каморка папыВлада
журнал Иностранная литература 1964-09 текст-32
Меню сайта

Поиск

Статистика

Друзья

· RSS 29.03.2024, 10:29

скачать журнал

<- предыдущая страница следующая ->

ИЗ ПУТЕВОГО АЛЬБОМА

А. КОКОРИН
В ГОЛЛАНДИИ

Голландия — крошечная страна, где все миниатюрно, где мало места для людей, где маленькие домики и маленькие комнаты, где негде вешать большие картины,— породила очаровательное искусство «Малых голландцев».
Голландское искусство органично связано с характером страны и необыкновенно верно передает ее сущность.
И хотя прошло уже триста лет — Голландия «Малых голландцев» очень похожа на Голландию XX века.
Сегодняшняя Голландия — это страна крупнейшей в мире нефтяной компании «Шелл»; страна, где сумел поместиться второй в мире по величине Роттердамский порт; страна, торгующая таким необычным товаром, как цветы; страна, которая славится молоком, сыром, яйцами, на пастбищах которой пасутся стада в миллионы голов; страна, где редко кто ходит пешком — все передвигаются на колесах.
И все же она очень похожа на Голландию «Малых голландцев» — с бесчисленными каналами, баржами, лодками, парусами, мельницами, ветлами; страну горизонталей, маленьких городков с кирпичными тротуарами, зелени лугов с черно-белыми коровами; страну, где окружающий мир повторяется в тихой воде каналов.
Несколько раз я видел тот знаменитый деревянный мостик через замшелый канал, что изображен на чудесном офорте Рембрандта. Мне даже показалось, что я вижу у перил мужчину в широкополой шляпе с фарфоровой трубкой в зубах...
...Черные, рыжие паруса, смоленые баркасы и рыбаки в синих блузах и желтых сабо, на берегу — игрушечные кирпичные домики. Это рыбацкий поселок.
Но есть рыбацкие селения, где все жители носят старинную голландскую одежду и где все напоминает «добрую, старую» Голландию. В этих поселках все специально предназначено для туристов, расплачивающихся за «экзотику» валютой. Государство получает прибыль, и какие-то деньги перепадают жителям этих «туристических» поселков за то, что они сохраняют обстановку и костюмы прежних времен.
...Чистенькие, разноцветные домики; у дверей сидят и вяжут розовощекие голландки в белых чепцах, в платьях с громадными узорчатыми воротниками и в деревянных сабо; на скамейках группами расположились старые рыбаки с трубками и сигарами, в черных широкополых шляпах и черных блузах. В маленькой бухте приютились смешные пузатые баркасы с латаными парусами, сушатся сети, бегают рыжеволосые ребятишки; здесь торгуют селедкой, пивом и... кока-колой. Не поймешь, где настоящее, а где бутафория в этом типично «голландском» пейзаже.
Мы повидали многие города — Амстердам, Гаагу, Делфт Гарлем, Лейден,— города, бесконечно дорогие каждому художнику. В них когда-то жили и работали Рембрандт, Вермер, Гальс, Ван-Гог.
Я нежно люблю Вермера Делфтского. А после посещения Голландии еще больше проникся к нему уважением. Единственно, в чем мне хочется упрекнуть художника,— он оставил нам слишком мало своих творений. В Амстердамском музее висят пять его картин и в музее Гааги — две. Сколько в этих небольших полотнах настоящего светлого искусства, тишины, прозрачного воздуха, уюта и человечности!
И как не похож на него неугомонный забулдыга
Гальс. В Гарлемском музее — доме художника сохранились следы беспечной жизни: камины с вертелами, медные кружки и бокалы. Сколько тут было выпито всякого вина! А со стен кричат, смеются, сквернословят собутыльники Гальса. Картины здесь писались молниеносно, всегда во хмелю, иногда плохо, наспех. Кривые физиономии, короткие руки, но буквально во всем ощущение гениальности.
Громадный зал заполнен полотнами с фигурами в человеческий рост. Целые полки развеселившихся буйных стрелков. Стоит такой невероятный крик, бушует хохот, стучат бокалы, раздается пьяная стрельба из мушкетов, лязгают алебарды и шпаги, царят гогот и ругань.
Через некоторое время ты слышишь звон в ушах, голова начинает кружиться, ноги слабеют и ты невольно чувствуешь, что пьянеешь.
Вот это силища!
В последней маленькой комнате господствует молчание. Здесь висит последнее большое полотно Гальса — групповой портрет наставниц. Вещь спокойная, мудрая — видно, что Гальс устал.
В музее Кроллер-Мюллер, близ Арнема, можно увидеть всего Ван-Гога. Несколько сотен работ. В них вся его жизнь, вся его трагедия. Что же касается Рембрандта, то мне кажется, что у нас в Москве и в ленинградском Эрмитаже он представлен полнее и лучше, чем в голландских музеях.
Амстердам. Когда идешь по его вечерним улицам, видишь все, что происходит в каждой квартире. Никаких штор; двери из комнаты в комнату настежь; все лампы зажжены, чистота, каждый предмет на своем месте — любой должен знать и видеть, что здесь все благополучно и благопристойно.
Город засыпает рано. На каналах воцаряется удивительная тишина и спокойствие.
Но тут же рядом есть улицы, где жизнь кипит всю ночь напролет. Это улицы ночных баров, кабаре и всяких прочих увеселений для туристов и моряков всех стран. Из тишины сразу попадаешь в невообразимый крик, шум. Яркий свет реклам и витрин. Узкая улица заполнена разноязычной толпой. «С девочками» моряки — негры, японцы, шведы, англичане, немцы... Джазовая музыка из открытых дверей баров. Все кричит, прыгает, зазывает.
В центре Амстердама — на каналах — ярко-синие, красные, желтые баржи. Торгуют цветами, овощами, фруктами. Это зрелище вдвойне красиво, так как отражается в воде бесчисленных каналов.
Есть на каналах и особые баржи — жилища. В них обитают те, кто не имеет квартиры.
Haring — селедка. Она всюду. Маленькие киоски по всей стране. В больших и маленьких городах, чуть ли не на каждом углу киоск с вывеской «Haring».
Вы берете двумя пальцами малосольную, нежную, уже без костей, без чешуи и головы селедку, окунаете ее в миску с маслом, потом в миску с луком, уксусом, перцем, и она становится объедением.
Альсмер — центр торговли цветами со всем миром, международный аукцион цветов. Километры оранжерей с трубами. Фабрики нежнейших растений. Торговля цветами приносит государству огромный доход. Аукцион и оптовая торговля производятся в громадных стеклянных зданиях, напоминающих ангары.
Каждый цветок завернут в целлофан; все рассортировано; на больших столах-тележках цветы куда-то везут, где-то упаковывают, что-то с ними еще делают, и к двенадцати часам дня уже все закончено, сделки завершены. Сотни тысяч цветов мчатся на поездах, самолетах, автомобилях или плывут на пароходах и баржах в разные города и страны.
Роттердам. Нельзя не удивиться, как в столь маленькой стране умещается бесчисленное множество кораблей, доков, кранов, причалов, буксиров, барж, катеров, лодок... Мы плыли у причалов больше часа, а до конца портовых сооружений так и не добрались.
Во время войны Роттердам был разрушен. Строится заново. Это уже, конечно, не традиционная Голландия. Серые громады-ящики стеклянных домов. После уютных Амстердама, Гарлема и Делфта Роттердам на первый взгляд угнетает, давит своей деловитостью и урбанизмом. И все же это — центр жизни страны, город портовиков, город рабочего класса.

Роттердамский порт
В рыбацком поселке
Кирпичный Амстердам
Голландия по горизонтали
Уголок голландской столицы
Мостик в Амстердаме
Набережная реки Амстел
Амстердам. У светофора
Набережная Амстердама
Делфт
Рыбацкий поселок
Старые рыбаки
У маяка
Тихая погода
Полдер
Рыбацкая гавань
На шоссе


КАЛЕНДАРЬ
Иностранной литературы

МИГЕЛЬ ДЕ УНАМУНО
К 100-летию со дня рождения

В истории мировой литературы нередко встречаются такие писатели, изучение творческого пути которых следует начинать не с начала их деятельности, а с заключительного периода, так как именно он дает ключ к правильному пониманию иногда весьма сложных и противоречивых явлений прожитой ими жизни. К числу таких писателей принадлежит Мигель Унамуно-и-Хуго.
Талант могучий и многогранный, Унамуно объединил в своем лице философа, ученого, новеллиста, поэта и драматурга. Он принадлежал к так называемому «поколению катастрофы» (то есть к поколению, пережившему утрату Испанией ее колониальных владений в результате войны с Соединенными Штатами) и очень рано начал задумываться над горькими судьбами своей родины, над ее исторической миссией. Особенно близкие и дорогие ему мысли о будущем Испании, в частности мысль о существовании в жизни народа двух историй: «интра», внутренней, «нить которой прядут невежественные, темные люди»,— истории подлинной, творящейся в недрах народной души, и «инфра» — истории внешней, официальной,— были сформулированы Унамуно в первоначальной форме в письмах к его выдающемуся современнику Анхелу Ганивету Гарсиа. В дальнейшем Унамуно только всемерно развивал и обогащал свою теорию о наличии в жизни любого народа двух исторических процессов.
Унамуно-человек, Унамуно-философ непрерывно мучается вопросами жизни и смерти, вопросами существования высшего разума, бессмертия. Постоянные метания Унамуно между мистицизмом и социальной критикой не могли, конечно, найти разрешения в тех условиях трагической пустоты, в которых существовали интеллигенты поколения 1898 года. Но эти настроения Унамуно стали причиной появления его философского трактата «О трагическом чувстве жизни у людей и народов» (1913) — трактата, произведшего потрясающее впечатление в Западной Европе силой заложенного в нем пессимизма и обеспечившего мировую известность его автору.
Такими же трагическими по существу являются и художественные произведения Унамуно, его прекрасные «ниволы» (изобретенный Унамуно термин для обозначения философско-символических этюдов, написанных чаще всего в диалогической форме): «Туман», «Абель Санчес», «Три назидательные новеллы», превосходный цикл стихов «Четки из лирических сонетов», поэма «Христос Веласкеса», драмы «Настоящий человек», «Тени сна», «Перевязь», «Воскресшее былое». В художественных произведениях Унамуно нашли выражение те черты его таланта, о которых можно было лишь догадываться по трактатам и статьям об испанской культуре. Написанные на могучем творческом дыхании, все они согреты горячей любовью к человеку. По-видимому, ставя в «ниволах» перед собой задачу вскрыть те уродливые противоречия, которые лежат в основе испанской жизни, Унамуно нарисовал яркую картину современной ему Испании, нарисовал ее без всяких скидок и прикрас. Советский читатель может легко в этом убедиться, прочтя «ниволы» и «Три назидательные новеллы» в прекрасном переводе на русский язык, выпущенном Государственным издательством художественной литературы в 1962 году *.
* Мигель де Унамуно. «Назидательные новеллы» с обстоятельной и хорошо написанной статьей составителя сборника В. Столбова.
Отдельно, но в неразрывной связи со всей творческой деятельностью Унамуно следует рассматривать его публицистические статьи и письма. Конечно, большинство этих статей имеет для нас сегодня лишь исторический интерес, но в свое время появление каждой новой статьи или свежего письма Унамуно было событием крупного общественного значения, и нередко они зачитывались публично в мадридском Атенео. Последние тридцать лет существования монархии Бурбонов Унамуно был практически на передовой — на линии огня. И сам писатель не мыслил себя иначе. Отвечая в мадридском Атенео своим противникам, обвинявшим его в политическом безумии, Унамуно сказал: «В безумии обвиняли Христа, Колумба и Жанну Д'Арк. Из этого враги мои могут увидеть, что совсем не так просто быть безумным... Да, я товарищ этих безумцев, но не в их безумии, а в завоевании вечности». Эти гордые слова Унамуно старался оправдать, ведя ожесточенную борьбу с клерикально-феодальной монархией Бурбонов, с королем Альфонсом XIII и его министрами, которых не без основания считал злейшими врагами испанского народа. Он ненавидел испанский традиционализм, эту худшую форму реакции, и для него изобрел специальный термин «каинизм». В своей борьбе Унамуно опирался на лучшие силы передовой испанской интеллигенции, любовно называвшей его «наш Мигель» и жадно ловившей каждое его слово.
Если Унамуно пламенно ненавидел клерикально-феодальную власть Испании, то и она отвечала ему тем же. В 1914 году, то есть еще за семнадцать лет до падения монархии, Унамуно был удален с поста ректора Саламанкского университета, где начиная с 1890 года он занимал кафедру греческого языка. «Уже полтора года,— писал Унамуно своему другу в 1920 году,— как я привлечен к суду по трем процессам. Все три в Валенсии, и все три по обвинению в печатном оскорблении его величества».
Особенно усилились репрессивные меры против писателя в период военной диктатуры Примо-де-Риверы. Диктатура была установлена в сентябре 1923 года, а в январе следующего, 1924 года, Унамуно, выступивший к тому времени с рядом острых статей, разоблачавших маневры клерикально-феодальных властей, был выслан на безлюдный остров Фуэртевентуру. За этим, возможно, последовало бы и физическое устранение Унамуно. Известны слова одного из палачей Альфонса XIII и Примо-де-Риверы генерала Мартинеса-Анидо: «Если бы на то была моя воля, арестованный Унамуно не добрался бы живым до Фуэртевентуры. Я оторвал бы голову всем этим интеллигентишкам». Эти слова как бы предвосхитили истошный вопль генерала Мильяна Астрая, бесславного героя колониальной войны Испании в Марокко. «Смерть интеллигенции!» — кричал генерал на том трагическом университетском акте в Саламанке, где писатель бросил в лицо испанской военщине свою знаменитую фразу: «Вы можете победить, но не убедить».
В июле 1924 года Унамуно бежал с острова Фуэртевентуры во Францию. Многолетние дружеские связи, существовавшие между Унамуно и Роменом Ролланом, видевшем в своем испанском друге «героя высокой интеллектуальности, писателя трагического и страстного», обеспечили Унамуно почетное место в редакции «Монд». Впрочем, Унамуно провел в Париже только начальный период своей эмиграции, а затем перебрался в пограничное с Испанией местечко Эндайя. На родину он смог вернуться лишь после падения в Испании монархии Бурбонов, в апреле 1931 года.
Республиканское правительство, отдавая должное заслугам Унамуно, присвоило ему звание почетного гражданина, поставило его во главе Высшего национального совета культуры, ввело депутатом в Учредительные кортесы. Однако первые же шаги нового правительства показали писателю, что свержение монархии не внесло по существу никаких коренных изменений в политическую жизнь страны. У власти оказались вместо генералов парламентарии псевдорадикального склада, а к парламентарному строю Унамуно относился с недоверием. Так же мало верил он в эффективность для Испании революционных методов борьбы, носившей здесь вначале ярко выраженный анархический характер. Унамуно стал искать людей, которые вывели бы Испанию на новый путь. Великий писатель-патриот, пламенно любивший свою страну и свой народ, совершил гибельную ошибку, поверив было в идеи молодого основателя испанской фаланги Хосе Антонио Примо-де-Риверы, сына диктатора. Эта роковая ошибка привела писателя в лагерь реакции. Известно, как сложилась здесь жизнь Унамуно: он вынужден был стать свидетелем возвращения старых методов правления ненавистной ему монархии Бурбонов. Хорошо известна также история конфликта писателя с испанской военщиной и его трагический конец во франкистской Саламанке, где он скоропостижно скончался 31 декабря 1937 года, находясь фактически под домашним арестом. Но гораздо менее известен факт, сообщенный на одном из заседаний Второго международного съезда писателей в защиту культуры в июле 1937 года голландским делегатом-католиком Броудером, о существовании предсмертного письма Унамуно. В этом письме Унамуно отрекался от всякого единомыслия с фашистскими генералами. Броудер, незадолго до смерти писателя, посетил Саламанку. После краткой беседы, в ходе которой писатель горько жаловался на окружающую его обстановку, Унамуно передал Броудеру свое письмо для оглашения его в печати. Броудер взялся это сделать, но так и не довез письмо до места назначения. Однако самый факт существования письма был зафиксирован в протоколах конгресса.
Таков этот предсмертный эпизод трагической жизни великого писателя и великого испанца. «Нам известно его гордое одиночество, приведшее его, как Дон Кихота, к смерти в руках меланхолии,— сказал об Унамуно Антонио Мачадо.— Но все то, что в его творчестве и в его жизни было живым словом, борется вместе с нами». А в написанной за год до смерти Унамуно заметке великий поэт, перечисляя четырех «покровителей Испании», «земли Мигелей», последним назвал Унамуно. Так велико было его уважение к памяти этого патриота и замечательного писателя.

Федор Кельин


<- предыдущая страница следующая ->


Copyright MyCorp © 2024
Конструктор сайтов - uCoz