скачать журнал

страница следующая ->

ISSN 0132-2036
ЮНОСТЬ 11 '87

ОТНЫНЕ НАСТУПАЕТ НОВАЯ ПОЛОСА В ИСТОРИИ РОССИИ
1917

ЮНОСТЬ 11 (390) '87
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ И ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ ЕЖЕМЕСЯЧНИК СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ СССР
ЖУРНАЛ ОСНОВАН В 1955 ГОДУ
Дорогие читатели!
Сердечно поздравляем вас с семидесятилетием Великого Октября!
Издательство ЦК КПСС «Правда»
Москва


Родословная

СОВНАРКОМ, 3 ОКТЯБРЯ, 1922 ГОД

После долгой болезни 3 октября 1922 года Владимир Ильич Ленин вновь занял председательское место на заседании Совета Народных Комиссаров. Все, кто имел хоть какое-то отношение к повестке заседания, старались проникнуть в зал, чтобы лично убедиться — Ильич снова с нами.
В нашей семье уже многие годы бережно хранится старый, с пожелтевшими от времени страницами, номер иллюстрированного приложения к газете «Правда» за 7 ноября 1922 г. Он посвящен 5-й годовщине Октября. Здесь среди других снимков можно увидеть фотографию В. И. Ленина на заседании Совнаркома 3 октября 1922 г.— первом заседании, на котором Владимир Ильич вновь председательствовал после своего длительного отсутствия. Эта фотография мне, как и всем членам нашей семьи, особенно дорога: ведь сидящая недалеко от Ленина, рядом с его секретарем Л. А. Фотиевой, молодая женщина с короткой стрижкой и большими грустными глазами — моя бабушка, Даниэтта Гавриловна Идзон.
Она прожила долгую, трудную, но вместе с тем счастливую жизнь. Была свидетельницей трех революций и двух мировых войн. Еще учась в гимназии, стала посещать подпольные марксистские кружки. После Великой Октябрьской социалистической революции окончила Высшие курсы стенографии, в 1920—1921 гг. работала на съездах, а в марте 1922 г. была приглашена в Секретариат Совнаркома на должность стенографистки и помощника секретаря зампредсовнаркома А. Д. Цюрупы. Именно в это время и состоялась ее встреча с В. И. Лениным, память о которой она потом хранила всю жизнь.
Рассказ о том, как это произошло, часто повторялся в кругу наших близких и знакомых. Однако, несмотря на многочисленные просьбы и уговоры, писать воспоминания бабушка долго отказывалась, считая свою встречу с Владимиром Ильичем лишь эпизодом, не представляющим интереса для широкой публики, хотя чрезвычайно важным и значительным для нее самой. И только незадолго до своей смерти, прикованная к постели и почти ничего не видящая, она попросила меня записать ее рассказ.
«Когда я работала в Совнаркоме, мне очень часто приходилось слышать о необыкновенной скромности Владимира Ильича, о его какой-то детской застенчивости, о желании никогда не выделяться среди других, не обращать на себя внимания, а главное — не быть объектом восторженных встреч с их овациями и т. п. В моем представлении никак не увязывались, с одной стороны, колоссальная энергия Ильича, железная воля, могучая сила влияния на людей и его скромность, застенчивость. Но вот однажды мне пришлось лично убедиться в том, что все эти черты характера вполне совместимы.
Это было в октябре 1922 г. Владимир Ильич после продолжительной болезни снова вернулся к работе. На 3 октября было назначено заседание Совнаркома под председательством Ленина. Помню, как на проходившем накануне заседании Совнаркома все наркомы, узнав о том, что завтра будет сам Ильич, заметно заволновались и начали горячо обсуждать предстоящую повестку дня, кто первым из них будет докладывать и — главное — как встретить Владимира Ильича. Была намечена целая программа: прийти на 15 минут раньше с тем, чтобы ровно к пяти часам всем быть на своих местах; когда Ленин выйдет из своего кабинета, устроить ему дружескую встречу, произнести приветствия и т. д. и т. п.
Это волнение передалось и мне. В ту ночь почти до рассвета я не могла уснуть, будоражила мысль: неужели я увижу Ленина, услышу его голос, буду сидеть рядом с ним. До этого я знала Ленина только по портретам, и он мне казался высоким, широкоплечим.
Наконец пришел этот долгожданный вечер!
Я пришла в зал заседаний за полчаса до начала и стала наводить порядок у себя на столе: приготовила все необходимое для работы. Десять раз переставляла чернильницу, перекладывала бумагу и ручки — казалось, надо еще что-то сделать, по-другому, лучше, не так, как всегда.
Без 20 минут пять в зал вошел небольшого роста человек, приветливо поздоровался со мной и спросил: «Вы уже на месте?» Мне его лицо показалось очень знакомым, но я никак не могла вспомнить, кто это и при каких обстоятельствах я его видела. Приняв его за кого-то из приглашенных на заседание Совнаркома (не наркома, конечно, потому что их я знала всех в лицо), ответила ему вскользь: «Да, я уже на месте и очень волнуюсь, потому что сегодня будет сам Владимир Ильич». Я заметила, что этот человек улыбнулся, однако не придала этому никакого значения. Между тем он, заложив руки в карманы, стал прохаживаться по залу. Я же продолжала приводить в порядок вещи у себя на столе.
Время приближалось к пяти. Первым пришел Красин. Смотрю — он быстро подходит к этому небольшого роста человеку, радостно пожимает ему руки, рассказывает о чем-то, жестикулируя, и оба смеются. За Красиным пришел Владимиров. Он тоже, увидя этого человека, быстро приблизился к нему, тоже радостно пожимал ему руки, смеялся, разговаривая с ним. За Владимировым появились Луначарский, Довгалевский, Семашко, Лежава и другие.
Я все никак не могу понять, кто же это? Думаю: наверное, приехал какой-то товарищ с периферии и после долгой разлуки его так радостно встречают — и мучаюсь над вопросом, кто это может быть?
Стрелки часов приближались к пяти. Я начинаю еще больше волноваться: ведь скоро увижу Ленина. Вот сейчас откроется дверь из его кабинета, он выйдет, начнутся овации, приветственные речи... Зал между тем наполняется людьми. Причем почти все приходившие устремлялись к этому неизвестному мне человеку, со всеми он перекидывался словами, приветствиями. Я продолжала теряться в догадках. И только ровно в 5 ч., когда этот невысокий человек, сев на председательское место, объявил заседание Совнаркома открытым, я поняла, кто это был и с кем я четверть часа назад разговаривала.
Дальше все происходило как во сне. Кто-то (сейчас уже не помню, кто точно) зачитывает повестку дня. Потрясенная случившимся, я на какой-то момент забыла о своих прямых обязанностях. Вдруг слышу голос Ленина: «Прочтите, товарищ стенографистка». Не в силах ничего ответить, да и что тут было отвечать — все мы хорошо знали, как Владимир Ильич относился к неорганизованным, нечетким работникам, с полными слез глазами смотрю на Ленина. Он, очевидно, понял, в каком я состоянии и, несколько смягчившись, сказал: «Продиктуйте, пожалуйста, повестку дня еще раз. Записывайте, товарищ стенографистка». С трудом преодолев сильнейшее волнение и неловкость, беру себя в руки и приступаю к работе».
На этом бабушкин рассказ заканчивается. В архивах сохранились материалы о том заседании. На нем присутствовало народу больше, чем обычно — 54 человека. По свидетельству секретаря В. И. Ленина Л. А. Фотиевой, «пришли не только члены Совнаркома и их замы, но все, кто имел хотя бы отдаленное право присутствовать на заседаниях СНК. Каждому хотелось поскорее и поближе увидеть дорогого Ильича». Ленин выступил на заседании с сообщением «О порядке внесения вопросов на повестку». Владимир Ильич все время добивался разгрузки СНК от рассмотрения мелких дел и вопросов. Так, в одном из своих писем к А. Д. Цюрупе он подчеркивал, что необходимо «вдесятеро подтянуть Совнарком и СТО в смысле том, чтобы наркомы не смели тащить в них мелочь, а решали ее сами и сами за нее отвечали».
На том заседании СНК обсуждались многие вопросы: о кодификационной работе, фонде зарплаты на октябрь 1922 г., проведении однодневной переписи в Москве, организации управления рыбным хозяйством РСФСР и др. «Заседание было непродолжительным,— вспоминала впоследствии Л. А. Фотиева.— Несмотря на сугубо деловой характер обсуждаемых вопросов... заседание прошло на особом подъеме. Каждый чувствовал: «Наш Ильич снова с нами». В половине десятого вечера, когда работа была окончена, Владимир Ильич согласился сфотографироваться вместе с участниками заседания. Это и есть тот самый памятный снимок, сделанный 65 лет назад.
Н. КНЯЗЬКАЯ, кандидат исторических наук.


Виктор АКМАЕВ, слесарь московского завода «Манометр»
ПОЧЕМУ Я ВСТУПАЮ В ПАРТИЮ

Когда-то в школе я писал сочинение на тему «Есть у революции начало, нет у революции конца». Помню это сочинение. Тогда без особого труда я написал о начале революции, о тех славных традициях, которые сложились в первые годы Советской власти. О гражданской войне, о первых пятилетках, о Великой Отечественной войне, о восстановлении разрушенного хозяйства, о целине. Об этом писать было легко, привычно. Это была наша история. Но когда дошел до настоящего времени — остановился. Не знал, о чем писать.
Урок подходил к концу, и сочинение нужно было сдавать. Как его закончить? Какими словами? По школьному обычаю заглянул в тетрадку соседки по парте. Она бойко строчила: «А сейчас мы должны хорошо учиться. Это и будет нашим вкладом в дело продолжения революции». По-моему, это была обычная отписка. Мне же хотелось понять свое время, но я его не понимал, и сочинение сдал недописанным.
Сейчас я знаю, как закончить то сочинение.
В наш обиход прочно вошло слово «перестройка». Столь же яркое, звучное, как и слово «революция». Как семьдесят лет назад мы выдвинули лозунги обновления общества. Но лозунги — это лишь сформулированная цель, а не фиксация достигнутого. А мы уже спешили заявить, что всего достигли. Сказали: «Нужна гласность!», а читаешь газеты и видишь, как многие вопросы почему-то обходят стороной, разговор ведут полунамеками. И при этом говорим: «Гласность действует». Нет же. Мы только боремся за нее, боремся за то, чтобы не было закрытых для критики зон!
Взяли курс на ускорение, а «механизм торможения» оказался столь сильным, что ускоряется лишь поток бумажных отчетов.
Заявили о насущной необходимости демократизации общества, а слышим лишь о том, что где-то, что-то стало «более демократичным». Но ведь «более» — это еще не демократия. Говорю обо всем этом не с позиции пессимиста, просто не хочу, чтобы мы, как в прежние годы, самообольщались. Перестройка, как и революция, требует не разговоров, а конкретных действий. Дела, за которое можно и нужно бороться.
Мы, молодые рабочие, можем и хотим работать ХОРОШО! Заявляю это с полной ответственностью, поскольку знаю, о чем думают и говорят мои товарищи по работе. Оговариваться приходится только потому, что очень часто по-прежнему «от имени и по поручению...» говорят люди, не имеющие на это права. Мы хотим работать в нормальных условиях, чтобы воплотился в жизнь один из замечательных лозунгов нашей революции и сознательный труд стал радостью.
И радость такого труда зависит вовсе не от того, легкий он или тяжелый. Главное, чтобы был он разумен, чтобы ты смог реализовать все свои знания, чтобы сам мог организовывать его так, как считаешь нужным. И результат твоей работы показывал, что ты стоишь, кто ты в этой жизни.
После июньского Пленума ЦК КПСС понятия самофинансирования и самоокупаемости обрели реальное воплощение. Наш завод уже перешел на эти принципы организации производства. «Само» — это же и есть сами. Что мы можем сами делать, как можем сами жить. Без подсказки сверху, без опеки. Конечно, и для объединения, и для отрасли, и для страны, как доказывают экономисты, польза будет большая. Но, главное, польза для нас самих. Мы будем настоящими хозяевами завода, как семьдесят лет назад хозяевами стали наши деды. В этом я вижу родство революции и перестройки!
Негативные явления недавнего прошлого питались нашей ленью, безответственностью. Смогут ли они повториться, если теперь мы сами будем отвечать за свои дела, если сами будем отвечать за свой «жизненный уровень»? Думаю, нет! Деньги все считать умеют. И все хотят считать честно заработанные деньги. Это и есть гарантия восстановления утраченных нравственных идеалов. Может, грубо сказал, но так я понимаю фразу Маркса: «Бытие определяет сознание». Например, сейчас наш завод несет огромные убытки из-за неоперативности действий диспетчерской службы. Чтобы решить эту проблему, нужно создать единый диспетчерский центр, подключить к его работе ЭВМ. Если весь завод будет заинтересован в прибыли, что будут делать эвээмщики — распечатывать гороскопы или составлять программы? Обманывать начальство или выкладывать свои знания? Ответ ясен. Но чтобы быть полностью в нем уверенным, нужно ох как многое изменить. И прежде всего сознание людей. Как рядовых работников, так и руководителей.
Сейчас партийному слову возвращается былая весомость, поскольку с делом оно не расходится. И если уж честно, то я вступаю в партию, для того чтобы быть услышанным, чтобы на любом уровне мог отстаивать интересы моих товарищей по работе. Когда они избрали меня секретарем нашей комсомольской организации и с их поддержкой удалось многого добиться, я понял, что, став коммунистом, смогу принести больше пользы нашему общему делу.
Недавно М. С. Горбачев сказал, что мы вступаем в самый трудный период перестройки — период конкретных дел. Он совпадает с 70-летием Октября. И мне небезразлично, какими эти годы войдут в историю, что о них напишут в своих сочинениях мои дети. Хотелось, чтобы описывали их с таким же восторгом, как трудные, но славные первые годы истории нашего Советского государства.

страница следующая ->