есть расцветка такая, что в осиннике — лучше не надо. Отведи на секунду глаза — и потерял. Говорят, в хвойных белые — ярче окрашены, ну, возможно, а у нас — такие вот.
Грибы после князька стали попадаться дорожками почти точно с севера на юг. И не как хозяйке, а гриб от гриба — в двух, четырех шагах. Иногда по два. Крупный и мальчик-с-пальчик рядом. На дорожке гриб от гриба не сразу увидишь. То ли он впереди, то ли немного сбоку, то есть уже на параллельной дорожке. Словом, не видать его: нужно и присесть, и глаза протереть, развлечься немного, наблюдая за муравьями, а то притворно пробормотать: мол, мне и этого, пожалуй, хватит. А если прошел несколько шагов вперед или в сторону, то смотри, куда ногу и корзину ставишь. Вполне возможно, что на гриб.
И что приятно: белые не водянисты, они плотные и тяжелые приятной тяжестью настоящей добычи. Мякоть у них — белейшая и цвета на срезе она не меняет. Ну и запах у них, конечно, свой и из грибных запахов наилучший.
Та корзина белых — первая моя корзина и, не буду врать, пока последняя. Времени не было повторить такой замечательный поиск.
Что касается грибниковских поверий, то ваше дело, соблюдать их или нет. Но если соблюдать, то грибы попадаются чаще. Я не мистик, в чем тут дело, не знаю, но чаще. Это многократно проверено. Наверное, все несложно. Ведь, если приглядеться, то это правила вежливости. Ведь не будете же вы в гостях с порога справляться, чем вас будут угощать, опрокидывать под стол непонравившееся блюдо, и вообще, хамить. Ну и, когда идешь в наше неголодное время в гости, то, наверное, встреча с самим хозяином важна... Вот и поверья эти, если серьезно, то придуманы они, чтобы не хамить лесу, быть с ним другом и гостем, тогда и подарки будут, и появится, возможно, то, без чего сложно становится жить — любовь к природе, возможно, появится.
8.
Вечером у нас было царское жаркое, из одних только белых, да еще хозяйка к ним стакан сметаны дала. А насчет того, что царь-грибы едим, возразила:
— Не-ет, ребяты. Царь-гриб, он другой, да и не едят его. Вот я про него сказочку припоминаю. Бабушка моя по отцу рассказывала. Они из грибных мест были, ну и сказочка у нее была.
Жила, значит, в ихней деревне девушка. Ну, такая, знаете, никакая. Ни тонкая, ни худая, ни гладкая, ни рябая. Вроде не лодырша, а всякое дело у нее из рук вырывается. Да я таких и в Елшанке хоть две найду. Начнет щи в печи варить, маленько, да переварит, рубаху отцу стирать — рукав оторвет. Пришивать сядет — все пальцы переколет. Заплачет, одно хныканье выходит, засмеется над чем — недосмеется. Вот, значит, ребяты, какая девушка жила, ровно моль, и не глядеть бы на нее, не то, что говорить. Вон у соседки старшая дочь — точно такая... Да ведь живая душа.
Всех девушек на вечеринку зовут, а ее обходят, ко всем сватьев засылают, а за ней не идут. Вот мать ей и говорит: — Дидятко ты мое неудачное, иди што ль к старухе-шептунье (счас-то таких нет, перевоспитали их всех) пусть она тебе чего посоветует. Ну, жалеет ее, мать-то, свое дитё с ума не сбросишь.
Девушка пошла, а та ее прям в лоб и огорошила: — Тебе, девка, к грибному царю надо (вот тут про грибного царя начинается).
Та: — Да што ты!
— Нет, иди, другого пути нету. Выйдешь рано и так иди, чтоб солнце все время за спиной было.
Ну, наладилась она к грибному царю. А идти все лесом, солнце-то еле видать. Ох, ребяты, я бы к этому царю ни за что не пошла.
Идет. Тут ей комар под глаз уселся. Да сильный такой комар. Наша умелица размахнулась, да и хлясть себя по глазу, чуть не вышибла. Не рассчитала, значит. А комар снялся, подлетел к уху и поет: — Вот спасибо, красавица, что только пугнула, я тебе за это добро сделаю...
Ну, идет дальше. Глядит — сидит синичка на веточке и так жалостно плачет. Просит: — Помогай, девушка, чем можешь (в сказках звери и говорят и плачут). А той вроде и жалко, хочет помочь, а какой из нее фелшер-акушер? Ну, взяла птичку, да так неловко, прямо за больную ножку — вправила (ну, случайно, значит, от неловкости). Птичка в воздухе пляшет, радуется.
— Ох, спасибо, красавица, я тебе за это добро сделаю.
Ну и девушка приободрилась. Мол, ты гляди чего, и у меня кой-чего получается. Идет дальше. А тут — страсть какая! Сидит медведь и лапами колоду с диким медом рвет.
— Эй, — говорит, — девушка! Помогай-ка, очень уж меду надо.
А той и страшно, тут и я бы неумехой стала.
— Ох, батюшка-медведь, — отвечает, — я ведь девушка такая-сякая, никакая, не умею ничего.
— Давай, — говорит, — помогай, а то рассержусь. Пчел не бойся, пчел я в речке потопил (пчел! Она-то его боится).
Ну, подошла, сунула это руки в щель, чтобы тянуть, а медведь возьми да отпусти, да зажал ей руки-то. Ка-ак она визгнет благим матом, медведь с перепугу ка-ак рванет колоду — и порвал.
— Ну, — говорит, — не умеешь. Только «ух» крикнула — и дело подалось. Спасибо, красавица, я тебе добро сделаю. — Он-то думает, что это она колоду порвала, а это он сам. Идет девушка дальше. А лес пошел темный, высокий, солнце за тучку ушло, не видать, куда идти. А она слышит, звенит кто-то. Это ее комар подлетает.
— Ни-чё-о, — пищит, — я солнышко спиной чую. Пошли, поведу.
Видно-то комара плохо, хоть он и сильный, а звенит звонко, и идет наша девушка, как за колокольчиком. Довел он ее до страшного бурелома. — Вот, — говорит, пришли. За этим буреломом грибной царь и живет.
Ну, девушке нашей — хошь вой, хошь на колени падай. Бурелом-то — стена! Только слышит — лес затрещал. Ай, это медведь идет со всем семейством.
— Счас, — говорит, — мы его бригадным подрядом живо растащим.
Растащили, и она, как по коридору, проходит на поляну. А хорошо на поляне, как на нашем сенокосе. Солнышко опять светит, бабочки порхают, ягода всякая спеет. А посередине большой пенек. Ба-альшой, вот как эта русская печка. А на пеньке гриб сидит. Пузатый, сердитый, вроде груздя. Только весь, как из золота. Сидит, и синенькие глазки из-под шляпы пучит. А в шляпе (ну, как у груздя бывает) — чистая водица зеркальцем стоит.
Она встала. Стояла, стояла, отошла немного и говорит: — Так, мол, и так, ваше государственно величие (кто ее знат, как царей-то величают), такая у меня беда.
А он глаза пучит, губами шевелит, и все. Полянка веселая, а ей уж опять страшно. Она опять: — Так, мол, и так, такая забота, невозможно мне такой-сякой никакой на свете жить.
А он губами шлеп, шлеп — и все. Совсем девушка растерялась. Домой ли идти? Тут синичка подлетает.
— Че ж ты стоишь, дуреха! Ты нагнись. Он уж кричит тебе, а ты не слышишь. Голос-то у грибов тихий, кто их когда сверху роста слыхал?
А грибной царь и правда рассерчал, раскраснелся, вот-вот затопает ногами, да и прогонит. Нагнулась она поскорее и сразу все и услыхала.
— Тебя, дуру, замуж надо, — это он ей кричит.
— Да, ведь... Не берут, не сватают.
— Во-от. Ты возьми меня, да неси в деревню. Да так неси, чтоб ни капли вот этой моей воды не пролить. Придешь — уж тёмно будет. И смотри: над чьей избой месяц стоит, напротив той избы этой водой умойся, а меня через плечо брось. Да гляди, пока нести будешь — не ругнись на меня, я всёж-ки царь.
«Какое ругаться», — девушка думает. А пошла назад, намучилась, бедная! Под ноги коряги попадаются, комары да мухи язвят, а царь этот и за пальцы щиплет, и вырывается, то душно ему, то щекотно. То наоборот, чесаться начнет. Того и гляди, прольет воду (это он ее все испытывает). Прям вся душа у девушки изорвалась, будто полгода она домой шла. Но — стерпела, не заругалась и воду не пролила. Ну, замуж захочешь и не такое стерпишь.
Вошла в деревню, а месяц над самым справным двором стоит. Она встала наспротив избы, умылась из гриба, да и бросила его через плечо. Он и пропал, а ничего не случилось, как была, так вроде и осталась.
А на следующий день из того двора к ним сватья пришли вместе с женихом. Жених сидит красный, на лавке ерзает, себя не поймет. — Да што это, — думает, — ровно меня сюда на веревке притянули.
А девушка царя своего грибного вспомнила да улыбнулась, ну и так у ней это хорошо вышло, жених аж рот разинул. Жена-то, мол, невеста то есть, улыбчивая какая! Одно это в жизни помочь большая! А как стали жить, и дело у ней ладится. Возьмется за что, ну хлеб, например, печь, вспомнит, как грибного царя несла, воду пролить боялась, трудно-то как было, печально-то как, а хлеб испечь — только постараться, да и ругнуться случай чего можно, куда легче...
— Вот вся сказка, — закончила хозяйка. — Так что грибной царь, он вот какой. А знаете, почему этой девушке удалось все? Она-то все про себя сознавала. Сознательная была, хотела исправиться. А иная нынешняя закончит институт — и нос в небо. Мол, я теперь все превзошла, теперь меня только на божницу сажать, а и картошки в мундирах толком не сготовит. Такой никакой грибной царь не помощник. Надо сначала себя оглядеть.
Рисунок К. Почтенной
Марк ВЕЙЦМАН
ВЫБЫЛ
Дождик дробь по крыше выбил,
на заре петух пропел.
Ванька Спирькин взял да выбыл,
попрощаться не успел.
Туча низко, слезы близко,
мгла туманная густа.
Ванька вычеркнут из списка.
Парта Ванькина пуста...
УЧЕБНЫЙ ЦЕХ
Цех гудит, гремит, скрипит и стонет.
Голос в этом шуме сразу тонет
или же доносится едва.
Здесь дела нужны, а не слова.
Только звук работы слышен внятно.
Кто ты, что ты —
все и так понятно.
ОПЫТЫ
На столе поставили приборы.
Тише! Прекратите разговоры!
Щелкает, мигает, тайной пахнет.
Может, — вспыхнет,
может, — как бабахнет!
Резко стрелка дернется стальная,
и начнется жизнь совсем иная,
и такие дали распахнутся!
...Ну когда же опыты начнутся?!
ОБЫЧНАЯ ДРАКА
Чужие мальчишки
возникли из мрака,
и Васька не струсил.
Обычная драка.
А Колька замешкался
самую малость.
Он думал: что делать?
И Ваське досталось.
Потом он решился
и ринулся смело...
Но это значенья
уже не имело...
«СКОРАЯ ПОМОЩЬ»
«Скорая помощь» по городу мчалась ночному,
«скорая помощь» спешила на помощь к больному.
Фары сияли, сирена гудела надрывно,
нервничал врач, и шофер газовал беспрерывно.
В здании темном окошко светилось тревожно.
Но оказалось — больного спасти невозможно.
Черные тени тоскливо метались за шторой...
Как мне поверить в беспомощность «помощи скорой»?
страница следующая ->